Павел Беляев
Тихий омут
Он уже перекинул одно копыто на улицу, когда резкий крик его остановил.
– Постой!
Эзеот медленно обернулся и сложил на груди руки, дескать, ну, что ещё?
– А твой Протогор может помочь мне отомстить… за семью?
– Не знаю, – пожал плечами бес. – Я не могу говорить за Протогора. Наверное, как договоришься. Одно могу сказать совершенно точно, это ему по силам.
– Я согласна, – услышала Ия свой голос и невольно вздрогнула, таким жутким он был в тот миг. – Устрой мне встречу с дедером.
Чёрт тепло улыбнулся и снова возвратился в молельню.
Глава 14
Взгляд неотрывно следил за курящейся в углу лампадкой. Дымок принимал самые сказочные и невообразимые очертания. То оборачивался густым облаком, то становился похожим на смешные кошачьи мордочки. Однажды живое воображение Анея вырвало нечто похожее на горбатую саахадскую лошадь – верблюда. Их мальчишке довелось увидеть полторы седмицы назад, когда в Храмовые скалы прибыли паломники из страны песков. Более чудного создания и придумать было сложно. Они так смешно жевали колючки, что не было сил сдерживаться от смеха. А когда одному из них вздумалось плюнуть в кого-то из выпускников, то-то было весело.
Прошло уже семь дней после того, как их едва не размазали привидения старой часовни, но никаких разбирательств пока не последовало. Аней постепенно расслабился, как и все остальные. Кроме, разве что, Ливы. Девчонка всё ходила какая-то мрачная. Ту парочку влюблённых Аней больше не видел.
Мысли почему-то настырно уходили далеко от учёбы, и никак не выходило обратить их в нужное русло. Перед мысленным взором пролетало тёплое лесное озерцо, в котором так любилось купаться с друзьями. Спелая зелень клёнов и елей… И земляника, густо разбросанная в сочной высокой траве.
Здесь, среди серого безмолвия и каменного холода, взгляду порадоваться было не на что. В Храмовых скалах отродясь ничего не росло, словно это место Господь специально создал для самосозерцания и отрешения от мирских сует. И – кто знает? – не от того ль жрецы для своих одежд выбрали зелёный цвет? Чтобы, тоскуя по дому, можно было хоть на минутку увидеть знакомую зелень, пусть даже и неживую, не настоящую.
Перед десятком учеников взад-вперёд расхаживал отец-наставитель Фракья. Поговаривали, что он является наставником рытников, а у обычных послухов ведёт всего несколько лекций. Он уныло и неинтересно рассказывал историю одного пастора из какого-то далёкого края, который из глины создал себе слугу.
– Свои еретические изыскания описал сей недостойный сын Святой Церкви в богомоерзком трактате «Голем». Что в последствии обернулось многими бедами, когда оный трактат попал в руки к чернокнижникам.
«Зачем мне об этом знать?» — подумал Аней, едва не засыпая.
Монах, между тем, продолжал говорить себе под нос, ни к кому конкретному не обращаясь.
– Големы имеют вельми крепкий стан, могучие руки и пустую голову. Креатуры сии могут говорить, сиречь, складывать простые фразы, но даже элементарное мышление им недоступно. На челе начертано колдовское заклинание, дарующие голему извращённое подобие жизни. Нас интересует последнее слово заклинания, которое читается как «ЭМЭТ», что значит «жить». Против голема бесполезны обычные способы воздействия.
«Наконец-то что-то интересное. Неужели не только рытников наставляют, как бороться с чудовищами, но и нас чему-то научат?»
– Он не боится, – бубнил отец-наставитель Фракья, – ни воды, ни жара. Самое прочное и острое оружие лишь затупится о него. Но истине говорю вам, в начале кроется и конец. Если стереть с чела голема первую букву в слове «ЭМЭТ», то получится «МЭТ» – «умирать». И голем обратится во прах.
Скрипнула лёгкая дверь, покрытая святыми символами. В келье показался здоровый лысый монах с маленькими глазками и большим носом. Его рот, по обыкновению, растянулся в широкой улыбке. В общем, мужчина производил впечатление дурачка, но здесь таких было много. Их считали божьими людьми.
