bannerbannerbanner
Зов темной воды

Ольга Володарская
Зов темной воды

Полная версия

Глава 4

– Что с ней? – спросила Лара у приехавшего по вызову доктора. Он бегло осмотрел больную и принялся рыться в своем чемоданчике в поисках шприца.

– Инсульт, – констатировал он. – Судя по изменившемуся цвету лица, кровоизлияние…

– Это которое при гипертонии бывает?

– Не только. Еще при тромбозе, атеросклерозе, травмах черепа. Нередко возникает при сильном волнении и напряжении, – устало объяснил врач. – Вспомните, например, Брюса Ли. Он, здоровый молодой мужчина, умер как раз от кровоизлияния. Перенапрягся. А уж таким древним старухам, как ваша бабушка, достаточно немного понервничать, и все…

– Все? – переспросила Лара испуганно. – То есть она не выживет?

– Да пожила уж, хватит, – со свойственным медикам здоровым цинизмом заметил врач. – Сколько ей? Девяносто, не меньше?

– Даже больше. Она с пятнадцатого года…

– Ну, вот видите! Если она выживет, а это станет ясно в ближайшие сутки, намучаетесь с ней. Мозговая деятельность нарушена. Как следствие: парализация конечностей, поражение лицевых нервов, нарушение речи…

– И ничего нельзя сделать, чтобы ее вылечить?

– Мы можем, конечно, подключить ее к аппарату, но…

– Подключите!

– Это ничего не даст! У молодых жизненные функции могут восстановиться в течение месяца, но вашей бабушке под сто!

– Она не моя бабушка, – поправила его Лара.

– Тем более! – воскликнул он, но тут же полюбопытствовал: – А кто же?

– Бывшая соседка.

– Тогда зачем вам лишние проблемы? А траты? Мы ее бесплатно лечить не будем…

– Я все оплачу, – отрезала Лариса.

Врач уважительно хмыкнул, и Лара не стала объяснять, что движет ею совсем не благородство, а банальное чувство вины: ведь именно она стала виновницей приключившегося со старухой несчастья. Не приди Лариса к Эллине, не расскажи о смерти депутата, Графиня так и пребывала бы в своем непоколебимом спокойствии, а значит, ее не настиг бы инсульт!

– Ладно, я старуху забираю, – сказал Ларе врач. – Но мне нужны ее документы: паспорт и медицинский полис.

– Я не знаю, где у нее что лежит…

– Поищите. Лучше прямо сейчас. Чтобы сегодня же ее оформить…

Он распахнул дверь и крикнул курившему на площадке первого этажа фельдшеру, чтобы тот тащил носилки. А Лара тем временем прошла в единственную комнату и начала поиски документов. На ее удачу паспорт обнаружился сразу – Эллина Александровна хранила его в верхнем ящике старинного комода. Там же лежало пенсионное удостоверение и стопка счетов. А вот полиса в ящике не оказалось. Так что пришлось поиски продолжить. Лара порылась во всех отделениях шкафчика, на полках стеллажа, в многочисленных шкатулках, забитых пожелтевшими письмами и снимками. Полиса она не нашла, зато наткнулась на вещь, более для нее интересную: порванную фотокарточку. Достав обрывки со дна шкатулки и сложив их вместе, Лара смогла рассмотреть изображение. На снимке был запечатлен мужчина с голым торсом, на груди которого болталась цепочка с круглым кулоном. Мужчина был по-киношному красив, белозуб, строен, а вот его украшение оказалось чересчур простым. Обычная тонкая цепочка (в лучшем случае серебряная), на которой висела… пробитая монета. Лариса чуть фотографию не выронила. Неужели это именно та монета и именно тот мужчина?

Лара перевернула снимок. На обратной его стороне было написано «Егор Д. Ялта. 1946 г.». Значит, «кожаного» зовут Егором! И в 1946 году он был в Ялте.

«Вот тебе, Лара, два новых факта! – пронеслось в ее голове. – Жаль, они никак не могут помочь в расследовании. Была бы хоть фамилия, а так…»

– Девушка, – донесся из прихожей голос доктора. – Вы скоро?

