Оскар де Мюриэл
Танец змей
9
Поскольку в средствах мы были не ограничены, Макгрей нанял частный пароход, которому предстояло доставить нас из порта Лит прямиком на Оркнейские острова.
Я отправился домой, чтобы забрать багаж – Лейтон держал чемоданы для меня наготове, – а затем приехал к Девятипалому на Морэй-плейс, где сытно отобедал. Последним прибыл доктор Клоустон. Следуя совету Макгрея, он присоединился к нам уже после захода солнца, благодаря чему также успел до отъезда уладить все дела в лечебнице.
Снег шел весь день, тихо, но непрерывно, так что улицы утопали в белизне. Дороги рядом с портом Лит, по которым безостановочно разъезжали телеги и экипажи, представляли собой липкую темную жижу.
– Сюда, – сказал Макгрей, указав на пирс справа от нас в тот самый миг, когда возница натянул поводья.
В тусклом свете фонарей я различил очертания небольшого, однако весьма аккуратного колесного пароходика, корпус которого блестел свежим слоем темно-зеленой краски. Из высокой трубы его уже вовсю валил дым, двигатель жужжал уверенно и ритмично, а из маленьких иллюминаторов лился теплый свет.
Я собрался выразить благодарность Макгрею (сколь бы мучительно это для меня ни было), но тут заметил, что по сходням идут трое мужчин. Одним из них был невысокий толстяк с копной седых волос; кожа на его лице казалась дубленой – такой не встретишь и на старом башмаке, – судя по всему, это и был наш капитан. Других двоих – плечистых здоровяков – я опознал сразу же, несмотря на шляпы и длинные плащи.
Мы вышли из экипажа и зашагали к этой троице, пока возница выгружал наши чемоданы. Соленый бриз бросал в нас мелкие снежинки, пароход тихонько покачивался на мягких волнах. Совершенно неподходящий фон для нашей напряженной сходки.
– И куда это вы собрались? – осведомился знакомый голос Шефа. Между котелком и поднятым воротником плаща виднелись лишь его глаза, брови и подкрученные кончики усов.
– Не твое собачье дело, – огрызнулся Девятипалый.
Соратник Шефа шагнул в нашу сторону с угрожающим видом. Немолодой капитан – густая щетка его усов покрылась инеем – поднял ладонь.
– Притормозите-ка! – Говор у него был еще раскатистее, чем у Макгрея. – Думаю, парни сами объяснят, что к чему.
– Это касается нашего расследования, – ответил я, прежде чем Девятипалый успел изрыгнуть еще какую-нибудь гадость.
– Вам было приказано уведомлять нас о любых своих перемещениях, – сказал Шеф. – А не удирать посреди ночи, как жалкие крысы, которые бегут с тонущего корабля. Мы… – Он вытащил из нагрудного кармана револьвер и указал им на возницу кеба. – Эй ты! Проваливай отсюда!
Парень побелел. Все это время он изображал, будто стирает пыль с наших чемоданов.
Макгрей сунул ему несколько монет.
– Поспеши, если жизнь дорога.
Тому хватило здравомыслия послушаться, и спустя миг кеба и след простыл.
– Спрошу еще раз. Куда вы собрались? Капитан Джонс говорит, что вы велели ему хорошенько запастись углем.
И снова первым заговорил я – с точно выверенной ноткой вызова в голосе:
– По понятным причинам этого мы вам сообщить не можем. Отправляйтесь с нами, если иначе никак, но мы не раскроем вам место назначения, пока этот пароход не отойдет от берега.
Собственно говоря, мы рассчитывали на то, что они поедут с нами. Мы все еще не знали, кто отправил нам те сообщения и зачем. Весьма вероятно, что впереди нас ждала западня, и в таком случае присутствие людей Солсбери могло лишь сыграть нам на руку.
Шеф немного помолчал, погрузившись в раздумья, – хотя сделано это было исключительно для того, чтобы утвердить авторитет. В конце концов он отошел в сторону.
– Я позволю вам сесть на этот корабль. Но не сомневайтесь, мы будем за вами приглядывать.
Капитан Джонс свистнул, и мелкий юнга примчался, чтобы забрать наш багаж. Шеф и его подручный – буду звать его Бобом – дождались, пока мы взойдем на борт, а затем поднялись сами.
