И если бы кто-то, способный удержаться в стороне в подобную бурю, смог бы пробраться на вершины Храмовых скал, беспрестанно атакуемые с воздуха летучими бестиями, ему бы удалось узреть подлинные чудеса.
Он смог бы разглядеть чудовищную тушу летучего змея, с диким рёвом несущуюся прямо к невысокому кряжистому монаху, чьё лицо скрывал широкий островерхий капюшон. И то, как потом крылатый ящер разбивает голову о незримую преграду между ним и человеком. Как этот же священнослужитель мгновенно срывается с места, чтобы подать руку сорвавшемуся товарищу, и с нечеловеческой проворностью спасает его из объятий бездны.
А ниже по полуоткрытым галереям и сводчатым балконам, подпёртым резными каменными колоннами главного храма, густой цепью тянулись огоньки факелов. То спешили вниз дьяки и подьячие, чтобы стать на пути у тварей, идущих к Храму из глубин морских, кои без числа всё ползли и ползли по сырому каменистому берегу. Их атаку прикрывали рытники, что посылали белые лучи смерти, крошащие даже скалы. Камень плавился и дымился в том месте, где убийственный свет прикасался к земле, ревели поражённые чудовища и падали навеки уродливыми зловонными тушами.
Падали один за другим, но из бушующих глубин тут же показывались новые. Ужасные, неведомые доселе ни одному живому бестии, с тремя рядами зубов, с гигантскими плавниками, похожими на крылья, острыми настолько, что могли валить деревья. Рядом шли похожие на брёвна болотного цвета с длинными пастями, способными распахнуться шириной в человеческий рост; уродцы медленно ползли к исполинским каменным постройкам, волоча за собой огромный шипастый хвост. Тут же за ними выползали гигантские крабы, на спинах которых грозно восседали, жаждущие поживы, хищные водоросли. И все шли к одному единственному месту – главному храму.
Воздух над Храмовыми скалами насквозь пропитался тошнотворным зловонием, с коим не мог справиться даже порывистый штормовой ветер. Туман окончательно скрыл Храмовый остров от неусыпного ока небес.
Рив запрокинул голову назад. Хмурое небо бугрилось хищными тёмными облаками. А далеко, где тёмная морская гладь легонько, точно тайком, прикасалась к небесному краю, разгоралась яркая алая полоска, озаряя всё вокруг багрово-оранжевым светом.
Рива трясло. Он чувствовал, как мерзкий холод медленно ползёт от ног к голове, с каждым мгновением заставляя всё дольше замирать сердце. Стало трудно дышать. По щеке прокатилась слеза, но он всё ещё улыбался. Стародум вновь повернулся в сторону рассвета, чтобы напоследок увидеть, как на горизонте разгорается божественное пламя, так непохожее на огни бренного мира.
Со стороны рассвета по морю безмятежно шли две девушки. Невысокие с русыми волосами, они держались за руки и тихонько напевали грустный мотив без слов. Ветер стих не до конца, и временами шумные порывы вздымали огромные волны, но ни один волосок на головах дев не встрепенулся. Белые полотняные рубахи до пят оставались сухими, хотя и волочились по бушующим волнам.
Когда прекрасные дивы добрались до Стародума, он ощутил прикосновение неясного тепла, будто солнце само приблизилось к нему. Одна из сестёр осторожно прикоснулась тонкой ручкой ко лбу рива и тонким мелодическим голосом пропела:
– Идём с нами.
– Я не могу, – выдохнул он. – Я не чувствую ног.
– Можешь, – ответила вторая. – Должен.
Девицы подали ему руки и помогли встать. А потом повели вслед за собой по нестерпимо ревущему морю туда, где последними всполохами догорали утренние сумерки. Рив что-то рассказывал. Девы смеялись.
А над бренными останками Стародума склонились два хмурых чуда.
Когда чудовища рива вторглись на Храмовый остров, Азарь беспокойно спал в своей темнице. И, оказавшись вырванным из бредового забытья, ересиарх не сразу сообразил, что происходит. Некоторое время он просто лежал на спине и, тяжело дыша, прислушивался.
