p_i_r_a_n_y_a
Люблю…

В день или ночь, когда я посчитаю, что хватит

В день или ночь, когда я посчитаю, что хватит,

выскочу замуж за первого, кто предложил,

выставлю "Замужем. Счастлива!" статус в ВКонтакте,

значит, из кожи я рвусь и из собственных жил

и сухожилий – заботой чтоб вытеснить новой

(раз уж не вышло текущим набором забот),

синей печатью и силой печатного слова –

чёртову память…

[…Не вышло бы наоборот!]

Воспоминания (образы, запахи, звуки) –

всё, над чем чахла, как в сказке над златом Кощей –

будут стирать не твои, не любимые руки

(клининг ментальный страшнее, чем клининг вещей)…

В день или ночь, когда я посчитаю, что хватит,

выставлю статус, что замужем – просто поверь

и перестань мониторить страницу в ВКонтакте –

в прошлое наше закрыта железная дверь

очень давно – и замки заржавели, и петли,

шансы на встречу – и те поросли лебедой.

Мы от любви и оглохли с тобой, и ослепли,

счастьем ту встречу считая тогда – не бедой…

Не ангелы

Рядом с тобой –

будто Бог отменил гравитацию:

делаю шаг

по земле – и на небо взлетаю.

Как мы смогли

так бездарно и глупо расстаться, и

не умереть,

каждый день от любви умирая?

Мы в зеркалах

друг у друга незримо присутствуя –

мимо людей

протекаем в толпе, не замечены:

мы не видны

им, но что-то однажды почувствовав,

спросит тебя

обо мне, наконец, твоя женщина.

И у меня

о моей постоянной нездешности

будет пытать

тот, кто рядом, и дай ему, боже мой,

мудрости не

разбивать от бессилия в бешенстве

старых зеркал,

где моё отражается прошлое.

***

Крылья сломав,

кровоточить в районе лопаток, и

белое не

надевать – эти раны не лечатся.

Не вспоминать,

как мы вместе летали, а падали –

по одному.

Просто люди.

Мужчина и женщина.

А у нас тут какое-то (кто бы считал) февраля

А у нас тут какое-то (кто бы считал) февраля.

Ты ведь помнишь, как я феврали – так недавно! – любила?

И осколки надежд с неба – градом в лицо… Тополя

стариковски стволами скрипят… А душа – не остыла:

очень просит тебя, и попробуй ты ей объясни,

что прошло столько лет, этот долг уж пора безвозвратным/

безнадёжным признать (Слишком много с такими возни:

это дорого, больно и слишком ресурсозатратно –

чтобы просто хранить, чтобы думать, каким бы ты был;

чтобы брошенным псом не смотреться в закрытые двери

в ожиданьи тебя – ты ведь просто случайно забыл,

а не бросил нарочно. Самой же придумать, и – верить…)

Ты однажды вернёшься, и в чёрных провалах глазниц

я увижу тебя – не придуманным, а настоящим,

и вся жизнь промелькнёт с тихим шелестом старых страниц

безнадёжного дела, заброшенного в дальний ящик

моей жизни дурной, но в архив не сдаются с тобой

никакие дела – всё в надежде на чудо пылятся…

Ты однажды вернёшься, но встретишь не радость, а вой:

ты живым – приходи, а посмертно не надо являться.

А он – как ты тринадцать лет назад

А он – как ты тринадцать лет назад:

глаза точь-в точь такие и ресницы,

и сколько я ни жму по тормозам –

он здесь, со мной, ты – можешь только сниться.

Когда он улыбается во сне –

совсем как ты в прекрасном прошлом нашем –

я знаю: он дарован богом мне.

Надолго ли? Да кто ж там точно скажет…

Но мы с тобою были – навсегда –

с момента самой той внезапной встречи,

и тлеем порознь долгие года,

сгорев дотла буквально в первый вечер.

А он – горит так ровно и тепло,

любовью грея тело мне и душу,

а время до сих пор не истекло,

и я не жду конца любви, не трушу.

Я не дрожу осиновым листом,

что вдруг перегорит он и остынет –

пусть будет всё, как будет, но – потом:

сейчас – он мой, навеки и отныне.

Плюс одиннадцать

Ты говоришь, мол, она тебе мозги вынесла,

и сердце выела очень медленно ложкой чайной,

что ты бежал без пальто от неё в плюс одиннадцать

от общей усталости и вообще от отчаяния,

и даже холода, мол, не чувствовал –

настолько всё достало и допекло…

А я это слушая, улыбаюсь немного грустно,

и смотрю сквозь тебя, будто не человек ты – стекло.