– Черт… – буркнул Макгрей, едва ступив на натертую палубу. Мне показалось или в ту же секунду лицо его позеленело? Шеф и Боб, переглянувшись, гоготнули.
Клоустон взял Макгрея под руку.
– Пойдем, дам тебе кое-что от тошноты.
Я проследовал за капитаном в кают-компанию. Пока я спускался вниз, мне почудилось, что где-то вдалеке каркнул ворон.
Я велел капитану Джонсу держать курс на восток, пока береговые огни не пропадут из виду, а когда это случится, обратиться ко мне за дальнейшими указаниями. До того момента называть наш пункт назначения я не стану. Шефу это не понравилось, о чем он сообщил мне в крайне резких выражениях.
Не будучи расположенным долее находиться в компании людей Солсбери, я направился в собственную каюту, которая оказалась куда опрятнее, чем я ожидал. Благодаря полированному дереву, бронзовой оковке, небольшому письменному столику и узкой, но весьма уютной койке эта комнатка являла собой уголок покоя и безмятежности. Я горько пожалел, что воспользоваться ею мне довелось в таких неприятных обстоятельствах.
Я пролежал в койке весь следующий час, хотя уснуть так и не смог, а затем ко мне постучался капитан Джонс, пришедший за указаниями. Позади него стоял Шеф.
И даже тогда, глубокой ночью и в нескольких милях от берега, я не сумел заставить себя назвать место, куда мы следовали. Меня охватила паранойя. Я достал записную книжку и нацарапал в ней «Керкуолл, Оркн. о-ва».
– Есть, – сказал капитан Джонс. Он ушел, но Шеф остался и, глядя на меня с издевкой, зажег тонкую сигарету.
– Вы плохо слышите? – огрызнулся я. – Можете идти.
Он исчез в темном коридоре, усмехнувшись перед этим самым раздражающим образом.
Я лег в кровать, надеясь уснуть, но любой отдых теперь казался бесполезной тратой ценного времени, которого у нас оставалось все меньше и меньше. Вполне возможно, что этой самой поездкой мы лишь приблизим собственную смерть. Вскоре я представил себе, как лежу на гильотине лицом вверх и смотрю, как лезвие медленно опускается вниз, с каждой секундой все ближе подползая к моей нежной шее.
При этой мысли меня кольнуло страхом, и я резко сел. Я знал, что после такого уже вряд ли усну, поэтому решил использовать время с умом. Я схватил фляжку, записную книжку, три смятые записки и отправился в уютную кают-компанию. К счастью, ни Шефа, ни Боба там не было.
Я сел за узкий стол и плеснул себе спиртного в один из прилагавшихся к фляжке стаканчиков. Сделав заслуженный глоток, я разгладил на столе записки и принялся их рассматривать.
Все три представляли собой клочки бурой оберточной бумаги, небрежно оторванные от большого листа. Я вертел записки и так и сяк и заметил, что верхний край одной из них идеально совпадает с левым краем другой. Я стал по-всякому прикладывать к ним третью записку, пока не обнаружил, что один из ее краев тоже укладывается в эту головоломку. Значит, все они были оторваны от одного листа приблизительно в одно и то же время. Я перевернул их, дабы осмотреть с обратной стороны. Наружная сторона у всех записок была светлее: эта бумага уже явно была в употреблении, в нее что-то заворачивали и, вероятно, даже пересылали обычной почтой. Возможно ли, что эти сообщения в тот момент уже присутствовали на изнаночной стороне обертки? Если так, то их могли прислать издалека. К примеру, из логова ведьм?
Я взял записки и поднес их поближе к настенному светильнику. Некоторые фабрики все еще помечали свою оберточную бумагу водяными знаками. Я держал бумажки в каком-то дюйме от рожка, изучая их вдоль и поперек, каждую складочку и волокно. Стоя так, я ощутил, что корабль постоянно качает, и вмиг понял, отчего Макгрею было так плохо.
И в этот момент я разглядел – или мне так показалось – очертания оттиска. Изогнутая линия на самом краю записки, доставшейся Клоустону. Походило на почтовый штемпель, но ужасно бледный. Словно чернила просочились сквозь бумажный ярлык сверху, на котором, собственно, штемпель и…
– Инспектор!
Я подскочил от испуга, врезался головой в низкий потолок и зарычал от досады. Развернувшись – из глаз все еще сыпались искры, – я увидел в дверях стройную фигуру Клоустона, наблюдавшего за мной.
