Павел Беляев
Крылья нетопыря. Часть I. Сон разума
Глава 8
Десять исторгателей душ со своими жезлами осторожно брели вдоль узких улочек храмовых предместий. Со всех сторон на них глядели пустыми глазницами окон разрушенные и полуобугленные дома. Несколько раз они чуть не нарвались на патруль конструтов или, как их успели прозвать храмовники, механикусов. Справедливо рассудив, что пусть с этими порождениями дедера разбираются рытники, исторгатели огибали конструкты по широкой дуге и искали противника попроще – у кого всё-таки была душа.
С летучими змеями в небе было покончено, и большинство цепных псов Храма высыпало на улицы. Встречаясь с кем-нибудь из них, исторгатели сообщали, где в последний раз видели механикусов, и шли дальше. Некоторых чудовищ тоже обходили стороной, поскольку бестии не имели души тоже. По иным же храмовники щедро проходились жезлами. Каждый исторгатель душ пользовался заученным с самых ранних лет своего ученичества «Перечнем существ расы нечеловеческой, сиречь греховной, наделённых душой или зачатками оной».
У старой часовни под Угрюм-горой отряд нарвался на засаду дивиих людей. Одноглазые разбойники прекрасно знали, чем им грозило даже беглое касание золотистого жезла, но несмотря на это, лиходеи под бранный гвалт разом навалились на храмовников. Шестеро нелюдей тут же упали на камни, следом ещё десять. Боевое искусство исторгателей чем-то едва уловимо напоминало работу копейщиков в каком-нибудь Лихоборе или Велеславле.
Пока самые лихие и отвязные отвлекали внимание храмовников на себя, остальные принялись обстреливать исторгателей из коротких луков. Десяток воинов Храма поредел очень быстро. Некоторых уложили врукопашную разбойники с прямыми родовскими саблями.
Остальные дивии люди с ликующими криками взвалили на руки смельчаков, победивших в лобовом столкновении исторгателей и понесли куда-то так, словно самое меньшее – они выиграли войну.
Над Храмовыми скалами низко стелился зловонный дым. Там и сям горели пожары, хотя, казалось бы, чему тут гореть, когда кругом одни голые камни? Шестилапые крабы, на спинах которых сидели хищные, жадные до человеческой крови водоросли, огромными клешнями расчищали дорогу. Следом по дубовым брёвнам чуды катили осадные машины, которым храмовники отбили колёса. За ними неспешно волочились те, у коих колёса ещё остались. Верхом на передвижных башнях с самой отборной руганью сидели дивии люди. Они гоготали на всю улицу и разбрасывали во все стороны зажжённые факелы, стрелы и бутылки с маслом, из которых торчали горящие пакли.
Миновав руины детинца, чуды принялись быстро разворачивать машины и пристреливать их по главному храму. Дивии люди рассыпались по улицам и придались грабежу и разорению. Одноглазые разбойники искали всюду молоденьких монахинь, но женщины все давно попрятались или погибли, поэтому вошедшим в раж лиходеям вполне уже годились и монахи, которых удавалось изловить.
Всюду бродили чудовища. Для них наступил великий пир. Будучи в большинстве своём падальщиками, бестии жадно набивали брюхо останками как храмовников, так и собственных сородичей.
Кое-где служители Храма ещё пытались стоять насмерть. То тут, то там, сбившись в кучу, стоя спина к спине, они отчаянно отбивались от наседающих со всех сторон тварей. Вооружены были кто чем: от простых кухонных половников до великолепных лихоборских мечей из чёрного булата. Монахи сражались отчаянно, никто не думал о себе. Каждый стремился к смерти, но при этом унести с собой на тот свет как можно большее количество врагов. Ибо что может быть почётнее, чем умереть, отстаивая сам Великий Храм?
Кое-где на улочках мелькали белые всполохи. Это рытники, разобравшись с летучими змеями, сосредоточились на неуязвимых для всех остальных конструктах. Механические доспехи пёрли на храмовников, невозмутимо орудуя двуручными мечами, обоюдоострыми глефами и узколезвыми алебардами. Механикусы не уставали, они шли и дрались в едином темпе, как заведённые.
Рытникам приходилось то и дело горохом рассыпаться по сторонам, и, выбиваясь из сил, жечь конструкты белыми лучами до той поры, пока калёная сталь их доспехов и механизма не обращалась в жидкость. Только в таком состоянии доспехи уже не могли собраться вновь.
