– А ты духовное родство обнаружил? – улыбнувшись, осведомляется Лера.
– Пока не понял еще. Больно выбор сложный: они такие… похожие.
– Анька с Оксанкой разные, поверь мне, – вставила свое слово Лера.
– Верю, но на первый взгляд это понять трудно.
– Кто следующий? – Костя делает две затяжки и протягивает мне косяк.
Я не большой поклонник марихуаны. Скорее, вообще не поклонник. Курю очень редко и только за компанию. Потому что если всех моих друзей трава веселит, то меня прибивает как-то. А сидеть, нагружаясь накатившей сутью, когда вокруг все ржут, как ненормальные, согласитесь, – прямо-таки какой-то дисбаланс. Да и потом, баловство все это! Ну, разве что вот так, раз в полгода, с друзьями за компанию.
Затягиваюсь. Папироса затрещала-защелкала-засветилась. Задерживаю дыхание, чувствую, как дым опускается вниз, выдыхаю. Ну и хватит – хорошего понемножку.
– Держи, – протягиваю косячок Лере.
– Так что с нашей песней? – спрашивает Костик.
Продолжения музыкальной темы, похоже, не избежать.
– Обычная процедура: сперва мы прогоним ваше творение в своей программе как новинку. Затем я договорюсь с программным, чтобы ее включили в плей-лист. Сложность в том, что не на CD песня…
– А где я компакт-то сделаю? Это больших денег стоит…
– Ну, есть же сейчас возможность на компьютере запилить.
– Не по средствам пока, – вздыхает Костя. – Сама болванка, так называемая, приличных денег стоит, да и программу эту еще поискать надо. Хорошо, что хоть на DAT удалось записать.
– Вот поэтому в CD-чейнджер песню и не зарядить. Но программу с компьютера можно останавливать, поэтому лазейку найдем. Еще раз говорю – горячей ротации не обещаю…
– Да это понятно. Нам главное – прозвучать. На других радио вообще ноль по массе. Везде знакомых искать надо. У нас же, как ты говоришь, несовременная музыка.
– Сам, между прочим, виноват: нефиг играть старье всякое. Ты же хороший басист, Костя, вписался бы в какой-нибудь актуальный коллектив, чего хардешник-то рубить. Или если нет желания чужие идеи воплощать, сам бы замутил что-нибудь…
– Да не интересны мне все эти так называемые современности! – взвивается Костик. – Стать тысяча первой гранжевой группой для всех этих полуподвальных клубов?
– Можно подумать, с хард-роком ты на стадионах выступаешь. Кто сейчас вообще стадионы-то вытянет? «Алиса» да «ДДТ», и все. Остальным – добро пожаловать в клубы. Между прочим, это хорошо: вспомни, когда мы на концерты пролезали, о клубах и речи не было. Все играли полуподпольные сейшены по непонятным площадкам…
– Да я же не против клубов, что ты меня агитируешь, – морщится Костя, – я за разнообразие. Достало это гранжевое засилье. Где право на выбор?
– А что ты понимаешь под правом на выбор, а? Чтобы тебя с твоим позапрошлогодним хард-роком хлебом-солью и водкой-анашой встречали? Это с какого перепуга? Костик, на дворе де-вя-нос-ты-е, понимаешь?! Загляни в «Rolling Stone» и «New Musical Express», там если не гранж, так брит-поп новомодный. Все остальные – сосут, извините, барышни.
– Да ладно, «Nazareth» и «Deep Purple» до сих пор стадионы собирают…
– Где, Костян, где? У нас? Так это потому, что «Nirvana» кончилась, не доехав, а о «Blur» с «Radiohead» у нас знают пока три с половиной человека, включая меня. «Nazareth», блин! Да там они играют в таких же клубах, как и ты, и рады этому до соплей. А здесь для них просто поле непаханое: приезжаешь героем, стадион в каждом городе, сборы. Вот и катаются, как на работу, раз в квартал. Но это все от дефицита музыкальной информации и лени её раздобыть.
– Ладно, мальчики, хватит, – Лера решительно вмешивается в наш спор, опасаясь перехода на личности, и передает мне косячок. – Держи-ка, перекури.
– Спасибо, Лер, мне хватит.
– Лен, ты точно не будешь?
– Точно. Костя, скажи, а чего ты действительно не хочешь вписаться в какую-нибудь подающую надежды группу? Можно же, наверно, в двух коллективах играть?