– О, инспектор, приношу свои извинения! Я вас напугал?
Потирая ушибленную голову, я сел.
– Излишний вопрос…
– Верно, – сказал он, нервно улыбаясь. – Простите меня. У меня не получилось уснуть. Я оставлю вас, если вы нуждаетесь в уединении.
Тон у него был пристыженный, и я вспомнил, как обвинил его в оранжерее. Я спрятал записки в нагрудный карман и решил, что нам следует помириться.
– Все в порядке, доктор. Прошу, садитесь. – Клоустон сел, вид у него был по-прежнему нервозный. – Как там наш… друг? – спросил я.
– Крепко спит, – сказал он и поставил на стол маленький бутылек с лауданумом[9]. – Хотите? Крошечные дозы безвредны и весьма благотворны для нервов.
Я воочию наблюдал, к чему приводит пристрастие к лаудануму, и поклялся, что никогда не стану полагаться на подобные средства ради того, чтобы сохранить самообладание. Я взялся за свой виски.
– Этого лекарства мне вполне достаточно, – сказал я и поднял стаканчик. – Желаете угоститься?
Клоустон поворошил бороду.
– Давно отказался от этого дела… но в сложившейся ситуации уместно и некоторое послабление…
– Да уж, – сказал я и протянул ему еще один стаканчик, наполненный до краев. Мы подняли тост, и я заметил, что рука доктора немного дрожит. Он опустошил полстакана одним глотком. – Вы в порядке, доктор?
Он, заметно уставший, тяжко вздохнул.
– Я… переживаю.
– За мисс Макгрей?
Он ответил не сразу – некоторое время молча разглядывал свой стаканчик и игру света на его серебристом ободе.
– Обычно стараешься не привязываться к пациентам… – шепотом сказал он. – Но…
– Подобное не может не волновать – иначе вы не были бы человеком, – сказал я, вспомнив кошмары по мотивам некоторых из недавних моих дел, которые все еще донимали меня[10]. – Я знаю, что вы были другом семьи Макгреев еще до того… несчастья.
– Верно, – сказал он и, печально вздохнув, допил и робко подвинул стаканчик в мою сторону, чтобы я снова его наполнил.
– Как вы с ними познакомились? – спросил я, наливая ему виски. – Возможно, мои выводы поспешны, но вы не производите на меня впечатления человека из привычного круга общения покойного мистера Макгрея.
– Вы абсолютно правы. Он владел земельными угодьями и винокурнями, я же всегда был человеком науки. Нас свел случай.
– Какой же?
– Я лечил мужчину… который был как-то с ним связан. Джентльмена из Нового города, который поддерживал лечебницу средствами – в обмен на мои услуги и конфиденциальность. Как-то раз он устроил у себя в доме большой званый вечер. Тогда-то я и познакомился с покойным Джеймсом Макгреем.
– Отец Макгрея – на светском мероприятии?
Клоустон горько усмехнулся.
– Тогда он в первый и последний раз посетил званый вечер в Новом городе. Человеком он был, скажем так, грубой выделки.
– Каков отец, таков и сын?
Клоустон покачал головой.
– Материнское воспитание несколько сгладило острые углы Адольфуса.
– Боже!
– Но покойный мистер Макгрей был хорошим человеком. Жестким в том, что касалось дел, вспыльчивым, и в выражениях он не стеснялся – да; но воля у него была несгибаемая, он был верен друзьям и предан своей семье.
Прямо как Девятипалый, подумал я. Бедный доктор совсем приуныл. Он сам потянулся к фляжке и налил себе еще порцию.
– Он не заслужил ни такой смерти, – пробормотал он, – ни презрения, с которым к нему относились. – Клоустон сделал еще глоток. – Лучшим шансом для семейства попасть в приличное общество была мисс Макгрей. Она была невероятно мила и искренне любила все то, что положено любить благородным леди, – пение, танцы, живопись, верховую езду… И – что ж, вы сами ее видели. Она весьма прелестна.
От того, как он это произнес, на щеках моих выступил румянец. Похоже, виски уже ударил ему в голову.
– Я не раз слышал, как мужчины в «Нью-клабе» шепотом обсуждали ее привлекательность, а леди отмечали, что семейству очень повезет, если в мужья ей достанется уважаемый человек.
Он погрузился в воспоминания, и взгляд его потеплел, но затем он посмотрел на свой стакан, и лицо его снова помрачнело.
