Выдержка из ежедневника аристократки Марго Лимвист сент Хосарио, одного из самых старейших родов Мэрьи со времен основания страны. На момент написания ею данных строк их семье недавно исполнилось более четырехсот лет.
Несмотря на весьма простое начало дня, которое меня встретило запоздавшим письмом от моего счетовода, что зерно выросло в цене и теперь продавать его придется с меньшей наценкой из-за договоров поставки, я была им удивлена и даже немного сбита с толку, пусть подобное мне абсолютно не свойственно. Написав вопрошающее письмо нашему поставщику, чтобы он разъяснил более подробно причину данных цен, я хотела было уже вызвать слугу отнести своё послание куда надобно, как мой незаменимый помощник появился сам. Обычно в это время меня никто не беспокоит – все встречи, как правило, намечаются на вторую половину дня и курьеры с письмами приезжают лишь вечером. И гостей я не ждала. Потому с неподдельным интересом выслушала то, что он мне поведал немедленно после своего прихода.
Один из садоводов, который обычно поддерживает нашу живую изгородь в подобающем состоянии, был окликнут с улицы некой девушкой, которая спросила к кому в доме можно обратиться по финансовым вопросам. Он попросил неизвестную особу подождать и вызвал его, моего личного слугу. Мой личный слуга, подойдя к девушке, сразу понял, что она из простолюдинок – то указывал лучше любых слов её вид. Думая, что это очередная попрошайка, мой слуга начал говорить обычные культурные слова, которые он обычно говорит таким персонам, однако девушка, начав отвечать, немедленно его смутила. Убедившись, что она хочет просить не милостыню, а предоставить кое какой документ лично мне, он не мог не спросить что именно подразумевается под оным. Когда она достала его и показала ему, он увидел королевскую расписку на мою семью. В этот момент меня будто окатило холодной водой, пусть и постаралась вида не показывать. Он в свою очередь вполне красноречиво смог передать словами моё состояние, ибо свои чувства он описал так. Процитирую – "Я чуть сквозь землю не провалился и готов был поспорить, что стал бледнее любого мрамора". Потому, не теряя времени, он немедленно, на свой страх и риск, без моего ведома, пригласил гостью в сад. Пока она дожидалась от нас дальнейших действий, слуга немедля побежал за счетоводом, но увы – он уехал в банк и должен был придти только вечером. Понимая, что подобного гостя нельзя заставлять долго ждать, он пришел ко мне, как к хозяйке дома. Разумеется, я лучше бы доверила подобное решение своему мужу, но он уехал уже как неделю в Рожан и прибудет не раньше конца месяца. Я поблагодарила слугу, попросила его принести в сад перо и чернила и сразу же направилась в сторону, где меня дожидалась загадочная незнакомка.
Придя в сад, я сразу увидела нашу гостью. Она смотрела на цветы, которые росли у ближайшей клумбы. Поодаль за ней следил один из стражников – явно его поставил мой слуга, чтобы если гостья что замышляет можно было увидеть всё раньше её действий. Подойдя к ней, я поприветствовала её и представилась. И, странно признавать, была немного разочарована тем, что она сразу разволновалась и стала кланяться как обычная простолюдинка. Помня, зачем я сюда пришла, я пригласила её в нашу удобную беседку для разговоров. Пока мы шли я только и слышала её едва заметные восторженные восклицания. Придя куда нужно, она, против всех правил приличия, раскрыла рот и ничего не говорила. Тем временем стражник присматривал за нами, но так, чтобы гостья не замечала его. Я попросила её присесть и она не говоря ни слова молча выполнила мои слова. Чтобы не сидеть молча попусту, а так же хотя бы немного представить что за человек сидит передо мной, я спросила как её дела. На что она немедленно сказала, что никогда не была в таких местах и потому попросила её простить, если она что-то сделала не так. Меня подобное даже немного позабавило и я обратила внимание, что мои цветы ей понравились. Она сказала подобные цветы редкость в наших краях, за ними нужен уход лучше чем другим и подобная красота по настоящему показывает насколько сильны хозяева данной земли. Мне польстило подобное заявление. После чего я сказала, как много можно измерить деньгами. Например, вопрос с каким пришла она к нам. Её лицо переменилось, и, вместо ожидаемого блеска жадности в глазах, я увидела робость. Вдруг я вспомнила, что она не говорила мне своё имя. Я подсела поближе к ней и спросила её о нем.
