Патриция Вентворт
На краю пропасти
Глава 5
Две парадные гостиные Тэнфилд-Корта выходили на низкую террасу, широкие ступени которой спускались к знаменитому итальянскому дворику. Лайл Джернинхем ненавидела эти два акра арабесок и геометрических узоров, бездушных, утыканных кипарисами и статуями, засаженных цветами, такими ухоженными, что казались искусственными. За пределами дворика природа брала свое: поначалу укрощенная в виде дерна и подстриженных деревьев, но чем дальше, тем гуще становились кусты и раскидистей ветви. Дед нынешнего хозяина поместья любил деревья – собственноручно посаженные им буки, платаны, дубы и клены разрастались год от года. Прижились в усадьбе и кипарисы с золотистыми кончиками ветвей, и темно-изумрудные кедры, и редкие гималайские деодары.
Гуляя по хвойной аллее, Лайл ждала возвращения мужа. Страхи остались в прошлом, румянец снова играл на щеках. Лайл нашла в себе мужество с легкостью думать о вчерашних переживаниях. Она вспоминала о своем поведении с изрядной долей стыда. Дейл отослал ее к Крейнам на выходные, а она переночевала в гостях и вернулась. Теперь муж рассердится и потребует объяснений.
Лайл бродила между деревьями, раздумывая над тем, что скажет Дейлу. Проще всего солгать, что почувствовала недомогание. Рейф и Алисия, испуганные вчерашней бледностью Лайл, подтвердят ее слова. Но Лайл не привыкла к вранью. Ложь была ей отвратительна, а лгать Дейлу противно вдвойне. А значит, придется говорить правду. Немыслимо!
«Я слышала из-за изгороди разговор двух незнакомых женщин. Они сказали, что Лидия погибла, потому что тебе были нужны ее деньги, и что я буду следующей».
Она вздрогнула, вспомнив, как холодная вода поднималась все выше и выше, заливая подбородок, губы, глаза. Это случилось совсем недавно, десять дней назад!
Лайл вышла на поляну, подставив лицо солнечным лучам. Нет, она никогда не солжет Дейлу, но и правды не скажет.
Она обернулась навстречу мужу – и в тот же миг все страхи вылетели из головы. С самой первой встречи вид Дейла заставлял сердце Лайл трепетать. Походка, наклон головы, уверенный голос, улыбка, которую муж приберегал для нее одной. Глаза у Дейла были светлее, чем у кузена, а кожа бледнее, чем у Рейфа и Алисии. Те отличались изящным сложением – Дейл был крепок и статен. Когда он обнимал ее, Лайл ощущала себя хрупкой и беззащитной, но до сих пор его объятия рождали не страх, а радостную дрожь.
Он поцеловал ее, и Лайл ответила на поцелуй, ощутив незнакомый холодок, и с облегчением отстранилась, ловя ртом воздух.
– Дейл, я не могла там больше оставаться…
– Я вижу.
Не сердится. Пока не сердится. Если она найдет верные слова, все обойдется, но она способна только беспомощно лепетать…
– Мне так захотелось домой…
Рука Дейла легла на плечо, придавила своей тяжестью.
– Почему?
– Дейл…
Лайл хотела спрятать лицо, но он развернул ее к себе и строго спросил:
– Что происходит? Вечером я позвонил Крейнам. Мэриан сказала, что ты уехала утром, получила какую-то телеграмму. Ты говорила ей про телеграмму?
– Да.
– Что за телеграмма?
– Дейл, ничего я не получала…
Нет, она не станет ему лгать.
– Тогда почему ты вернулась?
Впервые с начала разговора Лайл осмелилась поднять глаза на мужа. В них застыли решимость и грусть.
– Я не хочу об этом говорить.
– Что за глупости! Рассказывай!
– Дейл…
– Да что с тобой происходит? Крейны – мои друзья. Ты собиралась гостить у них все выходные, а вернулась наутро. Объяснись, пожалуйста. Вы с Мэриан поссорились?
От облегчения щеки Лайл порозовели.
– Нет! Ты же знаешь, я не люблю ссор.
Она отстранилась – и он отпустил ее.
– Мне нечего делить с миссис Крейн. После завтрака я вышла в сад и случайно услышала разговор двух женщин. Я их не узнала, гостей был полон дом…
– О чем шла речь? – небрежно спросил Дейл.