– Увы, этому уже не бывать.
Эти слова повисли в воздухе, смешавшись с неумолчным рокотом двигателя и редкими всплесками волн.
Клоустон заморгал и внезапно вскочил с места, будто его ужалили.
– Вот ведь я, – сказал он, нервно улыбаясь, – только и делаю, что зубы вам заговариваю. Вам же явно есть чем заняться.
Прежде чем я успел что-либо ответить, он ушел, словно устыдившись всего того, что только что мне рассказал.
Я уставился на качающуюся дверь, думая о том, что стоило бы расспросить его подробнее. Наш добрый доктор, похоже, был полон секретов.
Несмотря на все волнения и крутившиеся в голове вопросы, я был до того изнурен, что уснул ровно в ту секунду, когда голова моя коснулась жесткой подушки. Снилось мне, однако, нечто чудовищное; предо мной явилась уродливая Червонная Королева из «Алисы в Стране чудес» – столь же гротескного вида, какой я воображал ее в детстве, когда читал эту книгу. Она держала руку на рычаге гильотины, а я лежал под сверкающим лезвием.
К счастью, меня разбудила усилившаяся качка. Карманные часы показывали пять минут шестого утра, так что пытаться уснуть более не имело смысла. Я ополоснул лицо, оделся и направился в кают-компанию. Капитан Джонс уже был там, курил сигарету и разогревал внушительного вида кофейник. Для человека, всю ночь простоявшего у штурвала, вид у него был поразительно свежий.
– Доброго утречка, сэр, – бодро приветствовал он меня своим рокочущим акцентом. – Причалим в Керкуолле через несколько минут – к вашей радости.
– Воистину. Никаких внезапностей не было за время пути?
– Вне-чего?
– Странностей. Чего-то подозрительного.
– А-а! Ох, нет. Ничего-то, окромя черной пелены неба. Кофе? – предложил он и, не дожидаясь ответа, поставил на стол оловянную кружку. Из вежливости я пригубил напиток, но кофе оказался крепчайшим, самым вкусным из всех, что мне доводилось пробовать в жизни.
– Нам повезло, – сказал Джонс. – Море было непривычно спокойным для этого времени года.
– Мой коллега с вами не согласится.
– Да уж, вот бедняга. Я такого тяжелого случая много лет не видал!
– Могли бы вы повторить это разок-другой, когда он проснется?
Капитан бесстыже гоготнул. Я чуть не сказал ему, что, в общем-то, не шучу, но тут в кают-компанию ворвался мальчишка, который заносил наш багаж. Лицо, руки и одежда его были вымазаны в саже – ночь он явно провел, подкармливая двигатель.
– Кэп! Идите гляньте, что там! Быстрей!
За ним появился Шеф.
– И вы, инспектор, – сказал он. Впервые вид у него был встревоженный.
Я сделал большой глоток отличного кофе и поплелся за ними. Мне пришлось ухватиться за перила лестницы, ибо волны усилились. Морской воздух, ледяной и соленый, бросился мне в лицо, темное небо было затянуто тучами. Солнце еще не встало, поэтому мне казалось, что я заблудился в каком-то подземном тоннеле.
– Вон! – крикнул мальчишка. Он и двое моряков указывали на нос корабля. Шеф с Бобом побежали в ту сторону, и я как мог поспешил за ними. Палуба была мокрой, и корабль качало все сильнее и сильнее. Пока я проделывал путь к носу, корабль дал мощный крен и почти лег на борт, отчего меня бросило к фальшборту. Я ударился животом о перила, половина туловища моего свесилась за борт парохода, волны пенились в каких-то дюймах от моего лица.
Я вцепился в фальшборт, дожидаясь, пока корабль качнется в обратную сторону, и тут до нас донесся полный отчаяния возглас Боба:
– Иисусе!
Я посмотрел вперед, и у меня сердце оборвалось.
Мы были в полумиле от берега, огни домов Керкуолла усеивали бухту, словно звездочки. Но одна из них выделялась, сияла ярче и выше остальных, располагаясь, вероятно, на колокольне собора. Сияла изумрудным цветом.
В голове моей всколыхнулись неприятные воспоминания. Мне уже доводилось видеть этот оттенок зеленого. И чувствовать, как это пламя прожигает мою одежду насквозь и плавит кожу. Окрашенное и подпитываемое смесью масел, смолы и металлической стружки, оно было сигналом, который ведьмы использовали, чтобы призывать своих товарок на помощь… или бойню.