– Иду, – откликнулась Лара и поспешила на зов. – Паспорт, – сказала она, протянув врачу документ. – Есть еще пенсионное удостоверение. А полиса я не нашла…

Доктор проверил прописку. Убедившись, что она московская, буркнул:

– Ладно, без полиса обойдемся. – После чего двинулся к двери (старуху к тому времени уже унесли), не переставая с Ларой разговаривать: – Вы сейчас давайте с нами. Надо оформить документы, аванс заплатить…

– А без меня никак? – с надеждой спросила Лариса. Она очень устала и хотела домой. – Я могу деньги прямо сейчас отдать… И за лечение, и вам, за беспокойство… – Она открыто улыбнулась. – Сколько надо?

Доктор поиграл бровями. Он не хотел продешевить, но и наглеть не смел.

– Пока пяти тысяч будет достаточно, – сказал он наконец. – А там посмотрим…

Лариса достала кошелек. На счастье, у нее была с собой нужная сумма, и она смогла расплатиться.

– Но завтра все равно приезжайте, – сказал врач, быстрым движением пряча купюры в карман белого халата. – С лечащим доктором поговорите, он вам более точный прогноз даст. Да и денежные вопросы с ним обсудите…

Лариса согласно кивнула. Она и без того бы приехала, чтобы проведать Эллину Александровну.

– Всего хорошего! – попрощался с ней врач и покинул квартиру.

Немного погодя ушла и Лариса. Порванную фотографию Егора Д. она на всякий случай взяла с собой. Пересекая двор, Лара обратила внимание на двух мужчин, стоявших у сильно подержанного японского внедорожника с заляпанными грязью номерами. И обратила потому, что они не отрывали глаз от окон Эллины Александровны, при этом один что-то записывал, а второй говорил по телефону.

«Будто докладывают, что Графиню увезли, – мелькнуло в голове у Ларисы. – Хотя о чем это я? Кому нужна эта старуха, кроме меня?..»

Глава 5

Утро следующего дня Лара начала с телефонного звонка.

– Катерина Петровна, здравствуйте, – сказала она, услышав голос своей бывшей учительницы немецкого языка. – Вы не могли бы мне помочь?

– Лариса, ты? – зачем-то спросила Катерина Петровна: она прекрасно помнила всех своих учеников и каким-то непостижимым образом узнавала их по голосу. – Здравствуй, дорогая. Что ты хотела?

– Мне нужно перевести статью из немецкой газеты…

– А сама?

– Катерина Петровна, вы шутите? – засмеялась Лара. – Я ж ничего не помню…

– Плохо.

– Знаю, – покаянно вздохнула бывшая ученица.

– Прочитать-то хоть сможешь?

– Попробую… – Лара открыла файл со статьей, вчера она успела ее отсканировать, и начала читать с экрана. Не прошло и минуты, как «немка» ее прервала:

– Лариса, прекрати! Это не чтение, а издевательство над языком!

– Так плохо?

– Чудовищно! – безапелляционно заявила Катерина Петровна.

– Я просто с экрана читаю, – попыталась оправдаться Лариса. – А это с моим не очень хорошим зрением трудно…

Катерина Петровна хмыкнула так красноречиво, что Лара сразу примолкла. А «немка» после небольшой паузы предложила:

– Пришли мне статью по электронной почте. Адрес я тебе сейчас продиктую. Надеюсь, ты сможешь его правильно записать…

– У вас есть компьютер? – несказанно удивилась Лариса – по ее подсчетам, Катерине Петровне было никак не меньше семидесяти. – И Интернет подключен?

– А ты думаешь, только вам, молодым, доступны блага цивилизации? – усмехнулась «немка», после чего по буквам продиктовала свой е-мэйл. – Отправляй, я жду. Перевод предпочитаешь получить в том же электронном виде? Или тебе достаточно будет зачитать его по телефону?

– Лучше в электронном.

– Хорошо. Тогда я жду твоего письма, не забудь заархивировать его, а то у меня ящик почти полный, – деловито сообщила старая учительница и отсоединилась.