Лайл охватило болезненное любопытство: что он ответит, если она осмелится? Но она никогда не осмелится, от одной мысли перехватывает дыхание…
– Я их не узнала…
– Ты повторяешься. Я хочу знать, что именно они сказали.
О Господи, чего она мнется? Наверняка все эти страдания из-за того, что ей нашептали какие-нибудь глупости про него и Мэриан. Дейл не отличался мягким нравом. И то, что она раздувает из мухи слона, злило его. Увидев, как темнеет лицо мужа, Лайл поспешно ответила:
– Я понимаю, это глупо, но я не хотела с ними разговаривать, не хотела их знать. Пойми же, Дейл! Они говорили ужасные вещи, и я не хотела с ними… с ними общаться, а если бы я осталась, мне пришлось бы, ведь я запомнила их голоса! Неужели ты не понимаешь?
Дейл нахмурился.
– Пока нет, но надеюсь понять. Ты так и не ответила, о чем именно они говорили. Их речи так повлияли на тебя, что ты не постеснялась обидеть моих друзей. Поэтому я жду ответа: что они сказали?
Лайл побледнела.
– Они говорили о Лидии. Дейл, пожалуйста, не злись! Меня так потрясли их слова, что я не смогла там остаться!
– О Лидии? – удивился Дейл. – Так вот оно что. А при чем тут Лидия? Какая-то бессмыслица! Что они сказали?
– Они сказали, – неожиданно севшим голосом пролепетала она, – что с ней произошел несчастный случай…
Глаза мужа сверлили ее из-под насупленных бровей.
– Тоже мне новость!
Рука Лайл взлетела к лицу.
– Не новость, но они сказали…
Где та граница, которую она так боится переступить? Дейл ждал, и Лайл выдавила:
– Что несчастный случай был тебе на руку…
Лайл не могла смотреть на Дейла – глаза слепило от слез. Сердце колотилось в горле.
На мгновение стало очень тихо. Тишину нарушил спокойный голос Дейла:
– И это все? Старая история. Я думал, с ней давно покончено. И незачем было нестись оттуда сломя голову.
Лайл посмотрела на мужа и испугалась. Ей и раньше случалось видеть Дейла в гневе, но сейчас к гневу примешивалось ледяное презрение. Неужели оно адресовано ей? Ей, поверившей клевете и позорно бежавшей из дома его друзей! Хорошо хоть он не пытается выведать остальное! Ей пришлось бы рассказать ему все без утайки. Если Дейл узнает настоящую причину ее побега, между ними все будет кончено.
Дейл отошел от нее, но сразу же вернулся.
– Тебе следует научиться владеть собой, – ровно сказал он. – Глупо терять над собой контроль всякий раз, когда кто-то скажет тебе гадость. Люди порой и сами не верят своим ядовитым речам, но их яд все равно отравляет. Нельзя всю жизнь шарахаться от того, что тебе не по нраву, иначе нам придется коротать жизнь в одиночестве. Надеюсь, Мэриан не затаила зла, но тебе придется сочинить причину убедительнее, чем телеграмма. Я жалею, что позвонил, ты могла бы соврать, что телеграмма от мужа, или предоставить отдуваться мне. Похоже, вранье не твой конек.
Лайл подняла глаза, но, несмотря на беспечный тон, взгляд мужа был мрачен и тверд.
– Я два дня провел в разъездах. Мне нужно размяться. – Не сказав больше ни слова, он пошел прочь по аллее.
Глава 6
Лайл спустилась к морю. Она не любила Тэнфилд, но ей нравились скалы у берега. От хвойной аллеи к морю вела тропинка. Деревья расступались, открывая взгляду бухту. Волны плескались на мелководье, подчиняясь капризам солнца и облаков.
Уже полвека назад обрыв вызывал опасения, и хотя до воды было всего пятнадцать – двадцать футов, отец Дейла огородил его низкой каменной стеной. Через проем в стене на пляж вела лестница.
Лайл присела на стену и загляделась на море. Вечернее солнце клонилось за Тэйн-Хед. Пройдет совсем немного времени, и солнце сядет, а тень от скалы, словно след от пролитых чернил, протянется к подножию обрыва, но сейчас вода была чиста и прозрачна, а тень залегла у дальнего конца бухты.