– Играть-то можно…
Костик перехватывает истлевшую до середины папиросу, делает глубокую затяжку, закрывает глаза и молчит пару секунд. Затем глотает дым, открывает глаза, выдыхает и продолжает:
– Но, во-первых, это действительно отнимает много времени. Репетиции и там, и там, выступления клубные. Потом, если надежды оправдываются, группу забирают в оборот, и начинается плотный чес – все эти туры, записи. Денег, конечно, больше, чем сейчас, но вот он подтвердит – условия кабальные.
Я неопределенно киваю головой, но Косте моя реакция не очень-то интересна:
– Приходится выбирать – или по любви, или за деньги. А поишачив за деньги лет пять, понимаешь, что имели тебя почти за бесплатно. Ну и нахрен это надо? Лучше уж совсем забесплатно, но по любви.
– Ага, любовь как раз русские и придумали, чтобы денег не платить, – вношу я свою ремарку.
– Ты вот тоже мог бы, наверно, сейчас на «Европе Плюс» работать, а не работаешь? И чего?
– Ну, мог бы или не мог – не знаю, – такого поворота беседы я не ожидал. – Но на нашей радиостанции мне работать, конечно, приятнее…
– Хотя и платят меньше?
– Меньше, но платят. И перспективы есть…
– Какие перспективы? Какие, к псу, перспективы?! Посмотри вокруг – время рока кончилось! Попс и рейвы эти новомодные – вот и все, что сейчас нужно. А мы занимаемся этим, потому что прет нас пока и не заботит ничего. И тебя, и меня. А разговоры о стилях – это все наши внутренние разборки. Тот же гранж, как ты говоришь, популярный во всем мире, много он денег приносит, скажем, Илюхе Черту из «Millitary Jane»? Намного он богаче меня? Ни-фи-га! Так зачем мне играть этот гребаный гранж, если, занимаясь любимой музыкой, я чувствую себя не хуже того же Черта?
– Правильно! – Лерка затягивается и, скривившись, начинает махать руками. – У-ф-ф… Не в то горло дым попал… Правильно, нефиг изменять себе! Я поэтому с тобой, Костечка. Ты лучший басист в этом городе. Держи, дерни еще.
Она переворачивает папиросу и делает «паровоз», Костя затягивается, пускает дым, и они сливаются в страстном поцелуе. Мы с Леной переглядываемся и синхронно улыбаемся: музыканты – они как дети, честное слово!
– Раз никто больше курить не будет, пяточку мы заначим, – произносит Костик, оторвавшись от Лерки, слюнявит пальцы и гасит окурок «Беломора». – Пошли в компанию?
– Да уж пора, что-то выпали мы из коллектива, – ворчу я, радуясь окончанию этого спора.
Вернувшись в комнату, я обхожу стол и плюхаюсь на один из диванов. Все, на сегодня мне точно хватит и косяков, и алкоголя. Иначе приберет не по-детски: флажок падает в голове и утром тяжелейшее похмелье. Такое, правда, случается редко, я умею контролировать свою норму. Просто после определенной порции алкоголя – если напиток чистый, а не подлые коктейли – у моего организма есть одно волшебное свойство: залить в него что-то через силу невозможно. Не принимает, и все! Это позволяет мне выживать на всевозможных рокерских пьянках – поймал кураж и отлично, а до беспамятства и лица в салате не доходит. Ну, скажем, почти не доходит. Бывают, конечно, срывы, вот как сейчас. Как будто чувствовал – нахлобучит меня трава. Костика с Леркой вон уже сразу на «хи-хи» пробило, а я на всех словно из-за стекла смотрю.
Малыш добрался до гитары и терзает струны. Когда-то он играл со своими одноклассниками в рок-группе. Группа моего братца пыталась даже вступить в Рок-Клуб, а я присутствовал на прослушивании лет семь назад. (Боже, как бежит время, каким я тогда был молодым, а сейчас мне уже 25, даже представить страшно!) Малыш со товарищи отыграли программу минут на тридцать, мэтры, посовещавшись, парней не приняли. Помню, после мы все вместе заливали раненую гордость портвейном где-то неподалеку. Проанализировав свое фиаско, друзья моего братца неожиданно обнаружили, что у их гитариста нет слуха, и уволили его за профнепригодность. Тем самым гитаристом как раз был мой братец. Это, впрочем, не мешает им по-прежнему оставаться друзьями. Как не мешает брату, накатив, брать гитару и пытаться на ней что-нибудь изобразить с важным видом.
