Павел Антипов
Верхом на звезде
28
Дальнейшее я восстанавливаю по рассказам Дубы, а Дуба – тот пересказывал разговор с Адольфом.
Адольф гнался за котом, но в какой-то момент понял, что силы не равны. Кот знал, куда бежит, а Адольф – нет. Невдалеке виднелась остановка, и Адольф подумал, что ему надо на остановку. Сидя на скамейке, он понял, что Дуба не знает адреса и надо ехать назад. Как раз подъезжал всё тот же трамвай, и если бы Адольф в прошлый раз пробивал талончик, то мог бы теперь легально ехать бесплатно.
В трамвае рассудок стал потихоньку возвращаться к Адольфу. Он рассудил, что мы с Дубой вряд ли ещё торчим на «Престоне». Наверняка уже у кого-то дома. Но он припомнил, что Шурик познакомил его с нашим папой, который сейчас сидит в каких-то бытовках рядом с площадью Победы, где реставрируют обелиск и собираются включать газ в Вечном огне нашей и вашей свободы.
Адольф перебежал мокрый блестящий проспект в неположенном месте и углубился во дворы «Подвига народов». Отливая, как сказал бы Лёха, рядом с детской площадкой, он приметил ту из бытовок, у которой светилось окно. Кузя уже спал, папа не помнил, кто такой Адольф, но ему было всё равно с кем допивать пивом-душу-не-обманешь.
– Мне нужен Дуба, – говорил Адольф.
– Какой ещё Дуба, из милиции?
– Я сам из милиции.
Он был с вашим сыном, нет, не с тем, с другим, говорил Адольф. И вот они решают, что им надо идти на Гая, мы с Дубой, скорее всего, там, а папа заодно поспит в домашнем уюте. Уже под утро они заползают на второй этаж, звонят, а потом стучат. Крис надевает трусы и подходит к глазку, видит лысого пьяного Адольфа. Пытается выяснить, что ему надо, видимо, он не туда попал. Туда-туда, орёт Адольф и достаёт из кармана нож. Дубу мне зови! Вспарывает кишки старой дверной обивки. Рядом что-то кряхтит папа, мол, не надо портить дверь, но Крис его не видит. Он мчится к Кате и просит её вызвать милицию, потому что за дверью убийцы.
Наш район снова патрулирует отряд под предводительством мордатого. Тот очень удивляется, увидев Адольфа без милицейской формы. Мордатый предлагает Адольфу идти домой от проблем подальше. Здесь мы прощаемся с Адольфом, его мы больше не увидим. Мордатый загребает папу в участок, нечего мирным людям двери портить. Папа пытается сказать, что это его дом, он пришёл поспать. Мордатый говорит, мол, поспишь в РОВД, а потом разберёмся, где твой дом.
В камере, куда приводят папу, сидит маленький кривой мужичок. Как только дверь за папой закрывается, тот подбегает, протягивает руку и представляется:
– Митяй!
– Саша, – отвечает папа и ложится.
29
Крис и Катя слишком взволнованы, чтобы спать дальше. Катя от стресса захотела есть, Крис захотел кофе.
– Давай съездим в «Макдо», дарлинг, – предлагает Катя.
Крис не против.
Они выходят из подъезда и не могут поверить своим глазам: машины нет. Там, где они её оставили, стоит какой-то синий «запорожец». Они обходят весь двор, выходят на улицу, но на тех местах, где могла бы стоять машина Криса, стоят другие машины или не стоит никаких. Нестерпимо поют птицы, рассеиваются тучи и восходит солнце, а граждан Евросоюза ничто не радует. Конечно, до «Макдональдса» можно дойти за 15 минут, но никто уже не думает ни о еде, ни о кофе.
30
Утром гражданка Петрова (вас ждёт колобок! – ну и дразнилки) обходит Дворец пионеров, прогуливается по лабиринту коридоров: тут поворот, тут закрыто, тут минотавр, тут опять закрыто, а это что такое? Открыто! Дверь в кружок Маевского открыта. «А может, взломана?!» – думает гражданка Петрова. Ага, вот здесь вчера лысый хулиган стоял, а здесь был синтезатор – где он? Преступление, кража.