День выдался жаркий, однако с моря дул свежий бриз. Лайл поежилась в своем зеленом льняном платье, но вскоре мысли о разговоре с мужем заставили забыть про холод. Дейл рассердился. Она знала, что он рассердится. Даже если бы она рассказала ему все без утайки, Дейл все равно упрекнул бы ее за побег, дав в полной мере ощутить свой гнев и презрение. Презрение ранило больнее всего. Если Дейл будет ее презирать, она и сама станет себе противна. Почему она не осталась у Крейнов и не ответила на клевету? Глаза медленно наполнялись слезами. Лайл терзал стыд, но сильнее всего был страх, затаившийся в самой глубине души.
Время шло. Чернильная тень успела подползти к берегу, прозрачная синева воды на глазах посерела. Лайл не слышала шагов. Человек, подошедший сзади, медлил, словно не решался позвать ее. Лайл обернулась и увидела Рейфа.
Поверх белой тенниски он набросил свитер. Рейф протянул ей бежевый жакет в яркую красно-зеленую клетку.
– Твой? Ты сумасшедшая. Вчера еле держалась на ногах, а сегодня сидишь на самом ветру!
– Я не замерзла, – сказала Лайл, дрожа как осиновый лист.
Рейф состроил забавную гримаску:
– Хочешь заболеть? А ну-ка надевай жакет. Что с тобой происходит?
– Ничего.
Лайл быстро запахнула теплый жакет – уютные квадратики словно излучали тепло. Дейлу нравились яркие цвета, и Лайл купила этот жакет ради него. Купила скрепя сердце, ей шли пастельные тона. Впрочем, сейчас жакет пришелся весьма кстати. Лайл машинально застегнулась на все пуговицы.
Рейф заставил ее снова присесть на стену, а сам сел рядом, спиной к Тэйн-Хед. Глаза Рейфа блестели, ветер лохматил волосы.
– Ну, рассказывай, детка, что приключилось.
– Ничего.
– Очередная буря в стакане воды? Не волнуйся, детка… – Рейф пропел приглушенным тенорком: – «Car ici-bas tout passe, tout lasse, tout casse…»[3] У меня в запасе уйма сопливых песенок. Выкладывай, что тебя гнетет. Вчера явилась домой бледная, краше в гроб кладут, и только твое милое личико начало розоветь, как вернулся красавчик Дейл и ты снова раскисла. Что случилось?
– Ничего.
– Перестань! – Рейф схватил ладони Лайл и потряс ими. – Хватит таращиться на меня, как затравленный зверек. Лучше расскажи, что ты натворила у Крейнов.
– Рейф, я правда…
– Правда. И ничего, кроме правды. Поделись со мной правдой – и тебе станет легче. Какая-нибудь досужая сплетница сболтнула, что Дейл был любовником Мэриан? – В глазах Рейфа зажегся опасный огонек. – Это полная ерунда, но ты покорно проглотила наживку и примчалась домой, чтобы подать на развод?
Если Рейф хотел растормошить Лайл, то у него получилось. Она вырвала руки и громко возмутилась:
– Ничего подобного!
– Тогда что? Я жду объяснений, прелесть моя.
– Рейф, не валяй дурака!
– Ты действительно прелесть, – промурлыкал Рейф, – когда сама хочешь, а еще когда счастлива. Поэтому мне невыносимо видеть тебя несчастной.
– Рейф, прекрати!
– Для тебя это новость? Меня нелегко раскусить, я умею притворяться. Алисия считает, я терпеть тебя не могу. Разве это не доказательство моей поразительной скрытности?
Лайл напряженно рассмеялась.
– Ты невыносимый болтун!
– Поэтому можешь спокойно мне довериться. Кто послушает болтуна?
– Мне нечего рассказать.
Рейф улыбнулся.
– Придется спросить у Дейла, хотя я предпочел бы услышать все от тебя.
– Рейф, ты зря тратишь время.
– Я? Зря трачу время, прелесть моя? Ты меня недооцениваешь.
– Рейф, мне нечего тебе рассказать! Прошу, не трогай Дейла, это касается Лидии.
Рейф тихо присвистнул:
– Ого! Сколько можно?
– О чем ты?
– Да так, ни о чем.
Опершись руками о камень, Лайл подалась вперед. Солнце позолотило ее светлые волосы.
– Рейф, расскажи о Лидии. Мне проще спросить у тебя, чем у Дейла.
Смех Рейфа унес порыв ветра.
– Всегда пожалуйста, детка. Лидия не совершила ничего выдающегося, да и прожила недолго, так что рассказ будет коротким.
– Ты хорошо ее знал?
