Олофина Эрмес
Игра с драконом
Самые опасные чудовища живут внутри людей.
Глава 1 Родная кровь
Ненавижу собирать вещи! Вообще, переезды не мой конек. Помню отец с мамой, помимо переезда, сами сделали ремонт в новой квартире. У меня на такое просто не хватило бы смелости. С тех счастливых времен остались лишь воспоминания. Родителей не стало. Я поселилась в этих стенах совсем одна. Тяжело ощущать себя единственным человеком; без семьи, родственников и друзей.
Мама покинула нас, когда я была ребенком. Отец воспитывал меня до подросткового возраста, а потом уехал в лесной дом. Там, они вместе мечтали построить мастерскую. Папа приезжал раз в неделю по выходным и забирал меня к себе. Перед школой заполнял продуктами холодильник. Я жила так до следующих выходных. Сама готовила, убиралась, существовала. Мне хватало соображения никому об этом не говорить. Да и кому сказать, когда наш класс в частной школе состоял из пяти человек, каждый из которых был закрытым в себе интровертом. После школы; уроки дома, подготовка к экзаменам с репетиторами онлайн, а потом книги.
Книги заменили мне все. Я выбирала для себя идеальную семью, представляла, Льва Толстого, в роли дедушки, изучая его биографию. Забавили известные дневники. Не подозревая сходства, еще до знакомства с творчеством автора, я писала почти такие же. Многочисленные блокноты, которые отец покупал по моим просьбам, лежали с первыми исписанными листами, в манере тех самых дневников великого классика. Тогда я возомнила себя писателем, польщенная сходством. На листе бумаги карандашом написала первую идею для сказки.
Когда зачитывалась романами Джей Остин, я мечтала о такой большой семье, какие были описаны на страницах ее книг. Так много сестер было у главной героини, казалось, за такой надежной стеной родных, можно преодолеть все что угодно.
Папа бы гордился, узнав, что я работаю редактором. Недавно я заключила контракт на выпуск книг, с издательством, в которое меня взяли на стажировку после окончания вуза.
Семья быстро оставила меня. Отец пропал после выпускного. Это странное время просто сводило с ума. Переступив через все страхи, я обращалась к волонтерам, просила помощи у немногочисленных соседей по дачам. Все прочесывали лес тем злополучным летом, но отца так и не нашли. Поначалу казалось, что я участвую в квесте и родитель объявится сам. Выйдет по тропинке между деревьев и спросит: «Вы все собрались за грибами? Мне и одному здесь мало!» – в своей шутливой манере. Но прошел месяц, и все попытки снова собрать поиски оказались тщетными. Без следов исчез человек, и никто не мог помочь.
Через время и мой пыл поутих. Придумывая разные варианты событий, намеренно игнорируя все плохое, что могло случиться, я иногда представляла, как папа купил билет в один конец далеко в пустыню, и уехал разводить верблюдов. Так было легче справиться. Забрав его машину я узнала, что внедорожник, как и все остальное имущество, были записаны на меня. Без лишних стараний нужно было продолжать жизнь, насколько это возможно. Машину отца продавать не хотелось, но материальные запасы подходили к концу. Тогда я избавилась от поддержанного корейского седана, который получила в подарок на совершеннолетие.
Небольшой модульный дом на участке в лесу пришлось отключить от отопления, других коммуникаций и, закрыв на все замки просто, оставить. Не было ни сил, ни времени заниматься дачей. Мастерская осталась недостроенной. Желание возвращаться туда и спустя годы не появилось. Я поняла, что родительское гнездо на четвертом этаже, в которое сам папа не заглядывал долгие годы, слишком сильно давит на меня, напоминая каждый день о положении сироты.
Выкидывая ненужный хлам из квартиры мешками, в процессе масштабной генеральной уборки, я одновременно искала варианты квартир ближе к центру, чтобы меньше времени тратить на дорогу в издательство, и больше на свои творческие идеи.
«Легче сказать, чем сделать!» – эта фраза замечательно описывает поиск квартиры, и сбор вещей в коробки для переезда. В свой отпуск я занималась именно этими делами. Разделяла время светового дня надвое и старалась вместить в промежутках хотя бы один прием пищи.