Она представилась. Джоан Элквист. Обычная девочка, без титулов, без какой либо приданного. Обычная простолюдинка. Право слово – я с такими не разговариваю обычно, не вижу тем для разговора, кроме цветов, пожалуй, потому сразу обратившись к ней просто по имени, попросила её показать расписку. Она её едва не выронила из рук, протягивая мне. Взяв аккуратно сложенный пергамент, я поймала себя на мысли, что хочу увидеть обычную подделку, после чего встать и каким либо язвительным образом прогнать гостью. И вовсе не по той причине, что она не из аристократии. Мне стало страшно и жутко, ведь кто же знает какая сумма может быть расписана там. И вообще – как такая расписка попала в руки этой простой особы? Надеясь на свою некоторую осведомленность в данном вопросе, я раскрыла пергамент и обомлела. Там стояла настоящая королевская печать. А сам листочек был из тех, что не имел владельца – поле имени, кому выдают сумму денег, пустовало. Обратив внимание на сумму, я чуть-чуть выдохнула. Конечно, она была большой, приблизительно одна двадцатая часть моих личных сбережений, но ничего страшного в том, что могу её отдать не увидела. Я даже посмела немного улыбнуться. И сразу же вспомнила, что нужно проверить подлинность данной бумаги.
Своему слуге я не сказала взять шкатулку, где хранились всё наши расписки с их номерами и наименованиями. Не наигранно с горечью вздохнув, я сказала гостье, что нам с ней придется подождать чуть дольше – кое чего не хватает. Она же склонила голову, будто виновная в чем-то и попросила прощения. Воспользовавшись прекрасным моментом, я спросила её откуда она вообще взяла данный листок. На что лишь чуть дернулась и рассказала историю про своего дальнего родственника, который в своё время чем-то, кому-то помогал из людей с «голубой крови». За выслугу он получил данную расписку. На кого работал её дальний родственник, что он делал – она не знала. Тот лишь всё рассказал перед своей смертью, когда позвал её в свой смертный час. При том его она знала очень плохо, лишь к концу его дней они стали хоть как-то общаться, ибо ему была нужна помощь и женская рука в доме. Верить в такое не хотелось, но я поверила. Если бы бумага в моей руке оказалась подделкой, то история и не имела бы смысл. Но дальнейшие события расставили всё на свои места.
Возможно, её история повлияла на меня, ведь я рассказала ей почти то же самое, что и она мне. Данная расписка где-то помечена в моих финансовых документах, но конкретно кто, где и как это сделал – сказать не могу. Конечно, я знала, что моя семья, до моего рождения, брала в долг у королевы, чтобы сохранить титул дворянства, но подобное кому ни попадя говорить не стоит. С тех пор много воды утекло, мы стали сильны и богаты, подобные деньги для нас ныне легкая ноша и волноваться мне не о чем. Лишь вдруг стало интересно – кому королева могла отдать данную расписку, чтобы она попала дальнему родственнику Джоан. Я немного поспрашивала про её родственника ещё, но она сама мало что знала. На некоторое время мы замолчали. Не желая сидеть в тишине, я вдруг вспомнила, как она похвалила цветы в моём саду. Она сразу улыбнулась и назвала их правильное название, что дали им их открыватели – Семицветный Трисс. Я спросила, откуда она знает про него и тут у нас начался живой разговор.