Дело осложнялось ещё и тем, что механикусы не чувствовали боли. Их сил хватало, чтобы идти вперёд, даже если тебе в грудь методично бьёт белый луч, а сам ты плавишься заживо. Если слово «заживо» вообще было применимо к конструктам. Идти вперёд и при этом бить почти без промаха.
Летучие змеи порядком измотали рытников, их сил бы уже не хватило, чтобы расстрелять доспехи лучами издалека. Поэтому храмовникам приходилось держаться к своим целям ближе.
Некоторые цепные псы Храма разобрались, что если ударить в конструкт под определённым углом, то он разлетается на части. И пока эти части снова собираются в единый механизм, с ними гораздо проще расправиться. И их разбивали и плавили. Раскалённый добела металл тёк по брусчатке и медленно остывал, превращаясь в тротуары.
Но, несмотря ни на что, нет-нет да конструкту удавалось полоснуть железом кого-нибудь из рытников. Раненые, уставшие, они из последних сил пытались сражаться, причём иногда успевая прикрывать спины своим братьям других церковных специальностей, что плечом к плечу сейчас стояли за Храм.
Основные силы и людей, и чудовищ стягивались сейчас к главному храму. Основные, но не все. Мелкие стычки и средних размеров сражения разыгрывались на всей многоверстовой протяжённости горного хребта, называемого Храмовые скалы. На каменистых отлогих берегах среди трупов как людей, так и чудовищ, храмовники бились насмерть с водяными и болотниками. Зеленокожие, покрытые белыми волдырями и гусиной кожей, они чем-то едва уловимо напоминали людей. У каждого меж пальцев пролегала тонкая перепонка, а из копчика рос длинный подвижный хвост, заканчивающийся рыбьим плавником.
Рядом на обломках плотов, раздавленных драккарами и галерами, на самих морских посудинах и прямо в океане на узких лодках священнослужители бились с морскими тварями. Храмовники дрались короткими мечами гладиусами, оставшимися современным людям от далёких предков, даже имена которых были сокрыты во мраке веков. Местами помятые, но всё ещё острые бронзовые жала клинков легко погружались в плоть морских тварей, рубили им головы и плавники. Несколько человек управлялось с простыми гарпунами, как на рыбалке. И надо сказать, управлялось отлично. Пучина пенилась от брызг и крови.
Чуть дальше от берега, на самых подступах к предместьям, с походными носилками сновали туда-сюда семинаристы-первокругники. Они отыскивали живых в свалке изуродованных тел и временно переносили их в едва уцелевшие домишки храмовой черни. А там, неведомо как выжившие, молодые монахини наскоро оказывали первую помощь. Всего пять монахинь, но работали они сейчас за десятерых каждая.
Когда дивии люди грабили и убивали здесь всех без разбора, им удалось укрыться под грудами изуродованных тел. И отыскать кого-то живого в той свалке было бы поистине трудной задачей даже для одноглазых и одноногих разбойников. Двух девушек удалось отбить самим монахам.
Когда дивии люди растянули их на земле и сорвали рясу, священники напали сзади. Нескольких уложили сразу. Потом началась драка. Выжило всего трое монахов. Израненные и усталые, они едва держались на ногах. Но именно они стали первыми, кто начал искать живых среди груд мёртвых тел и изуродованных конечностей.
В северном пределе Храма битва только начинала разгораться. Здесь чудовища начали прорыв позже всех, и у святых братьев было некоторое время подготовиться и дать отпор.
Из мешков с песком они соорудили невысокие валы, за которыми засели семинаристы с самострелами и луками. Случайных людей среди них не было – все из баронских, либо охотницких семей из Бараа-Тору или Сатхаир Арда. По флангам встали священники с красными щитами, похожими на семечку подсолнечника. Тут же за щитами приготовились копейщики. Эти были настоящие воины из младшей дружины Мирограда – они прибыли в Храмовые скалы, чтобы приложиться святым мощам праведников и помолиться в уединении. Чуть поодаль в центре ждали своей очереди наёмники – люди без Родины, что ходили из города в город, продавая свой меч и свою удачу.
Первую волну чудовищ встретил густой залп из стрел и бельтов. Сделав всего несколько шагов по суше, монстры тотчас падали и больше не вставали. Но следом тянулись всё новые полчища. Они бестрепетно переступали через своих павших сородичей и шли дальше.
