Оскар Уайльд
Сказки
Счастливый принц
С вершины большой колонны возносилась над городом статуя Счастливого Принца. Он весь был покрыт тончайшими листочками чистого золота, вместо глаз у него сияли два сапфира, а на рукоятке его меча блестел большой красный рубин.
Все восхищались Счастливым Принцем.
– Он так же красив, как петух на флюгере, – изрек один из членов муниципалитета, старавшийся прослыть человеком с изысканным артистическим вкусом. – Конечно, менее полезен, – прибавил он, боясь обвинения в недостатке практичности, что было бы совсем несправедливо.
– Отчего ты не похож на Счастливого Принца? – спрашивала чувствительная мамаша своего крошку сына, который, плача, просил, чтобы ему дали луну. – Счастливому Принцу и в голову бы не пришло капризничать.
– Хорошо, что на свете есть хоть один счастливец, – прошептал гонимый судьбой горемыка, взглянув на чудную статую.
– Он совсем как ангел, – говорили приютские дети, выходя из собора в своих широких красных плащах и чистеньких белых передниках.
– Почем вы знаете? – возразил им учитель математики. – Разве вы видели когда-нибудь ангелов?
– Ах! Они являются нам иногда во сне, – отвечали дети; и математик строго нахмурил брови: он вовсе не одобрял детской привычки видеть сны.
Однажды ночью над городом пролетала маленькая Ласточка. Ее друзья уже шесть недель назад пролетели в Египет; она же осталась, будучи не в силах расстаться с прекрасным Тростником, покорившим ее сердце. Они познакомились ранней весной. Преследуя над рекой желтого мотылька, Ласточка внезапно остановилась, плененная стройностью Тростника.
– Можно я буду любить вас! – не задумываясь воскликнула она.
И Тростник ответил ей грациозным поклоном.
Тогда Ласточка принялась летать вокруг него, задевая воду своими крыльями и рассыпая серебряные брызги, – такая у нее была манера ухаживать. Так продолжалось все лето.
– Что за странная привязанность! – щебетали другие ласточки: – У него совсем нет денег и слишком большая родня.
И действительно, вся река заросла тростниками.
А осенью ласточки улетели. После этого наша Ласточка почувствовала одиночество и охладела к своему возлюбленному. «Он совсем не умеет разговаривать, – решила она, – и при этом очень кокетлив, постоянно флиртует с ветром».
И в самом деле, когда бы ни подул ветер, Тростник отвечал ему грациознейшими поклонами. «Я допускаю, что он любит свой дом, – продолжала Ласточка свои рассуждения, – но я-то люблю путешествия, и мой супруг должен иметь к ним склонность».
– Согласны ли вы последовать за мною? – спросила она, наконец, у своего милого, но Тростник покачал головой: он был так крепко привязан к своему дому.
– Стало быть, вы просто играли моей любовью! – вскричала Ласточка. – Прощайте же, я лечу к пирамидам!
И она пустилась в путь.
Целый день она была в дороге и к ночи прилетела в город.
– Где же я переночую? – сказала она. – Надеюсь, что мне здесь устроят достойную встречу.
Тут она увидела статую на высокой колонне.
– Вот где я отдохну! – вскричала она. – Здесь прекрасное место и такой простор!
С этими словами она опустилась как раз к ногам Счастливого Принца.
– Да у меня золотая спальня! – обрадовалась она, оглядевшись вокруг, готовая расположиться ко сну. Но только хотела спрятать голову под крыло, как крупная капля упала на нее.
– Что за странность! – вскричала Ласточка. – На небе ни облачка, звезды ярко блещут, и все-таки идет дождь. Право, на севере Европы отвратительный климат! Мой Тростник любил дождь, однако это было чистейшим эгоизмом…
Но вот упала другая капля.
– Какая же польза от статуи, если она даже не может защищать от дождя? – сказала Ласточка. – Нужно поискать пристанища где-нибудь в трубе на крыше.