О чем мы только не успели поговорить пока не пришел мой слуга! История, некоторые науки… Цветы, наконец! Особа оказалась весьма интересной, слушала с удовольствием и спокойно могла сказать мне что нибудь новое. Разумеется, знала я больше её, но отчего то с ней говорить было веселее и интереснее чем со многими моими знакомыми аристократами. Прошло много времени, мы даже раскраснеться немного успели от такого живого разговора, потому, когда пришел мой слуга и извинился особо глубоко, я на то не обратила никакого внимания, ибо так приятно беседовать можно бесконечно. Стоит отметить к его чести, что он в силу своего опыта принес абсолютно всё что было нужно, потому он задержался. К стыду признаться, я забыла ему сказать где может быть шкатулка с расписками сейчас, ведь мой счетовод её перенес в свой кабинет, чтобы более спокойно обработать все бумаги перед походом в банк. Однако, несмотря на мою нерасторопность, он смог её найти, чем явно заслужил вознаграждение.
Таким образом, я расправилась со всеми формальностями быстро и легко. К моему счастью нужные бумаги я нашла скоро и, теперь я даже немного радовалась этому, расписка Джоан оказалась настоящей. И её номер и наименование были на одном из длинных старых пергаментов, что в руках уже почти чуть не разваливался. Я, как и подобает, спросила возьмет ли она всю сумму разом или будет брать по частям. Она сказала, что хочет взять часть. Я спросила половину или треть, ибо не видела смысла делить её на меньшую сумму. А Джоан сказала, что лишь двадцатую часть того, что причитается при расписке. Я, конечно, удивилась, но дала распоряжение слуге дать деньгами именно ту сумму, что озвучила гостья. На этот раз слуга сделал всё быстро. Настолько, что мне пришлось в конце даже задержать гостью, когда ей уже дали денег в мешочке, ибо очень уж меня заинтересовала история, о которой зашел наш разговор. Будто, якобы сейчас под нашим городом живет какое то страшное существо что ест людей, и что нужно быть теперь особенно осторожным. На подобное я выразила своё мнение, что всё быстро придет в норму – страже платят именно за безопасность, потому всё образуется. Возможно мне показалось, но Джоан будто слегка притихла от моих слов. После чего поклонилась, поблагодарила за всё и сказала, что больше задерживать меня не смеет. Я вдруг вспомнила, как не отправила письмо поставщику, как не сделала ещё много дел и согласилась с гостьей. После чего я немедленно сказала слуге проводить гостью и по остаткам расписки выдавать оставшуюся сумму ей.
Расстались мы тепло и по-доброму. И пусть на сегодня дела я сделала не все, злиться на Джоан я не могу. И даже больше – своему слуге я сказала, что когда она придет в следующий раз, пусть позовет меня. Не каждый день можно встретить такого приятного слушателя как она. Как же, оказывается, мало нужно для того, чтобы день перестал быть рутиной.
Удивительное открытие!
Я заснул в логове врага.
Звучит помпезно, но по другому относится к своему сну в комнате человека я не могу. С другой стороны, я сюда пришел как побитая собака, разбитый воин, обычный беженец, которому нужен кров. Когда твоя башка трещит подобно бешенному танцу не пойми каких варваров – тебе не до геройства. Ты лишь желаешь выжить. Переждать ужасную линию в своей судьбе. Дотерпеть до своего заслуженного рая. Чердак, на котором я пытался переждать день, оказался шумовым ужасом. Настоящей пыткой, что не могли прекратить ни мои ладони, ни густая солома подо мной. Я думал что сойду с ума и скорее всего так и произошло, коли я очутился здесь. Но зато я нашел своё спасение. Нашёл там, где живут люди.
А место, где именно я обрел покой, было под кроватью.
Потому мой гнев был праведен и свят, когда меня что-то разбудило. Раскрыв свои желтые очи, я подумал, что их свет сожжет всё вокруг от моей ярости. Я готов был растерзать и растоптать виновного в моем пробуждении, пусть хоть тот был дракон или армада его Величества. Правда весь запал быстро испарился при осознании действительности. В коридоре скрипнула половица, я услышал это во сне и мой звериный инстинкт самосохранения разбудил меня быстрее, чем я понял что произошло.