На баррикадах командовал десятник копейщиков. Он зорко следил, чтобы две линии стрелков вовремя сменяли друг друга, и пока одни давали залп, вторые заряжались. Учитывая, что времени для натяжения тетивы самострела требовалось больше, чем просто наложить стрелу на гуслу лука, стреляли в порядке – два залпа из луков, один из самострелов. И снова.
В распоряжении защитников Храма стрел и бельтов насчитывалось всего-ничего. Но даже благодаря им на берегу остался целый вал из мёртвых отвратительных туш.
Когда стрелы закончились, десятник скомандовал отступление. Щиты тут же сомкнулись вокруг лучников с наёмниками, и небольшой отряд начал медленно пятиться к предместьям.
Отнюдь не блещущие умом твари, тем не менее, стали заходить с тыла и брать отряд в кольцо.
Щитоносцы встали кругом. Продвигаться они никуда уже не могли, оказавшись прямо в центре бушующего моря чудовищ. Ужасные лисицы в два человеческих роста и с семью хвостами первыми бросились в атаку и напоролись на копья. Мохнатые пауки со скорпионьими жалами бросались прямо на пики, но прежде чем умереть, успевали ударить за стену щитов своим жалом.
Кому-то из наёмников удавалось срубить стремительно свистящую смерть, но нескольких ядовитые жала ударили прямо в голову. И не помогли клёпаные шлемы-шишаки.
Омерзительные богинки, похожие на женщин, но нагие с огромными головами, отвисшими грудями и большими животами кидались воинам под ноги и норовили поймать кого-нибудь непропорционально длинной многосуставчатой рукой. Их рубили наёмники и топтали стрелки.
Туда, куда не могли прорваться богинки, легко добирались тонкие и юркие волосни. Похожие на червей или гусениц, юркие, волосатые, в три руки толщиной, они проскальзывали в щель между сужающимися концами щитов и обвивались вокруг ног людей. Люди падали. С волоснями приходилось справляться, в основном, стрелкам при помощи засапожных ножей.
Наёмники отбивались от тех, кто лез сверху, миновав копья и щиты. Худые и низкорослые человечки, покрытые не то шерстью, не то колючками – караконджалы. Они ловко прыгали с копья на край щита и оставались там, точно невесомые. И так же просто им отрубались руки и головы. Тут же, прямо по спинам остальных, карабкались чёрные, как ночь, с телами огромной собаки и головой лошади, стрыгари. Их чудовищные пасти с тонкими острыми зубами клацали едва ли не над самым ухом. Стройные рыжевласые кадильницы громили щиты каменными плетьми.
Мохнатые, лысые, большие и маленькие, двуногие и многолапые создания не щадя живота своего лезли на вожделенную живую добычу.
Строй щитов, наконец, дал слабину, и неотвратимой лавиной чудовища рванули в брешь и смяли последнее сопротивление людей.
Остальные с истошным рёвом пробирались вглубь Храмового острова. К центру, прямиком туда, где грозно взымался семью башнями главный храм.
Внезапно раздался бой набата. Он командовал отступление. Всем до единого служителям Храмовых скал надлежало немедленно прорываться к запасным кавернам, которые всё время битвы уже скрывали в себе тех, кто не мог держать оружие. Всем, даже рытникам.
Сбитые с толку храмовники начали отступление. Удивлённо оглядываясь, они видели, как толпы чудовищ, чудов, дивиих людей пядь за пядью отвоёвывают и оскверняют святую землю, а им командуют отступление. Но воле Синода противиться глупо, ибо их действия продиктованы самим Господом.
Видя, как враг отступает, дивии люди дружно заорали и погнали храмовников ещё быстрее. Они развлекались, убивая одного за другим и оскверняя трупы. Ни один пергамент не выдержал бы описания, что творили эти существа с телами убитых священнослужителей.
Чуды продолжали осаждать главный храм по всем правилам военного искусства. Со звериным упорством они перетаскивали землю от детинца к храму, сооружая валы и укрепления. По периметру всех башен были устроены волчьи ямы и осадные ежи из отёсанных заострённых брёвен.
Сюда же со всех сторон тянулось всё разношёрстное воинство чудовищ. Шли все, включая даже раненых. Твари хромали, подволакивали за собой полуотрубленные конечности и истошно ревели. Скоро на главной площади было уже не протолкнуться.