Так и не отцепившись от фальшборта, я заковылял к носу корабля, словно зачарованный изумрудным сиянием. Пароход быстро шел в ту сторону, направляясь точно к источнику света, и на один головокружительный миг мне показалось, что мы вот-вот провалимся в него.
Я все еще стоял, тяжело дыша и не сводя с пламени взгляд, когда за спиной у меня раздался голос Макгрея:
– Какого черт тут тво…
Он замолк. Я оглянулся – он шел с поддержкой капитана Джонса, шагавшего уверенной походкой бывалого моряка. Черты Макгрея я смог разобрать, лишь когда они с Джонсом достигли меня. В жизни не видел его таким бледным.
– Вот дерьмо… – прошептал он – в глазах его отражалось зеленое пламя. – Они нас выследили?
– Нет, – ответил я. – Они прибыли сюда первыми. И одному Богу известно, как долго они уже здесь.
10
Мы высадились на берег через несколько минут, которых нам как раз хватило, чтобы забрать из кают пальто и оружие. Мальчишки из машинного отделения вынесли на палубу три ручных фонаря, мы с Шефом и Макгреем взяли по одному и помчались вниз по сходням. Столпившиеся на пирсе рыбаки, моряки и прочие ранние пташки показывали на пылающую колокольню – их испуганные крики заполняли ледяной воздух.
Макгрея, которого все еще пошатывало, занесло в мою сторону.
– Мы проведаем Фиалку, – бросил он и посмотрел на собор. – А ты иди разберись с этим огнем. Если ведьмы все еще там, останови их!
Я хотел было поинтересоваться, каким, черт возьми, образом должен это осуществить, но он уже унесся к стоявшей у пирса телеге, а доктор Клоустон побежал за ним. Шеф кивнул Бобу, и тот рванул вслед за ними. Макгрей быстро убедил ошарашенного возницу отвезти их в клинику Клоустона, и они умчали прочь под продолжающимся снегопадом.
– Что, во имя Господа, тут творится? – сказал капитан Джонс, который стоял позади меня и не сводил глаз с зеленого пламени.
– Дорогу туда знаете? – спросил я у него.
– В собор Святого Магнуса – да, но…
– Вперед, – отрезал я, вытолкнув коротышку на дорогу.
– Погодите вы! Я не могу идти без… – один из мальчишек поднес ему заряженный «дерринджер»[11], – ладно, теперь могу.
Мы покинули гавань и побежали по узенькой улочке, засыпанной толстым слоем снега. Джонс вскоре свернул направо и вывел нас на главную, судя по виду, улицу в городке. Мы бежали мимо лавок и таверн, сплошь закрытых – за исключением пекарни, возле которой стояли две дородные женщины с лопатами. Они прекратили разгребать снег и с ужасом глазели в сторону собора, который отсюда виден не был.
– Горит! – прокричала юная девица, подбежавшая к ним. Когда мы промчались мимо них, женщины, увидев наши револьверы, дружно ахнули.
Улица вывела нас на длинную эспланаду – справа безошибочно угадывались здания городской управы, слева темнело кладбище, окружавшее храм. Фасады, надгробия, снег – все было в зареве изумрудного пламени.
Мы на бегу оглядели колокольню. Верхушка ее все еще была в огне, хотя тот уже явно пошел на убыль. Мы пересекли кладбище, где собрались люди всех возрастов: одни подносили ведра, другие зачерпывали ими снег.
Увидев нас, бегущих со всех ног с оружием наголо, они инстинктивно расступились, и сквозь затейливого вида арочный проем мы вбежали в безлюдный собор.
В длинном нефе, казалось, было холоднее, чем на улице. Я притормозил и, выставив револьвер перед собой, осмотрелся. Шеф и Джонс последовали моему примеру. Со стороны колокольни выскочили двое мужчин с пустыми ведрами и, увидев нас, застыли на месте.
– Вон! – рявкнул на них Шеф – с револьвером в руке и налитыми кровью глазами, – и те беспрекословно повиновались.
Дыхание мое было частым, сердце билось как бешеное. Я повел фонарем из стороны в сторону. Готические колонны поднимались к сводчатому потолку, за каждой из них лежала непроницаемая тьма. Свет исходил лишь от пары алтарных канделябров, да зеленое сияние просачивалось внутрь сквозь витражные окна. Любой островок темноты мог кого-то скрывать.