Я знаю, женщины тоже все очень разные,

и кто-то светит, но правда совсем не греет,

печаль иных настолько вирусная, заразная,

что хочется вырваться, вылечиться, и скорее…

Но ты – мужик, без пальто замерзаешь в плюс

одиннадцать (А не минус десять, и не в минус пять!),

я всем видом тебе сочувствую, а в душе над тобой смеюсь:

когда на дворе плюс пять, я со своим иду – загорать…

Пальто накидываем – очень нехотя! – в минус три:

тепло нам – от любви, а она – внутри…

Я за тобой…

Я за тобой – как в неравный последний бой,

и не нужны наркомовские сто грамм:

в трезвом уме и памяти – за-то-бой,

дикой пантерой следую по пятам…

Запах знакомый мускусный в ноздри бьёт –

хочешь, да не собьёшься – иду след-в след,

спину твою прикрывая от всех невзгод,

не претендую на лавры от побед.

Я за тобой – как в неравный последний бой,

и не нужны наркомовские сто грамм:

чую без них – кто-то так же сейчас за мной –

мягко ступая, след-в-след идёт по пятам…

Говорят, этот мир никогда не бывал другим

Говорят, этот мир никогда не бывал другим:

в нём всегда разливались моря человечьей боли –

мы всегда не умели (но очень уметь хотим)

уважать и свою, и чужую свободу воли…

***

Я тебя отпускаю: лети. По живому режь

этот узел морской на двоих одной пуповины –

пусть пульсирует липко-солёный фонтан надежд,

перепиленных заживо нами на половины.

Ты меня отпускаешь: иди. Нараспашку дверь.

Не к лицу мужику уговаривать, падать в ноги –

столько лет до тебя как-то жил, и сейчас, поверь,

как-нибудь проживу, и – счастливой тебе дороги.

Мы друг друга сейчас отпускаем – нельзя держать

человека свободного в клетках своих желаний…

– Как ты там?

– Умерла…

– Не могу без тебя дышать…

Друг от друга свобода нам точно с тобой нужна ли?

***

Говорят, этот мир никогда не бывал другим,

что любовь здесь веками сплеталась корнями с горем…

А дороги мои все ведут нихуя не в Рим,

и куда ни беги – возвращаюсь к тебе и к морю…

Ворую тебя у безумных забот дневных

Ворую тебя у безумных забот дневных –

мой план разработан давно до секунды каждой:

одних – обойти, и сразить наповал – иных,

патроны – беречь (пригодятся ещё однажды).

А пленных – не брать: ни к чему обязательств груз,

идти налегке – безопасней, быстрее, легче;

я только совсем не встретить тебя боюсь,

но тысячу лет готова идти навстречу.

Ворую тебя у холодных пустых ночей –

из липкого сна вырываю в реальность с хрустом,

мы только ночами свободны: и ты – ничей,

и я, словно платьице – скидываю нагрузку.

…Немного напуган, но держишься молодцом,

я всё понимаю, но всё же решиться надо:

берёшь меня в правую, дёргаешь за кольцо –

я буду твоей самой-самой ручной гранатой.

Весь мир притаился как будто во мгле ночной,

и дверь распахнулась, замком дружелюбно склацав,

впуская тебя – я сегодня твоей, ручной

гранатой взорвусь на горячем постельном плаце.

Это кино – не про любовь совсем

Память дурная – мается и болит,

ляжет и так и этак – никак не ладно,

ты в моих снах – сто лет уже на repeat,

то уберу – потом достаю обратно.

***

Это кино – не про любовь совсем,

в рейтинге снов – наш всё равно best seller:

там мне всегда – нервные двадцать семь,

сладок финал – в нашей с тобой новелле.

Там мы ещё – криком кричим "Люблю!",

там мы пока – слышим с тобой друг друга,

сильной рукой нежно берёшь – мою,

не выпускай – не пережить разлуку…

Это кино – снова за кадром кадр –

пересмотрю, пусть и финал известен:

вдруг в этот раз подлый судьбы удар

перенесём – мужественно и вместе…

***

Память дурная – мается и болит,

ляжет и так и этак – никак не ладно,

ты в моих снах – сто лет уже на repeat,

то уберу – потом достаю обратно.

Начитать тебе длинное голосовое…

Начитать тебе длинное

голосовое –

ну и пусть его

порвёт на части –

нежным голосом

[как сердце ноет –

не узнаешь]…

Сказать: "Будь счастлив!"…

Прятать новые

стихи больные

под двойной замок,

никому – ни слова,

как тебя одного лишь

всю жизнь любила,

и что в жизни следующей –

буду снова.