Положив трубку, Лариса с улыбкой покачала головой. Ай да Катерина Петровна, ай да молодец! Лара и думать не думала, что бывают такие продвинутые старушенции! Хотелось бы ей самой в семьдесят лет такой быть. Но это вряд ли! Она в тридцать пять компьютер знает так слабо, что значение слова «заархивируй» придется узнавать у Славика.

Лара ему тут же позвонила. Получив нужную информацию, засела за компьютер. Спустя четверть часа заархивированное письмо было отправлено учительнице, после чего Лариса пошла завтракать. Потом она намеревалась отправиться в клинику, но едва успела проглотить чашку кофе и пару бутербродов, как раздался телефонный звонок. К огромному Ларисиному удивлению, это была Екатерина Петровна с известием, что перевод готов.

– Уже? – ахнула Лара. – Ну вы даете!

– Даю не я, а специальная программа, – усмехнулась Катерина Петровна. – Могу узнать, для чего тебе нужен перевод этой статьи?

– Для работы. Я собираюсь снимать документальный фильм о… – Лариса замолчала, не зная, как закончить фразу, поскольку посвящать в свои планы пока никого не хотела. К ее радости, «немка» договорила за нее:

– Фильм о секретных архивах нацистов, правильно? – Лара решила ответить утвердительно. Катерина Петровна тут же воскликнула: – Я так и подумала! Посему, кроме перевода, отправила тебе несколько статей на ту же тему, почитай. Вдруг пригодятся!

– Спасибо вам огромное, – с чувством произнесла Лариса. – С меня коньяк! Надеюсь, вы еще его употребляете…

– Коньяк я, естественно, по-прежнему потребляю. Пью по пятьдесят граммов каждый день, это очень полезно для здоровья – сосуды расширяет. Но от тебя я его не приму. Достаточно твоей устной благодарности, – отрезала «немка», после чего попрощалась и отсоединилась.

Положив трубку, Лариса пошла к компьютеру. Выйдя в сеть, она открыла первое письмо от Катерины Петровны, пробежала глазами по экрану. Сначала просто просмотрела текст, потом, уловив суть, стала читать внимательно. В статье говорилось о нацистском преступнике Хайнце фон Штайнберге, которому удавалось многие годы скрываться от правосудия. Когда-то он возглавлял Центральный отдел Абвера (этот отдел занимался административными вопросами, ведал центральным архивом и картотекой агентов), после расформирования сего разведывательного органа в 1944 году перешел на службу в Главное управление имперской безопасности, а после войны бесследно исчез вместе с секретными документами. Поскольку архивы военной разведки гитлеровской Германии представляли огромную ценность для спецслужб многих государств, за фон Штайнбергом велась серьезная охота. Хотя он, по сути, был обычной канцелярской крысой, не причастной ни к одному из зверств нацистов, его объявили опасным преступником и бросили на его поимку лучшие силы. Но изловить бывшего главу отдела «Ц» смогли только спустя двадцать пять лет после окончания войны. Сделать это удалось представителям советских спецслужб. А вот завладеть документами им не посчастливилось! Тотальный обыск в доме фон Штайнберга ничего не дал, как и многочисленные допросы арестованного. Бывший глава архивного отдела Абвера не пожелал раскрыть тайну местонахождения картотеки. В итоге он унес ее с собой в могилу – фон Штайнберг не дожил до суда пару дней и умер при весьма загадочных обстоятельствах.

 

Кроме этого, в конце статьи была помещена цитата из интервью одного советского дипломата, дававшего комментарии по делу фон Штайнберга. Тот уверял немецкого журналиста, что архивы давным-давно находятся в руках ЦРУ. Якобы фон Штайнберг продал их американцам за баснословные деньги. А в придачу к «гонорару» получил гарантии личной безопасности.

По поводу этого немецкие журналисты имели свое мнение, а именно: русские врут! На самом деле, по разумению автора статьи, архив попал в руки КГБ, но комитетчики решили скрыть этот факт от мировой общественности. А чтоб все осталось шито-крыто, по-тихому прихлопнули фон Штайнберга и замяли дело.

