П. М. Морхат
Правоотношения и юридическая ответственность в сфере несостоятельности (банкротства)

Рецензент:

Карелина Светлана Александровна – профессор кафедры предпринимательского права Юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, доктор юридических наук

© ООО «Юстицинформ», 2021

P.M. MORKHAT

LEGAL RELATIONS AND LEGAL LIABILITY IN THE SPHERE OF INSOLVENCY (BANKRUPTCY)

Monograph

Moscow

YUSTITSINFORM

2021

Reviewer:

Svetlana A. Karelina – Professor, Department of Business Law, Faculty of Law, Lomonosov Moscow State University, Doctor of Law

Legal relations and legal liability in the sphere of insolvency (bankruptcy): monograph / P.M. Morkhat. – М.:Yustitsinform, 2021. – 620 p.

This monograph is devoted to the process of formation of models for regulating relations in the field of insolvency (bankruptcy) and the specifics of legal liability in this area. The paper studies the concept, criteria and signs of bankruptcy of insolvent debtors as the basis for the emergence of insolvency relations (bankruptcy), analyzes the debt obligations underlying the emergence of these relations. The author reveals the influence of the debtor’s actions on the nature and features of the implementation of liability in relations of insolvency (bankruptcy), shows the specifics of determining and identifying losses in this area of relations.

The work is of interest both for theoretical research in the field of insolvency (bankruptcy), and for judges of arbitration courts, practicing lawyers, and can also be recommended for students, undergraduates, postgraduates and teachers of law schools.

Keywords: insolvency (bankruptcy); legal relationship; institution of insolvency (bankruptcy); debtor’s legal status; creditor’s legal status; structure of legal relations of insolvency (bankruptcy); debt obligations in bankruptcy; liability in bankruptcy; subsidiary liability; losses in bankruptcy cases; arbitration manager; corporate arbitration manager; beneficiary in bankruptcy; system of legal relations.

© LLC «Yustitsinform», 2021

Введение

«Слова закона остаются на бумаге, если они не вошли в сознание и не усвоены им. Можно ли довольствоваться понятием или изменением текста закона, полагая, что это и есть право, если он, закон, не остался известен массовому сознанию? Закон не может воздействовать на общество иначе как через сознание (массовое правосознание, профессиональное правосознание). Поэтому право не тексты закона, а содержащаяся в общественном сознании система понятий об обязательных нормах, правах, обязанностях, запретах, условиях их возникновения и реализации, порядке и формах защиты, реализуемой в окружающих нас правоотношениях».

Профессор МГУ имени М.В. Ломоносова Олег Эрнестович Лейст (Сущность права. М., 2011)

Современное состояние российского законодательства о несостоятельности (банкротстве) свидетельствует о назревании потребности в его совершенствовании и выработке новых механизмов, направленных прежде всего на реабилитацию субъектов, испытывающих финансовые трудности и получивших статус несостоятельных должников.

В связи с этим обстоятельством в настоящее время основной целью законодательного регулирования отношений в сфере несостоятельности (банкротства) является такая модель правоотношений, которая будет направлена на построение четких социально-реабилитационных механизмов по восстановлению платежеспособности лиц, попавших в тяжелое положение и финансовую зависимость от своих кредиторов. Вместе с тем развитие и качественная юридическая техника оформления и регулирования отношений несостоятельности (банкротства) невозможны без глубокого юридического анализа истории формирования, процессов нормативного закрепления и особенностей современного состояния и воздействия права на жизнь общества. Именно по указанной причине в первой главе предлагаемой читателю монографической работы уделено особое внимание истории формирования и законодательному становлению отношений в сфере несостоятельности должников. Указанные исторические аспекты раскрыты через анализ займов, кредитов и денежных ссуд как экономико-правовых основ зарождения правовых моделей несостоятельности должников. Автор уделяет особое внимание истории законодательного становления моделей конкурсного процесса на территории российского государства и особенностям формирования механизмов правового регулирования отношений, связанных с невозможностью должника расплатиться по своим обязательствам, имеющих свою существенную особенность в системе русского дореволюционного права.

Невозможно исследовать модель и особенности правоотношений несостоятельности (банкротства) без анализа понятий, критериев и признаков банкротства несостоятельных должников. Указанным аспектам посвящена отдельная Глава монографического исследования. В указанной главе тщательному анализу подвергается структура долговых обязательств, лежащих в основе получения субъектом статуса несостоятельного должника, а также влияние правовых статусов должников на классификацию дел по банкротству.

