О чуждый мир!
Мне нету места в нём нигде.
Бродя по улицам внимаю
Горесть на душе.
Возложил я перо на бумагу.
Как возложили фундамент страны.
Тут никому правды не надо.
Тут зашивают всем рты.
Но я не раб! Молчать не стану.
Всё я скажу, что на душе.
Разорвали родную отраду.
Разорвали, её нам не сшить.
Не ради славы или денег, а просто для очищения души.
Нанесу на пожелтевшую бумагу графитом чувства глубины.
Зарисую в них картины, уложу их в строки рифм.
Чтобы лёгким бризом окатило, и заново ожить.
Мне тут сказали, нету рифмы.
Нет поэтической стязи.
Ах, люди! Вы меня простите!
Я не стою в стандартах пустоты.
Да, я не Есенин, и не Пушкина я брат.
Я поэт, пишу душой.
И этому я очень рад.
Поэт и строки.
Рифма и деепричастный оборот.
Вот такая вот натура,
Скоро новый эпилог.
Написаны рукой поэта,
Что не стереть с лица земли.
Забытый в книге этим летом,
В сквере у старенькой сосны.
Встречать рассвет пьяными глазами,
И росою губы умывать.
Смотреть на берега родного края,
Которые руками не объять.
И видеть там те годы,
Что проплывают средь алых облаков.
Ронять слезу на златом поле,
Где годы уплывают в лазурный горизонт.
Окутала ночь город большой, фонари тусклым светом горели.
Шагая вдоль улиц и старинных домов, здесь жизнь ночная кипела.
Все одеты не так, да и маски не те, улыбаются, пьют и гуляют.
И почти в каждом дворе что-то скрыто во тьме, где музыка громко играет.
Я мзду тяну, как нити жизни.
И буду вечен в строках лир.
Как увижу очами я вечность.
Знайте, я всех простил.
Шагнул в утопию я мыслей,
Гребя веслом из прожитых деньков.
Кто – то был мне очень близкий,
А кто – то просто уходящий эпилог.
Предельно прост вопрос о жизни, нужно тут оставить след.
Чтобы помнили веками, и держали твой завет.
Чтобы были добры сердцем, и не обманывали за пятак.
И человечность сохраняли, когда вокруг большой бардак.
Шагаю по центральному проходу.
Шумят станки седого, старого завода.
Стучат они, аж стены сотрясает.
Горят те печи, где железо отливают.
Всё в дыму, и руки все в мозолях.
Простой народ в труду и боли.
За копейки, как при царском том указе,
Сгибают спины, не видя солнца ясного.
Людей мы судим за изъяны, не зная о человечности внутри.
И как бы речь та не звучала, ты вспомни свои поступки и грехи.
И может быть тогда ты заново родишься, перевернув весь этот мир.
Но за поступки и изъяны, ты впредь людей так больше не суди.
Народ пошёл скупой и жадный.
На булку хлеба жаль монет.
Куда всё катится в раздумьях ожидания.
Людского не сыскать нам, в наш то век.
Все взгляд отводят, и ворчат угрюмо.
Как будто так и быть должно.
Сидят в раздумьях ожидания, охраняя злато то.
Жаль нельзя внедрить собачий ген прям внутрь человека.
Со всеми чувствами любви и преданностью до скончания века.