Оставалось только решать – бежать или притаиться.
Странно было выбрать вариант, который обычно не рассматривался. Это сесть на видном месте, замереть и ничего не делать, чтобы не испугать гостью. Хотя не правильно так её называть. Здешнюю хозяйку, скорее.
Сел я по своему обыкновению – колени на уровне груди, руки между ног. Этакая горгулья, что обычно устанавливают на фасадах богатых зданий, с какой-то нарочитой верой, что они спасут от несчастий. Я краем глаза глянул на закрытые ставни. Меж щелей можно заметить тускнеющие лучи солнца. Вечер. Надеюсь, что день прошел не зря.
Когда в дверном проеме появилась девушка, я уже смотрел на неё с табурета у тумбы. Она не сразу меня увидела. А когда заметила, лишь замерла, не сказав даже слова.
Я молчал. Судя по её лицу и глазам, она тоже не сильно то и желала говорить. После недолгой паузы, она медленно потянулась куда-то в глубины своего платья, прозвучал звон монет и большой, полный кошель появился в её руке. Девушка протянула их в мою сторону и только тогда сказала:
– Вот.
Я кивнул и постарался сделать звук довольного человека. Так как я гоблин вышло какое то непонятное и глупое мурлыкание.
– Трать как хочешь. Главное теперь доберись. До Хуареса. И стань аристократкой.
Девушка замерла с протянутой рукой ко мне. После чего опустила мешочек вниз, медленно прошла к кровати и села на неё. Посмотрела на столик рядом. После чего положила все, что она прятала в секретном отделе своего платья на него.
– Расписка… Счет. Деньги, – когда об стол глухо звякнула плотная горсть монет, она будто в бессилии выдохнула, – Я никогда в жизни… Столько не держала.
– Привыкай, – только сказал я, – скоро столько денег. У тебя много. Будет.
Она странно на меня посмотрела. Не исподлобья, но как то неуютно. Я скривил губы, сделал вид что не заметил.
– А скажите… Почему всё же вы меня выбрали как человека, что будет брать деньги и титулы?
– Ты человек. И я тебя знаю. Всё.
– Вы могли бы тоже самое сделать…
– Нет, – тряхнул я головой, – маленькому человечку не дадут. Ничего. Подозрителен. Девушкам дают. Лучше. Намного.
– То есть не для того, чтобы вы могли слинять в любой момент, а меня, как подозрительную особу, посадят в тюрьму?
– Нет. Не потому, – почесав подбородок сказал я, отдавая должное её коварству.
Девушка нервно рассмеялась. Тихо, но для меня громко и совсем не приятно.
– А по-моему вы лжете…
– Почему?
– С такими бумажками обычные люди, такие как я, не ходят и не стучаться в особняки аристократов. Потом аристократы, сами, лично, не дают распоряжение своим слугам принести мне эти деньги…
– Подожди, – махнул я головой, – ты с аристократкой. Говорила?
Девушка потупила глаза куда-то в угол.
– Да. Она знает теперь моё имя. Я будто… В бреду каком-то была. В галлюцинации. В мираже!
– Ого… – сказал я с настоящим удивлением от количества слов, похожих на смысл выражения "пьяный угар", – но деньги то дала.
– Я вообще думала, что меня вот-вот оттуда выгонят. Или попытаются убить, чтобы не платить! Когда я вышла оттуда, я долго не могла поверить, что всё произошло на самом деле. То, что я вообще жива после такого…
– То есть… Ты думала. Что тебя убьют?
– Ну… Не то чтобы точно. Просто это не правильно. Я ведь ей солгала откуда у меня эта бумажка!
– Понятное дело. Не гоблин же. Дал, – усмехнулся я.
– Да… Со всем этим я даже в библиотеку не пошла. Меня, скорее всего, снова потеряли… Из-за вас…
– Теперь у тебя есть деньги. Можешь туда не ходить. Больше.