А Шурик просыпается от того, что в подъезде начинают стучать двери. Он выходит на улицу, солнышко, птички, Серебрянка, остановка трамвая, эх, тройка! кто тебя выдумал? Куда несёшься ты? Якубова – Плеханова – Долгобродская – Козлова – Варвашени – Старовиленский тракт – Озеро. Шурика смаривает. Его лицо прислоняется к окну, тройка дребезжит, на лбу будет синяк.
Гражданка Петрова разговаривает с милиционером. Это опять Мордатый. Его молодые приспешники стоят чуть поодаль, записывают. Пропал синтезатор, Маевский выключил свет, хулиганы. Кого подозреваете? Звонят Маевскому – нет дома. Так-так-так, разберёмся. Гражданка Петрова сдаёт смену. Мордатый берёт её под руку и провожает к трамваю. Птица-тройка. Вот он! Прислонившись к окну на Мордатого, на его приспешников, на гражданку Петрову смотрит спящий Шурик. «Его подозреваю!» – волнуется гражданка. Двери закрываются, и трамвай отчаливает в направлении РОВД. Мордатый бросает гражданку Петрову и бежит с приспешниками за тройкой прямо по трамвайным путям. «Прыпынак Веры Слуцкай», – скажет когда-нибудь на этом месте голос ведущего радио «Культура», милиционеры забегают в вагон, Мордатый трясёт Шурика за плечо. «Оплачиваем за проезд», – думает Шурик спросонья.
Ага, старый знакомый, говорит Мордатый, бульвар Шевченко, да? Где ночевал? На лестнице, отвечает Шурик. Знакомый за котом убежал, я остался. Лысый? Кто лысый? Знакомый твой? Да. Ну всё, ты приехал. Канцавы прыпынак – Возера. Куда? Пошли-пошли, тут недалеко уже. И тащат Шурика в РОВД.
– Митяй! – подбегает мужичок в камере.
– Саша, – здоровается Шурик.
– А здесь уже есть один Саша, – говорит Митяй, показывая на койку.
– Папа?
31
Пустой трамвай развернулся на кольце под названием «Возера», постоял на светофоре у РОВД, забрал сонных пассажиров на Веры Слуцкай, поплёлся Старым Виленским трактом мимо магазина «Лакилакикраски», мимо магазина фотохимреактивов, проявителей, закрепителей, фиксажей кислых, плёнок «Свема» и «Тасма», фотоаппаратов «Смена» и «Агат», нет-нет, привиделось, это раньше, сейчас там мебель, потом будут продукты, накорми всю Сторожовку из пяти магазинов. У Дворца пионеров тройка подобрала гражданку Петрову, давно уж ждёт её колобок, молчит себе, и не скажешь, что преступление раскрыла, смотрит на синагогу на Даумана и не знает себе, что это главная синагога, как она вообще может понять, что это синагога? Откуда ей помнить, что под трамвайными путями течёт Переспа и впадает в Свислочь сточным каналом? А вот с церковью всё понятно, вот вам крест, Марии Магдалины, какой архив? А булочками почему пахнет? Молодёжный театр, какой «Спартак»? Деконструкция и деградация, белорусская республиканская демиургия, постоянный ресторан, сказочный замок, ночной магазин, Белая вежа, завод на горизонте, трамвайно-троллейбусное депо, красненькое, обелиск из луксора со звездой героя, океан, облицованный чешуёй жестяной рыбы – нет, не могли бы, не хотим будить гражданку. Трамвай гремит на кольце имени Самуила Хаимовича Змитрака Плавника-Бядули.
32
Лёха проснулся от звука трамвая. Окно незнакомой ему комнаты выходило на трамвайную развилку: туда – вокзал, сюда – Серебрянка. Лёха видел магазин «Океан», троллейбусное депо, а за ним завод «Горизонт». Левее из строительных лесов торчала звезда города-героя. Лёха оделся и пошёл изучать квартиру.
Коридор как коридор, вот тубзик, бачок теряется где-то под потолком, к нему тянется шнур. На полу старая плитка, терракотовая и белая, можно играть в шахматы. Ванну он нашёл на кухне, можно мыться и смотреть на город. Лёха включил воду и попил из-под крана.
Слышно было, как открылась дверь, кто-то вошёл в квартиру. Лёха сел за стол и стал ждать. Вошла Катся.
