П. В. Кочемаров
Русские циклы

Анты впервые появляются в истории как противники готов. Иордан повествует о войне остготов с антами. Готы вторглись в земли антов и нанесли им поражение. Король готов Витимир повелел распять вождя антов Боза с сыновьями и с семьюдесятью знатными антами. За эту победу готский король получил прозвище Винитарий («победитель венетов») – знак того, что готы видели в антах славян, которых они, как и все германцы обычно именовали венетами. Эти события происходили, скорее всего, в Лукоморье, между низовьями Днестра и Днепра, – там, где по Иордану жили анты. К тому времени они уже были подданными гуннов. Так что король гуннов выступил мстителем за антов и разгромил остготов.

В VI веке анты были хорошо известны византийским авторам, как одна из крупнейших славянских группировок, располагавшаяся на нижнем Дунае. Анты активно участвовали в набегах на империю и во всех военно-политических событиях того времени. С другой стороны, анты временами служили наёмниками в византийской армии. Так, один из способных имперских военачальников Хилбуд (Хилбудий), отличившийся в борьбе со славянами, был, судя по всему, антом. В 538 году анты были в составе отряда, пришедшего на выручку осаждённому готами в Риме Велизарию. В 547 году отряд антов сражался против готов в Южной Италии. В 544 по предложению императора Юстиниана анты поместили гарнизон в крепости Туррис к северу от Дуная. Вскоре Юстиниан присоединил к своему титулу «Антский», что означало подчинение, по крайней мере, какой-то части антов власти империи.

Конец существованию антского союза на Дунае положило нашествие авар. Поначалу анты оказали яростное сопротивление, но затем вынуждены были подчиниться. Они, то участвовали в аварских набегах на империю, то вступали в союз с Византией. В конце VI века, в правление императора Маврикия, византийские источники в описании войн со славянами уже не делают различия между склавинами и антами. Они обозначают своих противников как склавинов, но вожди этих склавинов носят явно антские имена – Ардагаст и Пейрагаст. Это явный знак подчинённости антов аварам. По вполне вероятной догадке Вернадского, часть склавинов была подчинена каганом власти антской знати. Однако в конце VI века анты отпали от авар, заключили союз с византийцами и опустошили страну склавинов. В связи с этим аварский каган направил свои войска «с приказанием истребить племя антов, которые были союзниками римлян» (Феофилакт Симокатта. История, VIII, 5-8).

Это последнее упоминание об антах в исторических источниках. Далее мы вступаем в область предположений. Вероятно, авары всё же разгромили антов, чем и объясняется прекращение о них дальнейших известий. Часть антов, не желавшая подчиняться власти авар, могла уйти с Дуная в Среднее Поднепровье, принеся туда многочисленные ценности и предметы материальной культуры южной цивилизации дунайских провинций империи. Это те самые древности, которые археологи обнаружили в районе Киева, на украинском левобережье, в Курской и Воронежской областях, – которые А. Спицын назвал «древностями антов», а Б. Рыбаков «древностями русов». Анты, оставшиеся на Дунае, по всей видимости, скоро слились с прочими славянами и участвовали в колонизации Фракии и других провинций империи. Те из них, что не ушли на Балканы, а остались жить на старой антской территории в Лукоморье между Днестром и Днепром, смешавшись с позднейшими волнами славянских переселенцев, – стали позднее известны в качестве уличей.

В первой половине VII века эпоха великого переселения славян на Балканы завершается. В связи с этим часть славян, не переселившихся на территорию византийской империи, возвращается назад, в том числе и в Среднее Поднепровье, где по-прежнему обитали поляне, северяне и алано-росы. Таким образом, мы видим, что предполагаемый момент времени русского этнического толчка не случаен. Он не мог произойти, пока не завершится эпоха переселения, в ходе которой большая и наиболее динамичная часть славянского населения постоянно утекала на Дунай и Балканы. Теперь ситуация в регионе месторождения этноса стабилизируется. Процесс этногенеза в Среднем Приднепровье активизировал приток сюда нового населения. В конце VII века на левобережье Днепра и в район Киева переселяется большое количество славянского населения со Средней Волги, из региона славянской именьковской культуры. Именьковцы пополнили здешнее северянское и полянское население. На основе слияния старожилов и новосёлов возникает т. н. волынцевская культура. Приток новой мощной волны славянства окончательно закрепил славянский этнический облик нового русского этноса. Алано-росы Поросья и Левобережья быстро славянизируются. И, растворившись среди подвластных им славян, передают им своё этническое имя. Впрочем, этот процесс завершится только в X веке.