Малыш перебирает струны и кивает Кире, который, обнимая Полину, одновременно делится с братцем своей болью:
– Ты представь, Стас, я – белый офицер, эполеты, золотая сабля. Сам – на коне…
– Кирюша, ты на коня-то заберешься? – Малыш говорит, не отрывая глаз от пальцев, зажимающих на грифе гитары аккорды.
– Я?! Ну зачем ты так, Стас, да я, блин, блестящий наездник! И стрелок тоже. Полина, знаете, каков я в седле?
– Пока нет, – Полина чуть отстраняет подвыпившего белого офицера, но только чуть-чуть.
– А я вам покажу! – Кирыч поймал кураж, теперь его никто не остановит. – Я с детства в седле…
– Кира, ты хотя бы на велосипеде кататься умеешь? – Шурик присоединяется к компании.
– Да я вообще с десяти лет за рулем! Я еще на папиной «Волге» рассекал.
– В седле? – это снова Малыш.
– Да! – в горячке выдает Кирилл, а затем его лицо принимает скорбное выражение. – Стас, почему ты хочешь все опошлить? Вот вы все меня не любите…
– Кирюша, ну что ты, я ж тебе как офицер к офицеру.
– Вот-вот! Эх… Как это мелко! И я, потомственный дворянин, вынужден терпеть все это. Теперь вы понимаете меня, Полина?
Полина согласно кивает и гладит Киру по голове.
– Малыш, дай-ка гитару…
Костик справился с очередным приступом хохота и забирает у брата инструмент. Он чуть подкручивает колки, сосредоточенно дергая первые струны. Нафига – все равно сейчас уже никто не в состоянии понять, настроена гитара или нет. Наконец, берется первый аккорд:
– Нет меня дома, и целыми днями
Занят бездельем – играю словами…
Окружающие подхватывают хором:
– Каждое утро жизнь снова начинаю
И ни черта ни в чем не понимаю…
Слышал бы все это Цой! Впрочем, вполне возможно, он и не такое еще исполнение своих песен слышал.
– Я, лишь начнется новый день,
Хожу, отбрасываю тень,
С лицом нахала…
Я тоже когда-то мог сыграть на гитаре эту пеню. И еще других всяких разных с десяток. Даже музицировал у того же Кирыча на квартире. Слава богу, вовремя понял, что нет у меня ни слуха, ни голоса и что рок-звездой мне не стать. Понял, и как-то на душе спокойно стало. С тех пор гитару в руки стараюсь не брать. Хотя тянет иногда, конечно. Особенно, когда выпьешь.
– Начнется вечер, я опять
Отправлюсь спать, чтоб завтра встать.
И все сначала…
Костик, полулежа, откинувшись на кровати, с упоением наигрывает на гитаре. Лера, верная рок-подруга, поддерживает бойфренда и старательно подпевает. Компания пытается расположиться поближе к ним. Те, кто не помнит слов, притопывает и прихлопывает. Малыш с Леной раскачиваются в такт гитарному бою, Шурик приспособил какую-то кастрюлю как там-там и наяривает, не жалея ладоней.
– Я видел вчера новый фильм,
Я вышел из зала таким же, как раньше…
О, БГ пошел. Вот она – чудодейственная сила музыки – и магнетизм человека с гитарой. Вот что делает с людьми настоящее искусство напополам с водкой «Распутин»!
– …И я читал несколько книг,
Я знаю радость печатного слова.
Но сделай шаг, и вступишь в игру,
В которой нет правил…
Рядом с Полиной – одна из сестер-близняшек, вместе хлопают в ладони, улыбаются. Даже Кирюша отказался от саркастических замечаний и подпевает Косте.
– Время луны – это время луны,
У нас есть шанс, у нас есть шанс,
В котором нет правил…
Никак не могу сосредоточиться, чувствую какой-то дискомфорт: явно кого-то не хватает. Как при замедленной съемке поворачиваю голов – на другом конце дивана вторая сестра, склонившись, потирает ногу. Ага, Оксана.
– Болит?
Свой собственный голос слышу с задержкой секунд в пять. Оксана поднимает голову и кивает, пытаясь улыбнуться. Улыбка получается вымученной.
– Помочь?
Стараюсь говорить односложно. Выгляжу, наверно, полным дауном. Все-таки не надо было курить.
– А чем тут поможешь? – Оксана морщится, растирая ногу. – Опухоль появляется.
– Не переживай, перелома нет. Иначе бы и дотронуться не смогла.