– Тебе чего, Шарлей? – тихо произнёс лектор.
Слабоумный медленно вытянул перед собой руку и пальцем показал на Анея. А потом скрючил обе кисти в нескольких непонятных жестах и снова показал на мальчишку.
– Хм, – на миг задумался монах. – Ладно, Аней, ступай с Шарлеем.
Юный послух смерил взглядом детинушку и нервно сглотнул. Юродивый Авоська по сравнению с ним казался птенцом на фоне коршуна. И хотя слободский дурачок ни разу не сделал ничего худого, мальчишка боялся его до дрожи в коленках. Чего уж говорить о здоровом, богатырского покроя Шарлее?
Кто их блаженных знает? Мало ли, что в голову взбредёт.
– Ну-ну, смелей, – поторопил наставник.
Мальчик осторожно выбрался из-за небольшого древнего столика и, понуро опустив голову, поплёлся за юродивым. Всю дорогу страшный божий человек смеялся не пойми чему и хитровато поглядывал на парня, будто знал о нём что-то очень занятное. Или собирался учинить какую-нибудь каверзу.
Стоило Анею подумать об этом, как внутри всё похолодело. Ледяными пальцами страх сдавил глотку и так не отпускал, пока они не оказались перед расписной арочной дверью, инкрустированной по краям золотом. Со святым перечёркнутым кругом в середине.
За ней скрывалось то, где парнишка не чаял появиться хоть раз в жизни – келья святейшего Ерга, архипрелата Храмовых скал. Человека-легенды, истории о чьих благочестивых деяниях передавалось из уст в уста. И, наверняка, после смерти святого отца о нём напишут житие.
Дверь бесшумно отворилась, и мальчишка вошёл. Келья слабо напоминала комнаты простых монахов. Конечно, она так же была внутри скалы, стены испещряли плесень, плющ и оспины, но у дальней стены находился добротный, дающий много тепла, очаг. Вокруг было много свечей, стоявших здесь повсюду: на полу, на подсвечниках, на столе. У стола, нещадно забросанного какими-то свитками, перьями, испачканными кляксами, множеством чернильниц и какими-то вещами, о которых Аней и не слыхивал никогда, стояло два стула. Один находился за столом ближе к стене. Его сидение, спинка и подлокотники были обшиты бархатом. Стул, стоявший напротив, чуть беднее, да и стоял как-то подальше первого, кажется, прибитый ножками к каменному полу кельи. Совсем далеко, в практически неосвещённой части комнаты находилась широкая кровать с балдахином тёмно-зелёного цвета.
За столом сидел Ерг. Голова и руки заметно тряслись, но взор на удивленье оставался острым. Старец тепло улыбнулся и указал на стул перед собой:
– Здравствуй, Аней, присаживайся, – как только эти слова были произнесены, Шарлей расхохотался и вышел вон.
Мальчишка проводил его перепуганным взглядом и повернулся к архипрелату. Анею казалось, он вот-вот провалится под пол. Такого страха и неловкости ему испытывать ещё не доводилось. Ещё бы! Толковать вот так – с глазу на глаз с самим преподобным Ергом… Тут уж было от чего голове пойти кругом.
– Я бы хотел, чтобы до определённого срока предмет нашего разговора не стал достоянием общественности…
Аней торопливо закивал, сам не до конца понимая, на что, собственно, соглашается. Такому человеку, как святой отец, отказать было просто невозможно.
Старик по-доброму прыснул в кулак.
– Я хочу сказать, что ты не должен никому рассказывать, о чём мы с тобой говорили.
Сообразив, чего от него хочет отец-настоятель, мальчишка закивал ещё сильнее.
– Вот и славно, – облегчённо выдохнул Ерг. Можно подумать, он опасался другого ответа. – А дело вот в чём, Аней…
Настоятель сложил ладони в замок и на какое-то время задумался. Его взгляд блуждал по полу исписанным тетрадям, берестяным стаканам с писалами и подсвечникам.
– Гм, все мы, – наконец продолжил святой отец, потирая большие пальцы, – так или иначе, противостоим злу. Каждый несёт свой крест в собственном круге. И неважно приходской ли это игумен или член Священного Синода Храмовых скал. Мы все несём в себе бремя противостояния дедеру, ибо являемся последним рубежом. Не станет нас, и человечество падёт под ударами дедеровой кузнецы.