Место рождения нового славяноязычного русского этноса точно определил Борис Рыбаков. «Сопоставим между собой две карты – карту Приднепровской Руси по летописным упоминаниям XII в. и карту ярко выраженного археологического единства VI–VII вв. Мы видим поразительное совпадение между ними. Совпадают не только общие контуры, но и детали (например, на западе – «волости земли Русской» и на севере – район Стародуба). Для XII в. это единство было только историческим воспоминанием; оно не отражало, как уже упоминалось выше, ни политической, ни этнографической общности земель, входивших в понятие «Русь» в узком смысле слова. Для VI–VII вв. это единство прочно подтверждено очень значительной общностью тех археологических памятников, которые есть в нашем распоряжении^[14]» Археологические памятники, о которых идёт речь это поясные наборы, пальчатые фибулы, височные кольца и другие женские украшения.

Не остановившись на этом, Б. Рыбаков в пределах Руси изначальной выделил ещё более узкую территорию – первоначальное ядро Русской земли. «Ядром Русской земли являлось Среднее Поднепровье от бассейна Роси до Тясмина на правом берегу Днепра и часть Левобережья с Переяславлем Русским и нижним течением Сулы, Пела и Ворсклы. Эта сравнительно небольшая область (около 180 км по течению Днепра и 400 км в широтном направлении) располагалась на южном краю плодородной лесостепи^[15]». К археологическим древностям Рыбаков добавил красноречивые сведения местной топонимики: р. Рось, р. Россава, Русская поляна. Знаки-тамги на поясах Мартыновского и Хацкового кладов, близкие к позднейшим «знакам Рюриковичей». Добавим, что знак-тамга Рюриковичей восходит к знакам сарматских правителей Боспорского царства – свидетельство тесных связей Среднего Приднепровья с Приазовьем и сарматами. Пожалуй, единственная серьёзная ошибка Рыбакова – это утверждение, об изначальном славянстве Россов (русов).

Этноним «рос» при переходе в славянскую языковую среду сменил свою форму на «рус». А гидронимы Рось и Россава свидетельствуют о длительном преобладании в данном районе иранского элемента, в результате чего они закрепились в иранской форме. Изменение в этнониме легко могло произойти, скажем, при узости^[16] гласного. Можно привести достаточное количество подобных примеров. Так, историк Иордан, гот или алан по происхождению, называет вождя антов Бозом. В то время как славяно-русский автор «Слова о полку Игореве» именует последнего Бусом. Скандинаво-германский бог Тор (аналог Перуна) на Руси был известен как Тур. Германское boko при переходе к славянам превратилось в «бук» (дерево).

Ещё до окончательного слияния поляне и русь (алано-россы) создали в Среднем Приднепровье этнополитическое объединение, границы которого определены Рыбаковым. Поскольку верховная власть в нём по традиции принадлежала «Русскому роду», то всю территорию полян и Руси прозвали Русской землёй.

Поляне заметно отличались от прочих славян. Антропологи уверенно констатируют большое сходство полян с населением Черняховской культуры. «Поляне являются, по-видимому, той единственной группой славян, в которой проявляются антропологические черты скифов лесостепной полосы. Антропологически поляне обнаруживают поразительное сходство с населением Черняховской культуры. В свою очередь, черняховцы антропологически близки скифам лесостепной полосы. Те незначительные различия, которые имеются между полянами и черняховцами, между последними и скифами, объясняются эпохальными изменениями, т. е. характером биологического типа во времени»^[17]. Выводы Т.И. Алексеевой подтверждены и другими антропологами (например, М.С. Великановой).

Давнее, сравнительно с другими восточнославянскими племенами, происхождение полян подтверждает и летопись. Поляне в летописи предстают как народ значительно более цивилизованный, чем соседние славяне, которые в своих лесах «живяху зверинским образом», по словам летописца. Всё говорит о том, что поляне были в описываемое время уже старым этносом, находившимся на исходе своего существования. Имя полян, особенно в краткой форме – поли, близко соответствует вышеприведённым сообщениям различных античных и византийских авторов (палы, спалы, спалеи, споры), начиная ещё с I века до н. э. Послужив мостом для синтеза иранской скифо-сарматской и славянской этнической среды, этот древний этнос заканчивает свой существование. Последний раз поляне упомянуты в летописи в связи с походом Игоря 944 года. Далее их потомки называются кыяне и русь.