Качественный анализ отношений в сфере банкротства обусловливает необходимость исследования моделей ответственности, в них реализуемых. Вопросам ответственности участников отношений несостоятельности (банкротства) посвящено содержание еще одной главы работы, в которой раскрыта проблема экономической эффективности института несостоятельности (банкротства) и её влияние на модель субсидиарной ответственности в делах о банкротстве. Автор обращает пристальное внимание на влияние действий должника на характер и особенности реализации механизмов ответственности в отношениях несостоятельности (банкротства). Специфике и особенностям определения и выявления убытков в отношениях несостоятельности (банкротства) посвящен отдельный раздел указанной главы.

Ключевым элементом правоотношений несостоятельности (банкротства) являются их участники. По указанной причине одна из глав работы посвящена особенностям субъектного состава правоотношений несостоятельности (банкротства). В данной главе автор исследует подходы к сущности правоотношений несостоятельности (банкротства) в системе российского права и на примере правовых статусов участников указанных правоотношений делает выводы об особенностях их практической реализации в хозяйственном обороте.

Предлагаемая работа является актуальной не только для российской правовой науки, но и для практикующих в сфере несостоятельности (банкротства) специалистов, а также для лиц, имеющих желание и потребность в уяснении концепции построения и особенностей указанных видов правоотношений.

Выражаем надежду, что научный характер работы поможет отечественному законодателю в более качественном уяснении правовой природы и модели исследуемых отношений, что будет способствовать повышению качества юридической техники и совершенствованию российского законодательства о несостоятельности (банкротстве).

Глава I
Исторический процесс формирования и законодательного закрепления отношений, вызванных несостоятельностью должников

«Только развитие кредитного хозяйства может вызвать потребность в создании тех норм материального и процессуального права, которые в своей совокупности образуют конкурсное право в современном его значении, то есть совокупность юридических норм, разрешающих стечение требований на имущество, недостаточное для полного их удовлетворения».

Профессор Казанского и Московского университетов Габриель Феликсович Шершеневич (Курс торгового права. Т. IV. М., 1912. Отдел VII. Конкурсный процесс)

§ 1. Займы, кредиты и денежные ссуды как экономико-правовые основы зарождения моделей несостоятельности должников

Процесс развития современных отношений в сфере финансов как комплексного экономико-правового явления неразрывно связан с моделью регулирования экономических отношений в условиях нарушения порядка исполнения должниками денежных обязательств перед его кредиторами^[1].

В настоящее время экономические отношения имеют сложную структуру и представляют комплексный социально-экономический институт, определяющий динамику развития общества и систему императивных вменений должников для выполнения требований их кредиторов^[2].

Следует учитывать, что современная финансово-экономическая система представляет собой фактор, влияющий как на развитие общества в целом, так и на условия существования всех его членов, а сам процесс развития любой хозяйственной (экономической) системы представляет собой довольно сложный и многоуровневый процесс, который совершается на основе аккумулирования исходных факторов деятельности, постановки проблемы, определения точек безубыточности хозяйственной деятельности, выявления системных сбоев в обязательственных отношениях. Следствием этого является процесс формирования, зарождения, развертывания и разрешения объективных противоречий между должниками и их неоплатными кредиторами^[3]. Современная финансовоэкономическая деятельность невозможна без экономических конфликтов, постоянно возникающих между участниками обязательственных отношений. Существенное усложнение и увеличение интенсивности хозяйственной деятельности, влияние на неё системных ограничений, связанных, к примеру, с угрозами распространения COVD-19, делает проблему позитивного регулирования экономических конфликтов и противоречий все более актуальной и востребованной современным обществом.

При этом следует учитывать, что современный процесс формирования правового режима функционирования и регулирования экономических отношений через разрешение противоречий между должником, с одной стороны, и его кредиторами, с другой стороны, с целью позитивного разрешения конфликтов в обществе и защиты публичных отношений стал возможным после исторической замены доктринальных взглядов на механизм взыскания с должника просроченной денежной задолженности.

Для теоретического анализа правовой природы данных механизмов следует обратить внимание на ряд исторических аспектов изначального возникновения и развития отношений между должником и его кредиторами, а также вопросов их законодательного регулирования.

Так, изначально развитие института денежных ссуд пришлось на эпоху рабовладельческих обществ, предполагавших превращение человека в говорящую вещь (раба)^[4]. При данных условиях ничего не могло казаться более естественным, чем непосредственное привлечение личности должника к ответственности перед кредитором^[5].