– Еще бы. Я был смышленым сироткой. Мы с Дейлом росли вместе и знали Лидию с детства. Ее отец заработал состояние на торговле дешевыми горшками и сковородками, а тетка была замужем за владельцем Тэллинфорда, еще до старых Моссбагов. Лидия с матерью часто у нас гостили, и у обоих семейств родился план поженить своих отпрысков. Дейлу было только двадцать, но он всегда выглядел старше, а Лидии к тому времени стукнуло двадцать пять. У него был Тэнфилд, у нее – горшки с наличностью. Родственники не могли надышаться на юную парочку.
Глава 7
– Почему Дейл на ней женился? – вырвалось у Лайл, сгоравшей от любопытства. Крохотный портрет Лидии висел в конце длинной галереи. Хмурая бледная женщина в скучном блеклом платье. Почему он на ней женился? Красавчик Дейл!
Лайл жадно всматривалась в Рейфа.
– Не догадываешься? Ей повезло перехватить Дейла на распутье – после того как Алисия дала ему отставку и вышла за Роуленда.
Лайл пронзила дрожь. Неужели? Она выпрямилась, пальцы онемели от холодного камня.
Рейф рассмеялся.
– Ты не знала? Какой же Дейл болван! Если когда-нибудь – не дай Бог! – я женюсь, то весь медовый месяц посвящу рассказам о своих былых похождениях. Люди обожают рассказывать о себе, и я так утомлю свою жену, что до конца жизни ей и в голову не придет расспрашивать меня о прошлых романах. Разве не умно я придумал? Список Дейла подлиннее: он старше меня на два года, и девушки всегда вешались ему на шею. Хотя я гораздо привлекательнее, не находишь? Бессердечный Дейл порой и не замечал страданий своих жертв. Он не рассказывал про австралийскую вдовушку, запустившую кувшином ему в голову? Нет? Пикантная история…
– Не болтай глупости, – поморщилась Лайл, овладевшая собой.
– Она же не моя вдова! Я от таких р-р-р-роковых кр-р-расоток держусь подальше. – Рейф принял трагическую позу.
Однако Лайл не поддержала шутки.
– Расскажи о Лидии, о том несчастном случае. Я боюсь спросить Дейла; болтают разное, и порой я чувствую себя полной дурой.
– Говоришь, болтают? – усмехнулся Рейф. – И будут болтать, всем рот не заткнешь. Куда дальновиднее изображать недалекую новобрачную.
– Перестань, Рейф!
– Весьма разумная линия поведения, и большого ума не требует. А знаешь, детка, в тебе и впрямь много невинности: «Ах, не троньте меня, я бедная заблудшая овечка!» Лучшее оружие против злых языков. Так что советую тебе придерживаться этой линии.
– Рейф, перестань молоть чепуху и расскажи мне обо всем.
– О чем именно?
Лайл в волнении сжала руки.
– О несчастном случае с Лидией.
– Детка, тут не о чем рассказывать, – серьезно ответил Рейф.
– Я хочу знать подробности. Кто стоял рядом, сколько вас было?
– Целая компания, но толком никто ничего не знает. Сплошные вопросы без ответов. – Рейф пожал плечами. – Не стоит расспрашивать об этом Дейла.
– Я и не собираюсь! – возмутилась Лайл. – Я спросила тебя! А ты только и знаешь, что дурачиться и увиливать от ответа. Но я не отступлюсь.
– Ах какой напор! – проворковал Рейф. – Говори же, невинное дитя, что хочешь знать?
– Кто там был? Что за компания?
– Дейл, Лидия, Алисия, Роуленд Стейн, пара по фамилии Мэллем и я. Лидия умерла. Роуленд и Мэллем тоже скончались. Остаются Дейл, Алисия, вдова Мэллема и я. Не хочешь посекретничать с Алисией? Она это любит.
– Предпочитаю услышать историю от тебя.
Рейф нелепо взмахнул рукой.
– Но я уже все сказал! Лидия упала с обрыва и убилась насмерть.
– Насмерть, – дрожащим голосом повторила Лайл. – Она занималась скалолазанием?
– Лидия? Скалолазанием? Нет! Присяжные отправили бы на виселицу негодяя, заставившего Лидию лазать по скалам. Мы не спускали с нее глаз, даже когда она карабкалась на холм размером с муравейник, и поклялись страшной клятвой не позволять ей сходить с тропы.
– Как же она умудрилась разбиться?