Несколько слов по поводу старого спора

Мы подошли к старой проблеме, миновать которую без всякого упоминания никак нельзя. Как известно, существует направление, именуемое норманнизмом, которое доказывает северное, скандинавское происхождение этнонима «русь» и первых русов. Первое, что можно сказать об этой теории, – это её совершенная ненадобность. В самом деле, на протяжении многих веков различные источники фиксируют в Северном Причерноморье этноним «рос». Затем следует пауза в два-три столетия (тёмные века). А после неё в том же самом месте возникает народ с тем же самым наименованием. Вопрос – откуда оно взялось, по-моему, риторический. Совершенно ясно и без доказательств, что самое правдоподобное и почти несомненное объяснение данного факта состоит в том, что какая-то этническая группа, обитавшая в этом регионе, сохранила древнее имя и передала его молодому, поднимающемуся этносу. – Нет, люди начинают искать происхождение Руси за тридевять земель и выводить бог знает откуда.

Определённые основания для норманнской теории, конечно, имеются. Кроме версии летописца о варяжском происхождении Руси, в соблазн вводили исключительно скандинавские или, во всяком случае, неславянские имена первых известных русских князей и их ближайшего окружения. Это самый весомый аргумент норманизма. Но если пораскинуть мозгами, всё что следует из этого факта, – это констатация того, что в какой-то период развития русского государства в нём утвердилась скандинавская династия, ближайшее окружение которой составляли её соплеменники. Скандинавское происхождение самой Руси это нисколько не доказывает.

Проблема в том, что ранний период истории Руси практически не известен по письменным источникам. К примеру, если бы прошлое средневековой Чехии было так же неизвестно, то имелись бы не меньшие основания утверждать германское происхождение чешской государственности: немецкая династия на престоле, высший класс в виде немецкой или онемеченной знати, говорящий на немецком языке. Слава Богу, история средневековой Чехии хорошо известна и возникновение чешских «норманистов» или «германистов» ей не угрожает. Древней Руси повезло меньше.

В поисках скандинавского племени Русь, анонсированного летописцем, учёные прочесали всю Скандинавию – увы, безрезультатно. Кроме позднейшего названия шведской провинции Рослаген ничего не обнаружили. Но название местности и название народа – вещи разные. По всей Европе географических названий с корнем «рос» – не так уж мало. Несостоятельность рослагенского аргумента ведущие норманисты признали ещё в конце XIX века.

Кроме того, норманисты откапали древнескандинавский корень rop, связанный с греблей, и выдвинули предположение, что слово «rops» или «rodsen» в значении «гребцы» скандинавы использовали как самоназвание в своих дальних походах. Это слово было будто бы услышано финнами, которые переделали его на свой лад в «ruotsi» и стали так называть шведов. От финнов это слово перешло к славянам, в языке которых оно приняло форму «русь», в том же значении – как название пришлых скандинавов. Варяги-скандинавы, обосновавшись среди славян, в конце концов, перенимают местную форму и также начинают называть себя Русью, русами.

Схема, надо сказать, сложноватая, – слишком много передаточных звеньев. Но теоретически, – если бы все звенья получили если не доказательство, то хотя бы убедительное обоснование, – она имела бы право на существование. Однако как раз этого и нет. В данной схеме не то чтобы одно звено – все звенья никуда не годятся. В результате цепь разваливается и по отдельным звеньям и как целое. Вся эта теория напоминает здание, построенное на зыбучих песках и притом без фундамента. Начнём с того, что ни в одном источнике, европейском или скандинавском, нет и намёка на то, что скандинавы в эпоху викингов называли себя «гребцами» – ни в хрониках, ни в преданиях, ни в сагах. Если этот термин действительно служил самоназванием викингов, то он должен был оставить следы не только в Восточной Европе, но и в Западной – везде, где викинги были известны, куда они предпринимали свои походы, и уж всенепременно в самой Скандинавии. Невероятно, чтобы скандинавы называли себя гребцами только в финской земле, а во всех прочих местах как-то по-другому.