– А у вас всё легко, да? Просто захотели и всё сделали. Захотели – украли. Захотели – меня снова мучаете. Вам всё легко. Вообще думать не надо, – резко сказала мне она.
Я чуть покачнулся на своем месте, шмыгнул носом.
– А по мне. Ты все сложно. Делаешь.
Я услышал как она захотела засмеяться, но сразу перешла на громкий тон.
– Разумеется. Ведь я – не вы. Вы ведь лучше знаете, как живется одной среди людей, верно? Только вот я – человек. А вы – существо, которое таится в темноте и преследует свои цели любыми способами. И плевать какие принципы нарушаете – главное своего добиваетесь, верно?!
Я сам того не замечая начал улыбаться, а к концу её слов даже медленно засмеялся. Так, чтобы мои эмоции услышала только она.
Девушка сжалась. Я дернулся в последний раз, посмотрел в её глаза. Она не стала прятать взгляда. Раньше бы точно сразу потупилась вниз от такого.
– Этому я научился у людей. И не говори, что так не умеешь.
Она посмотрела на столик, где лежала расписка, счет и мешочек, наполненный серебряными монетами. Положила рядом с ними свою ладонь. Тихо сказала:
– Вы не тот, который должен говорить такое мне.
– Я уже сказал, – ответил я, – просто запомнил. Момент. Когда ты. Убегала от меня. А потом пыталась договориться. Со стражником. Через постель.
Девушка закрыла глаза. Покачала головой.
– Я…
– Здесь то же самое, Джоан. Просто денег больше. Медлить нельзя. Завтра езжай в Хуарес. И становись. Аристократкой. Всё что надо. Тебе дам.
Повисла странная тишина. Словно меня и её прервали на полуслове. Я бы что-нибудь ещё сказал, да придумать не мог. Её губы то чуть дрожали, то чуть приоткрывались. На меня больше не смотрела. Вообще не обращала внимания. Я посидел в подобной ситуации ещё немного, после чего сказал:
– Валю ка я отсюда…
– В Хуарес три дня пути, – вдруг сказала она, – я не могу просто исчезнуть…
– Ты забыла. Зачем туда. Едешь?
Девушка не ответила.
– Ты станешь. Аристократкой. Какая разница кем ты сейчас. Бываешь?
"Являешься". Мой запас слов до сих пор хромает или забывается.
– А что если ничего не выйдет? Вы хотите сказать, что я могу разрушить хотя бы то что имею ради… По причине письма, где написано ехать в Хуарес?
Я вздохнул.
Где то далеко в воспоминаниях увидел, как мама мне маленькому объясняла, что люди не могут всё бросить и уехать. Тогда как-то зашел разговор про боль и унижения шлюх. Так я тогда коверканным языком сказал, что надо просто убегать. На что она сказала мне:
"Люди не могут уехать оттуда, где больно потому, что хотят сохранить хоть что-то, чтобы жить хоть как-то".
Цокнул языком. Повернулся к ней.
– Ты там разрешения. Спросить хочешь?
Девушка кивнула.
– А если не пустят?
– Я постараюсь, чтобы отпустили.
– А что тебе. Сделают, если…
Меня прервал стук в дверь.
Весь мой корпус сразу повернулся к источнику шума. Уши дернулись. Каждый мускул на теле напрягся. Рука схватила рукоять кинжала, спрятанного за спиной. Я даже забыл о его существовании. Всё произошло на уровне инстинкта.
– Кого звала? – прошипел я.
Когда посмотрел на девушку, понял без слов что для неё гости тоже неожиданные. Я прищурился, словно захотел увидеть стучавшего через стенку перед собой. На деле же я прислушивался – и сразу же словил звук какого-то балахона за дверью. Кто-то тощий за ней, половицы под ним скрепят стеснительно, даже извиняясь будто. Я сказал девушке:
– Молодой человек, кажется. Откроешь?