– Упала с тропы, – просто ответил Рейф.
Лайл не отрывала он него глаз. Одно слово рвалось наружу, застревая в горле.
– Как?
– Непонятно. Компания разбрелась кто куда, и никто не видел, как именно она оступилась. Тропа там широкая и извилистая – сверху гора, снизу обрыв, кругом цветы. Дамы собирали букеты. Возможно, Лидия потянулась за цветком и потеряла равновесие. Закружилась голова, поскользнулась? Все слышали крик. Когда я прибежал на место трагедии, Дейл стоял над обрывом, Алисия рыдала в стороне, а Мэллемы спешили назад по тропе. – Рейф снова вздрогнул. – Теперь ты знаешь все. А не вдова ли Мэллема вчера на тебя насела? Дейл обмолвился, что Мэриан Крейн ее тоже пригласила. – Он язвительно рассмеялся. – Наверное, поэтому Дейл и придумывал себе срочное дело в Бирмингеме.
– О чем ты, Рейф?
– Ты же ее видела.
– Нет, только слышала! Нас разделяла живая изгородь. Она говорила ужасные вещи про Дейла.
– Ничуть не удивлен. А голос у нее такой, словно оса жужжит в бочонке с патокой, – протяжный, язвительный.
Сравнение было настолько точным, что Лайл едва не улыбнулась.
– А ты не так прост, Рейф.
– Неужто ты во мне сомневалась? «Будь добродетельна, а ум оставь другим»[4]. Весьма подходящая к случаю цитата, не находишь?
Лайл похолодела, вспомнив попутчицу, которая цитировала Теннисона, – мисс Мод Сильвер, частные расследования.
– На твоем месте, – заметил Рейф, – я не стал бы расстраиваться из-за Эйми Мэллем. Вот тебе еще одна подходящая к случаю цитата: «Ад не вместит всю отвергнутой женщины злобу»[5]. Она вцепилась в Дейла как утопающая, а он никак не хотел взять в толк, чего ей нужно, вот она до сих пор и бесится, не может ему простить.
Рейф помог Лайл спрыгнуть со стены.
– Пошли домой, холодает. Дейл решит, что я тебя украл.
Они вошли в огромный квадратный холл, особенно нелюбимый Лайл. В середине восемнадцатого века владелец особняка, вернувшись из европейского вояжа, превратил прелестный елизаветинский холл с дубовыми лестницами и теплыми светлыми панелями в вычурный склеп с ледяным мраморным полом и заставил его хмурыми неприветливыми статуями. Черно-белые ступени поднимались к площадке, где стояла устрашающего вида скульптурная группа «Актеон, терзаемый гончими». Дальше ступени расходились, ведя на галереи, которые тянулись вдоль трех стен. Здесь статуй было еще больше: безголовая Медуза, Нерон, Лаокоон, умирающий гладиатор. Судя по всему, в интерьере отразилась болезненная тяга мистера Огастеса Джернинхема ко всему макабрическому.
Навстречу ей по лестнице спускалась Алисия. Она успела переодеться в белое шифоновое платье с широкой, присборенной на поясе юбкой. Если бы не черная траурная ленточка, ее можно было принять за восемнадцатилетнюю дебютантку. Свои темные кудри Алисия убрала в скромный пучок. Улыбнувшись Лайл, она молча спустилась в холл.
Лайл миновала оскаленные морды гончих, искаженное страданием лицо Актеона и свернула направо. Вспомнив улыбку Алисии, Лайл поняла, что больше всего на свете ей хочется надеть свой лучший наряд и до блеска расчесать волосы. Скинув радужный жакет и переодевшись в светло-зеленое платье, она почувствовала себя лучше. От ярких цветов волосы Лайл тускнели, а лицо казалось осунувшимся.
«И как только мне взбрело в голову его купить?» – подумала Лайл и услышала голос мужа. Он звал ее по имени.
Значит, Дейл больше не сердится! Не помня себя от радости, Лайл выбежала из спальни. В соседней комнате его не оказалось. Лайл вышла на галерею и, перегнувшись через балюстраду, увидела внизу Рейфа с кузиной. До нее долетел отчетливый голос Алисии:
– Что за безвкусный жакет! Хоть бы Дейл научил ее одеваться.
Уязвленная, Лайл отпрянула от перил. Внезапно в конце галереи показался Дейл. Должно быть, он поднимался по лестнице, скрытый статуями.