Но может быть «гребцами» называли себя не все скандинавы, а только шведы, которые совершали походы преимущественно в Восточную Европу? Но и такое допущение совершенно бесполезно. Во-первых, оно противоречит аргументации самих норманистов, нашедших ближайшие соответствия этому слову в древнеисландском (т. е. древненорвежском) языке. Во-вторых, в любом случае оно должно быть известно в самой Скандинавии. Но там этот термин впервые появляется в источниках только в XIII веке, спустя полтысячи лет после утверждения Руси в Киеве. Ещё в середине XIX века Гедеонов дал развёрнутую критику теорий Рослагена и «rodsen» («гребцов»). С тех пор ничего конкретного на поставленные им вопросы норманисты не ответили. Самые добросовестные из них вынуждены были признать сомнительность этих своих аргументов.

Так что если мы хотим оставаться на почве реальных фактов и здравой логики, то нужно отбросить все эти натянутые выдумки в сторону. Хорошо известно и самоназвание бродячих скандинавских дружин – викинги, и их прозвания у других народов: норманны – в Западной Европе и варяги – у восточных славян. Характерно, что названия, даваемые скандинавам в других странах, не имели ничего общего с самоназванием. Точно также, видимо, обстоит дело и с этимологией финского ruotsi. Тот же Гедеонов предложил гораздо более убедительное толкование последнего, как происходящее от древнефинского названия прибрежных скал, коими изобилует шведское побережье в отличие от низменных финских берегов. В этом случае древнее название шведов по-фински значило бы нечто вроде «люди страны скал». Не знаю, как относятся к этой теории лингвисты, но с этнопсихологической и историко-географической точки зрения такое толкование безупречно.

Другое слабое место норманисткой теории в большой сомнительности финского посредничества в контакте скандинавов и славян. На раннем этапе проникновения шведов в пределы Восточно-Европейской равнины их магистральный водный путь проходил от устья Западной Двины к низовьям Дона. Как отмечал Г. Вернадский, начало и конец этого пути обозначены двумя селениями с одним и тем же названием – Асгард. Один, полумифический, располагался в Приазовье, второй был на Западной Двине^[18]. Этот путь из Швеции в Чёрное море оставлял земли финнов в стороне, к северу.

Далее. Если предполагать, что «русью» первоначально назывались скандинавы, встаёт и другая проблема – почему один и тот же предмет славяне называют двумя различными именами – русь и варяги? Либо, почему славяне сначала зовут скандинавов «русью», затем же, когда и сами скандинавы усваивают себе это прозвище в славянской форме, перестают называть их «русью», а вместо этого начинают звать «варягами»? Вопросы эти поставлены давно, ничего вразумительного на них норманисты не ответили.

Кроме личных имён, другим важнейшим доказательством скандинавского происхождения Руси служило свидетельство Константина Багрянородного о различии славянских и «русских» названий днепровских порогов. Константин приводил для них два ряда названий, один из которых имеет явно не славянский характер. До сравнительно недавнего времени «русские» названия порогов толковались только из скандинавских корней. Но в конце концов М.Ю. Брайчевскому пришла в голову счастливая мысль поискать иранскую этимологию «русских» названий^[19]. Попытка удалась с полным успехом. Брайчевский вполне удовлетворительно истолковал все «русские» названия на иранской почве и показал, что они полностью соответствуют своим славянским параллелям и пояснениям Порфирогенета. В то время как скандинавские этимологии в большинстве случаев являются лишь неточными приближениями, а то и отсутствуют вовсе.

Ещё одним свидетельством, якобы доказывающим скандинавское происхождение руси, считают известное сообщение Бертинских анналов о послах народа Рос ко двору византийского императора (839). Правитель народа Рос, именуемый хаканом, направил их к императору «ради дружбы». Эти послы на обратном кружном пути попали ко двору франкского императора Людовика, где было установлено, что по национальности они «свионы» (шведы). Норманисты делают отсюда вывод о тождестве руси и шведов. Между тем, это известие, само по себе, не даёт к тому достаточных оснований. Национальность послов может быть совершенно отличной от страны, представителями которой они являются. К примеру, в XV веке московский государь Иван III направил к папскому двору в качестве посла итальянца Джан Батиста делла Вольпе (Иван Фрязин). Никто ещё на этом основании не пытался утверждать, что первые московиты происходят из Италии. Пётр I включил в состав «великих послов» швейцарца Лефорта. Но в Европе он выступал исключительно как представитель «рода русского», России, а до его национальности никому не было дела.