И она хотела лететь дальше.
Но прежде чем она успела развернуть крылья, третья капля упала на нее. Она подняла голову – и что же увидела?
Глаза Счастливого Принц были полны слез, они струились по его золотым щекам. И так прекрасно было его лицо, освещенное месяцем, что сердце маленькой Ласточки дрогнуло от жалости.
– Кто ты такой? – спросила она.
– Я Счастливый Принц.
– Почему же ты плачешь? – спросила опять Ласточка. – Ты меня промочил насквозь.
– Когда я был жив и у меня было живое человеческое сердце, – отвечал принц, – я не знал, что такое слезы. Я жил во дворце Sans Souci[1], куда не дозволено было проникать горю. Днем я играл в саду с моими приближенными, а вечера проводил в танцах в большом зале. Высокая стена окружала сад, и я не старался узнать, что происходило за ней, – всё вокруг меня было так прекрасно! Придворные звали меня Счастливым Принцем, и я действительно был счастлив, если счастье заключается в удовольствиях. Так я жил, так и умер. И теперь, когда меня уже нет в живых, они вознесли меня так высоко, что я могу видеть все бедствия и всю нищету моего города, и, хотя мое сердце теперь из свинца, я не могу удержаться от слез.
«Значит, он не полностью золотой!» – подумала Ласточка про себя; но она была слишком деликатна, чтобы делать вслух замечания, касающиеся других.
– Там, далеко, – продолжал Принц тихим, музыкальным голосом, – далеко, на маленькой улице стоит бедный домик. Одно из окон его открыто, и я вижу сидящую у стола женщину. У нее усталое, поблекшее лицо, загрубевшие от работы руки, пальцы ее все исколоты иглой – она золотошвейка. Она вышивает к предстоящему балу пышный узор на роскошном платье прекраснейшей из фрейлин королевы. А в углу комнаты в кроватке лежит ее больной сын. Он мечется в жару и требует апельсинов. А мать ничего не может дать ему, кроме простой воды, и потому он плачет. Ласточка, Ласточка, быстрокрылая Ласточка, отнеси ей рубин из моего меча: мои ноги прикреплены к пьедесталу, и я не могу тронуться с места.
– Меня ждут в Египте, – отвечала Ласточка. – Друзья мои, летая вдоль Нила, шепчутся с цветами лотосов. Скоро они полетят к усыпальнице великого фараона. Сам фараон лежит там в своем роскошном гробу. Он обернут в желтые ткани и набальзамирован ароматными травами. На шее у него длинная цепь из бледно-зеленой яшмы, а руки его похожи на поблекшие листья.
– Ласточка, Ласточка, маленькая Ласточка, – сказал Принц. – О, если бы ты осталась здесь на одну только ночь и была бы моим вестником! Ребенок томится жаждой, а мать его так печальна.
– Мне кажется, что я не люблю мальчиков, – отвечала Ласточка. – Прошлым летом, когда я жила на реке, я знала двух мальчиков, сыновей Мельника. Они всегда бросали в меня камнями. Конечно, им не удавалось задеть меня! Мы, ласточки, слишком хорошо летаем, и кроме того, мои предки славились ловкостью, но все же это было непочтительно с их стороны.
Но Счастливый Принц смотрел так печально, что Ласточке стало жаль его.
– Здесь очень холодно, – сказала она, – но я проведу с тобой одну ночь и исполню твое поручение.
– Благодарю тебя, милая птичка, – сказал Принц.
И вот Ласточка выклевала большой рубин из меча принца и, держа его в клюве, полетела над крышами города.
Она миновала соборную колокольню, украшенную белыми мраморными ангелами; пролетела перед дворцом, откуда доносились звуки бальной музыки. Прекрасная девушка вышла на балкон в сопровождении своего поклонника.
– Как чудны звезды и как велико могущество любви! – сказал он ей.
– Надеюсь, что мое платье будет готово к большому балу, – отвечала она, – я велела на нем вышить крестовник, но золотошвейки так ленивы.