Подойдя к ней, Дейл спросил, слегка хмурясь:
– Где ты была?
– Сидела у моря. Рейф принес мне жакет.
Снова этот жакет! Теперь она его ненавидела.
Немедленно от него избавиться, кому-нибудь подарить! И тогда она сможет при случае небрежно заметить в духе Алисии: «Жакет? Нелепая вещица, я давно от него избавилась. Не возьму в толк, что заставило меня его купить».
– Не копайся, Алисия уже спустилась, – строго сказал Дейл.
Он по-прежнему злился. Сердце Лайл упало. Она понуро вошла в спальню и закрыла за собой дверь.
Глава 8
Недавно Лайл Джернинхем и представить не могла, что придут такие времена. Хорошими считались дни, когда Дейл на нее не сердился. Терпимыми, когда раздражался лишь немного. Плохими, когда муж без устали разглагольствовал о Тэнфилде и поколениях Джернинхемов, живших тут до них. И ужасными, когда он уговаривал Лайл уломать поверенного мистера Робсона потратить часть ее капитала на то, чтобы оставить поместье во владении семьи.
Когда-то все дни были хорошими, но после того как Лайл неосторожно призналась мужу, что Тэнфилд пугает ее до дрожи, хороших дней становилось все меньше, а плохие выдавались все чаще.
Лайл стремилась угождать Дейлу во всем, и порой тучи рассеивались. Неделя перед поездкой к Крейнам запомнилась Лайл как абсолютно счастливое время.
Лежа в кровати, Лайл вспоминала те дни, стараясь не думать о том, что Дейл стал нежен и предупредителен, когда она составила новое завещание. Да и к чему об этом думать? Она переписала завещание, чтобы порадовать мужа. Других родственников у нее нет.
– Ваш отец предоставил вам право распоряжаться деньгами по своему усмотрению, миссис Джернинхем. Если у вас не будет детей, вы вольны оставить все состояние мужу. Если дети появятся, можете доверить ему пожизненное право владения половиной наследства. Или оставить любое другое распоряжение. Я выразился достаточно ясно?
– Да, мистер Робсон.
Поверх головы старика Дейл послал Лайл лучезарную улыбку, растопившую ее сердце.
– Я хочу оставить все деньги мужу, – услышала Лайл свой запинающийся голос.
Счастье длилось целую неделю. Когда Лайл оглядывалась назад, те дни представлялись ей цветущим садом. Даже несчастный случай на пляже не мог разрушить чар. Ей запомнились руки Дейла, крепко сжимавшие ее, когда она открыла глаза, и его прерывистые возгласы: «Лайл, Лайл, о, Лайл!»
Страхи и сомнения, которыми она поделилась с мисс Сильвер, рассеялись как туман.
Если бы не позорное бегство от Крейнов! Дейл встретил ее поцелуем, но когда узнал о ее поступке, снова замкнулся в себе. За ужином муж ни разу не посмотрел на Лайл, хотя весь вечер шутил и смеялся с Рейфом и Алисией. Когда они поднялись наверх, он сухо пожелал ей спокойной ночи и заперся у себя.
Лайл лежала в резной кровати с пологом и всматривалась во тьму. Кровать напоминала ей катафалк. Лайл терпеть ее не могла, но когда Дейл был нежен, она забывала страхи. Сегодня одинокой и несчастной Лайл казалось, что громоздкая кровать принадлежит не ей, а поколениям Джернинхемов, которые рождались, женились и умирали в этом доме во времена, когда Лайл ван Декен не было и в помине.
Прямоугольник лунного света, лившегося из незашторенного окна, медленно крался к порогу. Если дверь откроется, луч скользнет в соседнюю комнату… но дверь не откроется, Дейл не придет. Он сухо пожелал ей спокойной ночи и оставил в одиночестве на громадной кровати.
Лайл лежала неподвижно, погрузившись в дрему. Луна ушла, и спальню окутал мрак. Около полуночи ее сморил сон.
