Павел Барсов
Волшебная конфета
– Никогда не видел человека более одинокого. – Снимаю шлем и привыкаю к телу. Боже, как болит спина.
Мы снова сидим втроем на кухне. Вопросов я больше не задаю, я рассказываю. Мать мальчика, Оксана, плачет. Никто из нас не имеет малейшего представления, что делать дальше.
Когда мой рассказа дошел до машинки, Оксана окончательно разрыдалась.
– Я купила эту машинку, а сказала, что папа. Хоть что-то хорошее пусть от отца будет. Ему ж до ребенка никогда дела не было.
– А что было в машинке, в кузове?
– Да ничего, пусто там.
Я поднялся, чтобы пойти в комнату, но увидел, как ее глаза вспыхнули догадкой, точнее, воспоминанием.
– Было! – Почти закричала она. – Конфету я туда положила, и он помнит ее. Точно помнит. Я до сих пор, когда конфеты приношу, он приговаривает: «Вкусная. Почти как та, папина.».
Ее глаза опять наполнились слезами.
***
Мы с ним уже в комнате без стен. Насколько я понимаю, ему просто нравится засыпать и просыпаться рядом с щенком. Он лежит головой на подушке и смотрит на меня серьезным взглядом.
Замечаю машинку. Он перенес ее поближе к ковру. Подхожу к ней, пытаюсь лапой подковырнуть дверцу кузова.
– Нет. Там лежит сокровище. – Встает, забирает машинку. Крутит в нерешительности, потом открывает и достает большую конфету в яркой обертке. – Эту конфету нельзя есть.
Я подпрыгиваю и пытаюсь лаять, но он уже положил конфету обратно и закрыл дверцу. Машинку поставил рядом с подушкой. Я готов разреветься от беспомощности и обиды. Выливается это в жалобный писк. Он берет меня в охапку и ложится на подушку.
«Я Демон. Иду домой.»
***
За окном ночь. Мы сидим на кухне. Все на пределе. Я в шлеме провел около десяти часов, в щенячьем теле с мальчишкой – четверо суток. Перед глазами черные мухи, в голове звон, каждый шаг в спине отдается дикой болью. Понимаю, если не остановлюсь сейчас, просто упаду. Курю не только я, закурил Стас, который в жизни не пробовал. Тушу сигарету.
– Давай сделаем перерыв до завтра. Ему нужно время. По его часам он год почти там и лишь некоторые сомнения, нечем его вытаскивать.
Стас смотрит на меня так, как будто я предложил оставить пацана в капсуле навеки.
– Я завтра тебе нужен? Нужен. Вы просидели здесь шестнадцать часов, а я с ним там больше трех суток.
Стас отвел взгляд.
– Ты ведь не бросишь его там?
– Нет. Завтра в десять заезжай за мной.
***
Стас стоял под домом в половине, позвонил без минуты десять.
Когда мы приехали, Оксана с Ликой пили кофе на кухне, а врач снова на диване уперлась в книгу. Славика нету и слава богу – обойдемся без юмористов, сами шутники еще те. Тем более настроение – какому бы юморист морду набить. Я вообще не понимаю, что делать.
Задаю Лике вопрос:
– Как собака должна вести себя в то время, когда я выхожу?
– Не знаю. – Она сморщила лоб. – Ты переписал ее программу, когда впервые подселился в ее сознание. В моем понимании ее поведение должно стать похоже на твое. Другой вариант – она станет пассивной, часть программы просто уйдет с твоим сознанием. Какая часть, не знаю.
– Пассивной? – Вот теперь есть мысль. – Давайте попробуем продавить его скукой.
– Как это? – поинтересовался Стас. Судя по физиономии, он в отличие от меня, не спал всю ночь.
– Собака дрыхнет трое-четверо суток подряд. Какой ребенок это выдержит?
***
Да, я был прав. Тысячу раз прав.
Я пятые сутки лежу рядом с ним, изредка меняя положение, чтобы не пугать. Пусть видит, что щенок живой, просто спит. Сам я за это время шесть раз выходил в реал перекурить. В последний раз я заметил, что Стаса нет – наверное, позвали дела. Мы третий день занимались этим мальчишкой, а работа на месте не стоит.
Возвращаясь, я замечал, что щенок лежит в той же позе и на том же месте.
На вторые сутки мальчишка начал проявлять беспокойство. Он продержал меня на руках, не шевелясь много часов. На третьи сутки я поднялся, вялой походкой дошел до машинки и докатил её носом к его ноге. И снова улегся. На пятые сутки я по-настоящему уснул, находясь в собачьем теле. Проснулся я от его голоса и громкого шелеста. Перед моим носом на развернутой обертке лежала конфета.
– Это волшебная конфета, она тебя вылечит! – Он навзрыд плакал. – Ну и что, что я не смогу проснуться, я хочу, чтобы ты был живой.
Я с ужасом понимаю, что не задал Лике один очень простой вопрос. Что будет, если кнопку нажмет кто-то другой? От ужаса у меня шерсть встала дыбом даже на кончике хвоста.
Ну все, мелкий, ты меня достал. Всякому терпению есть предел. Давай жри эту конфету сам. Я три дня убил, ломая голову, как ее тебе скормить. Жри, я сказал!
Он зачарованно наблюдал, как белая тряпочка, только что валявшаяся перед ним на ковре, исходит громким и вполне внятным истошным лаем и скачет взбешенной фурией возле его ног.
Выдав все, что мог, подхожу и буквально швыряю носом к нему злополучную конфету. Не до гигиены, да и мы в виртуале.
Жри!
Финальный мой гав его словно гипнотизирует, он протягивает руку к конфете. Несет её ко рту. А я жду. Он начинает жевать.
«Я Демон. Иду домой.»
***
Еще не открыв глаза, шиплю:
