Олли Серж
Невеста для Ярого
– Рот закрой, – шипит в самое ухо.
Касается лбом моего виска, обжигая шею горячим дыханием, от которого меня начинает протряхивать. Широкая ладонь ложится на затылок. Его пальцы путаются в моих волосах. Я испытываю от этого какую-то абсурдно сладкую боль.
– Я не доедаю с чужих столов, – добавляет со злостью. Сжимает пряди в кулак, резко меня отпускает и идёт к выходу. Возле самой двери оборачивается. – В отключке твой мужик, – говорит отрывисто, будто выплёвывая каждое слово, – лучше не попадайся ему сегодня.
Вижу, как он пинает в ботинок Алана и выходит. Дверь с грохотом бьётся о косяк.
Только шум со стороны коридора сдерживает меня, чтобы не зарыдать в голос. Ярослав предпочёл поверить в то, что я имею богатых любовников. Наверное, со стороны всё именно так и выглядит… Но какое он вообще имеет право меня унижать? Остро накатившая обида сменяется гневом. Почему я вообще придаю значение его мнению о себе? Он не доедает с чужого стола? ООО!.. От злости голова проясняется. Поворачиваюсь к зеркалу и уже заканчиваю приводить себя в порядок, когда в туалет залетает Катя.
– Вася! Фууух, – увидев меня, она выдыхает. – С тобой всё нормально?
– Как видишь…
– Там такой кипиш поднялся. Бывшему твоему скорую вызвали, – она прислоняется к раковине рядом со мной. – Владимир Сергеевич приехал. Он уже в курсе. Ждёт тебя в випке… Тебе точно помощь не нужна?
– Не нужна. Спасибо, Катюш, – выпрямляю спину, надеваю улыбку и иду в сторону выхода в коридор. – Пошли работать. День ещё не закончился, – не удерживаюсь я от сарказма.
Ярослав
За стол возвращаюсь в неадеквате. На рубашке, на руках, на лице – везде запах её духов, он не позволяет отключиться, а я не хочу его смывать. Приятный чёртов мазохизм. Как же хотелось прополоскать с мылом рот от чужих слюней девчонке, а потом зацеловать, чтобы задыхалась. Заласкать красивую дуру до смерти. До своей или до её? Долбаная реальность! От мысли, что этот мудак мог трахнуть её в туалете, меня корёжит. Подмывало сломать слабаку рёбра, но пришлось ограничиться только носом. Больше всего бесит другое. Парню явно было знакомо её тело. У них было. То, что не позволено мне. Какого хера не позволено? Чтобы её вот так в вонючем сортире нагибал любой мажор? И хлопает же зараза на меня своими невинными глазами…
Получаю под столом пинок от Миши, кое-как всплываю из своих мыслей на поверхность и стараюсь вникнуть в суть разговора.
– Если предприятие не начнёт работать нормально, Елецкий его сожрёт, – брат опирается локтями на стол и впивается глазами в Сергеича. Слишком старый трюк давления на оппонента. – Ты же понимаешь, Владимир Сергеевич, что заводу нужен один хозяин.
– Предположим, я продам вам землю, – владелец бара откидывается на спинку дивана, возвращая себе дистанцию, и складывает руки на груди в замок. – Останется ли на ней завод? Или ты на следующий же день уволишь две тысячи работников, стянешь технику и сравняешь тридцатилетний труд с землёй, чтобы построить очередной отель? Елецкий – только прикрытие. Отец аплодировал бы стоя вашей наглости!
– Я вступил в права наследства, – говорю Владимиру резче, чем нужно, – и в моих интересах оставить бизнес легальным. Все предыдущие договорённости перед Князем закончились со смертью отца. И твоя непричастность к ней, Владимир Сергеевич, ещё не доказана. Посмотри, какой сочный мотив. Может быть, это как раз ты хочешь слить пивоварню конкурентам.
– Ты же знаешь, – цедит сквозь зубы Королёв, – и вскрытие подтвердило, что причина смерти Павла – остановка сердца. Авария произошла уже после. Удивительно, скорее, что он столько протянул на зоне и вообще вышел, – он зеркалит позу Михаила. – Если тебе есть, что предъявить – говори.
Мы скрещиваем с ним взгляды. Острые, сканирующие, на выбывание.
– Да и образ жизни он вёл далеко не монашеский…
– Кстати, о монашках, – Михаил кивает головой в сторону зала. – Тебя, Сергеич, девица ждёт?
Я поворачиваюсь и вижу Василису. Стоит. Не подходит. Ждёт, когда заметят и разрешат. Что за…? Откуда девочка в двадцать лет знает правила поведения?
Владимир кивает ей, и она подходит к столу.
– Здравствуйте… – выдыхает, не поднимая глаз.
– Сядь, Вася, поешь пока, – он ставит перед ней тарелку, а я еле сдерживаюсь, чтобы не смести нахрен всю жрачку со скатерти. – Я ещё не закончил.
– Сергеич? – Михаил удивлён не меньше моего и внимательно разглядывает вновь прибывший «цветочный экземпляр».
– Своя она, – опережает все вопросы Владимир.
– Или твоя? – скалится брат.
Меня вспенивает. Пульс выколачивает вены в ожидании ответа.
– И это тоже, – отвечает Владимир на полном серьёзе.
Ну пиздец! Незаметно сжимаю-разжимаю кулаки. Если не уйду прямо сейчас, то завалю его.
– Срок тебе до завтра, Королёв, – встаю за столом в полный рост и швыряю тканевую салфетку в тарелку.
Вася вздрагивает, поднимает глаза, и я читаю в них настоящий животный страх. А мне насрать, детка! Её припухшие губы дёргаются. И я, несмотря ни на что, хочу их!
– Будь здоров, – Михаил встаёт следом за мной. – Подумай хорошо, Сергеич. Пора нам договориться.
– Я вас услышал, – Владимир наливает себе в стакан сок, давая понять, что роль радушного хозяина завершена. – И девочек своих соберите по периметру. Их катафалки квадратные народ распугивают.
– Завтра в семь потрудись быть на месте.
Не могу отказать себе в удовольствии и напоследок задеваю рукой бокал. Он разлетается по кафелю стеклянными брызгами. Это для неё. Ей хватит. Только легче не становится нихрена.
Василиса
Хруст битого стекла стоит в ушах. Я точно знаю, что этот жест Ярослава предназначался мне. Полное презрение. Холодное и острое.
– О, Господи… – падаю лицом в ладони.
– Вася…
Я не вижу Владимира, но точно знаю, что сейчас он зажимает правый висок. Всегда так делает.
– У меня тоже был тяжёлый день. Ещё и Настя в кабинете бухая спит. Давай по старой схеме. Минуту рыдаешь. Я жду. Потом – только конструктив.
– Мне не нужна минута, – поднимаю на Королёва глаза.
Он внимательно смотрит на меня несколько секунд и кивает головой.
– Из больницы отписались. У парня того лёгкое сотрясение и перелом носа. Расскажи всё, что знаешь о нём. Правду!
– Алан в параллельной группе учится. Мы встречались месяца три, а потом… Он резко изменился. Начал пить, ревновать, стал давить по поводу интимных отношений. А чем он больше давил, тем мне меньше хотелось… – голос оседает. Мне неловко рассказывать подробности. – Он как-то сказал, что я – фригидная…
– Вася… Почему ты не пришла ко мне? – строго, с низкой вибрацией в голосе.
– Он не делал ничего страшного… – я неопределённо пожимаю плечами в ответ. – Да и думала, что пройдёт. У него отец неожиданно объявился в городе. Раньше только деньги высылал, а тут общаться начал.
– С этого момента подробнее.
По давящей интонации понимаю, что Владимиру интересен отец Алана.
– Ты знакома со старшим Елецким?
– С кем? А… – в мои руки попадает салфетка, и я машинально кромсаю её на кусочки. – У Алана фамилия матери. Я никогда не встречалась с его отцом. Он только сказал ему, что я русская, познакомить хотел, а тот скандал закатил. Выбрал сыну какую-то дочь друга. Выгодный брак и все вытекающие.
– Понял, Василиса… – голос становится мягче. – Мужчины всегда будут пытаться подвинуть твои границы. Будут относиться к тебе ровно так, как ты позволишь. Если ты что-то не позволяешь, а они с этим не согласны – самое время уходить.
– Тогда… – я набираю в лёгкие воздух, готовясь в очередной раз отстаивать отказ от дорогих подачек, – что за история с машиной? Анастасия Ивановна рвала и метала…
– Я действительно купил тебе машину. Настя увидела документы на столе, – в ответ спокойно, будто это не машина, а шоколадка, только с марципаном.
– Я не приму! Это слишком дорогой подарок. Про нас с вами и так думают плохо… – нервничая, начинаю тараторить, но Владимир меня прерывает.
– Заканчивай истерику, Василиса, – неожиданно он накрывает мою руку своей и легко сжимает, – не злись на малость. Ты же знаешь, что своих детей у нас с Настей нет. На стороне тоже не случилось. Квартира у тебя есть, учёба оплачена до конца, машина… Даже если ты не будешь ездить на ней, то в случае чего всегда сможешь продать. Ты понимаешь…?
– Не хочу понимать, – упрямо сжимаю губы и не мигая смотрю в тарелку перед собой.
– Иди работай, Василиса…
Ухожу из кабинки быстро, на Владимира не смотрю. Мне не нравятся его намёки, не нравятся вопросы. Почему-то до сегодняшнего дня я не осознавала, насколько жесток может быть криминальный мир. Я просто не думала об этом, видя только верхушку: переговоры, дорогие машины, красивые, часто сменяющиеся женщины, какие-то широкие жесты в сторону депутатов и иногда полиции. Все эти дорогие украшения на праздники… Теперь они тоже кажутся подготовкой «на всякий случай»…
Машинально ставлю композиции. Тем, кто сильно лажает – подпеваю. И медленно осознаю, что как бы ни строила из себя гордую, жить без мужской помощи не умею. Я совершенно тепличная. Сначала за меня всё решал брат, а потом появился Владимир… Что бы я делала, как жила, если бы мы не встретились? Ощущаю острую потребность извиниться перед ним. Загружаю плейлист и иду к его кабинету. Стучу, прислушиваюсь. Тишина… Выхожу на ресепшн.
– Кать, ты Владимира Сергеевича не видела?
– Он уже уехал. Жену домой повёз, – Катя оглядывается по сторонам и говорит так, чтобы нас никто не слышал: – Просил передать тебе документы, Вась. Я посмотрела, прости. Он чего, правда вот так взял и машину подарил?
– Правда, Кать, – я хватаюсь за горло от осознания цены подарка. – Не говори никому, пожалуйста.
– Я обещаю.
Василиса
– Таким образом, морские победы Петра первого были достигнуты старым гребным флотом… Архипова! – громкий оклик преподавательницы заставляет перевести взгляд от окна на кафедру. – Если вам так откровенно скучно на консультации, я могу принять экзамен у вас прямо сейчас и отпустить с миром.
Жёлтый свет ламп в аудитории отдаётся резью в глазах. Сердце начинает колотиться так сильно, что мешает сделать полный вдох. Зря я пила кофе из автомата. Проснуться не получилось, только тахикардия и тошнота добавились.
– Ну что вы молчите, Архипова? Билет тянуть будете? – преподавательница подходит к моей парте. – С вами всё хорошо? Вы побледнели…
До моего носа долетает запах восточных масел, и кофе из желудка подкатывает волной к горлу.
– Можно выйти? – хватаю вещи и срываюсь вниз по лестнице к выходу из аудитории.
В коридоре жадно хватаю ртом свежий воздух, и мне становится легче. Да что со мной? Какая-то совершенно беспричинная паника. Даже руки трясутся. Ну да, день начался по-дурацки. Кофе сбежал. Пока вытирала плиту, сожгла утюгом блузку. Соседская собака в лифте целоваться полезла и оставила следы грязных лап на джинсах. Спала тоже плохо, поэтому под утро, провалившись в глубокий сон, из всех заведённых на телефоне будильников услышала только третий… Наверное, возвращаться на занятия уже нет никакого смысла, лучше поехать домой и отдохнуть. Может, даже ванну с пеной принять. Девчонки на восьмое марта всякой косметической ерунды надарили: соли, бомбочки, гели с блёстками. Всё никак руки не доходили их попробовать.
В такси пытаюсь дозвониться до Владимира ещё раз. Не отвечает. Это очень странно, обычно он перезванивает мне при первой возможности. А тут – полдня тишина. Беспокойство всё нарастает. С ненавистью смотрю на каждый красный сигнал светофора, на каждого пешехода, который перебегает проезжую часть, заставляя водителя притормаживать. Хочется поскорее оказаться дома, выпить таблетку от головы и перекусить.
Свет в подъезде не горит. Конечно, темнота не кромешная, но камеры наверняка ничего не запишут. С тех пор, как в цоколе соседнего дома открыли пивной магазин, и в наш подъезд стали ходить по нужде его постоянные клиенты, мы поставили ещё и домофон. Но сердобольные старушки открывают всем «почтальонам». Можно подумать, что действительно писем ждут. Зажимаю кнопку лифта и не отнимаю палец в надежде, что так коробка приедет быстрее. Бред, но руки занимает.
Двери с писком открываются, и из кабины вываливается странный парень, наглухо одетый в чёрное. Мне становится не по себе. Делаю вид, что пропускаю его, а сама жмусь к дверям квартир. В кабину решаюсь зайти только после того, как дверь подъезда закрывается. Фух!
Ключ в замочной скважине проворачивается с трудом, как в банке, будто резьбу спилили. Поджимаю дверь плечом и открываю. В нос бьёт незнакомый запах пота и табака.
Ну всё! Решительно делаю шаг в квартиру и захлопываю дверь. Хватит, Вася, параноить. Наверняка кто-то из соседей в санузле покурил. Муж соседки так любит делать. Пара в ванне напустит, типа моется, а сам с сигаретой под вытяжку. Моя бабуля тут же его сдавала. Так соседки и подружились.
Хм… Чувство, что в квартире был кто-то чужой, не покидает. Вот! Белая сумка висит на спинке стула поверх красной, а должна быть в самом низу. Я её только по выходным под кроссовки надеваю. Могла сама перевесить? Да могла… На столе тоже всё не так… Покрываясь ледяной испариной, подхожу к книгам ближе и переворачиваю открытую. «В 1727 году на престол вступил внук великого Петра Пётр II, тоже Пётр Алексеевич. Его короткое царствование своей сумбурностью…» Я не могла оставить учебник на этой странице! Это тема следующего семестра!
Что за ерунда? Страшно! Окидываю взглядом комнату, нахожу пульт и включаю телевизор. Весёлая музыкальная заставка заполняет пространство. Прокладки, детское питание, зубные пасты сменяются на экране бесконечным калейдоскопом с разным уровнем громкости. Истерика отпускает. Дом с включённым телевизором на фоне мне всегда кажется более уютным. Вот такие спецэффекты одиночества. Понапридумывала себе ерунды. Учебник тоже могла сама переложить.
Ухожу на кухню, делаю себе пару бутербродов с чаем и возвращаюсь в комнату. Сажусь в кресло, хочу переключить канал на музыкальный, но взгляд фокусируется, а датчик громкости машинально взлетает до максимума.
«…владелец известного караоке-клуба «Ночь» Королёв Владимир Сергеевич был застрелен в машине возле собственного дома. По оперативным данным убийство произошло поздней ночью…»
Женщина с идеально зализанной головой продолжает вещать с экрана. Периодически картинку сменяют фотографии с места преступления. Что-то большое, неконтролируемое рождается внизу живота, бежит тремором по позвоночнику, надувается внутри, как воздушный шар, и душит, давит, душит…
– Аааааа! – меня разрывает, скручивает от фантомной боли пополам. Кружка, тарелка летят на пол. Несколько минут я даже не замечаю, что моим щекам текут слёзы, что одежда мокрая от чая.
«Надо позвонить…» – срываюсь в прихожую, сажусь на пол, беру сумку и высыпаю её содержимое прямо на паркет. Телефон… Разгребаю руками расчёску, жвачку, блеск для губ, нахожу мобильник, и он начинает вибрировать в моих руках.
– Алло, – отвечаю, не глядя на экран.
– Василиса Олеговна? – в трубке мужской голос.
– Это я…
– Следователь Носов. Очень хотелось бы поговорить с вами, не дожидаясь повесток, так сказать.
– По какому вопросу? – спрашиваю тупо. Сознание не желает мириться с услышанной новостью.
– Вы проходите свидетелем по делу об убийстве Королёва Владимира Сергеевича. Вам знаком этот человек?
Меня передёргивает от его слов.
– Знаком… – выдыхаю в трубку.
– Тогда жду вас в отделении. Адрес вышлю сообщением.
Сбрасывает. Я подтягиваю ноги к груди, обнимаю колени и заваливаюсь набок. Сон слепляет веки, и стресс, включая защитную реакцию, размазывает реальность на пару часов.
Василиса
Тяжёлая железная дверь грохает за спиной, заставляя подпрыгнуть на месте. Но не от страха, а скорее от того, что дома я напилась валерьянки, и теперь все мои реакции заторможены. Переступаю через облезлый порог, каблук цепляется за мокрую серую тряпку. Я машинально вытираю ноги. Взгляд рассеянно блуждает по помещению. Стены отделаны дешёвой пластиковой вагонкой, в конце коридора небольшой холл со старыми письменными столами, распиханными абы как по углам, и несколько чёрных стульев с потрёпанными сиденьями. Десятки информационных досок с объявлениями, ориентировками, расписанием и прочими бумагами развешаны как в картинной галерее. Запах затхлый, спёртый. Жарко, хотя на улице около плюс двадцати. Справа большое аквариумное стекло «Дежурная часть». За ним за столом перед компьютером сидит грузный мужчина.
– Здравствуйте! – робко стучу в стекло.
Заметив в ушах дежурного наушники, стучу сильнее. От вибрации с перегородки соскакивает ключ и плюхается в чашку с чаем. Жидкость выплёскивается на клавиатуру, и полицейский подскакивает с места.
– Не понял! – вырывает из ушей наушники и грозно впивается в меня глазами. – К кому? Чего надо?
– Кк… – язык прирастает к нёбу, и я несколько раз сглатываю слюну, чтобы продолжить, – к Носову.
– Сто двенадцатый, – мужчина машет рукой в сторону коридора и моментально теряет ко мне интерес.
Сто второй, сто пятнадцатый, тридцать первый… По какой логике здесь нумеровались кабинеты? Уже ищу в кармане телефон, чтобы набрать следователя, как одна из дверей открывается, и из неё выходит жена Владимира с каким-то мужчиной.
– Решим вопрос, Анастасия Ивановна, – он подаёт ей в руки сумочку, – отдыхайте.
А я не могу понять, что во всей этой ситуации мне кажется странным. Белоснежный брючный костюм? Глупо даже было предполагать, что она наденет чёрное платье. То, как фамильярно она ведёт себя со следователем? Да она и при муже не стеснялась. Макияж! Да! Идеальный ровный макияж человека, который не предполагает слёзы! Ну теперь-то она будет гулять, пока не промотает всё наследство. Думаю, что до конца жизни ей хватит за глаза.
Носов провожает Настю до выхода, я слышу уже знакомый лязг железной двери. Возвращается в коридор и видит меня.
– Архипова? – его брови сдвигаются к переносице, а я коротко киваю в ответ. – Прошу, – следователь распахивает дверь.
Делаю шаг в небольшой кабинет без окон. Слева стол, доверху заваленный бумагами и папками. На правом стоят компьютер и две чашки: одна немытая, а вторая с остатками вонючего растворимого кофе, пачка сигарет, открытая бутылка воды и яркая настольная лампа, которая является основным источником света. Несколько стульев расставлены по периметру между шкафами.
– Садитесь, – кивает мне на стул и направляется к рабочему месту. – Паспорт с собой?
– Да, – достаю из сумочки документ, но не подаю следователю в руки, а просто кладу на стол.
Касаться этого мужчины не хочется даже случайно. Носов опускается в кресло и молча листает страницы короткими пальцами. Следа от обручального кольца нет. Меня внутренне передёргивает – неприятный тип. Ему около сорока. Взгляд липкий, сканирующий.
Воздух вокруг нас тяжелеет от молчания.
– Значит, Архипова Василиса Олеговна, – задумчиво постукивает ребром моего паспорта по столешнице, – двадцать лет отроду, – с противным скрежетом подкатывается к столу вплотную, наклоняется ближе ко мне. – Одна живёте?
– Одна… – отвечаю растерянно.
– Родственники?
– Близких нет…
– Любовник?
Обдаёт запахом сигарет изо рта, и я перестаю делать глубокие вдохи.
– Его тоже нет…
– Что же вы, Василиса Олеговна, такое странное место работы выбрали? С виду – приличная девушка. А всё туда же…
– В клубе всегда было всё прилично, – несмотря на действие успокоительного, стискиваю зубы. – Там, если хотите знать, даже закрытых чилаутов не предусмотрено!