Прочтя это, Лара задумалась. В принципе, такое развитие событий не исключалось. Как и то, что западные журналисты высосали эту версию из пальца, чтобы очернить врага – в период «холодной войны» такие нападки на органы госбезопасности СССР и на страну в целом были нередкими. Теперь же, по прошествии стольких лет, докопаться до правды не представляется возможным. Да и не особенно правда эта волновала Ларису Белозерову. Гораздо больше ее интересовало другое, а именно: какое отношение ко всем этим событиям имеет Егор Д. Исходя из того, что он хранил эту газетную вырезку, получалось, что непосредственное. А иначе зачем таскать в нагрудном кармане ту статью?

Решив поразмыслить над этим позже, Лара вновь припала к экрану. Она открыла второй присланный Катериной Петровной файл, в котором помещались выдержки из нескольких статей. Проштудировав их, Лариса пришла к выводу, что все они содержат примерно одну и ту же информацию, а именно: ЦРУ согласилось рассекретить часть своих архивов, содержащих сведения об отдельных нацистских военных преступниках. Гриф секретности снят с более ста именных папок, что поможет раскрыть многие тайны Третьего рейха.

Из полученных данных можно было сделать вывод, что советский дипломат был прав: архивами Абвера действительно завладели американцы. Скорее всего, фон Штайнберг на самом деле продал их ЦРУ. Либо картотека все же попала в руки КГБ, но была украдена одним из двойных агентов и переправлена за Запад. В общем, гадать можно сколько угодно, но Лара решила не ломать голову над проблемой, имеющей лишь косвенное отношение к ее делу. Она очень сомневалась, что смерть «кожаного» напрямую связана с этой шпионской историей… Хотя… Все может быть! Особенно если вспомнить, что Эллина Берг была осуждена за шпионаж. Не исключено, что Графиня как-то причастна к делу фон Штайнберга. И если это так, Ларисин фильм может получиться не просто интересным и захватывающим, а прямо-таки сенсационным. Вдруг ей удастся раскрыть не только убийство, но и одну из исторических загадок?

Эта мысль взволновала Ларису. И заставила ее мозг лихорадочно соображать. «Думай, думай, детка, – торопила себя Лара. – Что можно сейчас предпринять? Узнать фамилию Егора Д., это бесспорно, но не у кого. А раз так, нужно двигаться в другом направлении… Например, не мешает покопаться в прошлом Графини, именно там, в прошлом, есть вероятность найти ответ и на предыдущий вопрос…» Последняя мысль показалась Ларе наиболее здравой. Ведь Эллина Берг если и не ключевая фигура в этой истории, то бесспорно связующая, а значит, нужно разузнать о ней как можно больше. Вопрос – где? Обратиться за этим к дяде Васе? Но тот мало общался с Графиней (вернее, она с ним) и вряд ли добавит еще что-то к уже сказанному. «Жаль, что до наших дней не дожил ни один из «аксакалов» старой коммуналки, кроме пьяницы Андромедыча да психически ненормального Коти, – пронеслось в Ларисиной голове. – Ни тетя Ива, ни старики Васнецовы, ни Больбухи. Кто-то из них мог бы пролить свет на прошлое Эллины Берг…»

Нет, никто из них не мог, тут же поправила себя Лариса. Графиня держала всех на расстоянии. Несмотря на то что прожила со всеми бок о бок несколько десятилетий, так никого к себе в душу и не пустила. Тетке она кое-что о себе рассказывала, но Ива уверяла племянницу, что половина из сказанного – вранье. По мнению той, Эллина готова была насочинять с три короба, лишь бы не показать своего истинного лица. Да и «интересничать» слишком любила. Болтала, например, о своей головокружительной сольной карьере и сонме высокопоставленных поклонников, а на самом деле была певичкой в варьете, и увивались за ней лишь соседи по коммуналке – Андромедыч, Борис Коцман да какой-то полоумный художник. По всей видимости, имелся в виду тот самый Котя Семакин, о котором говорил дядя Вася…

Ее мысли оборвал телефонный звонок. Взяв трубку, Лариса услышала голос поминаемого секунду назад дяди Васи.