Самым сложным делом оказалось, разобрать огромный ящик документов. Они копились в семье годами. Вещи отца, оставленные им на деревянном столе в доме, также отправились в коробку и пролежали там два года, прежде чем я удосужилась заглянуть внутрь. Маленький клочок бумаги и еле заметная надпись карандашом.
«Лана, у тебя есть бабушка»
Заветные четыре слова заставили сердце колыхнуться. Я чувствовала, как оно замедляется. В ушах появился шум. Ком воспоминаний подкатывал к горлу. Мне было знакомо упоминание бабушки в нашей семье и раньше.
«Но почему лишь на клочке, неужели нет целого письма?» – шептала я, лихорадочно переворачивая все бумаги. Долго, в тот вечер заставляла себя вспомнить, что еще было на деревянном столе. Обложка паспорта забитая банковскими картами, права в специальном отсеке, визитки партнеров отца и основной документ. Стараясь найти хотя бы еще один клочок ожидаемого письма, я стала листать страницы паспорта и наткнулась на одну интересную деталь. Инициалов матери не было в графе «семейное положение». Ни одного упоминания о женщине, которая меня родила.
«Они не были женаты!» – шептала я в пустоту. От загадочных подробностей по рукам пошли мурашки. В серых спортивных штанах и домашней белой майке я сидела на полу в спальне, когда-то принадлежавшей родителям. Не, выдержав напряжения от бесполезных поисков, я взяла паузу и отправилась на кухню за чашкой кофе.
Привычка пить кофе пришла со студенческих времен. Модная кофейня располагалась напротив главного корпуса. Там за столиком в углу, можно было уединиться и писать диплом столько душе угодно. Главное – не забывать заказывать напитки. Я начинала с латте. Легкий молочный напиток прояснял голову и помогал сконцентрироваться на деле.
Отец, узнав это, купил мне целый набор с ручной кофемолкой, пакетом зерен арабики и кофемашиной. Но та вскоре сломалась. Я продолжала варить кофе дома крайне мудрёно.
Молоть зерна в ручной кофемолке было порой слишком долго. Тогда я ускорялась. Маленький сундучок с выдвижным ящичком и измельчительной чашей сверху шатался из стороны в сторону, а под конец и вовсе выплевывывал зерна. Иногда задумывалась о своем, переполняя ящик крупинками. Он с трудом вылезал наружу. Два таких коробка во френч пресс, залить кипятком и оставить настаиваться, потом перемешать. Молоко я грела в маленькой кастрюльке на плите и взбивала погружным блендером до густой пены.
Большой стеклянный стакан с трубочкой, вмещал в себя добрых шестьсот миллилитров и был моим верным спутником в поездках и дома. В тот вечер я вернулась с добычей к разбросанным на полу документам и стала тщательной изучать паспорт отца. Кроме отсутствия све́дений о жене была еще одна странность – место рождения: город и село намного южнее от нас, в другой части страны. Это, притом что в средней школе я готовила доклад про родителей. В нем говорилось, что отец родился и вырос в городе, недалеко от нашего района.
«Мой папа – предприниматель!» – гордо заявляла я перед классом, зная все про работу и любимое дело отца – создание дизайнерской мебели. Все по эскизам мамы из старого альбома. Продавалось – будь здоров, и заказы поступали регулярно. На мебельном деле отец сделал состояние, которое вложил в квартиру, дачу и автомобиль. Ну и, конечно… в мое образование и потребности, которые присущи девочке на протяжении всех периодов взросления.
Горячий напиток обжигал рот и приятным ароматом возвращал к реальности. Этот привычный ритуал разделял грань. когда я уходила в глубокие размышления, кофе заканчивался или становился холодным. Забвение должно́ было прекращаться. Но в тот вечер этого не произошло, и к утру я уже искала билеты на родину отца.
Дорога до села предстояла не легкая. Пересечь страну на самолете. И это был самый короткий вариант. Затем навигатор на сайте предлагал сесть на электричку. Ну а после, проехать на автобусе. Я горела идеей, и никакие сложности не могли нарушить планы. Утром уже собирала не коробки, а черный чемодан на колесах с ребристой поверхностью. Он также достался в наследство.
Обдумав все по дороге в аэропорт, я вспомнила о возможности на месяц продлить законный отпуск. Именно столько я не отгуляла за два года. Задерживаться на родине отца намерений не было, но на всякий случай, а заодно для продуктивного досуга, я взяла с собой ноутбук.