– Ну ладно вам, – губы следователя трогает циничная усмешка. – Хорошие девочки кричат: «Свободная касса!» и в супермаркетах макароны на полки выставляют, – он на секунду откатывается к соседнему столу, берёт папку и достаёт из неё бумагу. – А вы вот вчера машину в подарок получили, – передо мной ложится договор купли-продажи. – Или вы хотите сказать, что сами заработали?
– Это подарок, – тихо отвечаю, вспоминая последний разговор с Владимиром. Я не успела извиниться… К глазам подкатывают слёзы. – Расскажите мне, пожалуйста, как с ним… – горло перехватывает, не давая закончить фразу.
– Вот вы и напишете, – Носов кладёт на стол чистый лист бумаги и ручку.
– Что напишу? – таращусь на белое полотно.
– Чистосердечное, Василиса Олеговна, кому любовника заказали, – он резко встаёт с кресла и обходит меня со спины. – Или ты, сука, думала, что наследство переписать успеешь? Так вот пока ты подозреваемая, ты ничерта с ним не сможешь сделать! – рычит мне в самое ухо.
Меня колотит от страха.
– Какое наследство? – выдавливаю, медленно дурея от запаха никотина. – Квартира бабушкина, брата и моя всегда была, машину могу на кого угодно переписать. А больше… – обхватываю себя за плечи, чтобы не трястись, – больше ничего нет у меня.
– А это? – он швыряет на стол несколько листков и резко вжимает меня в них лицом. – Хочешь сказать, что не знала? Не знала, что Королёв переписал на тебя огромный кусок земли с заводом? – орёт мне в затылок и отпускает.
Истерика душит, глаза застилает пеленой, я не могу прочитать ни единой строчки.
– Пожалуйста! Ик… – к слезам добавляется икота. – Я ничего не соображаю… Я никого не заказывала… – стекаю со стула на пол, чтобы Носов больше не мог меня тронуть.
– Все вы охренительные актрисы, особенно, когда кончаете, – сплёвывает зло, и на мою голову течёт вода. – На место села. Быстро!
– Мне… – цепляюсь руками за стул, – мне адвокат положен. Я больше не стану говорить.
– Тебе меня мало? – Носов хватает за волосы на затылке и рывком сажает на стул. – Третьего позвать хочешь?
– Пожалуйста… – от ужаса не могу больше произнести ни слова.
– Вообще, – шершавая ладонь неожиданно отпускает волосы и скользит по мокрой от слёз щеке, – жалко отдавать тебя на зону. Я могу помочь, – пальцы сжимают подбородок, и меня сильно передёргивает. – Не дёргайся.
Его большой палец обрисовывает рот и с силой вдавливается между губ. Я ощущаю на языке горечь смолы, смешанной с солёным привкусом грязной кожи. Рвотный рефлекс срабатывает позывами моментально.
– Ты не вздумай, мать твою! – отскакивает он в сторону.
А я реально жалею, что тошнота проходит. И у меня не получается ещё раз вызвать его брезгливость. Мразь! Долбаная мразь!
– Какие у меня варианты? – вытираю губы тыльной стороной ладони и истерично усмехаюсь. – Спать с тобой – и меня никто не обвинит в убийстве? Так ты сначала докажи, следователь, – я падаю на нижние глубины страха, когда мозг проясняется и перестаёт ощущаться боль.
– Не сомневайся! – подлетает ко мне и прихватывает за шею, заставляя смотреть в залитые яростью глаза. – У ног моих будешь ползать!
– Да я лучше сдохну, – шиплю в ответ.
Получаю хлёсткий удар в скулу и слетаю на пол. Знает, куда бить, сволочь. Несколько секунд в голове стоит звон. Пользуюсь падением как передышкой и возможностью подумать. Я ведь могу написать отказ от наследства в пользу любого человека. Зачем такие сложности? Зачем пытаться меня посадить? Просто за сговорчивость? Мысли начинают спотыкаться о шум. Два мужских голоса. Ещё двое? Закричать? А если будет только хуже?
Открываю глаза в тот момент, когда в кабинет врывается Ярослав. Он в секунду оценивает обстановку. Вижу это по его дёрнувшемуся кадыку и участившемуся дыханию.