Терапевт вздохнёт и лишь

разведёт руками:

бьюсь, как рыба,

выброшенная

на сушу –

ничего сто лет

не помогает:

мозг поправить – можно,

а вынуть душу?

Та душа тебе была

предназначена,

только ангелы

карты спутали…

Я – твоя, ты – мой

однозначно, но

параллельными –

жизнь маршрутами.

Начитать тебе длинное

голосовое –

ну и пусть его

по частям порежет…

По секрету: ангелы,

когда их двое –

мой, да твой –

карты жизней путают

гораздо реже…

Внезапный гость

Накрашу губы. И глаза

(вдруг будет трудным разговор),

и в пол педаль, и – по газам,

и трек любимый – на повтор…

Ты извини, что без звонка

лечу к тебе зачем-то в ночь –

мне надо знать наверняка,

нужна ли, ждёшь ли… Мне помочь

сейчас не в силах телефон –

как ни крути, не передаст

ни монитор, ни микрофон

всего, что видит женский глаз

в мгновенья первых двух секунд:

смущенье/ликованье/злость,

когда внезапно – тут как тут –

внезапный на пороге гость…

***

Столкнулись в лифте:

– Ты куда?

– А ты куда?

– К тебе!

– И я…

– Я без звонка…

– Да ерунда!

– Люблю…

– Соскучилась…

– Моя…

Хочу к тебе

Хочу к тебе. В плечо уткнуться носом.

И лёгкие наполнить до краёв –

тобой одним. Не мучиться вопросом –

бессмысленным – любовь иль не любовь

у нас… И через час (сегодня, завтра)

что будет с нами – в общем, все равно,

когда стучит в виски молитва (мантра?):

"Хочу к тебе, хочу к тебе"… Давно

уж нет того волшебного портала,

где мы столкнулись, судьбы поломав…

Я столько лет – в других тебя искала!

Ты – наконец-то понял, как не прав,

что не решился сделать шаг навстречу,

чуть оказаться выше и сильней,

чем я… Тогда казалось – время лечит,

какого ж чёрта с каждым днём – больней?!.

Хочу к тебе…

Я – за тобой…

Я – за тобой…

Голая, босая – снова.

Ты мне – любой

люб, и – срывая засовы,

тайной тропой,

след заметая по-лисьи,

я – за тобой –

зверем, след взявшим, и – рысью…

я – за тобой…

Как без любви?

Я до сих пор

помню и вкус, и запах

крови своей –

душу мне рвал, и плакал…

Тот разговор

кончился так нелепо –

на ре-минор

стало фальшивить небо:

ливнем хлестать,

молнией – прямо в сердце,

и никуда

ни убежать, ни деться.

Криком кричу:

больше не буду, правда,

я не хочу

больше любви, не надо!

"Как без любви?" –

плачет в ответ он тоже,

бросил: "Лови!" –

я и поймала…

Боже…

Здравствуй, моя хорошая!

"Здравствуй, моя хорошая!" –

В горле внезапно ком:

Слишком внезапно прошлое

В жизнь ворвалось звонком.

Сердце, что было заперто,

В рёбра стучит – "Пусти!",

Ангел мой с неба – замертво,

Крылья сложив – "Прости…"

Всё понимаю, господи,

Как нас беречь, дурных –

Память – измятой простынью –

Бьёт каждый раз поддых,

Счастье былое – каплями

Горькими по щекам,

Больно мы в прошлом падали,

Но и летали там…

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае:

одно сплошное мутное пятно,

пока настроюсь, резкость выбирая –

ты в бешенстве уже, конечно, но…

Я на тебе взгляд в тысяча сто первый

раз – больше трёх секунд не задержу,

ведь знаю, быть объектом – это нервно

(сама не толерантна к шантажу –

пусть даже сексуальному, но всё же):

быть свежим мясом – так себе удел…

Шагнула в двери – прожигает кожу

твоё "Хочу!!!" в сто тысяч децибелл.

Прости, не оглянусь – боюсь, ослепну:

зрачки – как блюдца, линзами твой свет –

в глазное дно, усилив раболепно

(опасно – говорю, как краевед).

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае

сама я: словно бабочка к огню,

лечу к тебе, пути не разбирая…

…натягивая холода броню.

А мне говорят, что ждать осталось немного

А мне говорят, что ждать осталось немного,

что скоро врачи будут ВРИО Господа Бога,

и каждому – словно куклу из жуткой пластмассы —

лепить любимого по ТЗ из гли… биомассы.

