Оскар Уайльд
Юный Король

Из темной пещеры за ними наблюдали Смерть и Жадность, и Смерть проговорила:

– Я устала; отдай мне третью часть этих людей и отпусти меня.

Но Жадность покачала головой.

– Это мои слуги, – отвечала она.

И Смерть сказала ей:

– Что у тебя в руке?

– У меня три зернышка, – ответила та, – а тебе что до этого?

– Дай мне одно из них, – воскликнула Смерть, – я посажу его у себя в саду; только одно, и я уйду.

– Ничего я тебе не дам, – сказала Жадность и спрятала руку в складках платья.

И Смерть рассмеялась и, взяв кружку, опустила ее в лужу, и из кружки вышла Малярия. Прошлась она среди великого скопища людей, и треть из них полегла, сраженная насмерть. Следом за ней плыл холодный туман, а рядом скользили водяные змеи.

И когда увидела Жадность, что треть людей полегла, ударила она себя в обнаженную грудь и возопила.

– Ты убила треть моих слуг, – кричала она, – убирайся отсюда. В горах Татарии идет война, и цари обеих сторон призывают тебя. Афганцы зарезали черного быка и выступили в поход. Они ударили копьями по своим щитам и надели железные шлемы. На что тебе моя долина, что ты медлишь здесь? Убирайся отсюда и никогда больше не появляйся здесь.

– Нет, – отвечала Смерть, – не уйду, пока ты не дашь мне одного зерна.

Но Жадность сжала руку и стиснула зубы.

– Ничего я тебе не дам.

И Смерть рассмеялась и, подняв черный камень, бросила его в лес, и из зарослей дикого болиголова вышла Лихорадка в огненном облачении. Прошлась она среди скопища людей, прикасаясь к ним, и каждый, кого она коснулась, умирал. И когда она проходила, трава жухла у нее под ногами.

И Жадность содрогнулась и посыпала голову пеплом.

– Ты жестока, – воскликнула она, – жестока. Голод царит в обнесенных стенами городах Индии, и водоемы Самарканда пересохли. Голод царит в обнесенных стенами городах Египта, а из пустыни налетела саранча. Нил не разлился, и жрецы взывают к милости Изиды и Озириса. Отправляйся к тем, кому ты нужна, и оставь мне моих слуг.

– Нет, – отвечала Смерть, – не уйду, пока ты не дашь мне одного зерна.

– Ничего я тебе не дам, – сказала Жадность.

И Смерть снова рассмеялась и, вложив пальцы в рот, свистнула, и по воздуху прилетела женщина. На лбу у нее было написано: «Чума», и стая тощих хищных птиц кружила вокруг нее. Накрыла она долину своими крыльями, и не осталось там ни одной живой души.

С воплем помчалась Жадность по лесу, а Смерть вскочила на своего красного коня и ускакала прочь, и неслась она быстрее ветра.

И из вязкого ила на дне долины выползли драконы и ужасные твари, покрытые чешуей, и по песку трусцой прибежали шакалы, нюхая ноздрями воздух.

И заплакал юный Король и сказал:

– Кто были эти люди и что они искали?

– Рубины для короны юного Короля, – ответил кто-то у него за спиной.

И юный Король вздрогнул и, обернувшись, увидел человека в облачении паломника, который держал в руке серебряное зеркало.

И он побледнел и сказал:

– Какого короля?

– Посмотри в зеркало, и ты увидишь его, – ответил паломник.

И он посмотрел в зеркало и, увидев собственное лицо, громко вскрикнул и проснулся, – яркий свет струился в комнату, и на ветвях деревьев и на лужайках распевали птицы.

Тут к нему вошли Канцлер и другие государственные мужи и почтительно поклонились ему, и пажи принесли ему златотканую мантию и положили перед ним корону и скипетр.

Поглядел на них юный Король, и были они прекрасны. Прекраснее всего, что он когда-либо видел. Но он вспомнил свои сны и сказал своим вельможам:

– Унесите эти вещи, потому что я не стану их носить.

И придворные удивились, а некоторые из них рассмеялись, так как решили, что он шутит.

Но он сурово заговорил с ними снова и сказал:

– Унесите эти вещи, уберите их с моих глаз. Хотя это и день моей коронации, я не надену их. Ибо на станке Скорби бледными руками Боли была соткана эта мантия. Кровь сокрыта в сердце рубина, и Смерть – в сердце жемчужины.

И он поведал им три своих сна.

И, выслушав его, придворные переглянулись и стали шептаться, говоря:

– Он поистине сошел с ума, ибо сон только и есть что сон, а видение – лишь видение, и не больше. На самом деле ничего такого не было, и незачем обращать на это внимания. И что нам за дело до жизни тех, кто работает на нас? Что же, человеку и хлеба не есть, покуда он не увидит сеятеля, и вина не пить, покуда не поговорит с виноделом?

И Канцлер заговорил с юным Королем и сказал:

– Повелитель мой, умоляю тебя, оставь свои черные мысли, надень эту дивную мантию и возложи этот венец на свою голову. Ибо как узнают люди, что ты король, если на тебе не будет королевского облачения?

И юный Король посмотрел на него.

– Это действительно так? – спросил он. – Они не узнают, что я король, если на мне не будет королевского облачения?

– Они не узнают тебя, мой повелитель, – воскликнул Канцлер.

– Я думал, что есть люди, которые походят на королей, – ответил он, – но, возможно, все так и есть, как ты говоришь. И все же я не надену этой мантии и не стану венчаться этим венцом, но выйду из дворца в том виде, в каком я пришел сюда.