Чем ещё располагает норманизм? В послании франкского императора Людовика II византийскому императору Василию I (871) есть упоминание о хакане «норманнов». Аналогичные известия находим в «Венецианской хронике» Иоанна Диакона (рубеж X–XI вв.), в которой русь, напавшая на Константинополь в 860 году, названа «народом норманнов». Также и у Лиудпранда, епископа Кремонского, в рассказе о походе киевского князя Игоря на Константинополь в 941 году читаем: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду называют русиями (имеется в виду греческое слово, означающее «рыжий»), мы же по местонахождению именуем норманнами. Ведь на немецком языке nord означает север, а man человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами»^[20]. Что здесь можно сказать? Да только то, что Русский каганат действительно существовал и не где-то на севере, а именно в Киеве. А из слов Лиудпранда ясно видно, что русы, напавшие на Константинополь, названы норманнами лишь в географическом смысле, как обитавшие к северу от византийской империи. Никакого этнического наполнения в данном случае этот термин не имеет.

Несколько известий о русах оставили арабо-мусульманские источники, но в определении этнического происхождения руси они вряд ли могут помочь. Арабы и персы плохо различали этнические особенности народов севера. Одни авторы называют руссов «разновидностью славян», другие рисуют их врагами славян. Так что в сообщениях о русах, вероятно, объединены черты представителей различных племён и группировок. Арабы могли называть русами скандинавов-русов, приобщившихся к Руси через свою службу киевскому князю; и скандинавов – не русов, совершавших пиратские набеги на территорию Восточно-Европейской равнины, захватывавших её обитателей – славян, финнов, балтов в рабство и продававших их в Булгар и Хозаран; и русов – не скандинавов, ославянившихся сарматов Северного Причерноморья. Среди последних действительно могли встречаться христиане, и для общения с ними вполне могли пригодиться славянские слуги-евнухи в Халифате.

Вот собственно и все норманисткие аргументы. Не затрудняя себя историческими доказательствами, сторонники скандинавской теории сосредоточились на лингвистических упражнениях. Отрицать бытование на юге этнонима «рос» они конечно не могут. Однако, они выдвигают то возражение, что местная, славянская форма этнонима была «рус», а не «рос». Последнее же на Руси появилось очень поздно, как греческое заимствование. К тому же, как утверждается, корни рус- и рос- не являются родственными, поскольку древнерусские гласные «у» и «о» восходят к различным индоевропейским гласным. Следовательно, переход рос- в рус- на славянской почве якобы невозможен. Хотя почти на наших глазах такой переход из -о- в -у- совершился в малороссийском наречии – к примеру, из «конь» в «кунь». Но раз учёные мужи утверждают, что этого не может быть, то не верь глазам своим!

Попробуем разобраться. Действительно, этноним зафиксирован на юге в форме «рос». Но эта форма известна нам лишь по греческим источникам. Как произносилось это слово самими сарматами неизвестно. Вполне возможно, что варианты произношения были уже на иранской почве. Что касается греческой формы «рос», отражённой в письменных источниках, – то она есть следствие того, что в греческом языке того времени гласные -о- и -у- были фонетически близки и взаимозаменяемы. На закрепление формы «рос» в греческой традиции оказало влияние использование библейского названия «Рош» для обозначения северных варваров. Поэтому греки называли русских «росами» и гораздо позднее, в то время как немцы и арабы ещё в IX веке использовали форму «рус». Таким образом, форма «рос» греческих источников указывает не на исходное звучание, а на особенности греческого языка и литературной традиции.

В первых веках нашей эры Северное Причерноморье было зоной активных контактов по крайней мере трёх этно-языковых стихий – иранской, славянской и германской. Исходного материала для разнообразия вариантов было предостаточно: рокс- или руксаланы, германцы-руги. И если в иранской среде бытовала всё-таки форма «рос», то при переходе в иную языковую среду могли произойти изменения. Примеры подобного превращения гласного -о- в -у- при переходе из германской языковой среды в славянскую – уже были приведены нами выше. Видимо, здесь произошло аналогичное явление.