Потом он встал и медленно выглянул в окно. Перед ним Храмовые скалы обращались в руины. Как раз в этот момент чуды окончили сборку осадных машин и при помощи катапульт и механизированных таранов принялись разносить детинец. Баллисты и мортиры били стены домов и различных строений храмового культа, укладывая по несколько человек к ряду. В небе полыхало зарево от магии рытников и огня летучих змеев.
Азарь вцепился в решётку, как в спасительную жердь, и всматривался в разворачивающееся перед ним неслыханное действие. На глаза навернулись слёзы, но ересиарх быстро взял себя в руки. Потом он дерзко взглянул на небо и отпрянул от окна, точно оттолкнув от себя нечто скверное.
– Однако, времени мало, – чуть слышно произнёс Азарь.
Ересиарх вытянул из стены железный штырь и спрятал его за спиной под рубаху. Чтобы он не упал, Азарь подпоясался оторванным рукавом собственной рубахи. Поцеловав шрам на запястье в виде буквы V, он принялся колотить в дверь.
– Эй, вы там! Мне нужно срочно переговорить с преподобным Илией!
Азарь долго колотился в дверь, но в ответ раздавалось только гробовое молчание. И пока ересиарх не заявил, что это его чудовища, которые могут повернуть назад по первому слову Азаря, никто не ответил. Но стоило лишь упомянуть, что простой разговор с преподобным отцом может сохранить многие жизни и ценные сооружения, как пленник тотчас получил ответ, что новый голос Синода преподобный отец Илия будет немедленно об этом извещён.
Потянулись долгие минуты ожидания.
Всё это время Азарь из своего зарешёченного окна наблюдал за столкновением. Из него служители Храмовых скал казались крошечными, будто ненастоящие. Игрушечные люди сходились в бою с такими же игрушечными чудовищами и нелюдью, проливая самую настоящую кровь. Брусчатка под окном ересиарха пенилась и бурлила от неё. В большинстве своём кровь у людей и монстров была одинаковой.
Стены то и дело сотрясались от чудовищных раскатов не то грома, не то взрывов. В такие моменты с потолка сыпалась каменная крошка вперемешку с плесенью.
Несколько раз мимо окна пролетали ядра, пущенные камнемётами. Баллисты сыпали глиняными шарами с зажигательной жидкостью и копьями, издалека больше похожими на стрелу, но способные пробить каменную стену или уложить сразу несколько человек.
Наконец, дверь отворилась, и на пороге возник сухой жилистый монах в сером балахоне рытника. Азарь улыбнулся – он знал, что перед ним точно не рытник. После всего, что натворил внизу рив и иже с ним, самые сильные воины, скорее всего, отправились на передовую – защищать мирных обитателей Храма и саму Святыню. Это было логично и правильно, посему ересиарх не совсем понимал, для кого был устроен этот маскарад? Неужели Илия столь низко оценивал его умственные способности?
– По твоей милости, у преподобного отца нынче дел вдосталь, но он согласен тебя принять – выходи! И если бы он был чуть свободнее, – зло прошипел «рытник», когда Азарь проходил мимо него, – он сам бы пришёл спустить с тебя шкуру…
Их было трое – один пошёл спереди, двое сзади.
Рытники никогда не трогали Азаря, эти же то и дело подталкивали его вперёд и поносили на чём свет, призывая на голову ересиарха все беды этого мира и муки дедеровой кузницы.
Его вели душными коридорами, наполненными сегодня тошнотворным запахом серы. Азарь узнавал эту дорогу, как раз этим путём его провожали в пыточную. Где-то поблизости должна быть развилка в один из коридоров, которой вёл в подземелья к храмовым узникам. Взгляд цепко следил и выискивал мельчайшие риски и выступы в стенах, которые ересиарх взял себе за ориентир. И когда они вышли на развилку, Азарь вдруг сел и выгнул спину горбом. На него налетел один из ряженых, не удержав равновесия, перекатился и полетел вперёд под ноги впереди идущему. Не вставая, ересиарх лягнул третьего в колено. Раздался хруст. Азарь выпрямился, а потом снова резко присел, обрушив на голову первого железный прут. Потом не глядя наотмашь рубанул назад, остерегаясь нападения монаха со сломанным коленом, и, уйдя вправо, прутом отбил руку второго ряженого.