– Ну что, выспался?
Кате пришлось рассказать, что произошло прошлой ночью, Лёха помнил только остров и дождь. А помнит ли он, что они были в гостях у Криса?
– Кто?
– Ты и я.
– Вдвоём?
– Ну, ещё эта была, из Литвы.
– А Шурик, Вадич, Пашка? Остальные?
– Они вели тебя домой, мы встретились во дворе. Твои друзья сказали, что ты перебрал, но вообще ты не выглядел пьяным. Ты сказал, что дойдёшь сам, только вот покуришь, и попросил у меня сигарету.
– Ясно.
– Твои друзья ушли, а я подумала, что не хочу идти в гости одна. Мы пошли вместе.
– А дальше что?
– Дальше Крис зажёг свечи, нарезал сыр и налил вина. Наложил им пельменей. Всё как обычно. Разговор был такой, будто Лёхи и литовской Кати рядом не было. Крис решил вспомнить их свадебное путешествие и песни, что он тогда сочинил.
Лёха сказал, что Крис очень круто играет на гитаре, хотел бы он играть так же. Крис не обратил внимания на эти слова, хоть Катя и перевела их.
Когда песни слишком затянулись, Катя решила узнать, когда они собираются возвращаться в свой Евросоюз нерушимый.
– Дарлинг, ты же знаешь, что я приехал за тобой. Ты моя жена, я люблю тебя, мы должны быть вместе, тугеза, райт нау.
Тогда Катя сказала: всё, что было между нами, Крис, это не было любовью, а я хочу любви, понимаешь.
Это взбесило Криса. «Нет, дарлинг, ты не хочешь любви, ты хочешь денег. Настоящие чувства для тебя ничего не значат. Вот что такое настоящие чувства», – и начинает целовать офигевшую Катю из Литвы, а Катся тогда начинает целовать офигевшего Лёху.
– Жаль, что я этого не помню, – огорчается Лёха.
– В общем, он нас выставил. Я была так зла, что решила вернуться домой на его машине, ключи-то до сих пор у меня. А так как ты толком не мог объяснить, где живёшь, то мы поехали ко мне.
– И мы что, спали вместе? – удивляется Лёха.
– Ха-ха, Лёша, ты же несовершеннолетний!
– Я совершеннолетний!
33
От вчерашнего дождя не осталось и следа. На улице снова было жарко, все лужи высохли. Лёха с Катей зашли в парк Горького со стороны планетария. Лёха высокопарным слогом рассказывал историю про то, как нельзя совершать мелкое хулиганство во дворах у площади Победы, но на горбатом мостике у планетария – пожалуйста. Кстати, где тут туалет, говорит Лёха. Вот же мостик, советует Катя. Ну нет, я не могу писать при девушке, которая мне нравится. А я тебе нравлюсь?
Из кафе неподалёку раздавалась синтезированная гармошка:
наш Лёшка бабник
наш Лёшка бабник
но даже время мне не сможет помешать
а кто не бабник?
а кто не бабник?
упав с ночных небес скорей тебя обнять
Что там? Свадьба? День рождения? Судя по мундирам гостей, какой-то День милиции. Лёха идёт внутрь и видит, что даже музыканты одеты в милицейскую форму. На мгновение Лёхе кажется, что рулады из синтезатора извлекает Маевский. Синтезатор почти тот же, что во Дворце пионеров. И Маевский почти тот же. Лёха машет ему рукой. Маевский испуганно смотрит на Лёху и машет в ответ, мол, проваливай. Лёха идёт в туалет, а когда возвращается, оркестр уже не играет. Музыканты-милиционеры курят на улице. Лёха подводит Катю к Маевскому. Вот, знакомься, Сергей, это моя подруга. А ты чего тут, играешь? «Корг» прихватил? Играю, заикаясь, говорит Маевский, а про синтезатор ты особо не распространяйся, понимаешь? Ладно, кому он нужен, твой синтезатор. Маевский ещё что-то шутит по поводу Лёхиной причёски и уходит играть второе отделение для милиционеров.
Катя покупает Лёхе сахарную вату. Лёха просит взять джин-тоника. По набережной ходят мамы с колясками. У музея РСДРП какая-то экскурсия. Хотя нет, нету там никакой экскурсии. И мам с колясками тоже нет. Вокруг пустынно, и даже скамейки с видом на ремонт обелиска все свободны. Лёха с Катей выбирают одну из них и наслаждаются видом.