Мальчик слушал его, не смея шелохнуться. Мало того, что его без всякого предупреждения привели к самому святейшему архипрелату, так того понесло в пространные рассуждения, абсолютно непонятные простому слободскому мальчугану. Нет, разумеется, общий смысл сказанного не понял бы разве что младенец, но вот только к чему это всё? Наверное, учёный муж пытался что-то втолковать помимо произнесённого. И не исключено, что всё это, опять же, можно было изложить куда проще и на порядок понятнее. Но перебивать и переспрашивать Аней даже не решился.
– Уверен, тебе ведомо, что в Храмовых скалах обучаются не только представители, гм, верховного духовенства, но и ещё совершенно специфический род священнослужителей. Гм, в народе их, кажется, называют белыми жрецами. Ну, или чаще – цепными псами Храма. Это те из нас, кого Господь отметил своей дланью, чтобы противостоять злу лицом к лицу. И, в общем-то, немудрено, что силы белых жрецов простираются далеко за рамки обычных человеческих возможностей.
Ерг закряхтел и поднялся. Он тихонько, опираясь на широкую изогнутую трость, подошёл к Анею и положил руку мальчишке на плечо. На сморщенном лице настоятеля мелькнула ласковая улыбка.
– Здесь, в Храмовых скалах, их называют рытниками. С норальского это значит «несущий свет». Они приносят свет даже туда, где тьма укоренилась настолько, что никакими общепринятыми методами не получается её одолеть, – Ерг присел на краешек стола перед Анеем и заглянул ему в глаза. – Рытником суждено стать далеко не каждому. Для этого нужен особенный дар, и в тебе он есть. Догадываешься, откуда я это знаю?
Архипрелат замолчал, наблюдая за реакцией семинариста. Конечно, Аней догадывался. И дурак бы догадался – всё из-за того, что они с друзьями устроили ночью в часовне. Мальчишка покраснел от стыда.
– Гм, Аней, я бы хотел предложить тебе судьбу несколько отличную от той, какую ты представлял, отправляясь сюда. Я хочу, чтобы ты стал рытником. Тебе придётся навсегда забыть о служебном росте при Храме или, быть может, о собственном тихом приходе где-нибудь в небольшой слободке. Но взамен тебе откроется такое, перед чем оказывались лишь избранные.
– Мир нуждается в тебе, Аней. – чуть помолчав, продолжал настоятель Храмовых скал, – В тебе и таких, как ты. В ваших талантах. Я не могу приказывать… или даже просить. Но предложить – непременно. Вряд ли когда-нибудь у тебя появится возможность иметь собственный дом и малых деток. Домашние щи будут для тебя самым изысканным лакомством. Твой враг будет самым страшным врагом, способным существовать под этими небесами. Он будет менять личины, имена… Он постарается стать другом и отвратить тебя с истинного пути. Будет трудно, Аней. И возможно, когда-нибудь, какой-нибудь Безумный рив придёт за твоей головой. Но мир нуждается в тебе. Рытники нужны людям, как никогда ранее.
Преподобный засучил рукава и подошёл к подсвечнику. Дрожащей рукой смёл несколько огарков и заменил новыми свечами.
– На самом деле, я должен жестоко наказать тебя и всех твоих друзей за эту неслыханную дерзость! – неожиданно воскликнул Ерг и ударил кулаком по столу. Аней вздрогнул. – Самое меньшее, я должен выгнать вас всех взашей, но дар белого жреца – штука редкая, разбрасываться грешно. Ради этого я даже готов пощадить всех, кто был в ту ночь под Угрюм-горой. Ступай, Аней. И обещай крепко подумать.
– Обещаю, владыка, – тихо пролепетал мальчишка и чуть не расплакался, сам не понимая от чего.
– Вот и славно, – тепло улыбнулся Ерг.
Дверь тихо отворилась, и в келье очутился Шарлей. Как во сне, Аней последовал его немому приглашению и вышел.