Железяку ересиарх прихватил с собой из кельи, всё это время держал за спиной под одеждой. Чтобы прут не сваливался, ересиарх затянул завязки на портах так туго, как это вообще было возможно.
В месте, куда угодил кулак монаха, пошли трещины.
Не дожидаясь, пока ряженый снова замахнётся, Азарь вонзил ему штырь в челюсть снизу, пробив голову навылет.
А мгновение спустя, точно железный таран, что-то врезалось в его спину и швырнуло вперёд. Перед глазами всё поплыло, а во рту возник привкус крови. Азарь захрипел и слепо, помогая себе левой рукой, отполз на несколько локтей, пока не упёрся в стену. В правой руке, скользя о камни, звенел штырь.
Всё ещё ничего не видя, Азарь изо всех сил ткнул железякой вперёд и почувствовал, как нечто необоримо сильное поймало прут и грянуло Азаря о противоположную стену.
Ересиарх выдохнул, в груди снова заболело.
Зрение постепенно возвращалось.
Узник видел, как к нему бежит разъярённый храмовник, правая нога которого то и дело выгибалась в другую сторону, а подол балахона насквозь пропитался и почернел от крови. Из-за повреждённой ноги «рытник» хромал и едва не падал, но всё равно двигался очень ловко. А силе его позавидовали бы все цирковые силачи Лихобора. Поэтому, когда псевдорытник схватил Азаря за руки, тому показалось, что его зажали огромными тисками.
Чтобы вырваться, ересиарх пнул его в сломанное колено. Храмовник взвыл и повалился набок, но хватку не разжал. Напротив, ряженый всё сильнее стягивал руки.
От недостатка воздуха мутилось в глазах.
Тогда Азарь, не мудрствуя лукаво, вцепился «рытнику» зубами в нос. Тот взвыл сильнее и на миг ослабил хватку. Этого вполне хватило, чтобы ересиарх высвободил руки и со всей силы надавил большими пальцами храмовнику на глаза. Каким бы сильным воином ни был охранник Азаря, но даже его проняло. Схватившись за лицо, он истошно заорал и стал биться в судорогах.
Ересиарх выскользнул, рукой пошарил на полу в поисках штыря, не нашёл и сорвал с себя пояс. Обмотав его вокруг шеи храмовника, Азарь ногами упёрся в его затылок и что есть мочи потянул руками на себя. «Рытник» захрипел и засучил ногами, окровавленными пальцами он пытался дотянуться до узника, но не успел. Лицо отекло и налилось кровью, глаза неестественно вылезли из орбит, храмовник издал последний всхлип и замер.
Азарь вытер пот со лба и откинулся навзничь на стылый сырой пол каменных катакомб. Дышать было всё ещё больно, немилосердно болело в правом боку, а в ушах стоял противный звон.
Переведя дух, Азарь тяжело поднялся и, прижавшись спиной к стене, стал осторожно пробираться вперёд. Двумя руками наготове держал штырь. Скорее всего, все способные сражаться мужчины Храмовых скал сейчас были снаружи – отражали дерзкую атаку Безумного рива, но Азарь поставил на карту слишком много, чтобы попасться на такой мелкой неосторожности.
Храмовые скалы то и дело сотрясали неведомые силы, ересиарх мог только догадываться, какие заклятия и существа заставляли каменные стены ходить ходуном и валиться сверху целыми обломками. Даже в глухих и тёмных коридорах без окон слышался рёв, шум, крики и лязг железа. Грохот рушащихся стен, свист пращей и камнемётов.
Азарь успел пройти несколько пролётов, прежде чем ему встретились храмовники. Пробираясь осторожно, даже задерживая дыхание, он издалека услышал топот бегущих. Ересиарх нырнул в нишу и занёс для удара стержень. Но ему повезло – монахи явно спешили, поэтому пробежали мимо, не заметив его. Ересиарх немного выждал, прежде чем продолжить идти.
Он всё так же жался спиной к холодной склизкой стене, напряжённо вслушиваясь в темноту.