Законы Хаммурапи, или Кодекс Хаммурапи (XVIII век до н. э., Вавилон) достаточно подробно регламентировали сферу заёмных отношений и, скорее всего, считались по тем временам достаточно мягкими по отношению к должникам^[6]. Это проявлялось в том, что они пытались несколько смягчить закабаление свободных граждан, способных быть воинами или землевладельцами. В Законах Хаммурапи была зафиксирована уважительная причина для невозвращения долга, правда, только одна – военные действия. Кроме того, к основаниям для неуплаты долга и процентов относились также стихийные бедствия, уничтожавшие урожай, например, засуха или наводнение^[7]. Корме того, в Законах Хаммурапи также устанавливались предельные процентные ставки, которые должен был уплатить заемщик за ссуду серебра или зерна, – 20 %. Однако, на практике данное положение зачастую нарушалось, и более общеупотребительной ставкой за ссуду зерна являлась треть. В частности, Законы Хаммурапи запрещали заимодателю без согласия хозяина и без решения суда присваивать имущество должника с целью возмещения ссуды. Однако предусматривалась отработка должником или членами его семьи денежного займа в хозяйстве ростовщика. При этом общая продолжительность работы заложника (лица, отрабатывающего долг) у кредитора ограничивалась тремя годами, по истечении указанного срока заложник считался отработавшим долг независимо от его размера. Определялось, что заложник не считался рабом, хотя обращение с ним могло быть достаточно жестким. При этом, если в результате истязаний заложник умирал, то кредитор отвечал за это жизнью своих домочадцев.

Положения ассирийского права XV–X в. до н. э. содержало отдельные положения о дифференциации отношения к рабам-военнопленным и рабам-должникам и предусматривало требования о хорошем обращении со второй категорией рабов. Однако, кабальное рабство (рабство за долги) было бессрочным и определяло все права рабовладельца по отношению к рабу, включая продажу за пределы Ассирии. Подобные законы сформировались и в Хеттском государстве (XVIII–XVI вв. до н. э.). Вместе с тем в отличие от Ассирии они не разделяли рабов по способу их порабощения. Самое жестокое законодательство о кабальном рабстве действовало в Риме и Норвегии. На самых ранних стадиях становления римского права по законам той эпохи – Законам XII таблиц^[8] – неудовлетворенные кредиторы имели право разрубать на части тело несостоятельного должника, в частности, об этом упоминалось в Таблице III «О займах и правах кредитора». Вместе с тем впервые о некоем подобии конкурсных отношений, как прообраза отношений сферы банкротства, говорится уже в римском праве, но в тот период речь могла идти только о самых общих, далеко не совершенных и не развитых элементах конкурсных отношений, а обеспечение обязательств у древних народов носило личный характер: «…чтобы добыть кредит, плебею оставалось только заложить себя и детей в кабалу кредиторов»^[9]. Так, по мнению Г.Ф. Шершеневича, «в условиях жизни того времени мы не находим почвы для проявления основной мысли, характеризующей конкурсное право, – мысли о наиболее равномерном распределении имущественных средств должника между лицами, имеющими право на них. Эта мысль может зародиться и развиться только тогда, когда исполнение направляется на имущество, а не на лицо, и притом, когда процесс исполнения выходит из области частного самоуправления и становится под надзор правительственных органов»^[10]. Развитие хозяйственного оборота и необходимость стабилизации финансово-экономических отношений сформировали потребность в изменении способов разрешения конфликтов между должником и его кредиторами, вызванных неисполнением должником требований кредиторов. Всё это нашло свое отражение в замене установлений о физическом наказании должника на погашение долговых обязательств и в частичном удовлетворении требований кредиторов. Стоит отметить, что фактически произошла замена личной ответственности должника как правового средства взыскания долга через личность должника на имущественную ответственность должника как правовое средство имущественного обеспечения кредита, при котором взыскание распространяется не на личность, а на имущество должника. По мнению И.А. Покровского, «только с установлением универсальной экзекуции можно говорить о появлении в римском праве юридических конструкций, составляющих основу современного института несостоятельности»^[11]. Это, в свою очередь, явилось краеугольным камнем в современном механизме регулирования отношений, основанных на экономическом конфликте между должником и его неоплатными кредиторами как в России, так и в иностранных правопорядках. В данном случае произошло качественное изменение правовой действительности в сфере несостоятельности.