– Джоан! – крикнул кто-то за дверью, – ты дома?
– Точно молодой человек, – хмыкнул я.
– Это же… – и не сказав ни слова более девушка побежала к выходу. Когда она миновала меня и я пропал из её виду, нахлобучил на голову капюшон, поспешно подбежал к закрытым ставням, открыл их, осмотрел все направления на наличие лишних глаз, и, надеясь что никто ничего не поймет, перелез через подоконник и притаился при затухающем солнце на внешней стороне здания.
Право слово – вечер прекрасен тем, что люди, будучи уставшими, неохотно смотрят зорко наверх. Дискомфорт от остатков лучей небесного светила раздражал мои глаза, но немного поменяв своё положение, я спрятал голову с затемненной стороны ставни. К моему великому счастью снизу меня никто не окликал – все были заняты своими делами, да и окна напротив уже вовсю готовились ко сну, а значит, были закрыты. В самом худшем случае я бы прикинулся балующимся ребенком, на самый крайняк – вором. Последнее мне бы польстило даже. Но, мне благоволила судьба, снаружи я оставался незамеченным. Оставалось только подслушивать разговор девчонки и молодого человека.
– Якоб, ты зачем пришел? – услышал я девичий голос.
– Меня об этом попросил наш архивариус. Он тебя потерял и сразу подумал, что ты, может, снова…
– Нет, я не пропала. Я просто себя… не чувствую хорошо.
Так неуверенно подобное сказать надо умудриться. Интересно, купится ли парень на подобную ложь.
– Джоан… Ну у нас и так людей не хватает. А ты вот делаешь…
– Якоб, если я могла придти на работу, то пришла бы. Я просто на самом деле… Мне нужно свободное время, чтобы разобраться с одним делом…
– Ты с ума сошла? Архивариус будет орать что ты дура и вообще ненормальная! Тебе повезло, что он сменил гнев на милость и дал тебе шанс и дальше работать у нас в библиотеке.
– Якоб… Давай без этого. Мне на самом деле нужно время. Передай ему, что я точно приду обратно через… дней десять.
– Чего!? Ты реально дура… Тебе же ни медяка не заплатят! Десять дней… Ещё и выгонят с работы. С тобой точно всё нормально?
Я даже усмехнулся. С такой интонацией лицедеи изображают любовников, что заботятся о любимой. Хотя, может, тут без всякой шутки чувства имеются. Не удивлюсь.
– Нет, я не сошла с ума, Якоб! Так ты передашь архивариусу мои слова?
– Какие? – уже с интонацией дурака спросил парень.
– Чтобы он дал мне десять дней, – терпеливо ответила девушка.
– Да он же даже меня с говном съест! – уже с откровенной паникой сказал парень, – А потом ты ещё с голоду подыхать начнешь…
– Якоб, пожалуйста. Я реально очень болею, – с легкой дрожью в голосе сказала девушка.
Я услышал какой то вздох, с силой достаточной, чтобы мне показалось как створки слегка скрипнули из-за него. Потом голос парня сказал:
– Завтра меня ждет сцена бродячего цирка…
– Спасибо, – с облегчением сказала девушка.
– Ладно… Тогда увидимся потом?
– Ага… Пока, Якоб.
– Пока, Джоан.
Дверь закрылась. Как только задвижка зашла в своё гнездо, я мигом запрыгнул обратно в комнату и закрыл ставни.
– И теперь. Что? – спросил я её, стоя на столе.
Она не ответила. Только прислонила лоб к двери и молчала.
Я её тишину не прерывал. Просто тихо вернулся на стул, сел как мне удобно, и стал ждать реакции. Теряясь в догадках о чем думает данная особа, я смотрел то в угол какой, то в потолок, не отрывая от неё краешек своего взгляда ни на секунду.
– Значит так… Завтра я еду в Хуарес. И… Должна придти через десять дней, верно?
– Да, – кивнул я.