И даже мне через лет каких-то там двадцать

слепят – тебя. Почти. Он так же смеяться

будет, жмурясь смешно до кончика носа,

рост-вес-количество лет – вообще без вопросов,

и закачают воспоминаний лет так на двести:

и как мы порознь когда-то жили, и как мы – вместе,

и уникальную биокожу – тобой отдушат…

Но будет он – биоробот всё же:

кто вложит душу?

Наташа, ну как же так?

Наташа, ну как же так? – опять он меня спросит,

качая ногой в такт, мыслям своим каким-то –

была же такая устойчивая

ремиссия?

Но ведь не закрыт гештальт, и вновь на носу – осень,

казалось – какой пустяк, но в прошлое дверь закрыта,

а мне туда нужно очень:

не пройдена миссия.

И будут меня опять откачивать и вязать

в странной такой палате к прутьям чужой кровати

длинными рукавами,

ремнями.

Наколют, заставят спать, а я и во сне бежать,

лекарства напрасно тратя – к тебе, пока жизни хватит,

качаясь под фонарями

тенями.

Неужели

Неужели когда-то я сама это выбрала —

не зря ж говорят – скажи? – про свободу воли:

знать, что ты жив, и тихонько любить тебя издали,

пусть даже совсем не это люди зовут любовью?

Радоваться каждому твоему счастью,

никогда не стать тебе ни женой, ни невестой,

знать точно-точно, что мы друг друга – части,

и были бы целым, если б не грех инцеста.

В улыбках детских – отраженья твоих улыбок видеть,

удивляться, какие же сильные гены,

бояться повторения всех наших ошибок,

и точно знать, что они всё повторят непременно.

Молчать надрывно: да как так, мама,

почему не спрятала земель за тридевять

нас друг от друга, чтоб мы не свиделись —

мама молчит упрямо…

Одна подруга

гладит по волосам:

поплачь, если легче,

ты знаешь, быть может он сам

тоже плакал от вашей случайной встречи —

как-то так вышло, что не уберёг

Бог…

Пять-ноль

Ты мне сегодня снился. Твои глаза –

ад дальнобоя: дальний слепящий свет,

мне бы, включив рассудок – по тормозам,

только – давлю на газ (ведь рассудка – нет).

Пулей лечу навстречу тебе: лоб в лоб –

сам напросился, мой драгоценный хам,

ни увернуться, ни разминуться чтоб,

чтоб бамперами, душами – сразу в хлам.

Драться, кусаться, плакать – твою же мать,

чёрта какого – снова в мои не-сны?

Столько училась – больше тебя не ждать,

и – за-бы-вать от осени до весны.

Думала: может, летом во мне пройдёшь –

солнце и не такую лечило боль,

пусть самым страшным шрамом срастётся ложь,

только б не всё сначала опять… Пять-ноль.

Я проиграла. Снова. Опять. Так что ж

не позволяешь просто тебя – забыть,

сваями новой жизни (как в масло – нож)

слабый рассудок как-нибудь закрепить?

И на руинах прошлого – новый дом

выстроить, занавесочки, стол, кровать?

– Да у меня такой же, но дело в том –

Там точно так же надо тебя не-ждать…

Память листает лица знакомые

Память листает лица знакомые,

но не нашла – твоего,

если б встречала – точно б запомнила,

не потеряла б его.

Я тебя вижу, чувствую… Господи,

счастье – сегодня, сейчас —

рядом кошачьей следует поступью:

хранит родившихся "нас"…

Всем, что имею, пользуйся запросто,

и вся твоя навсегда –

я… Мне и страшно каплю, и радостно

слышать ответное "да"…

Руки – ветвями, ливня просящими,

тянутся к влаге твоих

губ… Это наше всё – настоящее.

Мир на мгновенье притих,

чтобы пролиться влагой живительной —

страсти взаимной дождя…

Я улыбаюсь, даже (ты видел ли?)

в ночь от тебя уходя…

Я – твой вокзал

Я – твой вокзал. Тупик.

Поезд не едет дальше.

Ты от тепла отвык —

столько наелся фальши.

Только в один конец

этот билет. Последний.

Где-то в спине – свинец:

кто-то стрелял намедни.

Друг это был иль враг —

мерой какой измерить?

Кто я тебе – никак

вычислить. Только – верить.

Пьяной отравой снов

долго болели. Надо

не надевать оков

на долгожданных… Рядом,

если им надо – быть

и исчезать с радаров,

если не с нами жить

выбрали. Контрудары —

не наносить: свои ж —

пусть как хотят, но – живы!