Исторически это выглядело как трансформация механизма правового регулирования посредством отмены юридического средства partes secare и замены правового механизма manus injectio в 17 г. до н. э. в соответствии с Законом Юлия (lex Julia indiciorum privatorum) новым правовым механизмом, состоящим из юридических средств: cessio bonorum, mission in prossesionem, venditio bonorum. Итоговая замена вышеназванных правовых механизмов обусловлена изданным в 326 г. н. э. законом Петелия (lex Poetelia), уничтожившим обязательственные отношения относительно обеспечения дела личностью. В результате была сформирована правовая потребность в урегулировании отношений по равномерному распределению имущественных средств должника между лицами, имеющими право на них^[12]. Стоит отметить, что именно Закон Петелия нормативно закрепил определенный тип имущественного взыскания, который представлял собой «в римском праве зачатки современного конкурсного процесса»^[13]. Следствием этого явилась концепция вещно-правового характера прав конкурсных кредиторов, согласно которой правовым следствием объявления должника несостоятельным являлось приобретение конкурсными кредиторами ограниченного вещного права на конкурсную массу должника^[14]. По мнению Г.Ф. Шершеневича, это стало возможно, когда «исполнение направляется на имущество, а не на лицо, и при том, когда процесс исполнения выходит из области частного самоуправства и становится под надзор правительственных органов»^[15]. Вместе с тем в законодательстве древних народов (Законы царя Хаммурапи, Дхармашастра Ману^[16], в Афинском законодательстве^[17]) не существовало настоящего конкурса по той причине, что исполнение, направленное на имущество и физическое лицо, в том виде, как оно тогда осуществлялось, было делом совершенно частным, свободным от вмешательства общественной власти^[18]. Похожие процессы в регулировании долговых обязательств были отмечены и на Востоке. Так, монгольские законы XIII в. законодательно закрепляли элементы стабилизации существовавшего там рынка, разрешив купцам и торговцам объявлять себя банкротами, но делать это каждый мог не более двух раз, на третий раз должнику грозила смертная казнь^[19].

Вышеназванный анализ позволяет сделать вывод о том, что на определенном этапе развития общества функционирование правовой системы взыскания денежного долга и правового разрешения возникших хозяйственных конфликтов посредством личной (физической) ответственности показало свою неэффективность и ущербность. Именно поэтому возникла потребность в формировании правовых установлений, которые изменили бы характер ответственности несостоятельного должника^[20].

Необходимо отметить, что с законодательной отменой обеспечения долга личностью должника и публично-правовым запретом физического воздействия на должника возникла общественная потребность в нормативном урегулировании целого блока общественных отношений^[21], которая в дальнейшем была формально зафиксирована в соответствующих общеобязательных нормах поведения для участников обязательственных отношений, реализующихся в конкурсном процессе, а в дальнейшем – в правовом институте несостоятельности (банкротства). Вышеназванные общественные потребности первично были нормативно закреплены в римском праве и явились теоретико-правовой основой правового разрешения последующих экономических конфликтов, а также основанием доктринальных положений для фактического становления правового режима формирования и реализации системы юридических и административно-правовых механизмов регулирования публичного управления изначально в сфере финансовой несостоятельности, а позже в институте банкротства^[22]. Данные обстоятельства сформировали систему механизма юридического разрешения «проблемных» ситуаций и заложили основы современного алгоритма правового регулирования рыночных отношений.

§ 2. Исторический процесс законодательного становления моделей конкурсного процесса как особой формы отношений между должником и его неоплатными кредиторами

Необходимо отметить, что в отличие от западноевропейского типа разрешения конфликтных отношений между должником и его неоплатными кредиторами совершенно иначе сложилась ситуация в Российском государстве, где развитие экономических конфликтов в хозяйственном обороте страны сдерживалось замкнутой и преимущественно земледельческой жизнью населения. Однако процесс регулирования отношений должник – кредитор и здесь существовал, и развивался с достаточно древних времен^[23].

Процесс становления и особенности развития аппарата государственного управления и права на территории нашей страны явились объективными причинами, в силу которых на территории российского государства до восемнадцатого столетия не было сформировавшегося законодательства в форме конкурсного права, а действовавшие нормы о финансовой несостоятельности должников носили достаточно бессистемный и схоластический характер, находясь в прямой зависимости от национальных, религиозных и административно-территориальных особенностей государственного строя того периода. Это находит своё подтверждение в анализе таких древнейших источников права, как Русская Правда, Псковская судная грамота, Судебники 1497 и 1550 гг., закрепивших зачатки норм о несостоятельности.