Дейл в соседней комнате неожиданно проснулся. Обычно он засыпал, стоило голове коснуться подушки, и просыпался не раньше семи. Но сегодня что-то его разбудило. Дейл привстал на локте, прислушался, отбросил одеяло и босыми ногами подошел к соседней двери. Открыв ее, Дейл остановился на пороге. Сквозь незашторенное окно пробивался неверный лунный свет. Массивная кровать темнела в углу словно остров посреди туманного океана. Оттуда доносился жалобный голосок Лайл, звавший его по имени:
– Дейл, Дейл, нет…
Он осторожно прикрыл за собой дверь, подошел к кровати и встал между черными столбиками. В темноте белел смутный силуэт Лайл, слышалось прерывистое бормотание:
– Не нужна мне ваша карточка, я не нуждаюсь в ваших услугах. Не понимаю, как я… потому что Дейл… Дейл никогда бы… Нет, ни за что… Как вы не видите? Это не Дейл, только не Дейл. Я взяла вашу карточку, но не думайте, что я воспользуюсь ею, нет, ни за что!
Лайл вытянула руки, словно пыталась что-то нащупать.
– Она сказала… повезло Дейлу…
Голос задрожал. Лайл откинулась на подушки, судорожно вздохнула, снова вскочила, вырываясь из невидимых пут.
– Несчастный случай… со мной… Она сказала… со мной… как с Лидией… Нет, это не Дейл…
Возгласы перешли в неразборчивое бормотание.
– Нет, нет, это не Дейл, это не может быть Дейл…
Он прислушивался еще некоторое время, а когда Лайл затихла, подошел к комоду и выдвинул верхний правый ящик, где Лайл хранила коллекцию сумочек. В тот день жена вышла в сером – значит, сумочка тоже серая.
Дейл перенес ящик в свою спальню, поставил на кровать и включил свет. Серая сумочка лежала в самом углу. Носовой платок, помада, румяна, пудра, ключи; во внутреннем кармашке – его фотография и карточка. Имя на карточке ни о чем не сказало Дейлу.
«Мисс Мод Сильвер
Частные расследования
Монтегю-Мэншнс, 16
Уэст-Лиам-стрит, Ю.З.».
В спальне Лайл воцарилась тишина. Задвинув ящик, Дейл постоял, прислушиваясь, затем подошел к кровати. Лайл застонала и шевельнулась. Ощутив в темноте чье-то молчаливое присутствие, в первое мгновение она испугалась, но Дейл произнес ее имя, и страх уступил место радости.
– Ты напугал меня, милый, – сонно пробормотала Лайл.
Дейл опустился на колени и обнял ее.
– Это ты меня напугала. Ты разговаривала во сне. Приснился кошмар?
– Да, но теперь это не важно.
Рядом с ним ей все было нипочем.
Когда Лайл проснулась, солнце било в окна. Дейл разливал чай. Какая бы кошка ни пробежала между ними вчера, сегодня все забылось. Дейл собирался на аэродром – он обожал полеты. Они болтали о самолетах, о том, как им повезло отдать пустошь под летное поле за хорошую цену. Впрочем, говорил по большей части Дейл; жена тихо радовалась его беззаботности и хорошему настроению.
– Что сказал бы отец, узнай он, что эта пустошь будет приносить прибыль! Войны не избежать, придется правительству выделять субсидии на пшеницу. Во времена моего деда можно было стоять спиной к морю, а впереди, на сколько хватало глаз, колосились поля. Забавно, если старые времена вернутся. Раньше на пшенице сколачивали состояния, но, боюсь, эти негодяи найдут способ урезать наши доходы.
Дейл сидел на кровати, волосы курчавились, глаза сияли. Пижама в сине-белую полоску оттеняла смуглую кожу, вырез открывал крепкую шею. Лайл с обожанием разглядывала своего героя. Она стыдилась примитивности своих чувств. Женщины всегда по нему сохли, но Дейл им не принадлежал, он был ее – и только ее – собственностью!
– О чем ты задумалась? – рассмеялся Дейл.
– О тебе, – ответила она, и Дейл обнял ее.
– Продолжай в том же духе, потому что нам предстоит важный разговор.
– О чем? – спросила Лайл.
– О Тэнфилде.
У Лайл защемило сердце.
Дейл слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо, рука сползла на колено Лайл.
– Я должен ответить Тэтему.
– Понимаю… – пробормотала Лайл.
От решения Дейла зависела судьба их брака. Если он примет предложение мистера Тэтема, они будут жить долго и счастливо. Однако Дейл не смирится с потерей Тэнфилда. Со временем они превратятся в высохших стариков, волочащих неподъемную ношу на вершину крутой горы, – имение высосет из них все соки. Рука Лайл непроизвольно сжалась в кулак, словно хотела удержать что-то принадлежащее им обоим.
До сих пор любой разговор о Тэнфилде отдалял их друг от друга, но сегодня Дейл, хоть и выглядел решительно, не дулся и не хмурился.