Глава 15
Посреди необъятного снежного поля на расчищенном клочке стылой земли тихонько тлел костерок. Рядом лежала основательная вязанка дров, упрятанная от мороза и сырости в плотный кожаный мешок. Напротив, на пустотелом замшелом стволе сидел мужчина. Он был крепок до того, что в крытом бараньем пуховике напоминал медведя. Непокорная грива иссиня-чёрных волос настырно выбивалась из-под тугой заячьей шапки.
Одной рукой Утопа держал в кулаке тушку вяленого леща, а в другой толстый высветленный кусок пергамента. Щуря глаза от солнца, он пристально рассматривал какие-то чертежи, замеры и понятные одному ему текстовые наброски. Судя по всему, кузнец был очень доволен. Лениво кусая терпкую рыбину, самодовольно ухмылялся и нет-нет да бормотал что-то себе под нос.
Перевернув пергамент, кузнец остался доволен и тем, что содержалось там. Наконец, чертежи были сложены и водворились за пазуху, лещ съеден, а костер засыпан снегом. Снизу к объёмистому заплечному мешку Утопа привязал дрова и единым махом забросил за спину. Поправил шапку и поднял дорожный посох, настолько гладкий, будто руки странников полировали его не одно столетие.
Утопая по колена в хрустящем, недавно выпавшем снегу, мужчина продолжил путь. Солнце нынче висело в зените. От чистого, выпавшего совсем недавно снега слепило глаза. Погодка царила безветренная, хотя стоял небольшой морозец, обещавший ближе к вечеру стать трескучим.
Кругом на многие вёрсты не было ни души. Какой безумец решиться путешествовать зимой?
Внезапно к хрусту шагов кузнеца добавился ещё один. Утопа повернул голову – рядом шёл чёрт. Маленькие, больше похожие на две набитые шишки, рога противно поблескивали на полуденном солнце. Тонкие губы существа складывались в некоторое подобие улыбки.
– Везде тебя ищу, – прорычал Утопа.
– Здравствуй, Кузнец, – осклабился чёрт. – Ты готов?
– Давно готов. Веди к Протогору.
…На неровном, кое-где бугристом снеге вдоль слегка припорошенной цепочки широких человеческих следов вдруг ни с того ни с сего возникала цепь следов поменьше, напоминавших копыта, но гораздо больших, нежили можно было встретить у домашнего скота. А опытный следопыт добавил бы к тому, что принадлежали они существу, передвигающемуся на двух конечностях.
Спустя полтора десятка шагов, следы резко обрывались.
* * *
Редкий подлесок уныло тянулся вдоль мглистой дороги. Вот уже половину дня ему не было ни конца, ни края. Кузьмич упрямо пытался втолковать Будиладу, что ещё вот-вот и появится равнина, а там и до Капища рукой подать. Но подлесок, похоже, не знал, что скоро должен закончиться и всё тянулся неровный щетинистым покрывалом.
Лазутчик угрюмо смотрел вперёд и молчал. Как никогда в жизни, ему хотелось заткнуть словоохотливого возницу, но приходилось сдерживаться. Всё-таки он единственный в лихоборских предместьях, кто согласился довезти беглеца до Капища. Остальные почесывали затылки и разводили руками, мол, к вечеру снегопад – по всему видать – а в такую погоду немудрено и застрять где-нибудь в лесу на всю ночь, а то и дольше.
Старенькие сани тихо скрипели под усталый храп дохожей кобылы. От беспрерывной качки дико клонило в сон, но спать было нельзя. Знаем мы эту голытьбу – полустоличных смердов. Такой топором зарубит и как звать не спросит. Не побоялся ведь ни снегопада, ни разбойников, кои ныне шныряют чуть не у каждой дороги. С таким только зазевайся.
К вечеру докучливый подлесок постепенно стал редеть. С каждой новой саженью деревья росли всё дальше и дальше друг от друга, плавно переходя в неровное холмистое поле. Его пределы уходили столь далеко, что казалось, будто снежное покрывало прикасалось к небесному своду.
Почти у самой границы между лесом и долом Кузьмич остановил кобылу.
– Приехали, – мрачно обронил угрюмый бородач и, переложив вожжи в левую руку, полез правой под козлы.