– Это, конечно, радует…
На нас никто не обращает внимания, как будто и нет нас в этой комнате. Кирыч отобрал у Костика гитару, и все внимание присутствующих обратилось на него. Костик не обиделся, а просто свернулся калачиком и задремал у Леры на коленях. Настала очередь Киры стать героем рока.
– В каморке, что за актовым залом,
Репетировал школьный ансамбль…
«Чиж» совсем недавно стал властителем дум питерской рок-тусовки, его песни крутятся на радио всего полгода. На нашем, между прочим, «Радио-1» эти песни зазвучали раньше всех. Хотя максимум нашей заслуги – the little help from a friends, не больше. Но все равно приятно.
– Ударник, ритм, соло и бас
И, конечно, «ионика».
Руководитель был учителем пения,
Он умел играть на баяне…
Смотри-ка, мысли связные появились! Отпускает, похоже. Срочно надо на свежий воздух, пока новой волной не накрыло. Снова медленно поворачиваюсь к Оксане:
– Я на улицу. Не желаешь компанию составить?
– Я бы с удовольствием, но нога…
– Я поддержу. Перед домом скамеечка, и там все же посвежее.
– Если поддержишь, тогда пошли.
Медленно поднимаюсь, стараясь контролировать движения. Делаю шаг к двойняшке – удается. Оксана пытается встать, опирается на больную ногу и, охнув, присаживается на подлокотник дивана. Подхватываю ее за локоть, затем перехватываю за талию.
– Давай осторожно…
– Больно, – прикусив губу, почти шепчет Оксана.
Мы тихонько ковыляем мимо стола к выходу. Удивительно, но мне удается идти совсем ровно. Чувство ответственности, что ли, включилось? Бросаю взгляд на честную компанию – компания увлеченно поет. На нас обращают внимание только двое: сестра удивленно вскидывает брови, Полина понимающе улыбается. Остальным до нас нет никакого дела…
– …Вот такая вот музыка,
Такая, блин, вечная молодость!
На улице легкий ночной ветерок очень кстати. Помогаю Оксане присесть на скамейку, сам распрямляю плечи и делаю несколько глубоких вдохов. Реально отпускает!
– Тяжело?
– А ты как думаешь?
– Думаю, тяжело. Алкоголь с травой не любят друг друга.
– Есть опыт?
– Небольшой…
Смотри, какая опытная! Под ноги бы лучше смотрела. С другой стороны, чего я раздражаюсь: все правильно – не дите малое, должен был предвидеть.
– Сама-то как? Там в домике алкоголь уже в воздухе разливается. Откуда столько водки появилось?
– Твой брат прихватил. А я, как ногу подвернула, почти сразу протрезвела. Сейчас только голова болит – не до веселья.
– Осторожней надо, алкоголь не любит неверных шагов.
Все же не мог не подколоть. Ну а чего она нарывается? Не отвечает – склонилась, ногу массирует. Волосы у нее черные, аж с отливом. Как это… вороненое крыло, воронье? Не люблю блондинок. Натуральные еще туда-сюда, а крашеные… Конечно, есть отдельные барышни, которые… в общем… вполне себе. Но это отдельные и после близкого знакомства. А, в целом, не люблю.
– Как думаешь, долго они еще веселиться будут? – Оксана поднимает на меня глаза.
– Как пойдет. А идет вроде бы хорошо. Я тоже чего-то подсдулся. Пойду, гляну, что там у них. Ничего, если оставлю тебя ненадолго?
– Иди. Мне без помощи все равно отсюда не сдвинуться, но здесь лучше, чем в доме.
Не успеваю сделать и трех шагов к крыльцу, как дверь распахивается, и оттуда, покачиваясь и причитая, выскакивает Лера. В руках у нее какой-то сверток.
– Что случилось?
Мой вопрос проигнорирован. Захожу в комнату – все суетятся. Похоже, все дело в Костике: он свесился с кровати, тело содрогается в спазмах. Лена поддерживает Костю за плечи.
– Не интеллигентно это, Константин! Надо было с достоинством выйти на улицу, зайти за угол и блевать там сколько душе угодно…
Кирыч говорит Косте, но обращается почему-то к Полине. Та прикрыла рот рукой: то ли от ужаса, то ли от смеха – не разберешь. Шурик корчится от хохота около шкафа. Только Малыш, стоящий невдалеке от Костиной кровати, сохраняет олимпийское спокойствие:
– Тазик ему надо, тазик! Это еще не все, будет продолжение. Лера, тащи тазик с улицы – и убирать меньше придется, и вонять не так будет.