Сам термин «банкротство» появился в российском праве значительно позднее, несмотря на то, что положения, касающиеся денежной несостоятельности, имеются уже в Русской Правде (одном из первых русских законодательных актов, действовавшем в Древней Руси в XI–XII вв.). Так, в статье 68 Русской Правды, по Карамзинскому списку, формируется понятие «о двоякой несостоятельности, несчастной и происшедшей по вине должника», а также указывает способ предупреждения «несостоятельности». В указанной норме несомненно упоминается несостоятельность, потому что в указанной выше статье имеется в виду стечение кредиторов. Доказательством этому служат как последние слова приведенной статьи, где о кредиторах говорится во множественном числе, так и из дважды упоминаемой продажи должника, в которой не было никакой необходимости, если бы был только один веритель. В последнем случае должник должен был отрабатывать свой долг и поступить в рабство к своему кредитору. Содержание статьи 68 говорит о несостоятельности торговой, и едва ли из нее можно вывести предположение, что «неоплатным должником может оказаться не только купец, занявший деньги или товар, но и всякое лицо, на которое падает взыскание в силу причиненных его действиями (обидами) убытков»^[24]. Что касается очередности удовлетворения требований кредиторов (конкурса кредиторов), интересным представляются заключительные положения статьи 69 Русской Правды в «Карамзинском списке», согласно которому к удовлетворению не допускались кредиторы, которые успели взыскать значительное количество процентов, «кто много раза имал», когда сумма их достигла величины занятого капитала. После устанавливается порядок удовлетворения требований. Уже в тот период отдавался приоритет публичным интересам: первоначально получает удовлетворение князь^[25], потом купцы иностранные или из других городов, если им не было известно «задолжание несостоятельного», наконец местные кредиторы. Содержание статьи свидетельствует, что первые два разряда требований удовлетворяются полностью, а третий разряд – по соразмерности («а прок в деле»). При определении денежной несостоятельности коллективов Русская Правда не склоняется ни к одному из критериев несостоятельности (неоплатности или неплатежеспособности), а говорит лишь о невозможности погашения должниками требований кредиторов.

Законодателем того времени выделяются два вида несостоятельности, а именно:

а) несчастная (невиновная) несостоятельность, возникшая не по вине должника (имела место в случае наступления различного рода форс-мажорных обстоятельств: пожара, стихийного бедствия);

б) злонамеренная (виновная) несостоятельность, которая могла наступить, к примеру, в случае легкомысленного поведения купца (растрата вверенных средств, потеря товара в результате пьянства и других предосудительных действий).

Концептуальный подход к понятию несостоятельности, обозначенный в Русской Правде, сохранился и в более позднем российском законодательстве^[26]. Так, в Вексельном уставе 1729 г. понятие несостоятельности связывалось с процедурой акцепта векселя. Однако, после принятия Вексельного устава развитие института несостоятельности происходило путем появления прецедентов^[27].