– Вышел, капитан! – разрезает громом тишину кабинета.
Его приказ нельзя проигнорировать. Кажется, вышел бы даже генерал, а Носов замер и жмётся. Он боится?
– Нахрен, я сказал!!!
Ярослав звереет, повышая децибелы голоса, и следователь вытекает по стенке за дверь.
– Встань, Вася…
Теперь приказ мне, но я просто не могу этого сделать. Ложусь ноющей щекой на стул и прикрываю глаза. Ярослав оказывается рядом, дёргает меня вверх, как пушинку, подхватывает и сажает попой на стол.
– Что он сделал?
Его руки ощупывают меня на предмет травм. Дотрагиваются до лица, и я вздрагиваю от боли.
Ярослав
Боль в плече привычна. Перманентна и надоедлива как жужжание комара. Она – живое напоминание того, что каждый день мы делаем выбор. Правильный или нет, становится понятно позже, но ответственности это не снимает. Позади три месяца больнички и полгода реабилитации. Сейчас я уже свободно сплю на боку, выдерживаю спарринг, плаваю, таскаю железо. Вот только полноценный сон не вернулся. Я по-прежнему не умею отключаться, всё время нахожусь в полуяви, готовый в любой момент выдернуть из-под подушки ствол. Брат настойчиво советует заменить металл на выносливую девку, но я не привык засыпать в одной постели с тем, кому не доверяю. Даже если до этого её рот высосал мой член до капли. Этого добра мне не жалко, как и баланса на карточке.
Секретарша, эффектно наклонившись над столом, ставит передо мной третью за утро чашку эспрессо. Не реагирую. Если будет и дальше выставляться – уволю, хоть и обещал всем сотрудникам, когда занял пост генерального директора, что рабочие места сохранятся. О том, чтобы оставить предыдущего директора на предприятии, не могло быть и речи. За пять лет управления тот успел насобирать себе откатов в пять раз больше, чем официальная зарплата. А когда понял, что задница подгорает, слил коммерческую инфу Елецкому. Бездоказательный факт. И только поэтому бывший работник до сих пор не выехал на «лесную экскурсию».
От отчётов отвлекает резкое хлопание двери в приёмной.
– Где твоя секретарша? – Михаил открывает дверь кабинета и пересекает его размашистым шагом. Замечает Нику рядом со мной и брезгливо хмурится. – Выйди, – кивает ей. С раздражением провожает взглядом и шлёпает мне на стол пухлый конверт. – Договорился? Переговорщик херов! – по скулам ходят желваки. – Ну! Любуйся!
Открываю конверт, достаю бумаги и пробегаю глазами первый абзац. Останавливаюсь. Делаю глоток кофе и перечитываю ещё раз. Интересно, однако…
– Это завещание Королёва? Откуда оно у тебя?
– Оттуда, блять! – брат взрывается. – Курьер из рая принёс! Практически в прямом смысле, – хватает мою чашку, допивает кофе одним глотком и морщится: – Ну и гадость… Застрелили нашего Королёва сегодня ночью возле дома. И мы с тобой – не самые последние подозреваемые.
– Дела… – пролистываю страницы, не понимая, в чём причина бесива. – Кто наследник? Жена?
– Неет, – едко цедит Михаил, – Архипова Василиса Олеговна. Девка эта, что вчера с нами за столом сидела.
Да ну нахрен! Давление бьёт в голову. Я почти убедил себя, что погорячился. Как же так, девочка? Маленькая шустрая сука! Пальцы стискивают край стола.
– Подробности! – мне нужно несколько секунд, чтобы привычно выключить эмоции и оставить холодный разум. Три, две, одна… Выдыхаю… – Кто исполнитель? Кто прикрывает?
– А вот тут – лажа полная. Все, кто знал близко Владимира, говорят, что Василису эту он берёг и в дела, кроме клуба, не посвящал. Не готовил он из неё наследницу, – разводит руками.
Берёг, значит… Только от одной мысли, что Василиса действительно не выглядела рядом с ним испуганной или обречённой, меня начинает лихорадить. Значит, всё добровольно? Пропускаю по позвоночнику холодную дрожь, представляя её нежное молодое тело под мужиком шестидесяти лет. От осознания того, что Королёва больше нет, испытываю странное животное удовлетворение.