Следующие двое дьячков, коих Азарь повстречал, вынырнули словно из ниоткуда, будто ждали его. Оба были вооружены кривыми тарганскими саблями и одеты в старые затёртые бригантины. Напали оба сразу. Первый выпад Азарь отбил неловко, едва успев защититься. При этом ему пришлось развернуться и встать в неудобную позицию, отчего едва не упал. И тут же на него обрушили град свистящих ударов. Храмовники шли тараном, но в них чувствовалось отсутствие воинской выучки – дьяки действовали неслаженно, толкались и всячески друг другу мешали. И не диво, поскольку, в сущности, в Храмовых скалах были только одни профессиональные воины – рытники. Они исполняли роль охраны, прознатчиков и карающей длани Святой Церкви. Недаром в простонародье их нарекли цепными псами Храма.
Да, были ещё монахи, владеющие боевым исихазмом – старой и изжившей себя духовной практикой, вся суть которой сводилась к достижению выдающейся физической формы посредством дыхательных упражнений и ритмичным чтением особых молитв. Огромный минус исихазма в том, что наделяя адепта превосходной физической мощью и выносливостью, он, тем не менее, никак не влиял на боевые навыки монаха. Поэтому при столкновении исихазма и воинской выучки, верх брала техника.
Тем временем уйдя в резкий кувырок и перекат, Азарь сумел разорвать дистанцию и, наконец, принять удобное для боя положение. Он орудовал железным штырём, словно мечом. В его движениях угадывались уверенные, отточенные с детства приёмы, характерные скорее для ратника средней руки, нежели для простого работяги или, паче того, словоблуда – коими считались все еретики и распространители ложных учений. Поэтому Азарь просто забил своих противников, как скот.
Переодевшись в их рубище, ересиарх вооружился саблей и пошёл дальше.
Коридоры становились всё темнее. От запаха плесени начинало саднить в горле. Иногда Азарь останавливался и вспоминал весь их с Гааталией путь, чтобы ненароком не пропустить поворот или не свернуть слишком рано.
Когда мрак окончательно сгустился, на беглеца вдруг разом навалилось несколько человек. Кто-то принялся выворачивать ему запястье в попытках отобрать оружие. Кто-то скручивал левую руку, принуждая согнуться в три погибели. Кто-то от души напихал ему кулаком под дых и по бокам.
Его скрутили и повели обратно, наверное, снова в келью – дожидаться приговора священного Синода. Когда вышли на свет тусклых каганцев, Азарь смог примерно пересчитать своих врагов – один шёл спереди, видимо главный, который знал дорогу до кельи. Двое держали за руки и не давали разогнуться. Четвёртый шёл справа, приставив холодное лезвие сабли к шее ересиарха. Ещё сзади – двое или трое. Итого около шести-семи храмовников.
Шли молча.
Храмовые скалы по-прежнему сотрясались от дедеровской бури, бушевавшей снаружи. Даже сюда – в глухие пещеры проникал шум сечи и рёв чудовищ. Раздавались взрывы и звуки обрушения стен.
Превозмогая боль, Азарь поднял голову и принялся обшаривать взглядом коридоры. Он щурился, когда сверху сыпалась каменная крошка, но продолжал смотреть. Несколько раз прямо на спину падали небольшие, но не менее ощутимые камни. Тогда Азарь шипел и призывал дедера. Иногда шатало так, что пол едва не уходил из-под ног.
– Убери ножик, зарежешь ненароком! – выпалил ересиарх в один из таких моментов.
– Одной сволочью меньше, – невозмутимо ответил монах и осенил себя священным знамением, – да простит меня Господь.
– Бойтесь народов, чей господь им всё прощает, – проворчал ересиарх и получил под дых.
Дальше шли снова в молчании.
Где-то поблизости прогремел взрыв такой силы, что у ересиарха зазвенело в ушах. Стены и пол заходили ходуном. Улучив момент, Азарь толкнул одного из тех, что держал его руки, на монаха с саблей. Оба повалились. Превозмогая чудовищную боль в левой руке, рискуя вырвать её из плеча и порвать связки, узник нырнул под мышку своему тюремщику и толкнул его назад. Только освободившись, Азарь сорвал со стены каганец и брызнул горящим маслом в тех, что были сзади. Храмовники заорали. Монахи схватились за лица и заметались по коридору.
В то же время ересиарх круто развернулся и хватил каганцем по голове храмовника спереди. Тот упал ничком и затих.