Существенной новеллой в законодательстве рассматриваемого периода о банкротстве явилось введение мер по обеспечению иска в отношении предполагаемого банкрота. Данные обеспечительные меры применялись как по отношению к личности самого должника, так и по отношению к его имуществу (например, арест имущества должника, выражающийся в опечатывании не только имущества должника, но и документации, связанной с его деятельностью). Уже после объявления о несостоятельности все имущество должника составляло конкурсную массу, за исключением имущества, сданного должнику на хранение, находящегося у должника по договору комиссии, относящегося к личным вещам и находящегося в залоге. В российском государстве в восемнадцатом веке издается ряд унифицированных актов, регламентирующих банкротство, начало которым положил Банкротский устав, принятый 15 декабря 1740 г. Этот устав не был утвержден и не применялся на практике, а правоприменительные органы руководствовались иностранным законодательством, нормами обычного права. Необходимо отметить, что в данный период в определенных случаях издавались указы по отдельным категориям дел. Этот первый унифицированный акт о банкротстве содержал ряд интересных положений. Устав имел обратную силу действия и должен был применяться только к субъектам, ведущим торговлю (неторговая несостоятельность не предусматривалась)^[28]. В период 1763 и 1768 годов разрабатываются еще два проекта Банкротского устава, которые также не были утверждены. В этих документах развивались положения Устава 1740 г. По-прежнему законодатель оставил без внимания неторговую несостоятельность. В 1832 г. был принят новый Устав о несостоятельности (ред. 1800 г.). Однако он оказался менее удачным, чем Банкротский устав 1800 г. По полноте постановлений, по ясности положений Банкротский устав стоит выше Устава о несостоятельности (ред. 1832 г.), особенно если принять во внимание более позднее время издания последнего и существование такого образца, как французское «Торговое уложение». Так, новый Устав установил сложную систему родов и разрядов долгов, в частности, преимущественное положение имели церкви и монастыри. Его спецификой являлось то, что во вторую очередь удовлетворялись требования по оплате труда рабочих и лишь затем требования казны и конкурсных кредиторов. В связи с проведением судебной реформы и появлением нескольких разновидностей судов возникла потребность в регламентации вопросов подсудности дел о несостоятельности. Следует заметить, что на данном этапе развивались и другие категории института конкурсного права^[29]. В частности, достаточно четко были определены критерии разграничения торговой и неторговой несостоятельности, вытекающие из оснований их возникновения. В решении Сената 1899 г. было указано, что для признания торговой несостоятельности необходимо, чтобы хотя бы одно долговое обязательство явилось следствием торговых отношений. Происхождение долга из торговли подразумевало осуществление должником предпринимательской деятельности. В дальнейшем Сенат так истолковал данную формулировку: «Торговая несостоятельность вызвана сделкой по торговле, а не единичной сделкой, каковой является, к примеру, перепродажа»^[30]. Иными словами, в основу торговой несостоятельности должны были быть положены не единичные действия, а систематические действия, совершаемые должником. Кроме этого был конкретизирован правовой статус управляющего, а также полномочия суда при его назначении. При назначении присяжного попечителя суд не был связан кругом лиц, представленных кредиторами. Это положение закреплялось решением Сената 1876 г. № 119: «…суд останавливается в своем выборе на лице, указанном кредиторами, если оно представляется ему благонадежным: это же правило должно применяться и к случаям, когда прежний попечитель по просьбе должника или кредиторов будет оставлен в своей должности. Однако суд вправе его заменить по своему выбору и вопреки желанию кредиторов»^[31].

Впервые разграничение между несостоятельностью торговой и неторговой было введено Банкротским уставом 1800 г.^[32] Данный акт выделил три вида несостоятельности:

1) несчастную;

2) неосторожную;

3) злостную.

Отличием несостоятельности от несчастья являлось то, что все имеющиеся на то время требования аннулировались, а банкрот освобождался от наложения на него взыскания. В свою очередь, неосторожный и злостный банкроты от погашения долгов не освобождались. Должник признавался банкротом вследствие признания его таковым судом или по требованию кредиторов.

Несостоятельность по уставу влекла за собой не только имущественные (арест имущества должника), но и личные последствия для должника. Последние заключались в том, что должник немедленно заключался под стражу, но кредиторы большинством голосов могли освободить его. Пока должник находился в заключении, а затем над ним продолжался конкурс, кредиторы должны были выделять из собранного имущества средства на его содержание и содержание его жены и детей.

Устав определял круг имущества, которое должно было возвращаться должнику:

– вещи, отданные должнику на хранение;

– вещи, отданные на комиссию для продажи;

– вещи, если они куплены по распоряжению и за счет комитента;

– вещи, заложенные должнику.

Имущество жены в состав конкурсной массы не включалось. Исключение составляли случаи, когда жена участвовала в делах мужа, или когда муж перевел на жену имущество. Устав содержал правила о заключении мировой сделки между должником и кредиторами, которая предупреждала раздел имущества. Для ее заключения требовалось согласие большинства кредиторов, которые представляли большую часть долговой суммы.

Недостатки Устава 1800 г., которые были выявлены в ходе его применения, и необходимость его реформирования явились причиной принятия Устава о несостоятельности 1832 г. Устав 1832 г. применялся исключительно к торговым отношениям. Кроме этого, закон носил сословный характер, так как применялся только в отношении сословий купцов и мещан. В отношении неторговой несостоятельности действовали неполные и отрывочные положения Устава о банкротах 1800 г. Вместе с тем данный

устав содержал ряд новелл: так, в качестве способа наиболее эффективного удовлетворения интересов кредиторов, а также в целях управления имуществом должника было выделение кураторов из общего числа кредиторов^[33]. В 1846 г. действие норм о торговой несостоятельности было распространено на дворянство, тем самым вводился единый порядок по делам о торговой и неторговой несостоятельности. В вопросе разграничения торговой и неторговой несостоятельности в дальнейшем большую роль сыграли указы Сената. Сенат установил критерии, позволявшие отделять эти виды несостоятельности. Несостоятельность признавалась торговой, если хотя бы один долг проистекал из торговли.