В какой-то момент парадные двери главного храма распахнулись и изрыгнули из своих недр семерых монахов в заношенных балахонах с островерхими капюшонами рытников.
К этому времени на улицах не осталось больше ни одного живого священнослужителя, кроме этих семерых. Не откладывая в долгий ящик рытники бросились в атаку. И то, что они творили, заставило оцепенеть даже не обременённых умом чудовищ.
Рытники шли врукопашную.
То есть буквально они без всякого оружия с голыми руками врезались в ряды вооружённых самыми ужасными конечностями тварей и заработали во все стороны кулаками. Рытники шли вперёд, оставляя за собой просеку из мёртвых. Они разрывали надвое монстров, похожих на бревно с огромной пастью. Они точно чувствовали или знали, когда и как будет нанесён удар. Цепные псы Храмовых скал невероятно ловко уворачивались от летящих в них исполинских жал и клешней. Им даже не обязательно было видеть, что происходит, чтобы реагировать своевременно.
Каждый из этих семерых был способен не глядя, как бы между делом, поймать у самого уха стрелу, пущенную кем-нибудь из дивиих людей. И тут же вонзить эту же стрелу в глаз первому попавшемуся чудовищу.
На них нападали с саблями сзади, а они круто поворачивались в самый последний момент и подставляли под удар того, кто пытался убить их спереди. Изворачиваясь самым немыслимым образом, рытники умудрялись убивать врагов их же руками.
Не забывали эти чудо-воины и про магию. Белые лучи уже не раз показали себя сегодня с лучшей стороны. Поэтому только кто-то из рытников расправился с очередным безымянным монстром, оторвав ему жало, клешню или острый, как бритва, плавник, только огрел этим оружием кого-то рядом, как тут же из его ладони вырывался густой пучок света, который обращал пеплом каждого, кто окажется у него на пути.
Если у кого-то из рытников вдруг выдавалась пара свободных мгновений, он непременно складывал руки у груди в жесте молящегося, а потом резко разводил их в сторону. Меж ладонями возникала яркая белая шаровая молния, которая тотчас срывалась с места и разносила в кровавые ошмётки сразу нескольких существ.
И всё вместе: рукопашная, боевое искусство рытников, их магия – сплеталось в невообразимый танец света и мрака, который грозил смертью всякому, кто оказался бы в его водовороте.
Если бы кто-то из людей вышел сейчас на площадь перед главным храмом, у него бы зарябило в глазах от резкой смены света и тени, мельтешения молний и стремительных пучков света, то и дело взлетавших вверх конечностей и льющейся всюду крови. Он наверняка бы поскользнулся и упал если не от крови, то наступив на ещё тёплые внутренности, бьющиеся в агонии тела или конечности. И уж наверняка его дыхание бы спёрло от нестерпимого тошнотворного запаха, что пропитал собой всё место сражения.
Но рытники были единственными людьми здесь. А их ничего из этого ничуть не трогало.
С нечеловеческой скоростью они вертелись волчками, их тела непостижимо изгибались, а всякие попытки чудовищ и представителей малых народов хоть как-то дотянуться до рытников, пропадали втуне. Псы Храма точно знали наперёд каждое движение, каждое направление и угол атаки. Словно высшие силы отправили в мир семь человек с заранее внушённой им последовательностью действий, а потом бросили бесчисленные легионы оным людям на убой.
Лица рытников пылали яростью, они, как никогда, сейчас жаждали крови. И вместе с тем сражались крайне отрешённо. Воины Храма не всегда даже смотрели на создание, которое спустя мгновение умирало от их руки. Более того, горящий ненавистью взгляд был рассеян, храмовники смотрели, что называется «в никуда». Они не поворачивали головы, если удар приходился сбоку, лишь небрежно переводили его на другое существо, либо блокировали так жёстко, что бестия вполне могла расстаться с жизнью.
Пока рытники расправлялись с чудовищами в первых рядах, чуды и дивии люди тоже не теряли времени. Как только передвижные осадные башни добрались на более-менее приемлемое расстояние, дивии люди начали забрасывать главный храм всем, что могло гореть. В ход пошли стрелы, факелы, камни, обмотанные горящим тряпьём и даже подожжённый символ Храмовых скал – косой крест, заключённый в круг, который одноглазые разбойники сорвали с одной из часовен в предместьях.