Справа напал монах с саблей. Азарь отбил его выпад тем же каганцем и поймал вооружённую руку. Используя её, как рычаг, ересиарх крутанул монаха вокруг него же по диагональной оси и грянул об пол, а потом добил пяткой в кадык. Ослабевшие пальцы выпустили саблю.
Оставалось трое – те, на кого Азарь вылил кипящее масло. Один из них выл, стоя на коленях. Он по-прежнему держался за лицо руками, по которым текла кровь вперемешку с маслом и гноем. Второй метался из стороны в сторону, пока с размаху не наткнулся лбом на стену и растянулся бездыханным на полу. Третий лежал, притулившись к стене, и тихонько стонал от боли. Всем троим Азарь отрубил головы.
Ересиарх перелил в свой каганец немного масла, засветил его и снова нырнул во тьму подземелий. В правой руке, как влитая, покоилась сабля, за пояс Азарь заткнул железный штырь из своей кельи. Чем ниже он спускался, тем более сырым и затхлым становился воздух. Низкий потолок неосязаемо давил.
Первой ему попалась темница нетопыря. Дверь была заперта на механический замок, а держали её крепкие стальные петли. Азарь отложил до времени клинок, пристроил под дверью штырь и навалился на него. Дверь со скрипом чуть поднялась, но с петель не упала. Ересиарх поискал взглядом, что бы можно подложить под штырь, чтобы поднять выше точку опоры, но коридор пустовал. Чертыхнувшись, он вернулся на четыре яруса вверх, где всё ещё лежали убитые им храмовники.
Азарь несколько раз глубоко вздохнул и, схватив первого попавшегося за руки, поволок к темницам. Хоть вниз тащить куда сподручнее, чем вверх, Азарь всё равно весь вымок и устал. Пол под ногами ходил ходуном, осложняя дело ещё сильнее.
Наконец, монах оказался перед мощной дубовой дверью.
Азарь постучал.
– Эй, нетопырь, ты там?
– Здесь.
– Я сейчас дверь подыму, помоги мне с той стороны, если ещё хочешь выйти отсюда живым.
Азарь просунул штырь под дверь, упёр его в монаха и навалился. Дверь медленно поползла вверх. Под ней появились чёрные когтистые пальцы, помогавшие поднять её. Ещё миг, ещё чуть-чуть, лицо Азаря налилось краской, на скулах затвердели желваки. Последнее усилие, и преграда снята с петель.
В проёме показалась ошалевшая рожа нетопыря.
– Ты идёшь? – поинтересовался Азарь.
– Иду, странный человек. – Нетопырь потрясённо оглянулся и указал пальцем на трясущуюся стену темницы: – Это твоих рук дело?
– Моих. Но лучше бы нам обсудить это уже не здесь.
Азарь отдал нетопырю со странным именем Фаул железный прут, а себе оставил саблю. Двинулись рысью на полусогнутых.
– За нами, кажется, погоня, – прохрипел нетопырь.
Притаились. Тишина, только слышно, как трепещет пламя в каганце.
– Верь мне, человече.
– Тогда будем встречать, – прорычал Азарь.
Он убрал светильник в темницу нетопыря, после чего вместе с Фаулом водрузил дверь на место. Снизу и сбоку из-под едва приоткрытой двери сочился тусклый приятный свет. Человек и нетопырь скользнули в темноту и затаились. Азарь занёс саблю для удара.
Мгновения шли, но ничего не происходило. Ересиарх опустил руку и привалился спиной к стене. Всё было тихо. Азарь тщетно всматривался в кромешную тьму подземелий.
Внезапно раздался слабый скрежет когтей, и Азарь воспринял это, как сигнал к атаке. Рубанув наотмашь, он почувствовал сопротивление, какое случается, когда клинок вонзается в плоть. Стало быть, гости пожаловали.
Кто-то захрипел и повалился под ноги.
Раздался звук удара и треск ломающихся костей. На Азаря вдруг пахнуло ветром, а мгновение спустя что-то пролетело мимо. Раздалась отборная брань и издевательский хохот нетопыря. Снова хруст костей. Кто-то попытался засветить факел, но чёрные когтистые пальцы вырвали его из рук и с размаху вбили прямо в рот стриженному под горшок служке.