Ласточка перелетела через реку и заметила фонари на высоких мачтах судов. В гетто она видела старых евреев, взвешивавших монеты на чашках медных весов. Достигнув бедного домика, она заглянула в него; мальчик в лихорадке метался в своей постельке, а мать заснула, уронив голову на руки: бедная так устала. Мигом влетела Ласточка в комнату и положила большой рубин на стол, рядом с наперстком швеи.
Затем она несколько раз облетела вокруг кроватки, обмахивая своими крылышками горячий лобик ребенка.
– Как мне стало хорошо, – сказал мальчик, – должно быть, я скоро поправлюсь. – И он сладко заснул.
Тогда Ласточка вернулась к Счастливому Принцу и обо всем рассказала ему:
– И странно, – заключила она свой рассказ, – мне теперь очень тепло, хотя на дворе стоит стужа.
– Это потому, что ты сделала доброе дело, – сказал Принц. И маленькая Ласточка задумалась над этим, но скоро заснула: размышления всегда нагоняли на нее сон.
На рассвете она полетела к реке и стала купаться.
– Что за странное явление, – сказал профессор орнитологии, проходивший по мосту, – купающаяся ласточка зимой!
И он написал об этом длинное сообщение в местной газете. Всякий считал нужным цитировать его, несмотря на то, что оно изобиловало учеными словами, для большинства совсем непонятными.
«Сегодня я лечу в Египет», – решила Ласточка, и эта мысль привела ее в прекрасное расположение духа. Весь день она посвятила осмотру города и долго отдыхала на шпиле колокольни. Всюду, куда бы она ни прилетела, воробьи чирикали друг другу: «Какой знатный иностранец!» – что немало ей льстило.
Когда взошла луна, Ласточка снова вернулась к Счастливому Принцу.
– Нет ли у тебя поручений в Египет? – спросила она. – Я сейчас собираюсь в путь.
– Ласточка, милая Ласточка, – сказал Принц, – не останешься ли ты еще на одну ночь?
– Но меня ждут в Египте, – отвечала Ласточка, – завтра друзья мои улетают на пороги Нила. Там в густых зарослях камыша дремлют гиппопотамы и на высоком гранитном троне восседает бог Мемнон. Всю ночь глядит он на небо, когда же появится утренняя звезда, он приветствует ее радостным криком… и вновь умолкает. Желтые львы там собираются в полдень на водопой. Глаза их подобны зеленым бериллам, а рев заглушает шум водопада.
– Ласточка, Ласточка! – взмолился опять Принц. – Там, в отдалении, я вижу юношу в мансарде. Он склонился над столом, покрытым бумагами; а рядом с ним в большом стакане стоит букет увядших фиалок. У него темные вьющиеся волосы, яркие губы, а взор его исполнен задумчивости. Он торопится кончить пьесу для директора театра, но ему слишком холодно, руки его окоченели: в камине давно потух огонь, и он вот-вот лишится чувств от голода.
– Хорошо, я пробуду здесь еще одну ночь, – сказала Ласточка, у которой действительно было доброе сердце. – Отнести ему другой рубин?
– Увы! У меня больше нет рубинов, – отвечал Счастливый Принц, – у меня остались только глаза. Они сделаны из редких сапфиров, вывезенных из Индии тысячу лет назад. Выклюй один из них и отнеси ему.
Он продаст камень ювелиру, купит себе еды и дров и закончит свою пьесу.
– Дорогой Принц, – сказала Ласточка и заплакала, – я не могу сделать этого.
– Ласточка, Ласточка, исполни мою просьбу, – настаивал Принц.
И Ласточка, выклевав сапфир, полетела к жилищу юноши. В крыше было отверстие, и проникнуть в комнату было не трудно. Молодой человек обхватил голову руками и не слышал шелеста ее крыльев; а когда он поднял голову, то увидел великолепный сапфир, лежащий на увядших фиалках.