– Ты что, белены объелся? – рассвирепел Будилад. Сонливость тут же куда-то пропала. Воин в личине врага подскочил и схватил мужика за воротник. – Было же уговорено, прямо до Капища!
Возница спокойно – видимо не впервой – выудил из-под козел топор и замахнулся.
– А-ну, пусти! Живо!
Будилад заколебался, серьёзно размышляя, а не затряхнуть ли обнаглевшего смерда? Ишь, чего выдумал! Но пересилив себя, он выпустил воротник и на шаг отступил.
– Побойся бога! – давясь от гнева прохрипел он. Лесорубы-лесорубами, но время дорого. Пристукнуть бы его быстренько и уложить под ёлочкой. А лошадка с санями, поди, ещё не раз пригодилась бы. – Где ж стыд-то твой? Сейчас ты быстренько цокнешь на свою клячу, и мы продолжим путь. Когда доберёмся до Капища, распрощаемся к едрене-матери. Как и договорились.
– Нет, боярин, не пойдёт, – бестолковому дровосеку явно было невдомёк, что с этим рыжим незнакомцем со взглядом мертвеца лучше не шутить. – Про уговор я помню, но мы не сговаривались, что приведёшь ты меня прямо к чёрту в логово. Так что, слазь-ка подобру-поздорову и ступай своей дорогой.
– Я привёл? – от удивления лазутчик даже на какое-то время забыл про ярость. – Кто из нас, вообще, проводником снаряжался? Где ты тут чёрта увидал? Быстро лезь в сани и заткни хайло!
– По всему, мы давно бы добрались до места. Давно, мил человек, – мрачный Кузьмич буравил нанимателя бесцветными глазами. Он не боялся, не допускал и на мгновение той мысли, что крепкий незнакомец может оказаться и воином дружинным, и, в общем-то, самим чёртом. Но, в таком случае, почему отказывался продолжить путь, было не вполне ясно. – Я никак не мог понять, кто же нас водит. Ежели леший, так то ж оно ведь одно, а коли же чёрт лукавый, тогда совсем иное…
– И как ты понял, что это чёрт? – терпение Будилада трещало по швам. Он чувствовал, как внутри закипает животная ярость. Ещё мгновение, и лазутчик голыми руками разорвёт этого невежду.
– А так, боярин. Леший водит просто так и всё больше норовит в чащу уволочь, а тут вишь ты всё по каким-то задворкам мотает, ни туда и ни сюда – как по черте какой. А на небо глянь!
Лазутчик поднял голову – небо, как небо.
– Сплошняком затянуло, а снега нет. Ветер усиливается, вон, глянь, позёмка как спешит. Нет, братец, не поеду я дальше, не желают нас в той стороне… А может, оно и к лучшему. Ты себе там знай, как хочешь, а я обратно возвертаться буду. Оно, знаешь, бережённого бог бережёт.
Будилад сжал кулаки – убить мерзавца. Взять и задавить, как собаку.
Ветер действительно усиливался. Позади на ветвях монотонно трещали сороки и вороньё. Внезапно кобыла поднялась на дыбы и рванула так, что оба мужа покатились с саней.
Лазутчик воткнулся головой в сугроб. Пришлось потратить некоторое время, чтобы выбраться из-под сырого тяжёлого снега. Когда муж выпрямился, первым, что он увидел, оказались перевёрнутые сани, непостижимым образом до половины врытые в снег. И обезумевшая от страха кобыла, которая хрипела и жутко ржала, пытаясь сорваться с уздечки. Недалеко под высокой пушистой елью, свернувшись калачиком и обхватив руками голову, выл Кузьмич.
– Ты хороший лазутчик, – раздалось справа. – Нелегко было найти.
Будилад медленно обернулся. Перед ним стоял высокий тип, которому далеко не низкий родович, что называется, дышал в подмышку. Он постоянно переминался на тощих ногах так, как будто ему было трудно просто стоять на месте. Затянутые в белые перчатки ладони держал перед собой замком. Серый долгополый кафтан был застёгнут по самый воротник, из-под которого выглядывал красный вязаный шарф, скрывавший половину лица. На глаза была надвинута соломенная шляпа.
– Не узнаёшь?
– Не то, чтобы… догадываюсь. Чего тебе надо?