– А почему бы вам было не взять какую нибудь девку в Хуаресе, чтобы её контролировать можно было. Я ведь могу убежать, вы ведь то понимаете?
– Странно, что ты. Говоришь про то. Не хочешь убегать? – с неподдельным интересом спросил я.
– Боятся теней всю оставшуюся жизнь я не намерена. Лучше сдохнуть.
– Не сдохнешь, – с толикой уставшей грусти от её одинаковых мыслей насчет собственной дальнейшей судьбы, сказал я, – С деньгами – да. Можно убежать. В библиотеке. Денег у тебя не было. Потому я удивлен.
– Не поняла?
– Почему ты сказала. Что убегать хочешь?
А ведь я об этом даже не подумал, когда давал ей расписки. Она на самом деле могла убежать с деньгами и прожить вполне неплохо даже за ту часть, что взяла. А взяла она не всё – лишь маленькую толику того, что было на бумажках.
– Я хочу, чтобы вы от меня отстали. Раз и навсегда, – выдохнула она.
Я скривил свой рот. Почесал голову. Хмыкнул.
– Не понял, – покачал я головой.
Девушка не ответила. Запомнив данный момент для обдумывания на потом, я сказал:
– Ладно. А деньги. Не нужны?
– Дело не в деньгах. А в страхе.
Я снова сделал звук задумчивого старца. Не знаю как получилось, но девушка не дрогнула. Уже хорошо.
– Я же сказал. Не убью.
– Не только вы можете вселять страх.
– Ладно,– махнул я рукой, уже не пытаясь понять ту, что замерла в одной позе и шевелится только губами, – завтра с утра я тебе отдам то. Что тебе нужно в Хуаресе.
Я проскользнул по комнате снова к окну. В уже совсем слабых лучах солнца моя фигура размазанной тенью пробежалась по стене. Остановился на подоконнике, чтобы вдруг поймать себя на мысли, что раньше в это время я никогда не выходил на свет. Воистину – тяжелое пришло для меня время. Даже с людьми приходится работать, чтобы что-то сделать.
Я кинул взгляд на спину девушки. Её плечи опущены, спина согнута. Лоб вот-вот прирастет к двери. Как закрылась, так и замерла в своем положении. Я с людьми не очень общался до этого. Если бы пытался – меня бы только убить хотели. Однако, во время жизни с мамой в борделе, кое что запомнил. Подобное называли шлюхи "подавленность". Обычно человеку, что страдал этим недугом, говорили что-нибудь хорошее. Я же, гоблин по существу, придумать хорошие слова был почти не в силах. А про деньги снова говорить было вообще ни к месту – даже я это понимал. Погрязавши в свои мысли, я задержался у окна дольше обычного. Настолько, что девушка даже подумала что меня нет в комнате и, наконец, отвернулась от двери.
Бледное лицо с сжатыми губами показались мне предсмертной маской человека, которому не оставили выбора кроме как умереть. Ямочки на щеках становились глубже из-за надвигающихся теней приходящей ночи. Сквозь её челку я увидел влажные глаза и когда взгляд их наткнулся на меня, девушка вздрогнула.
Тогда я за короткий миг понял больше чем за весь наш разговор.
Помню видел уже такое. Когда то давно.
На лице мамы.
Так смотрят на тебя только те, у кого отобрали всякий выбор. Подобного я не замечал за ней даже когда мне пришлось заточить её в своё логово в канализации.
Девушка замерла не отводя от меня глаз. Я медленно направился к окну и сказал:
– Коли так – можешь отказаться. Завтра приду. Если откажешься. Больше меня не увидишь. Сам дойду. До Хуареса.
Я не стал ждать ответа. Просто улизнул наверх, по деревянной стене старого двора. Вскоре я был уже далеко и думал, что вполне мог просто уйти. Но подобное как-то нечестно по отношению к ней в данной ситуации. Удивительно, что подобных мыслей у меня и в помине не было, когда её похищал для того, чтобы научиться читать.
Расту, наверное.