– У меня появляются почитатели! – вскричал он. – Это, наверное, от одного из них! Теперь я могу закончить мою пьесу! – И он почувствовал себя совершенно счастливым.
На следующий день Ласточка полетела в гавань. Усевшись на высокую мачту большого корабля, она смотрела, как матросы таскали на веревках тяжелые ящики из трюма.
– Навались! – кричали они каждый раз, когда новый ящик показывался в отверстии люка.
– Я лечу в Египет! – щебетала Ласточка. Но никто на нее не обращал внимания, и когда взошла луна, она вновь возвратилась к Счастливому Принцу.
– Я прилетела проститься с тобой! – воскликнула она.
– Ласточка, Ласточка, побудь еще со мной!
– Теперь зима, – отвечала Ласточка, – и скоро холодный снег покроет город. В Египте теплое солнце освещает пальмовые деревья и крокодилы, лежа в тине, лениво глядят по сторонам. Мои товарки уже строят гнезда в Баальбекском храме, а розовые и белые голуби, воркуя, наблюдают за ними. Милый Принц, я должна тебя покинуть, но я никогда не забуду тебя, а будущей весной я принесу тебе два прекрасных камня взамен отданных тобою. Тот рубин будет краснее пунцовой розы, а сапфир синевой превзойдет голубое море.
– В саду, на дорожке, – сказал Счастливый Принц, – стоит маленькая продавщица спичек. Она уронила свой товар в канаву, и все ее спички испортились. Отец прибьет ее, если она не принесет домой хоть немного денег, и вот она плачет. Она без башмаков и без чулок, и голова ее непокрыта. Выклюй другой мой глаз и отдай ей его, тогда отец не побьет ее.
– Я останусь здесь еще на одну ночь, – сказала Ласточка, – но я не могу выклевать твой глаз: тогда ты совсем не будешь видеть.
– Сделай, как я прошу, маленькая Ласточка, – отвечал Принц.
Она послушалась и устремилась с сапфиром вниз. Пролетев мимо девочки, она сунула камень ей в руку.
– Какое красивое стеклышко! – воскликнула девочка и, смеясь, побежала домой.
Возвратившись к Принцу, Ласточка сказала ему:
– Вот теперь ты ослеп, поэтому я остаюсь с тобой навсегда.
– Нет, маленькая птичка, – отвечал несчастный Принц, – ты должна лететь в Египет.
– Я навсегда останусь с тобой, – повторила Ласточка и уснула у его ног.
Весь следующий день, сидя на плече у Принца, она рассказывала ему обо всем, что ей пришлось увидеть в далеких чужих краях. Она говорила ему о розовых ибисах, которые, стоя длинными рядами на отмелях Нила, ловят золотую рыбу острыми клювами; о Сфинксе, который так же стар, как сам мир, живет в пустыне и все знает; о купцах с янтарными четками в руках, медленно следующих за своими верблюдами; о короле Лунных Гор, черном, как черное дерево, и поклоняющемся большому осколку хрусталя; о большом Зеленом Змее, спящем на пальмовом дереве, – двадцать жрецов кормят его медовыми лепешками; и о пигмеях, которые на широких плоских листьях плавают по большому озеру и сражаются с бабочками.
– Милая Ласточка, – сказал Счастливый Принц, – ты рассказываешь мне о поразительных вещах, но ничто не поражает так, как людские страдания. Нет горя большего, чем нищета. Облети мой город, Ласточка, и потом расскажи мне, что ты там видела.
И Ласточка полетела. Она видела, как богатые веселились в своих великолепных домах, в то время как нищие сидели у их ворот. Она летела по темным переулкам и видела бледные лица голодных детей, грустно выглядывавших на темную улицу. Под аркой моста два маленьких мальчика лежали обнявшись, стараясь согреть друг друга.
– Как хочется есть! – жаловались они.
– Не сметь здесь лежать! – крикнул на них полицейский, и они побрели под дождем дальше.