Я посветил на правую часть нефа. Шеф, не нуждавшийся в подсказках, направил свет на левую часть, и мы медленно двинулись вперед по проходу между скамьями. Капитан Джонс шел вплотную за нами и нервно озирался по сторонам. Хождение по твердой земле давалось ему нелегко.
Мы прошли половину нефа, наши шаги гулко отдавались в пустом помещении. И вдруг среди их отзвуков я различил чье-то тихое дыхание. Я посмотрел на Шефа и капитана Джонса. Грудь у обоих вздымалась и опадала, но не в такт этому звуку.
Я остановился – намеренно резко, – и оба посмотрели на меня.
Тихо, произнес я одними губами, и все мы навострили уши.
Вдалеке шумела улица – я слышал приглушенные крики и ропот; сердце бухало у меня в ушах, по виску сбежала капля пота.
И тут я снова услышал тот звук – тихий, как и прежде, но в полной тишине куда более отчетливый – резкий вдох человека, который пытался затаить дыхание.
Однако в гулких просторах нефа понять, откуда он прозвучал, было невозможно.
Я водил фонарем от колонны к колонне. Сердце у меня ушло в пятки, когда я увидел коленопреклоненную женщину, что молилась подле солнечных часов и наводившего жуть черепа.
Это просто надгробие, успокоил я себя, разглядывая пугающий монумент, высеченный в стене. Казалось, что пустые глазницы черепа смотрят на нас с издевкой.
И тут что-то шевельнулось.
Быстрая тень мелькнула рядом с черепом и нырнула в укрытие…
– Стоять! – взревел Шеф и бросился к боковому проходу, скрытому за рядом колонн. Я рванул следом за ним, а за мной – и капитан Джонс. Свет наших фонарей метался по розовому граниту, тени раскачивались, словно темное белье на ветру. Шеф что-то заметил и направил фонарь в ту сторону.
– Стоять! – повторил он, и впереди, между изъеденных временем камней, я различил чью-то фигуру. То были не тени – настоящий плащ с капюшоном, чернее ночи, трепыхался на бегу, как языки пламени.
Мы уже почти нагнали ту фигуру, но внезапно прямо передо мной Шеф рухнул вбок – его туловище отлетело к центральному проходу, будто его сбила с ног и утащила мощная волна. Фонарь его покатился по каменным плитам и погас, и я успел заметить лишь высокий силуэт того, кто нанес ему удар.
Я посветил в ту сторону и увидел человека великаньего роста, который стоял, прислонившись к стене. Он возник из тьмы словно гаргулья – бледный как смерть, с дьявольской ухмылкой, – да так близко, что я различил его щербатые зубы и извилистые шипастые татуировки, которыми была покрыта его безволосая голова.
Я не успел издать ни звука – громила схватил меня за шею и оторвал от земли. Задыхаясь и дергаясь, я выронил фонарь и ткнул револьвером ему в живот. Его крепкая ладонь сжала мое запястье и выкрутила мне руку так, что я испугался, не сломаются ли суставы. На одну ужасную секунду я подумал, что он разорвет меня, как тряпичную куклу.
В этот момент раздался выстрел. Громила взвыл от боли, кровь его оросила мое лицо, и он отбросил меня в сторону, как дохлую рыбину. Перед тем как повалиться на пол, я задел кого-то – судя по кряхтенью, это был капитан Джонс. В соборе стало темно, как в подземелье, и вокруг раздавался лихорадочный топот бог знает скольких ног.
Я нащупал на полу свой револьвер. Фонарь мой разбился, но фитиль его все еще тлел, словно затухающий уголек. Я схватил фонарь и вскочил, где-то за спиной у меня ковылял пожилой капитан со своим «дерринджером».
Я попытался посветить вперед, но разобрал лишь силуэт Шефа, который стрелой мчался к алтарю. Мы поспешили за ним и услышали бряцание металла.
– В крипты! – не оглядываясь, крикнул Шеф и тоже растворился в темноте.
Света моего хилого фонаря хватало лишь на пару ярдов. Спустя миг впереди блеснула бронзовая решетка – приоткрытые воротца, а за ними – непроницаемая тьма.