Первое путешествие на дальнее растояние вызывало легкий мандраж. Со школой мы посещали множество музеев, ездили на экскурсии, но никогда не уезжали в дальние города и уж точно не ночевали вне дома.
Полет проходил достаточно спокойно. Место выбирать не пришлось. Посадили у прохода, так как билет был куплен наскоро. Почти сразу я заснула из-за бессонной ночи сборов накануне.
Странное чувство овладевало мной. Оно было похоже на страх. Посмотрев в окно, я заметила огромную птицу, которая летела наравне с самолетом. Взгляд ее был наполнен грустью. Птица сопровождала нас, а потом камнем стала падать. Проснувшись от странного сна, я хотела взглянуть в окно, но сосед по месту, пожилой мужчина, закрыл иллюминатор и крепко спал, облокотившись головой к стене. Тогда я решила, что в следующий раз займу более комфортное место заранее, и буду сама устанавливать хоть какие-то правила в полете.
Оставшееся время я записывала странный сон. С каждым мгновением он превращался в настоящую сказку.
Сказку о странном существе, сосланном в изгнание. Его все боятся и ненавидят за то, что он не такой как остальные. Существу хочется тепла и общения. Встречая каждую железную птицу, он ищет понимания и живую душу, но ничего не находит.
Самолет совершил посадку. Некоторые пассажиры захлопали мастерству пилота, другие молча собирали вещи и в числе первых спешили выйти наружу. В аэропорту улыбчивая стюардесса ответила, что до деревни, упомянутой мной, ходит прямой автобус. Поездка будет занимать шесть часов, но зато без пересадок. Я, не раздумывая, отдала предпочтение этому варианту.
В автобусе мирно спала всю дорогу на месте у окна. На конечном пункте выяснилось, что в село я добралась нужное, только вот до деревни, указанной в паспорте отца, ехать было еще четверть часа. Духота в воздухе невыносимо давила. Мешало полное непонимание после сна, где я нахожусь и как затащить чемодан в нужный автобус. Первому водителю я назвала деревню. Тот сказал, что все туда едут. В маршруте числилось два пункта: село в который привозил большой автобус и та самая деревня. Табличка с маршрутом висела на стекле. Внутри салона было лишь несколько пожилых женщин с пакетами продуктов.
Показалось, что все я сделала зря. Уставшая после долгого пути, я злилась на себя из-за того, что затеяла эту поездку. Сев на ближайшее сидение отсчитала сорок рублей за проезд и отдала их водителю. Так сделала одна из женщин, показав мне пример. Она же громко на весь салон задала самый нелепый вопрос, который я слышала от незнакомцев:
«Ты к кому едешь-то? С таким чемоданом», – ее лицо выражало озабоченность. В конце фразы на нем появилась натянутая улыбка.
Я улыбнулась в ответ проигнорировав вопрос и надела наушники меньше всего, желая вступать в диалог. Музыку включать не хотела, чтобы собрать побольше материала для будущих книг. Каждый необычный человек на пути – это возможно, будущий герой романа, рассказа или, даже повести.
Дамы обсуждали мою одежду. Скромный костюм бежевого цвета в рубчик, со штанами клёш. Под них я надела кожаные тапочки. Они говорили о моем слишком дорогом, по их мнению, чемодане, и постоянно перечисляли фамилии, гадая, с какого все-таки я двора взялась. Назвав меня пигалицей, женщина произнесла еще несколько обидных слов.
Я отодвинула один наушник. Первая дама, заговорившая со мной, сразу начала шикать на подругу и шептать, как я нагло подслушиваю их. В отместку они решили молчать, пока не узна́ют, чья гостья приехала.
Автобус высадил нас на небольшой площади и продолжил движение. Мне казалось, что если я спрошу у женщин дорогу к дому, это будет слишком просто чтобы унять их любопытство. Но они быстро удалились, потеряв интерес к моей персоне.
Навигатор в телефоне хоть и с перебоями, но показывал нужное место. Первая прописка отца совпадала с названием села и местом рождения. Я двигалась по проложенному маршруту. Улица за улицей с неровной доро́гой не щадили мой чемодан. Когда я миновала все неровности, взору открылось большое поле на краю деревни. Заветная точка дома располагалась на карте, через сто метров. Неуверенно я направлялась к ней вдоль улицы. Рядом стояло два одиноких дома.