– Ну, для начала, мог бы поблагодарить, – хмыкнул незваный. – Если бы не я, сидеть бы тебе сейчас под чутким надзором родовских спекулаторов. И холодная водица капелька за капелькой подтачивала бы тебе темечко.
– Сдаётся, помогал ты мне не по доброте душевной, – просипел воин и не узнал собственного голоса. Он всегда умел держать себя в руках, всегда. Грош цена тому лазутчику, кой бледнеет, как красна девица. А вот перед нечистым трусил, самым постыдным образом.
– Будилад, мы ведь не враги, – весело молвил незнакомец.
Лазутчик молчал. Спорить с нечистым было как-то боязно, да и какой смысл? Убивать сразу не стал, значит что-то надо.
– Слух прошёл, будто искал меня кто-то помимо князей… – тихо молвил человек.
– Всё верно, это был я.
– Ну?
– Что, ну? – усмехнулся незнакомец в соломенной шляпе. – У тебя товар, у меня купец. Если бы ты не бегал от меня, как заяц, давно бы уже всё сладили.
– Не хочу, – коротко бросил лазутчик и повернулся спиной к нему. Конечно, родович боялся, а кто бы не испугался? Но пришелец мог сделать с ним всё, что угодно, и ему для этого совсем не обязательно было бить в спину. К тому же, лукавому удалось застать его врасплох. Так что лишняя суета может только навредить.
Кузьмич притих под сосной и пытался достать ногой топор. Никак не получалось. Бросив это глупое занятие, он попытался незаметно проползти несколько саженей и снова замер.
Будилад подобрал топор и ногтем проверил заточку. Острый, как сабля. Таким и впрямь нехитро кого-нибудь прибить.
Некто с красным шарфом на лице стоял на прежнем месте, сложив руки перед собой.
– Ну, полно те. Мы же не враги, человече. Убери топор.
Будилад положил его обухом на плечо и улыбнулся исключительно паскудно. Первый страх проходил, да и нынешний облик существа наводил на мысль, что при определённой сноровке его можно взять обычным человеческим оружием. Впрочем, не исключено, что бесы нарочито принимали такой вид, чтобы вводить в заблуждение неискушённых. Интересно, как поступили бы на его месте ривы?
– Ты прав, нас можно достать простой и честной сталью, – медленно произнесло существо. – Ты сам видел это, когда бежал из родовских погребов. Но не тешь себя надеждой, что твоего воинского умения хватит, чтобы вот так, с наскока, лицом к лицу одолеть меня. Тем более, как ни крути, но ты слаб. Тебя ослабила дорога, нервное потрясение и… любовь. Ты не можешь считаться достойным противником даже такому вурдалаку, как ты. Насколько я знаю, вашему богу самоубийцы неугодны, – пространно заметил лукавый.
– Чего ты хочешь?
– Помочь исправить твои ошибки, только и всего. Ты столько всего наворотил за последнее время, Будилад, что даже мы диву давались. Если коротко, то нам нужны документы, которые ты выкрал в Мирограде, а потом уже дома – в Родове.
Лазутчик выругался. Чёрт тепло улыбнулся в ответ одними глазами.
– Нас забавляет ваша исконно человеческая привычка – перебивать, – существо по-прежнему переминалось с ноги на ногу. Лютый ветер трепал полы его кафтана. Руки незнакомец держал за спиной, как последний арагузский франт. – Не дослушав фразу до конца, вы обрываете собеседника фактически на полуслове, в корне извращая весь смысл сказанного.
– Я тебя не перебивал.
– Ты перебил меня только что, – весело заметил незнакомец. – Ты не дослушал, но уже составил своё мнение. Решил, что знаешь всё, что я могу сказать.
Франт замолчал. Он долго смотрел человеку в глаза, пока тот не отвёл взор. По всей видимости, ему доставляло удовольствие ставить людей в неловкое положение.
Тем временем вокруг собеседников разразился настоящий буран. Именно вокруг, потому что двух крепких фигур, стоявших друг напротив друга, он не касался. Чудовищным облаком всюду вились снега. Они ткали плотную непроглядную стену, чтобы ничей любопытный взор не смог проникнуть в тайну сверхъестественной аудиенции. Чтобы ни полслова не ушло дальше черты лихоборского подлеска и широкого поля ничейной земли.