Сгустился мрак.
– Что-то их многовато! – взревел нетопырь.
Азарь тут же открыл дверь, на миг ослепив храмовников. Но даже долей мгновения их замешательства хватило, чтобы втолкнуть троих в темницу нетопыря и тут же закрыть дверь.
Снова мрак, хруст костей, крик.
Кто-то упал рядом с ересиархом. Азарь на всякий случай несколько раз проткнул его саблей.
Свист металла, падение тела. Крик. Звон от удара железа о камень – храмовники тоже вооружены.
Азарь решительно не видел ничего – хоть глаз выколи. Зато нетопырь орудовал его штырём направо и налево. Крылан видел в темноте едва ли не лучше, чем днём, поэтому храмовники для него были сейчас чуть опаснее новорождённых тигрят, которые вроде и могут ранить, но если ты совсем уж не расторопен.
Распахнулась дверь, коридор осветился, и из темницы вывалились монахи. Азарь встретил их тусклым отблеском стали. Поединок длился недолго. Используя дверь, как щит, Азарь встал между ней и стеной, и по одному нанизал монашков на саблю, как на вертел.
– Закрой дверь! – взревел нетопырь. – Они же меня видят!
Азарь подчинился.
Кто-то то и дело валился ему под ноги. Ересиарх добивал, но ввязываться в драку не решался, чтобы не мешать нетопырю да и не подставляться самому.
Когда всё закончилось, и Азарь снова взял в руки каганец, весь пол был усеян трупами. Навскидку там лежало не меньше двадцати монахов. Почти всех уложил нетопырь.
– Однако не зря я тебя выпустил, – присвистнул ересиарх.
– Давненько я так не веселился! – ощерился Фаул. – Как будем пробиваться наверх? Нас там уже кто-то ждёт?
– А кто сказал, что мы будем пробиваться наверх?
Азарь иронично усмехнулся и быстрым шагом, небрежно переступая трупы, пошёл дальше – вниз.
Нетопырь следовал за ним. Азарь крался почти бесшумно, зато бестия то и дело задевала стены, факелы и каганцы крыльями да ещё и скребла пол жёсткими когтями на ногах.
У темницы мальчика с волчьим взглядом их ожидало шестеро. Вооружённые тарганскими саблями, бердышами, гизармами и полутораручными мечами. Закованные в кольчуги, иные в бахтерцы, кто-то в бригантины или кирасы. Увидев человека в монашеском одеянии с саблей и крылана со штырём наперевес, храмовники кинулись в бой.
– Дедерщина! – выругался Азарь, поднимая клинок для атаки.
– Не боись, человече, – взревел нетопырь, – рано нас хоронить покуда! Отойди только подальше.
Азарь подчинился.
Фаул потянулся, как после долгого сна, расправил крылья, а потом взмахнул ими, и все каганцы и факелы разом потухли. Ересиарх сам едва удержался на ногах от невероятной силы ветра, которую подняли крылья нетопыря.
Воцарилась тьма.
Тотчас раздался звон, послышалась ругань, хрипы, звуки падения. Удар железа по железу высек искры. Один, второй. Кто-то захрипел. Раздался звук льющейся жидкости. Взвыл нетопырь. Глухие удары. Потом звонкие. Кто-то упал рядом с Азарем. Ересиарх уже привычно добил.
Потом всё стихло.
– Эй, нетопырь, ты жив?
– Жив, жив, человече. Но не особенно цел.
Азарь нащупал рукой небольшой кинжал и ударом о саблю высек несколько искр, чтобы засветить каганец.
Нетопырь стоял, привалившись плечом к стене, и тяжело дышал. Его правая рука – или лапа? – сжимала левый бок, откуда пробивалась кровь. Азарь осмотрел рану – неглубокая, перевязать и можно идти дальше.
Оторвав лоскуты от балахонов мёртвых храмовников, Азарь наложил спутнику тугую повязку на живот и руку, по которой тоже успел пройтись вражеский клинок. Если бы не особенное зрение нетопыря, обоим бы пришлось куда как непросто.