Погода была жаркой. Кроме жары, мучил страх:
«Что если бабушки нет? Вдруг ее давно не стало, или она не захочет видеть и слышать меня, или вообще знать. Как появлюсь перед ней, что скажу?» – стоило заранее подумать над этим вопросом. Назад пути не было.
Навстречу с небольшой самодельной скамеечки двигалась худенькая фигура. Мне становилось страшнее с каждым шагом.
«Что если она идет любопытничать, как и те дамы из автобуса?» – проскальзывал вопрос в мыслях.
Но старушка молча подошла и посмотрела мне в глаза.
«Внученька моя, Ланочка», – сказала она ласково и обняла с трепетом. Всеми фибрами души я чувствовала прикосновения родного человека. В ней была моя плоть и кровь, мое родное сердце. Как же было приятно, что сердце это узнало меня без лишних слов.
Вытирая слезы с щек, мы зашли во двор, минуя высокий зеленый забор. Я чувствовала, что оказалась дома. Не было и намека на неловкость или страх. Все шло своим чередом и успокаивало возбужденный после долгой дороги разум.
Старушка умудрилась проложить мне дорогу по совершенно пустому двору, показывая, где нет ямок и камушков, чтобы чемодан провезти было легче. С трудом я заволокла его в дом по высокому, скрипучему крыльцу и оставив в углу прихожей, присела на небольшую скамейку у стены в холле.
Запах свежего хлеба разносился по всему дому. Бабушка достала его из печи и тут же начала накрывать на стол. Я не понимала, какой намечался прием пищи. Телефон разрядился, на стенах не было часов. Желая распрощаться с грязью, которая налипла невидимым, но достаточно толстым слоем, я попросилась умыться.
– Сейчас баню разведем! – весело произнесла старушка, бросая кухню и уже торопилась выйти из дому.
– Не надо бабушка, не суетитесь, я справлюсь! – сказав это неуверенно, я задумалась, что даже имя старушки не было мне известно. Но оттого что я назвала ее бабушкой, родственница растрогалась и села на низенькую скамейку. Когда-то я уже видела это. Воспоминания из детства или сон…
Я взяла полотенце из старинного комода в холле и новый кусок мыла. Все, как велела бабушка. Надев тапочки я пошла в баню.
С отцом на даче мы растапливали печь. Как любопытный ребенок я желала участвовать в этом процессе. Но деревенская баня – это нечто другое.
Маршрут пролегал по узкой тропинке. Белое, длинное здание соседей ровнялось с забором своей стеной. Я жалела, что отказалась от помощи. Грела мысль, как напишу в одной из книг, о своих неловких попытках растопить настоящую баню, в родном доме отца.
Деревянная неокрашенная постройка располагалась в глубине двора. Внутри было темно, лишь на печь попадал свет из маленького окна. Дверцу печи пришлось искать наощупь. Совсем крошечная, чугунная, с ребритой поверхностью, она пряталась у стены. Закинув несколько дровишек, я подожгла спички и бросила внутрь. Сухие дрова сразу сдружились с огнем. Послышался знакомый треск.
Страх ошибиться, запускал в голову, вместе с дымом. Вовремя сообразив, я открыла заслонку.
Железный таз, наполненный водой уже, стоял на печи. А в предбаннике был настоящий кран.
«Какое удобство, нет света, но зато есть вода», – прошептала я, снимая с себя одежду. Второй таз стоял на скамье в предбаннике. Я замочила костюм, надеясь, что никто не войдет, застирала ткань куском хозяйственного мыла. Резкий запах дегтя бил в нос, но выбирать не пришлось. Вода пенилась и этого было достаточно. Через несколько минут я думала, куда ее слить. Сожаления, что я затеяла стирку, заставили долго стоять в раздумьях.
Вспомнив, как отец безжалостно заливал двор водой, я приоткрыла дверь и выплеснула мутную жидкость наружу. Полоскать вещи под небольшой струей, было наказанием. Я чувствовала себя никудышной хозяйкой и которая не может постирать вещи.
Руки стали красными от холодной воды. Бросив чистые вещи в пустой таз, я забежала в парную и брызнула несколько капель на камни. Они зашипели, но сильного жара не дали. Вода в тазу уже прогрелась. Быстро я начала обливаться ей, представляя, сколько неловкости буду чувствовать, если старушка, решит прийти за мной.