Обезумевший от страха Кузьмич воспользовался бурей, чтобы скрыться. Его нимало не заботило, что в такую погоду немудрено заблудиться и замёрзнуть. Или забрести в такие места, где не бывал ещё, и поди потом, выберись. Или, того хуже, нечаянно проскочить в невидимую дверь или дупло, оказавшись прямо в месте обитания всех чертей.
Кузьмич не думал об этом. Просто нужно было скорее уходить. Не можно порядочному человеку находиться в одном месте с нечистым, никак не можно.
– Я ведь не человек, – меланхолически заметил франт в кафтане, – у меня нет привычки хватать, что плохо лежит, или отбирать у кого-то что-то только потому, что бедняга оказался слабее, а мне выдалась определённая нужда. Мы всегда заключаем договор. Купчею, если хочешь. Ты мне, а я тебе. Взаимная выгода. Мои условия таковы: ты отдаешь мне компромат на Соту. А я, в свою очередь, помогаю Злате Ярополковне бежать из застенков. По-моему, обмен более чем равноценен. Готов спорить, ты уже думал обменять её на таинственные грамоты. Я предлагаю выход.
– Как я могу быть уверен, что ты не обманешь? – угрюмо молвил Будилад.
Франт расхохотался.
– Во мне ты можешь быть уверен гораздо больше, чем в людях. Это вам свойственно предавать, не моргнув и глазом. Мы не обманываем, хоть раз помогшего нам. Нам и так неоткуда ждать помощи, вы слишком ценны, чтобы менять вас на какие-то там пергаменты. Поверь мне, Будилад, мне гораздо важнее, чтобы ты остался доволен нашей сделкой, чем надуть тебя.
– Рассчитываешь, что помогу снова?
– А как же? Мы могли бы быть друг другу очень полезны. О нас ходят разные слухи, но в одном они правы – мы обладаем огромным могуществом. И с теми, кто нам помогает, мы очень щедры.
– О вас? Кто же вы?
Незнакомец ответил. В голосе зазвенел металл.
– Я есть князь мира сего, имя мне Легион.
Соблазн был велик. Ладно пел нечистый, ох, и ладно. Хотелось верить. И ведь где-то очень глубоко в душе верилось. Видимо, вера в чудо искоренится только вместе с самим человеком.
Будилад чуть было не ляпнул, что согласен, но в памяти вдруг возникло хмурое лицо Добронрава. Его хриплый голос произнёс: «С чертями не связывайся». Неужели знал что-то? Или только догадывался? Но тогда почему не предупредил напрямую? Может, сомневался?
А бес продолжал.
– Ты представляешь себе, что нынче приходится переживать Злате? Пресветлая княгиня в душном подземелье, среди вонючей плесени и крыс, вдали от сына. Ест дрянь, до ветру ходит в ближайший угол. Если повезёт. Её нужно забрать оттуда, как можно скорее. Я всё устрою, не останется ни одного следа, никто и никогда не сможет найти твою женщину. Переждёт, соберёт войско из верных людей, и легитимная власть в Мирограде будет восстановлена. Пресветлая княгиня снова воссядет на престол.
Нельзя его слушать, нельзя связываться. С нечистым всегда найдутся скрытые подводные камни. С таким только договорись, всю жизнь потом руки заламывать будешь. Себя проклянёшь. Нет. Ладно, если что-то случится с самим Будиладом, а если со Златой? Нет. Соглашаться нельзя. Ни при каких обстоятельствах.
– Но вы никогда больше не увидитесь, – закончил чёрт.
Лазутчика точно мешком огрели. Он вздрогнул и медленно навалился спиной на карий ствол сосны.
– Если вдруг у вас появится возможность увидеть друг друга, ты должен сделать всё, чтобы этого не произошло, – в ответ на полубезумный взгляд Будилада он развёл руки в стороны. – Это не я придумал, закон Горнего. Если где-то прибыло, где-то обязательно должно убыть. Нельзя менять один элемент постройки, не изменив её целиком. И если мы сами не уравновесим причинённое изменение, за нас это сделает сущее. И тогда можно только гадать, чем всё обернётся.