Теория северного происхождения этнонима «русь» в лингвистическом плане не имеет никаких преимуществ перед югом. Также как и южная она предполагает переход исходного rops в «рус». Также подчёркивается, что конечное «русь» есть результат интенсивных «славяно-финно-скандинавских языковых взаимодействий». Только если на юге исходная форма для подобных взаимодействий налицо, то на севере она носит абстрактно-гипотетический характер.

И ещё один аргумент «северян» следующий, – со ссылкой на исследования крупных лингвистов они утверждают: «Название «русь» возникло в Новгородской земле. Оно зафиксировано здесь богатой топонимикой, отсутствующей на юге: Руса, Порусье, Околорусье в южном Приильменье, Руса на Волхове, Русыня на Луге, Русська на Воложбе в Приладожье. Эти названия очерчивают первичную территорию «племенного княжения» словен, дословно подтверждая летописное: «прозвася Руская земля, новогородьци»^[21].

Подобное утверждение – следствие недопонимания специфики лингвистических исследований в истории. Их результаты нуждаются в адекватном осмыслении. Приведённый в цитируемом фрагменте факт действительно весьма красноречив. Но подтверждает он, в противность мнению авторов, скорее обратное. Дело в том, что богатая топонимика подобного рода возникает не в месте зарождения этноса, а на территории его последующего распространения, – где он оказывается в иноэтническом окружении. Там, где новый этнос в ходе экспансии появляется на чужой территории, он воспринимается как нечто новое и необычное. Поэтому его название служит для обозначения опорных пунктов пришельцев и пределов их распространения – что и имело место в данном случае. Известно, что русский этнос первоначально распространялся в славянской среде: «А словеньскый язык и рускый одно есть». Финское население Новгородчины только позднее, по мере христианизации, ассимилировалось русскими славянами. Поэтому когда территория новгородских словен, которая в виде северного клина или острова была вдвинута в земли, населённые финно-уграми, вошла в состав государства под названием Русь и «прозвася Руская земля», её чудские границы обросли русской топонимикой. Летопись зафиксировала момент, когда словене-новгородцы стали причастны к Руси, а не её новгородское происхождение. Новгородцы же и позднее держались несколько обособленно и от Киева (Руси в узком смысле) и от прочих русских земель. Русью в Новгороде традиционно называли поднепровский юг.

Есть ещё одно обстоятельство, чисто психологического свойства. Трудновато представить, чтобы скандинавские дружины, ходившие походами на восток, постигла коллективная амнезия или национальный маразм, и они, забывши своё природное племенное имя, вместо него взяли себе кличку, которой их называли местные туземцы. Те самые презираемые викингами туземцы, которых они ловили как диких зверей и продавали в рабство. А потому любые лингвистические упражнения здесь попросту излишни и неуместны. Другое дело, когда иноплеменники принимают чужое национальное имя, чтобы войти в устоявшуюся этнополитическую структуру, занять место в правящем классе чужого государства. Это вполне обыденное дело. Но в таком случае они усваивают себе не прозвище, которым местные люди именуют чужеземцев, а местный этноним. Так и произошло в Среднем Поднепровье, где скандинавы постепенно ассимилировались в местной среде через вхождение в «русский род» и становились при этом «русами», а не «варягами». Бывает и по-другому. Когда одна сравнительно немногочисленная этническая группа, занимающая господствующее положение в этнополитической структуре, ассимилируясь среди подданных иного этноса, передаёт им своё племенное имя. Так было в Болгарии, где тюрки-болгары, ассимилировались среди славян, но придали им свой этноним. Гипотетической конструкции, выстроенной норманистами, не было нигде и никогда. Она невероятна по меркам здравого человеческого рассудка. Данное обстоятельство лично для меня является самым весомым. Прекрасную подборку мнений большого числа учёных о явной несостоятельности и нелепости норманисткой конструкции происхождения этнонима русь даёт В.В. Фомин в своей работе Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты его историографии. // Изгнание норманнов из русской истории. М.: Русская панорама, 2010. Важно, что среди них немало зарубежных исследователей. Слишком явное надругательство над здравым смыслом и наукой, проявленное норманистами в этом вопросе, не оставляет равнодушными даже людей посторонних.