Я – твой вокзал. Стоишь…

Нервно танцует жила.

Хочешь, найду билет —

втридорога – обратно?

Что ты, конечно, нет:

я – навсегда, понятно?

Жизненный мой тупик —

дальше. Причём – намного.

Просто – сорвал ручник,

чтоб скоротать дорогу.

Ты – мой вокзал…

Память моя давно Мёртвого моря горше

Память моя давно Мёртвого моря горше —

сколько бессильных слёз высушено на дне,

сердце черным-черно, только не плачет больше,

и не пьянит вино – истина не в вине.

Сколько таких, как ты, мне повстречалось? – Мало.

Сколько таких, как я, встретил ты? – Ни одной.

Помнишь, как нам с тобой – воздуха не хватало?

Помнишь, казалось всем – нас не разлить водой?

Мы так спешили жить – опыт, ошибок трудных

сын, к нам пришёл потом, сразу и навсегда…

Мы так хотели жить – вкусно, в запой, не нудно,

но не срослось – облом, вместо вина – вода,

вместо "люблю", "хочу" – вечное злое "надо",

только кому, зачем надо – ответа нет.

Счастья былого свет вновь провожаем взглядом:

встретились вот. Стоим. Просто: "Привет!" – "Привет…"

В сердце твоём расту

В сердце твоём расту —

свежей на пепелище

зеленью. За версту —

видно, но ты не ищешь

свежих побегов стрел —

может, уже не веря,

что этот артобстрел

чувств – не принёс потери.

Только всегда весной

я прорастаю снова —

скоро дурман-травой

будет замаскирован

наших пожарищ вид —

чёрный и неприглядный…

Только былых обид

дай разрядить снаряды…

Я тобой не напрасно встречена

Я тобой не напрасно встречена,

ты ведь знал это, ты ведь знал?!

Только с гордостью не излеченной

в счастье сам себе отказал.

Заливались другие – тенором,

только ты один – стороной,

а ведь не открывала тендера

я – я верила, что ты – мой.

Эти свадьбы собачьи глупые,

что двоих окружали нас,

никому не нужны, но спутали —

сбили с толку, укрыли с глаз,

как любили с тобой друг друга, но

только с детства очередей

не терпели… Теперь поруганны —

наши души – угля черней.

И седьмой стороной – далёкою —

обхожу тебя, не держу,

и в глаза твои – с поволокою —

даже издали не гляжу:

ни дай боже – скомпрометировать,

ведь известно, нам лучше врозь;

улыбаясь всем – комментировать,

что не пара мы, не срослось,

принимать от других неискренне

и признания, и цветы…

Только ты один – богоизбранный

был мне нужен всегда. Лишь ты.

Я тобой не напрасно встречена,

ты ведь знал это, ты ведь знал?!

Только с гордостью не излеченной

в счастье сам себе отказал.

Четвертая женщина

А ты думал, их только три –

роковых, что судьбу ломают?

Я – четвертая, посмотри:

настоящая, не играю!

Я на край тебя приведу

и поставлю спиной к обрыву,

чувствуй бездну спиной… В Аду

не бывал ещё? Хочешь прыгнуть?

Хочешь, встану спиной сама?

Доверяя, глаза закрою?

Я давно бы сошла с ума

в одиночку, но нас ведь – двое.

Мы играем в одну игру:

кто кого победит, кто главный?

Ты умрёшь, если я умру.

Или – наоборот. Забавно.

Мы сегодня, как инь и ян,

плюс и минус, чей модуль равен:

я – трезва, ты – привычно пьян,

я – смиренна, ты – своенравен.

Но – один на двоих обрыв:

небо, ветер, крутые скалы,

три аккорда – таких больных,

да охрипших стихов оскалы…

Я так тебя люблю, что просто глохну

Я так тебя люблю, что просто глохну

и слепну, если просто рядом ты,

а без тебя так плохо – легче сдохнуть,

но как же мир без этой красоты?

Отращиваю волосы, и жопу —

качаю, смех счастливый берегу…

Но мой воздушный лайнер жизни – в штопор

вошёл, и я – хочу, но не могу

исправить ничего тут, горизонта

к хвосту стремится линия, земля —

летит навстречу, даже по дисконту

гроша не стоит жизнь сейчас моя.

Но на себя штурвал тяну в надежде,

что – выровняю, вырулю, смогу,

что – выживу, и буду вновь, как прежде,

от счастья улыбаться на бегу…