После дороги вода была настоящим спасением. Вместе с пылью смывались усталость и негатив. Посмотрев в окно, еще раз, я убедилась, что никто не идет, и позволила себе полноценно помыться. Вода нагревалась все быстрее. Волосы скрипели от душистого мыла. Тепла в парной больше не становилось. Дрова уже прогорели.
Я обмоталась полотенцем и вышла на улицу. На дворе по-прежднему стояла жара. На юге осень продолжает лето, в этом есть своя прелесть.
На веревку неподалеку, я развесила белье и побежала от бани мимо грядок. Рукой надежно держала замотанное полотенце, и уже у забора подняла глаза и чуть было не вскрикнула от испуга.
Большая голова лошади торчала из окна здания. Губами животное пыталось дотянуться до небольшого деревца яблони, которое росло неподалеку. На ветках висели красно-зеленые плоды. Лошадь стала бить копытом, прося угощение. Этот звук я знала с детства, когда после занятий верхо́м, заводила коня в стойло и брала пакет с морковью. Особо хитрые лошади чувствовали это и дружно начинали бить копытами. Тренер быстро прерывала выступление, ругая меня, что дразню животных из-за своей медлительности.
«Лошадям нельзя стучать копытом, это портит их подковы, и наш пол в конюшне! – говорила женщина с белыми волосами, торчавшими в разные стороны из-под шлема. – Еще раз увижу, будешь менять здесь доски. Либо угощаешь всех, быстро и осторожно, либо незаметно кормишь Марса!» – так звали моего коня.
Я всегда выбирала второе. Не всех лошадей можно было угощать. Некоторые стояли на постое. Хозяева давали запрет на такие вольности. Их редко выводили на прогулки и уж точно не предоставляли на обучение детям. Я все не могла запомнить, кто же из двадцати скакунов под запретом на кормление и проще было угощать одного Марса. За работу, которую конь всегда выполнял на двести процентов, за меня и за себя.
Уроки верховой езды мне давались непросто. Сначала не понимала, как это не вставать на стремя, как держаться внутренней частью бедра и скакать рысью. Тело все время уводила вперед и несколько раз я чуть не слетала. Единственное, что получалось хорошо – это правильно держать поводья, за что тренер не жалела похвалы.
Я протянула сорванное яблоко лошади, через окно видно было только голову. Пока она хрустело угощением, я погладила коричневую голову с белым пятном на носу.
Неподалеку послышался хруст веток. Стоя в одном коротком полотенце, я запаниковала. На соседском участке и послышались другие звуки. Не испытывая судьбы, я побежала к дому, крепче держа полотенце. Лошадь снова начала бить копытом, как только заметила, что я отдаляюсь. Но на этот раз помочь я ей не могла.
В прихожей, открыв чемодан, я нащупала нужный пакет, где были чистые вещи. Бабушка спросила: «Как баня?» – и проводила меня до комнаты, которую с гордостью именовала моей.
«Баня у вас самая лучшая, настоящая!» – я не жалела похвалы, стараясь обрадовать старушку.
Небольшая спальня с периной, застеленной чистым бельем и накрахмаленной наволочкой на подушке. Рядом с ней стоял резной сундук. Изголовье кровати было у самого́ окна, а возле противоположной стены расположился старый деревянный шкаф. Я вспомнила, что была здесь раньше.
«Отец открыл шкаф и радостный достал духи в голубом флаконе. Он обрызгал сначала себя, а потом пустил струю в мою сторону. Тогда я не успела зажмуриться и почувствовала резь в глазах. Полились слезы. Бабушка умывала мне лицо над раковиной своей шершавой ладонью. Ее звали Анной».
«Я помню! – произнесла я вслух. На лице старушки показалась улыбка. Она расхохоталась и продолжила историю. Мы обе радовались общим воспоминаниям. – Анна, спасибо, что приняла меня без лишних слов!» – сказала я, когда старушка уже удалилась. Она смахивала слезы. Воспоминания били ключом. Мне не хотелось оставлять ее одну.
Синий сарафан в цветок с длинным подолом, был выбран, чтобы не смущать бабушку и ее соседей. За годы, мой гардероб набился короткими юбками, открытыми топами, привычными для молодежи. На работе за дресскодом не следили. Этим женский коллектив был по душе.