– Он просто подставил её, – пожимает плечами Михаил. – По какой-то причине подстраховался от прямой наследницы. Но умирать не собирался. Я больше чем уверен, что сегодня мы бы подписали договор. А теперь – гонка на выбывание, – он усмехается. – Жалко её. Кто первый доберётся, тот и порешает. Нужно, Ярый, чтобы первыми были мы. Пока о завещании знаем только ты, я и вдова Королёва. Но это вопрос суток.
– Где она? – выдыхаю сквозь зубы.
– Парни пасут её от института. Минут десять назад отзванивались, сказали, что такси к шестому отделу вызвала.
– Это плохо, Миха, – я не могу сдержать страх за неё. Плохо это. Что буду делать? Любоваться? Ай! – Её ж и там могут прессануть.
– Что решать будем? – брат смотрит на меня с подозрением. – Парни упакуют девочку, как от следака выйдет. Надо с ним побазарить, кстати. Кто-то из бойцов шепнул, что Носов – редкой продажности псина.
– Я сам, – говорю жёстко.
Миша поднимается во весь рост.
– Объяснись, – едва сдерживаясь и с нажимом.
– Не отдам я её, – сморю брату в глаза и сдаю себя. По его охреневшим глазам понимаю, что сдаю. – Эта Василиса – сестра одного из моих парней. Тех.
– Почему теперь мне хочется её грохнуть ещё сильнее? – вкрадчиво и едко.
Ты прав, брат. И да, наши желания охренеть как совпадают!
– Почему вчера не сказал?
– Поехали, прокатимся, – встаю из кресла. – Отправь Гошу с парнями дорогу до дома проверить. Не надо ему её видеть.
– Нет, Ярый! – он догоняет меня в дверях и хватает за больное плечо. Логично, да…
– Больше некуда, – стряхиваю его и выхожу к лифтам.
Не сговариваясь, рассаживаемся с Михой по разным машинам. Ещё две отправляем домой. Безопасность не помешает. При самых хреновых раскладах мы – следующие в очереди на вечный покой. Но не за этим я развязался с одним адом, чтобы, как крысу, задавили в другом. Главное – понять, чей расклад.
В отдел захожу с двумя парнями. Дежурный спит. Охренительно! Бью в стекло кулаком. Тюлень подлетает и бьётся башкой о полку. Брезгливость скрыть даже не пытаюсь.
– Носова кабинет?
– Сто двенадцатый, – хлопает глазами.
Хомяк, блин, в банке, а не мент. Движемся вглубь коридора.
– Но у него посетитель! – писк в спину.
Да без тебя я знаю.
– Разбежались, – командую ребятам, – кабинет смотрим.
Слышу тихий грохот в конце коридора. Там. Забрало опускается. Она там. Пять секунд до кабинета. Рву дверь. Даже не заперто! А дальше – картина на убой. Я тебя уничтожу, Носов! Кто бы за тобой не стоял.
– Выйди, капитан! – утекай, гнида. Не искушай меня. – Нахрен, я сказал!!! – срываюсь и прикрываю глаза. Собираю всю силу воли, чтобы не прикасаться к девушке. – Встань, Вася.
Но её реакция сбивает меня с толку. Облегчение и усталость. Без истерики, почти апатична. Что он сделал? Хватаю Василису под мышки и сажаю на стол. Ощупываю тело, старясь не превращать необходимость в нежность. А только этого мне сейчас и хочется. Её запах всасывается в кровь вместе с кислородом. Неотделимо. Он именно там и нужен. Абсурдно, необъяснимо, тупо, на уровне инстинктов. Касаюсь скулы – вздрагивает. Сука! Как неосмотрительно, капитан! А если бы она дёрнулась? Побои на лице? Да ты либо непроходимый жадный дебил, либо – смертник.
– Тебе придётся поехать со мной, – хочу, чтобы это звучало для неё как приказ.
– Отпустите меня, – она поднимает глаза. В них слёзы.
И я не могуууу! Аккуратно прижимаю к себе. Девочка…
– Я напишу всё, что надо, и уеду. У меня дом в деревне. Пожалуйста…
Отдёргиваю руки. Шаг назад!
– Тебя убьют, Вася. Задним числом можно переписать любой документ, – говорю ей правду, чтобы сказать? Или чтобы напугать? Низко, Ярый. Это плохая игра.