Дверь была заперта обычным висячим замком. Ересиарх обыскал защитников, но так и не нашёл при них ничего, хотя бы отдалённо напоминающее ключ. Попытался сломать замок, используя железный штырь, как рычаг, но тоже тщетно – очевидно, замок сработали великие кузнецы из превосходных сортов стали. Попытался даже нетопырь. Потом они навалились на штырь вдвоём – железяка согнулась, но замок так и не поддался. Тогда узники Храмовых скал – ересиарх Азарь и нетопырь Фаул – использовали глефы храмовников так же, как до этого Азарь свой прут у темницы крылана.
Уложив двух кирасиров в линию, беглецы просунули под дверь глефы и упёрли их в храмовников. Тяжёлая дубовая дверь со скрежетом подалась вверх и, сорвавшись с петель, безнадёжно повисла на замке.
Азарь с нетопырем вошли в темницу.
Мальчик щурился и прикрывал ладонью глаза. Едва ли он видел тех, кто к нему вошёл, но Азаря он узнал, даже не видя его. Узнал и забился в угол.
Ересиарх вручил нетопырю каганец и подошёл к отроку ближе. Сел на корточки.
– Ну, здравствуй, давно не виделись! – глядя в упор, медленно произнёс ересиарх. – Ты, верно, узнал меня?
– Тебя забудешь, – буркнул парень. – Я догадывался, кто снаружи разносит Храмовый остров.
– Стало быть, не дурак, – Азарь пошарил вокруг себя взглядом, а потом устало сел, сложив ногу на ногу. – Поэтому я повторю своё предложение. Ты всего год боишься меня – и на свободу, или коротаешь остаток дней в этом дерьме. У тебя было время подумать, хочется верить, ты провёл его не зря.
Отрок никак не мог привыкнуть даже к тусклому свету масляного светильника. Он щурился, нервно тёр глаза. Вжимался в угол так, будто тусклые лучи причиняют ему боль.
– Я подумал, страшный человек, – прошипел отрок. – Лучше умереть здесь, чем пройти с тобой даже часть пути, который ты себе наметил.
Азарь удручённо покрутил головой и встал. Когда они с нетопырем почти вышли из темницы, парень вновь заговорил.
– С другой стороны… Мы могли бы остановиться кое на чём ином.
Азарь медленно обернулся и пристально посмотрел на мальчишку, тихого омута.
– Я ведь говорил, что знаю, чего ждать от людей, – выпалил омут, нервно закрываясь от света. – По сему знаю, что тебе нужно в Храмовых скалах. Я знаю, чего ты ждёшь, находясь здесь.
Ересиарх медленно приблизился к нему и посмотрел сверху вниз. Однако не проронил ни слова. А тихий омут продолжал.
– Я помогу тебе завершить начатое, а ты оставишь меня снаружи.
– Там сейчас небезопасно, – жёстко произнёс Азарь.
– Это не должно тебя беспокоить, незнакомец.
Азарь сложил руки на груди.
– Хорошо. Чем ты, например, можешь мне помочь?
Отрок начал привыкать к свету. Он убрал руку и посмотрел на ересиарха.
– Например, – чуть насмешливо произнёс он, – например, за тобой очень давно тащится человек, который докладывает о каждом твоём шаге.
Азарь хлопнул себя по лбу.
Ну, конечно! Конечно, Илия не мог быть так глуп, чтобы оставить ересиарха на одних только псевдорытников, даром что владеющих боевым исихазмом. Выходит, все засады, встреченные им по пути – они ждали именно его. Кто знает, сколько их ещё поджидало на развилках храмовых подземелий? Не мог ведь соглядатай доподлинно знать, в какой из поворотов пойдёт узник. Или мог? Кто этих храмовников знает, на что они способны на самом деле?
Но тогда выходит, Илия существенно недооценил Азаря как бойца, выставив против него хоть и довольно сильных противников, но всё-таки не профессиональных воинов. По крайней мере, из тех, кто не привык сражаться в строю, да при том в тесном помещении. Здесь нужна была старшая дружина.
Или рытники.
– И ты знаешь, как от него избавиться? – осторожно спросил Азарь.
– Я знаю, чего ждать от каждого из вас в той или иной ситуации.
Азарь задумчиво потёр подбородок.
– По рукам.
– Прекрасно! – выпалил отрок и резко встал. – Эй, нетопырь, подь поближе. Вот как мы поступим.