В небольшой гостиной, через которую вел проход, стоял диван у стены и деревянный круглый стол у окна. На нем расположился стационарный телефон, каких я не видела уже полжизни, и небольшая ваза с веточкой белой гортензии. В доме пахло побелкой, хотя он был деревянным. Стены поверх обоев закрашены слоем краски. Только уголки под плинтусом выдавали прошлый желтый цвет с коричневым узором.
Долго за столом на кухне мы разговаривали с бабушкой. Она спрашивала об отце:
–Он рассказывал тебе про меня? – заглядывала Анна в лицо, стараясь отыскать в нем ответ. – Как он там поживает?
Смотря в ее чистые синие глаза, усыпанные в уголках морщинками, старый платок на голове, белые волосы и на то, как она, все время поправляла платочек в рукаве на запястье, я не осмелилась рассказать правду. Когда повисла тишина, я спросила про соседскую лошадь.
– Вон видишь яблоньки. Это я для нее посадила. Сама яблоки не ем. Зубы уже не те. Сорт под ее имя выбирали. Сосед привез, – Анна указала в окно. Лошади уже не было видно.
– Как ее зовут? – мне хотелось знать. Называешь имя, и уже считай друг лошади.
– Карамель, – гордо ответила бабушка. Она начала собираться, заворачивая свежую буханку хлеба в бумагу. – Ты ешь, а я к подруге за молоком схожу, да навещу ее. У нас традиция такая.
В душе теплилась надежда, что ее подругой не окажется одна из женщин с автобуса.
На небольшой кухне, среди ароматов свежего хлеба я осталась одна. Голод одолевал. Я накинулась на еду. На столе было изобилие: глазунья из двух яиц посыпанная мелко нарезанным зеленым луком, вощи с грядки, свежий хлеб, масло, зелень. Сделав глоток молока из кружки, я поняла, что воспоминания повторяются.
Кухня с высоким порогом, располагалась ниже основного дома. Здесь всегда горела печь и пахло ароматным хлебом. Стол со старой скатертью в клеточку, местами в пятнах. Бабушка ловко прикрывала их тарелками. Молоко с хлебом, хоть во дворе и не было коровы и другого скота, казалось парным, густым и жирным, совсем не похожим на городское. Отведав все, что было на столе, я с интересом пошла на тайную экскурсию по дому.
Поднялась на порог с кухни и слева заметила тот самый туалет. Бабушка над раковиной смывала папины духи с моего лица. Голубые стены и небольшое зеркало над раковиной. Все осталось таким же. Уже знакомый холл с комодом, столом у окна и диваном, накрытым вязанным красным пледом. Справа дверь вела в выделенную мне комнату отца. Слева дверной проем открывал зал. Старый телевизор расположился в центре комнаты и не менял свое место уже двадцать лет.
Я вспомнила, как отец уложил меня спать, на кровать, которая стояла справа у стены. Высокая перина в зале.
– Раньше здесь жил твой дед. Это было очень давно! – прозвучал голос бабушки из-за спины. Я не слышала, как она вошла и сделала шаг назад от проема, стыдясь своего любопытства.
– Помню, как отец придвинул тот столик и накидал сверху тулупов. Ночью, я все равно скатилась на пол. Он смотрел телевизор и не спал. А я легла рядом, вот здесь, и заснула, – присев на ковер я мысленно вернулась на десятки лет назад, в ту самую ночь.
Белые кружевные занавески на окнах уже не казались такими белыми как раньше, ковер на деревянном полу в некоторых местах был растрепан, а возле края и вовсе виднелся обожжённый след.
– Это я прожгла? Припоминаю, как игралась с утюгом, ставила на печку ради забавы, – было приятно, что след от меня в этом доме, до сих пор остался на месте.
– Ну а кто же еще рвался гладить ковер? – сказала Анна и хрипя засмеялась.
В этих воспоминаниях была одна странность. В них не было мамы. Ни когда я прожигала ковер, ни в момент падения во сне с кровати, даже во время питья молока, она не была рядом.
– А помнишь, как мы на речку ходили? – бабушка с надеждой в глазах пыталась подкинуть мне воспоминания.
– Здесь есть река? – этой картинки не всплывало в памяти.
– Конечно, есть! Пойдем завтра и прогуляемся, – предложение бабушки было волнующим. Хотелось, чтобы там, в воспоминаниях оказалась мама.