– Катя, – говорит Лёха, – я долго готовился к этому моменту. Я знаю, что от этого момента зависит вся моя жизнь, что-то важное должно сейчас произойти.
– Лёша, ты меня пугаешь.
– Не бойся. Мне надо сказать очень важные слова, но всё вылетело из головы. А я ведь готовился, правда, готовился.
– Всё, не говори ничего, давай помолчим.
– Не буду молчать. Я тебя люблю, Катя!
Катя нервно смеётся.
– Ну и что? Ха-ха, Крис меня тоже любит. Все меня любят. А мне что от этого?
– Как что, да я тебе всё!
– Успокойся, Лёша, я не для тебя. Ты ещё такой молодой, точно найдёшь себе хорошую, подходящую девушку, и тогда для неё уже всё что хочешь.
– Да я для тебя хочу. Не веришь? Ты мне не веришь. Так вот я тебе сейчас, – он смотрит по сторонам, – с неба звезду! Чтоб ты знала.
Лёха вскакивает со скамейки и бежит через проезжую часть к обелиску. Ищет хоть какую-то дыру в заборе, но там нет дыр. Тогда он снова бросается наперерез машинам и скрывается в подземном переходе. На беговых дорожках он чувствует себя увереннее. На старт! Внимание! Марш! К подвигу народа – готов!
Катя доедает вату, а Лёха уже добежал до венков из искусственного янтаря в зале с табличками, на которых выбиты наши имена. Где-то тут, Кузя показывал, есть выход. Здесь. На стройке никого, ни рабочих, ни реставраторов, ни сторожей, папа – и тот в РОВД. Лёха взбирается по лесам.
– Катя, смотри, – орёт он.
Он карабкается мимо барельефов, на которых высечены наши бравые предки, наши папы и мамы, переодетые в военную форму, под чёрным флагом БССР.
Здесь ветер сильнее, он развевает Лёхину модную призовую стрижку. Лёха залезает на самый верх, он уже у звезды, инкрустированной гигантскими бриллиантами из стекла. Он становится во весь рост на маленькой площадке у подножия звезды. Тут что-то написано. «Победа», – читает Лёха. Победааааа, кричит он во весь голос, мы победили. Слёзы выступают у него на глазах. Он смотрит на Минск с высоты и неожиданно для себя начинает петь:
Верхом на звездееееееее
Вцепившись в лучиииии
С луной на поводкеееее
В ночииии
34
– Митяй! – кривой мужичок тянет руку только что вошедшему Лёхе.
Лёха автоматически пожимает, а затем видит Шурика и папу, с радостью бросается к ним. Митяй обескуражен.
– И ты – сын? Яблочки от яблони.
35
Следователи вызвали в РОВД нашу маму, сказав, что Шурик во всём признался, теперь нужно привести всех подельников, нехорошо воровать музыкальные инструменты. Подельники: Вадим, Костя, Андрей, Женька и даже Дуба – по одному заходили в кабинет к следователям. Следователи были классические: хороший и плохой. Один угрожал, другой успокаивал, что всё не так страшно, признавайтесь скорее. Ну, стырили синтезатор, с кем не бывает? Ведь спёрли же, а? Подумаешь, пели после полуночи и мешали спать соседке в красном берете. Это же вы совершили мелкое хулиганство за гаражами «Подвига народов», а потом такое же хулиганство в парке Горького? Не отпирайтесь, у нас есть доказательства. Распивали спиртные напитки в общественных местах? Ездили на трамвае без билета? Курили тонкие сигареты? Катались зимой с горки? Они пачкали нам пальцы чернилами и отпускали в коридор, не получив внятных ответов.
Всё это торжество правосудия наблюдали Крис и его подруга Катя. Они ждали, что вернут машину, чтоб уехать в Брюссель, пожениться и создать сайт об обманщице Катсе.
А Катся тем временем парковалась неподалёку. Скоро она вернёт Крису ключи, раз приехала выручить Лёху. Она расскажет о Маевском и о том, что синтезатор, видимо, никто не крал.
Нас подержат чуть-чуть и отпустят. Останется только Митяй.