Нет. Определённо, с чертями нельзя связываться.
– Зачем тебе моё согласие? – внезапно спросил воин в личине врага. – Ты ведь можешь заставить меня отдать тебе эти документы. В конце концов, отобрать силой. Мне ведь с тобой действительно не справиться.
– Мне кажется, я уже говорил тебе… – впервые за всё время разговора чёрт сошёл с места и заходил кругами. Он гордо вышагивал, по-прежнему заложив руки за спину. – Свободное волеизъявление куда ценнее каких-то идиотских принуждений. Я действительно могу взять сам всё, что пожелаю. Но мне нужен если не друг, то верный союзник. Зачем мне обижать тебя, если возможно, когда-нибудь мне вновь понадобится твоя помощь?
– Придёшь и снова отберёшь, заставишь, одурманишь…
Чёрт покачал головой.
– Наверное, вам – людям действительно не понять, что сохранить добрые отношения куда дальновиднее, чем в который раз ополчить против себя мир. Довольно. Я предложил тебе самый разумный выход в сложившейся ситуации. Твой ответ?
– Нет.
– Дурак, – безразлично заметил франт и пропал.
Будилада трясло. В голове стоял невероятный гвалт самых противоречивых мыслей. Какая-то его часть яростно протестовала против этого решения. Может, незнакомец прав? Может, действительно дурак? Что если это на самом деле был единственно возможный выход? Пресловутое меньшее зло.
Лазутчик сполз спиной по стволу и уселся в сугробе. Рукой он загрёб пригоршню снега и растёр им лицо. Закрыл глаза.
Буря улеглась. Ни шатко, ни валко распогодилось. Прояснилось небо, мелкой крупой высыпали мерцающие светила. Ночь облила землю мертвецким серебром. Крепчал мороз.
Откуда-то раздалось тихое ржание. Будилад вздрогнул – не может быть! Не такой уж и бесполезной оказалась его встреча с лукавым.
Бедная кобыла Кузьмича лежала на боку, запорошенная снегом. Временами она пыталась поднять голову, ржала и снова падала. Перевёрнутая телега не позволила ей уйти, когда началась буря, и скотина оказалась в чудовищной ловушке.
Будилад освободил животное из-под снежного гнёта и, одеревеневшими пальцами, отстегнул хомут. Обрадованная лошадь мигом подскочила и принялась гарцевать. Снежные брызги, летевшие из-под копыт, напоминали серебро.
– Серебряное копытце, – подумалось мужу.
Прыгнув кобыле на спину, лазутчик обхватил её за шею и послал лёгкой рысью. Он не сомневался, что больше чёрт не станет водить его, следовательно, к утру он будет уже на Капище. Конечно, если бес изначально не поставил его на ту же тропу, по которой они с Кузьмичом сюда забрались.
Очень долго тянулось поле, без конца и без края. Будилад обязательно бы заблудился, если бы не сказочно-ясное небо и семь ярких звёздочек, как бы жмущихся друг к другу, которые он с самого начала выбрал ориентиром. Мужчина не помнил, как называется это созвездие, но зато почему-то отлично помнил, что именно оттуда на землю попадают маньяки – огромные пылающие небесные камни. Шла молва, будто бы эти камни обладали чем-то вроде разума. Небылица вроде бы, но родович однажды лично видел, как один маньяк начисто разорил полтора городских конца. Сравнял, можно сказать, с землёй.
Погода стояла безветренная, но мороз смог запустить свои руки даже сквозь плотный овчинный полушубок и огромную бесформенную заячью шапку. Её лазутчик приобрёл впопыхах и потому, головной убор то и дело сползал на глаза.
Лошадь устало храпела, но покорно несла седока.
* * *
Будилад стоял, щуря глаза, и смотрел на высокий частокол ривского острога. Мост был поднят, и ров грозно щетинился остро заточенными брёвнами. Перед ним стояли две огромные фигуры чёрной рыси, приготовившейся к прыжку. Когда мост опускался, то оказывался аккурат между ними. Изваяния были вытесаны из цельного бревна, размеры которого поражали воображение. Дереву, из которого были выструганы рыси, скорее всего, насчитывалась ни одна тысяча лет.