Тогда Ласточка возвратилась и рассказала обо всем Принцу.
– Я покрыт тонким золотом, – сказал Принц, – сними его с меня листок за листком и раздай беднякам. Люди всегда думают, что золото может сделать их счастливыми.
Листок за листком снимала Ласточка со Счастливого Принца, пока он не стал совсем тусклым и серым. Листок за листком носила она беднякам, и много детских щечек порозовело, и дети веселее играли на улицах.
– У нас теперь есть хлеб! – рассказывали они друг другу.
Но вот выпал снег, а за ним пришли морозы. Улицы засеребрились и стали очень красивы; с карнизов крыш, точно хрустальные кинжалики, нависли длинные сосульки; все надели шубы, и, одетые в красное, резвые мальчики стали кататься по льду.
Бедной маленькой Ласточке становилось все холоднее, но она не покидала Принца – она слишком любила его. Она украдкой клевала крошки у дверей булочника и старалась согреться, хлопая крылышками. Но наконец она почувствовала, что час ее близок. В последний раз взлетела она на плечо Принца.
– Прощай, милый Принц, – прошептала она. – Позволь мне поцеловать твою руку.
– Я рад, что ты наконец летишь в Египет, маленькая Ласточка, – сказал Принц, – ты слишком долго оставалась здесь; но поцелуй меня в губы, потому что я люблю тебя.
– Я не в Египет, – сказала Ласточка, – я улетаю в Царство Смерти. Смерть и Сон – родные братья, не правда ли? – И, поцеловав принца в губы, она упала мертвая к его ногам.
В этот самый миг странный треск послышался внутри статуи, будто что-то разбилось: это свинцовое сердце раскололось надвое – должно быть, мороз был слишком силен.
На другой день рано мэр в сопровождении члена городского совета гулял внизу в сквере. Проходя мимо колонны, он взглянул вверх на статую.
– Боже мой, каким ободранным и жалким выглядит наш Счастливый Принц, – сказал он.
– Какой жалкий, в самом деле! – вскричал член совета, всегда бывший верным эхом мэра.
И они приблизились, чтобы лучше рассмотреть статую.
– Рубин выпал из его меча, глаза также исчезли, и на нем нет больше золота, – сказал мэр. – Право, он немногим лучше нищего!
– Немногим лучше нищего, – отозвался советник.
– А в ногах у него мертвая птица, – продолжал мэр. – Право, нам следует издать распоряжение: птицам здесь умирать воспрещается!
И городской секретарь составил объявление соответствующего содержания.
Потом они решили снять статую Счастливого Принца.
– В нем нет больше красоты, а потому нет и пользы, – сказал университетский профессор эстетики.
Статую расплавили в большой печке, и по почину мэра был созван городской совет, чтобы решить, что сделать из этого металла.
– Конечно, мы должны поставить другую статую, – сказал мэр, – и это будет мой собственный бюст.
– Нет, мой, – возражал каждый член совета, и они заспорили.
Когда я в последний раз слышал о них, они все еще продолжали спорить.
– Удивительно! – сказал главный литейщик. – Это расколовшееся свинцовое сердце не хочет плавиться в печке. Надо его выбросить! – И они бросили его в груду мусора, где лежала также и мертвая Ласточка.
– Принеси мне самое ценное, что есть в этом городе, – сказал Господь одному из ангелов; и ангел принес свинцовое сердце и мертвую птицу.
– Твой выбор верен, – сказал Бог, – ибо отныне в Моих райских садах всегда будет щебетать эта птичка, а Счастливый Принц всегда будет воздавать Мне хвалу в Моих сияющих чертогах.
Великан-эгоист
Каждый день после полудня, когда кончались уроки в школе, дети приходили играть в сад Великана.