– Цена хорошая, любой на моем месте согласился бы, но что мне чужие мнения? Ты моя жена, Лайл, и если у меня родится сын, ты будешь его матерью. Именно поэтому я пришел к тебе.
Голос Дейла дрогнул.
– Ты не представляешь, как это тяжело! Я выхожу из себя и говорю вещи, которые ранят и пугают тебя. Мы топчемся на месте. Но мы… мы должны попытаться… должны обсудить все спокойно, не ссорясь. Ты должна меня понять.
– Я попробую, – прошептала побледневшая Лайл.
Дейл отвернулся.
– Ты не любишь Тэнфилд. Нет, я не так хотел начать. Чертовски трудно заставить тебя понять! Я не могу найти верных слов, чтобы описать свои чувства. – Он заглянул ей в глаза. – Помоги мне, Лайл, постарайся понять.
– Я стараюсь, – отозвалась она.
– Начну еще раз. Наш род владеет Тэнфилдом так долго, что имение перестало быть нашим. Это как родина – не она принадлежит тебе, а ты ей. Посмотри на портреты в галерее. Все эти люди когда-то жили здесь, многие из них оставили след в истории. Они ушли, а Тэнфилд остался. Он останется, когда уйдем мы и наши сыновья. Неужели ты этого не понимаешь? Перед Тэнфилдом наша жизнь, как и жизнь наших детей, ничтожна. Мы уйдем, уйдут они, а Тэнфилд будет стоять.
Щеки Дейла раскраснелись, глаза горели.
Лайл со страхом смотрела на мужа. Она обещала выслушать его, но чем больше она размышляла о словах Дейла, тем больше они ее пугали. Выходит, человеческие жизни – Дейла, ее, их будущих детей – ничего не значат по сравнению с бездушной громадой Тэнфилда, этой бездонной бочкой, куда уходили силы Джернинхемов? Исповедь мужа ужаснула Лайл.
Дейл вскочил, подошел к окну, вернулся. Его взволнованный монолог явно не тронул жену. Бледная как смерть, Лайл затравленно смотрела на него.
– Прости, ничего не могу с собой поделать, – выдавила она.
– Разумеется, ведь ты не разделяешь моих чувств! Лайл, дорогая, разве ты не понимаешь? Бесполезно уговаривать мистера Робсона, пока ты сама не изменишь свои взгляды. Сколько бы ты ни умоляла его выделить капитал на содержание поместья, он не согласится. Робсон чувствует твое отношение. Если ты не изменишь его, нам не видать этих денег.
Лайл затравленно смотрела на мужа.
– Я попрошу его, Дейл, обещаю.
– Ты уже не раз просила, а что толку? Лайл, ты должна сама захотеть спасти Тэнфилд. Робсона не перехитрить, и пока он не увидит, что это твое желание, ты его с места не сдвинешь.
Дейл отошел и встал у окна.
Лайл сидела прямо, не опираясь на подушки. Напряжение сковало ее: она пыталась прогнать страх, заставить себя хотеть того, чего так страстно желал Дейл. Ей удастся убедить мистера Робсона, только если ее просьба будет исходить от чистого сердца. Но как заставить себя полюбить то, что пугает до дрожи?
Мягкая и уступчивая по характеру, Лайл никому не позволяла вить из себя веревки. Она отдала бы все на свете, лишь бы Дейл был доволен и счастлив, но в глубине ее души жило непреклонное убеждение, что Тэнфилд выпьет их до дна и сведет в могилу. Тэнфилд – вот главное зло; Дейл лишь его орудие. Она снова пойдет к мистеру Робсону, и он снова ей не поверит, снова поймет, что она говорит с чужого голоса.
Если бы решение зависело только от нее, Лайл давно отдала бы деньги мужу. На миг она испытала злое удовлетворение, что это не в ее власти, и внезапно ей стало легче. Лайл перестала с собой бороться и откинулась на подушки.
Дейл отвернулся от окна и подошел к кровати.
– Лайл, дорогая, я совсем тебя замучил! Ты не разлюбила меня, нет? Вижу, что нет, хотя это странно. Обещаю больше не заговаривать на эту тему. Я еще раз все взвешу, и если пойму, что Тэнфилд не удержать, приму предложение Тэтема. Говорят, военное ведомство ищет площади в аренду. В любом случае до конца недели я что-нибудь решу.