Едва различая поистершиеся за сотни лет каменные ступени, я торопливо – насколько позволял слабый свет – стал спускаться вниз. Капитан Джонс не отставал и громко сопел у меня за спиной. Мне пришлось шикнуть на него, когда мы достигли подземелья.
Внизу стояла мертвая тишина, затхлый воздух пах сыростью. Я поднял фонарь повыше – в полной темноте его свет казался ярче.
Перед нами было два ряда гробниц с грубо высеченными усопшими, руки которых были сложены в молитвенном жесте. Я повертел головой – чтобы не пропустить еще один удар громилы сбоку. Ни души. Я снова вгляделся вдаль, но не увидел даже Шефа.
Я напряг зрение и сделал осторожный шаг вперед, будто шел по очень тонкому льду. Я затылком чуял, что они здесь, притаились во тьме где-то за гробницами и готовятся напасть. До чего жуткой была та заминка в окружении пыльных могил.
Медленно, чувствуя, как звенит каждая мышца, я присел. Опустил фонарь на пыльный каменный пол и положил его набок. Точно рассчитанным движением я толкнул его, и он покатился вперед, к центру крипты. В полной тишине дребезжание лампы казалось оглушительным.
Очертания гробниц выплыли из темноты, когда мимо них прокатился фонарь, – они проступили в его сиянии и снова пропали. Фонарь миновал первый ряд гробниц – никого, второй…
Свирепый рев огласил крипту, и высокий незнакомец поднялся из своего укрытия, словно бурый медведь. Он бросился, но не на меня, а куда-то влево, расставив руки как клешни. Я сразу же нацелил револьвер вниз, на его подсвеченные фонарем дюжие ноги, и выстрелил.
Пуля лишь задела его. Он, словно невредимый, продолжал наносить удары, и бешеная схватка продолжалась. Я видел мелькающие руки и ноги, молотившие противника, слышал, как чертыхается Шеф и рычит громила. Я метнулся в их сторону, чтобы прийти на помощь первому, но тут из-за следующего ряда гробниц поднялась еще одна тень и припустила куда-то в темноту. Я следовал по пятам за ее плащом, спустя несколько шагов – уже вслепую. Я потянулся вперед и схватил плащ, но тут меня резко дернули за ногу, и я рухнул вперед.
Я едва успел выставить руки перед собой, из-за чего выронил револьвер, но смягчил себе падение, однако скулой все равно проехался по полу, напоминавшему наждак. Я едва не лишился сознания и с трудом понимал, что происходит вокруг.
Откуда-то из-за спины моей возник тусклый свет, и сквозь пелену в глазах я увидел, что фигура в черном плаще тоже на полу – и прямо передо мной. Видимо, ее падению поспособствовал я, но стоило мне об этом подумать, как мощные лапы громилы вцепились мне в плечи. Он приподнял меня на дюйм, и тут кто-то врезал ему прямо по макушке. Громила со стоном завалился набок. Затем свет стал ярче, и я увидел блестящую пряжку Шефова ботинка, безжалостно пинавшего громилу по ребрам. От яростного рева, которым Шеф сопровождал это дело, меня бросило в холодный пот. Закончив, он наступил поверженному на бедро, точно на кровоточащую рану. Тот взвыл от боли, но Шеф пошел дальше.
– Он меня чуть не прикончил, а ты! – не остановившись, гаркнул он мне в ухо.
Я не успел парировать словами «уж лучше тебя, чем меня» – фигура в плаще подобралась и поползла прочь.
Молниеносным движением Шеф схватил ее, загородив мне своим могучим торсом и без того помутившийся вид. Раздался тонкий вопль – женщина завизжала, словно гарпия.
Подошел капитан Джонс. Фонарь, как выяснилось, держал он. Другой рукой он целился из своего нелепо крошечного «дерринджера» прямо в лицо громиле.
Женщина в капюшоне все еще пыталась уползти, но Шеф дал ей под зад ботинком, и она распласталась на сыром полу. Я собирался заявить, что подобные неприглядные жесты вовсе не обязательны, но тут Шеф заорал так, что у меня кровь застыла в жилах:
– Получила! Поймал я тебя, чертова ведьма!
И он стянул с нее капюшон.
Я выхватил у капитана фонарь, кое-как поднялся и посветил на женщину.
И, не сдержавшись, ахнул. Я увидел волнистые каштановые волосы, тонкую бледную шею и – когда она повернулась ко мне – темные, лукавые глаза Кэролайн Ардгласс.