Это был прекрасный большой сад, густо заросший мягкой травой. Там и сям в траве, точно звезды, мелькали цветы, и двенадцать персиковых деревьев возвышались среди зелени лужаек. Весной все они одевались нежными белыми и розовыми цветами, а осенью приносили обильные плоды. Птицы ютились среди их ветвей и пели так сладко, что дети прерывали свои игры, чтобы их послушать.
– Как хорошо здесь! – говорили они друг другу.
Но вот настал день, когда Великан вернулся домой. Целых семь лет провел он в гостях у своего друга, корнуэльского людоеда. По прошествии этого времени темы их разговоров истощились – они сказали все, что хотели сказать друг другу, и Великан решил возвратиться в свой собственный замок. Первое, что он увидел дома, были дети, играющие в его саду.
– Что вы тут делаете? – закричал он на них грубым голосом, и дети испуганно бросились врассыпную.
– Это мой сад, он мне принадлежит, – сказал Великан, – кажется, это должно бы быть всем понятно, и никто, кроме меня, не смеет играть в нем.
И вот он обнес сад высокой стеной с такой надписью: «Нарушители права собственности будут преследоваться по закону». Великан был большим эгоистом.
С тех пор бедным детям негде было играть. Они пробовали играть на дороге, но она была покрыта пылью и острыми камнями и не понравилась им. После окончания своих уроков они часто бродили вдоль высокой стены и вспоминали про чудный сад.
– Как мы были тогда счастливы! – грустно говорили они.
Настала весна, и вся окрестность украсилась пестрыми цветами, ее оживили маленькие птички. Только в саду жестокосердого Великана еще царила зима. Птицы не захотели распевать там свои песни, так как в нем не видно было детей, а деревья не решались цвести. Однажды хорошенький цветочек высунул из травы свою головку, но, увидев жестокую надпись на стене, преисполнился обидой за детей, спрятался опять в землю и снова заснул. Единственными ценителями распоряжения Великана были снег и мороз.
– Весна позабыла этот сад, – радовались они, – зато мы будем жить здесь круглый год.
Снег накрыл всю траву своим белым покрывалом, а мороз одел серебряным инеем все деревья. Они пригласили в гости северный ветер, и тот не замедлил явиться.
Он весь был укутан мехами и целыми днями завывал по саду, срывая колпаки с печных труб на крыше.
– Это прекрасное местечко, – сказал он, – позовите и град к себе в гости.
И град явился. Каждый день в продолжение трех часов барабанил он по крыше замка, пока не перебил на ней почти всю черепицу, а затем, что было мочи, начинал кружиться по саду. Он был одет в серые одежды, а дыхание его было ледяным.
– Я не могу понять, почему это весна так запоздала, – говорил Великан-эгоист, сидя у окна и глядя на свой холодный побелевший сад. – Надеюсь, что погода скоро изменится.
Но ни весна, ни лето не приходили. Осень принесла с собой золотые плоды во все сады, кроме сада Великана.
– Он слишком большой эгоист, – сказала она.
И в саду Великана всегда стояла зима, и северный ветер, град и мороз водили хороводы.
Однажды утром только что проснувшийся Великан, лежа в своей постели, услышал какую-то чудную музыку. Она так сладко ласкала его ухо. «То королевские музыканты, верно, проходят мимо», – подумал он. На самом же деле это маленькая коноплянка запела под его окном, но он так давно не слышал пения птиц в своем саду, что оно показалось ему теперь лучшей музыкой в мире. Потом град приостановил свой танец над его головой, ветер прервал свои завывания, а через открытое окно до него донесся нежный аромат.
– Кажется, весна наконец настала, – сказал Великан и, вскочив с кровати, выглянул в окно.
И что же он увидел?
Ему представилась чудная картина. Через небольшое отверстие в стене дети пробрались в сад и теперь сидели на ветвях деревьев. На каждом дереве, которое он мог видеть, сидело по маленькому существу. А деревья так обрадовались возвращению детей, что мгновенно покрылись цветами и приветливо кивали ветвями над головками своих гостей. Птицы весело летали и восторженно щебетали, а цветы ласково улыбались из травы. Это было дивное зрелище. Только в одном уголке стояла еще зима. То был самый отдаленный уголок сада. Там стоял маленький мальчик; он не мог дотянуться до ветвей дерева и, горько плача, озирался по сторонам. Бедное дерево все еще было покрыто инеем и снегом, а ветер, завывая, метался над ним.