Трое – мужчина, нетопырь и отрок – приблизились друг к другу, образуя тесный круг, и некоторое время совещались.
План был прост, как тарганский шиллинг.
…Покидая темницу, Азарь поцеловал шрам на руке в виде буквы V и быстрым шагом направился за угол. Тихий омут следовал за ним одесную. Нетопырь сопровождал их до поворота, но потом свернул в противоположную сторону и растворился во мраке подземелий.
Масло в каганце Азаря заканчивалось. Не дожидаясь, пока оно иссякнет насовсем, ересиарх подпалил от него один из факелов, в достатке висевших на стенах, и вручил мальчишке.
Света стало больше.
Пламя выхватывало из мрака пещеры стены, вытесанные в скале всё более грубо. Чем ниже спускались путники, тем меньше качались стены. Звуков сечи снаружи уже никто не слышал. Пол дрожал едва заметно.
Азарь шёл как будто без цели, резко сменяя направление, иногда на совершенно противоположное – сбивал неведомого соглядатая с толку. Иногда он нырял в тёмные ниши и обшаривал стены в поисках потайных ходов, чтобы окончательно запутать следы.
Правда, ничего подобного не нашлось.
В одном из коридоров случился обвал, и путникам пришлось развернуться.
Несмотря ни на что, Азарь старался петлять недалеко от того перекрёстка, откуда они вышли с мальчишкой, тихим омутом. Азарь не спрашивал, как его зовут. Что в его имени, если через несколько часов всё одно расставаться?
В душных подземельях тихого омута то и дело скручивали приступы жесточайшего кашля. Несколько раз ересиарх видел, как мальчишка отхаркивал кровью.
Наконец, раздался скрежет когтей. Беглецы притаились. Плавно из темноты вышел нетопырь, он тащил за шиворот слабо отбивавшегося тощего монаха с налысо бритым черепом.
– Однако, нетопырь, – очень ценное приобретение, – хмыкнул Азарь.
Фаул остановился и встряхнул храмовника так, что на миг ересиарху почудилось, что у того оторвётся голова. Азарь, потирая кулаки, уже приблизился к храмовнику, как тот вдруг захрипел, засучил ногами, а потом обмяк.
– Чё это он? – обомлел нетопырь. – Я его пальцем не тронул.
– Очевидно, – медленно заговорил Азарь, прощупывая пульс соглядатая, – что шпионов в Храмовых скалах учат быстро расставаться с жизнью на случай, если кто-то из них окажется схвачен неприятелем. – Азарь осмотрел его лицо, повертел голову из стороны в сторону, проверил реакцию зрачков. А потом отошёл, точно утратил весь интерес. – Ладно, главное, теперь некому докладывать Синоду о каждом нашем шаге. Ведь больше некому? – произнёс ересиарх с нажимом и посмотрел на отрока тихого омута.
– Некому, – развёл руками тот.
– Тогда нужно поскорее убраться отсюда, – заключил Азарь и быстро отправился вперёд.
Он шёл впереди, за ним справа – нетопырь, слева – тихий омут. Окольными путями, другой дорогой они возвращались назад. Очень помогал омут, отлично чувствующий направление по одному ему понятным приметам людей с поверхности.
По мере их приближения к более верхним ярусам, стены и пол тряслись всё ощутимее, начинал доноситься рёв чудовищ. Битва снаружи ещё кипела и не похоже было, чтобы собиралась заканчиваться.
«Ничего не понимаю, – подумал Азарь, – когда-то рытники на корню извели всех лютичей. По крайней мере, всех их взрослых, способных держать оружие мужчин и многих женщин и детей. Чего они ждут сейчас? Почему не сравняют всю тёмную армию Безумного рива с булыжниками мостовой?»
– Приготовьтесь, – тихо вымолвил Азарь. – Скоро будет ещё одна необходимая нам темница, наверняка её тоже охраняют. Ты останешься здесь, а нетопырь пойдёт со мной.
Тихий омут нервно облизал губы и покорно уселся в угол.
– Сидишь тихо, пока мы не вернёмся, – продолжал ересиарх. – Фаул, будь готов биться при свете. Скорее всего, наш следопыт уже известил братьев о нашей манере биться во тьме.