Ожили осадные машины чудов, и вот уже в ровной скалистой породе башни главного храма появилась первая вмятина. Тотчас по стене протянулась густая сеть трещин. Ещё несколько каменных ядер, и трещины покрыли весь фасад. Третий залп разнёс стены двух верхних этажей в крошево.
Баллисты и мортиры тут же засыпали образовавшиеся прорехи огромными стрелами и глиняными ядрами с зажигательной жидкостью.
В проёмах замельтешили люди. Мокрыми тряпками и ушатами с водой они пытались справиться с разыгравшимися пожарами. Многие из них тут же пали жертвами следующих залпов.
В окнах и бойницах показались недавно отступившие рытники. Они вновь попытались применить свои смертоносные лучи, но битва вымотала их настолько, что белые вспышки если и достигали цели, то не обращали пеплом всё живое, а лишь обжигали кошмарных тварей. Дивии люди находились слишком далеко, и свет храмовой магии сейчас до них не мог дотянуться. Осознав это, одноглазые разбойники принялись богохульствовать и показывать монахам неприличные знаки. Чудов из-за их машин и вовсе не было видно.
Семеро воинов тем временем одолели насыпной кордон и уверенно шли прямо к осадным механизмам.
Чуды быстро разобрались в происходящем и, бросив всё, бегом бросились к берегу. Под нестройное улюлюканье, дивии люди расстреляли из луков и забросали камнями полдюжины беглецов.
Рытников на своих баррикадах они встретили храбро. Сшиблись с ними грудью и умерли, не уронив оружия.
Между тем трое цепных псов Храма уронили каменные башни одну за другой, чем передавили десятки различных существ.
А потом случилось то, чего уже никто не ожидал. Большинство монстров продолжало слепо переть на своих врагов, бестрепетно погибая от их рук. Но вот некоторые вдруг осознали, что столкнулись с ужасным противником и повернули назад. С диким воем чудовища удирали.
Площадь перед главным храмом стремительно пустела. Часть созданий удирало восвояси, часть быстро уничтожалась рытниками. И Храмовые скалы воспряли духом. Там и сям вновь открывались двери, откуда выбегали немного отдохнувшие мужчины. Большинство из них в руках держало настоящие клинки, и только некоторые были вооружены чем попало, вроде железного штыря Азаря.
Вернулись остальные рытники. С близкого расстояния их лучи прожигали бестий насквозь. Скоро людская армия сама собой организовалась в следующий порядок. Первыми шли семеро, которые принимали на себя основной удар. Точно коса оратая, они укладывали целые шеренги чудовищ – карающий меч церкви во всей своей красе и славе. Следом дрались обычные рытники, их боевое искусство и магия тоже творили чудеса. Хоть уставшие и изрядно потрёпанные, они всё ещё представляли собой грозную силу. Даже воины самых низших ступеней посвящения укладывали одного-двух чудовищ за раз. И замыкали обычные служки, часть из которых, правда, владела боевым исихазмом. Эти – простые священнослужащие – добивали тех, по кому не прошёлся молот цепных псов Храма. Они же прикрывали фланг, правда, в этом уже не было нужды.
Люди уверенно гнали чудовищ прочь.
Последняя битва разыгралась на берегу. Когда отрезанным от океана громоздящимися друг на друга морскими посудинами бестиям ударили в спину. Отчаянно взвыв, чудовища снова бросились в свою последнюю гибельную атаку.
Поддавшись боевому исступлению, славя Господа, священники бросились в бой так же, как до этого бросались дивии люди. Ошалев от крови, они сражались в тот момент так, что позавидовал бы любой ратник от Нефритовой скалы до Михды.
Некоторых монстров рытникам удалось загнать на обломки кораблей и сжечь вместе с вражеским флотом. Остальных, в конце концов, взяли в кольцо и перебили.
Бой был выигран.
Капелланы, дьяки, подьячие, викарии, монахи, схимники, исихасты – словом, все, кто сражался с тварями честным оружием, воздели клинки к небу и закричали. Этот крик ликования громом прокатился над Храмовыми скалами. Люди исступлённо танцевали, как малые дети они показывали трупам неприличные жесты. Кто-то падал на колени и хватался за голову. Кто-то выл, задрав голову к небу.
Пошатываясь, к главному храму возвращались рытники. Они по своему обыкновению оставались молчаливы.
Семеро воинов, переломивших ход битвы, сидели на берегу и печально следили за исполинским пожаром, охватившим некогда грозную флотилию Безумного рива.