– Карабкайся, малютка! – говорило дерево, низко нагибая к нему свои ветви; но мальчик был слишком мал.
И сердце Великана вдруг растаяло.
– Каким я был эгоистом! – сказал он. – Теперь я понимаю, почему весна не заглядывала сюда. Я посажу этого бедняжку на верхушку дерева, я разрушу стену, и сад мой навсегда сделается местом детских игр.
Он на самом деле раскаивался в том, что делал до сих пор.
И вот он спустился по лестнице, бесшумно отворил дверь и вышел в сад. Завидев его, дети испугались и бросились бежать, и в сад снова пришла зима. Лишь маленький мальчик остался на месте: глаза его были полны слез, и он не заметил подходившего Великана. А Великан тихо подошел к нему и, осторожно взяв его на руки, посадил на дерево. И дерево вдруг зацвело, птички с пением слетелись к нему, а маленький мальчик протянул свои ручки и, обхватив ими шею Великана, поцеловал его. Другие дети, увидев, что Великан больше не сердится, прибежали обратно, а с ними вернулась и весна.
– Теперь этот сад ваш, дети! – сказал Великан и, взяв большую кирку, разрушил стену. А проходившие на рынок в полдень люди видели, как Великан забавлялся с детьми в этом чудеснейшем из садов.
Целый день играли дети, а вечером пришли к Великану проститься.
– Но где же ваш маленький товарищ, – спросил он их, – мальчик, которого я посадил на дерево? – За тот поцелуй Великану он особенно пришелся по душе.
– Не знаем, – отвечали дети, – он ушел.
– Скажите ему, чтобы он не боялся и обязательно пришел сюда завтра, – сказал Великан.
Но дети ответили, что не знают, где он живет, и прежде никогда его не видали. И печаль овладела Великаном.
Каждый день после школы дети приходили играть с Великаном. Только мальчик, так полюбившийся ему, никогда не появлялся. Великан был добр ко всем детям, но тосковал о своем первом маленьком друге и часто, вспоминая его, говорил:
– Как бы мне хотелось снова его увидеть!
Прошли годы, Великан состарился и одряхлел. Он больше не мог играть, но, сидя в громадном кресле, наблюдал за детьми и любовался своим садом.
– У меня много прекрасных цветов, – говорил он, – но дети прекраснее их.
Однажды зимним утром, одеваясь, он выглянул из своего окошка.
Теперь уже зима не была ему так ненавистна: он знал, что весна просто уснула, а цветы отдыхают.
Вдруг, удивленный, он широко раскрыл глаза. В самом дальнем углу сада стояло дерево, всё в нежных белых цветах.
С золотых ветвей его свешивались серебряные плоды, а под ним стоял маленький мальчик, которого так любил Великан.
Охваченный радостью, Великан побежал в сад и бросился к ребенку. Но, подойдя к нему, он весь побагровел от гнева и вскричал:
– Кто посмел тебя ранить?
Ладони ребенка были пробиты гвоздями; такие же раны виднелись на его маленьких ножках.
– Кто же посмел тебя ранить? – кричал Великан. – Скажи мне, я возьму свой большой меч и изрублю его.
– Нет! – отвечало дитя. – Ведь это раны любви.
– Кто ты? – спросил Великан; странное благоговение наполнило его душу, и он преклонил колени пред ребенком.
А дитя улыбнулось Великану и сказало:
– Однажды ты позволил мне играть в твоем саду; сегодня ты пойдешь со мной в мой сад, который называется Раем.
Пришедшие в этот день дети нашли Великана мертвым под цветущим деревом.