– Слышь, Лариска, – сказал он, опустив приветствие. – Я тут знаешь что подумал? Про «кожаного-то»… У Коти тебе надо о нем спросить. – Тут в трубке что-то зашуршало, и вместо мужского голоса Лара услышала женский – тети-Шурин: – Не слушай его, Лариска! Подумал он! Это я вслух рассуждала, а он мысли мои себе присвоил и кинулся тебе звонить… Ирод! – На том конце провода раздалось протестующее ворчание Кузнецова. Баба Шура, цыкнув на него, продолжила: – Когда пижон тот кожаный в коммуналку приходил, Котя дома был. Я за сапоги болотные споткнулась, когда к двери подходила, а такие только Семакин носил. У нас никто больше рыбалкой не увлекался. А он притащится с реки, сапожищи свои скинет у порога, и нет ему дела, что другим не пройти не проехать…

– Постойте, баба Шура! – оборвала старуху Лара. – Вы вроде бы говорили, что Котя этот с ума сошел…

– Ну!

– Как же я у него, сумасшедшего, буду что-то спрашивать? И потом, я не уверена, что он еще жив…

– Котя жив, – заверила ее старуха. – Я Кольку, племяша его, в магазине позавчера встретила (квартиры-то ты нам в одном районе купила), он деньги у меня на хлеб клянчить стал. Но я-то знаю, что ему на опохмел надо, вот и не дала, хотя про мать и дядю спросила, все ж таки соседи бывшие… Ну он и рассказал. Мать померла от винища проклятого, а Котя до сих пор здравствует. Даже племяшу иной раз помогает деньгами – Колька к нему в приемные дни захаживает. Типа навестить, а на деле рублишками разжиться. Им же, психам, тоже пенсию платят. И Котя, дурак, Кольке часть отдает…

– Он в каком сейчас состоянии?

– Колька-то? В обычном – «синий»…

– Нет, я о Коте спрашиваю…

– А-а-а… Ну, Колька говорит, что в нормальном. Приступы у него теперь нечастые. Только по весне да осени обострения, как у всех шизиков. А сейчас-то лето…

– То есть я могу его навестить? Меня пустят?

– Да запросто. Скажешь, что племянница. Сунешь сестре в регистратуре коробку конфет, тебя и пропустят, – заверила ее баба Шура, после чего сообщила адрес психиатрической больницы, где Семакин лежит, и без всякого «до свидания» отсоединилась.

Бросив трубку на рычаг, Лариса торопливо записала координаты клиники. После нашла в телефонном справочнике номер регистратуры, набрала его, узнала, можно ли навестить пациента Семакина, а когда на это ей дали добро, отсоединилась и позвонила в другую больницу. На сей раз в ту, где лежала Графиня. Там ей сказали, что интересующая ее пациентка в сознание так и не пришла и находится в критическом состоянии.

«Все равно надо навестить, – решила про себя Лара. – Заеду сразу после посещения «психиатрички»…»

И стала торопливо собираться.

Глава 6

Лара тихонько вошла в тесную, но удивительно светлую комнатку. Помещались в ней лишь кровать, тумбочка и стул, зато через огромное окно сюда врывалось столько солнечного света, что хотелось зажмуриться.

Прикрыв глаза ладонью, Лариса посмотрела на сидящего на стуле старика. Был он худ, абсолютно лыс и выглядел очень изможденным. При этом Семакин сидел прямо, ровно, и у него не тряслись ни голова, ни руки. На психа же он совсем не походил. Спокойное лицо, сосредоточенный взгляд, четкие, уверенные движения рук – когда Лара вошла, он водил пастельным мелком по альбомному листу, рисуя чей-то портрет. Чей именно, стало ясно в следующее мгновение, когда Лариса подошла поближе и заглянула через семакинское плечо. Умалишенный художник писал Графиню! На портрете она была молодой и прекрасной, такой, в какую он влюбился много десятилетий назад…

– Красивая, правда? – спросил Семакин у Лары, перестав рисовать, но не отрывая глаз от портрета.

– Очень, – честно ответила она.

– А в жизни еще лучше была… – Он перевернул лист и на чистом стал набрасывать контуры лица. – Да и сейчас, наверное, еще красива. Таких женщин ничто не портит, ни седина, ни морщины, они изнутри светятся…

– Почему вы уверены, что она жива? Ведь Эллине Александровне сейчас девяносто с хвостиком…

– Когда она умрет, я почувствую, – ответил он. – И вслед за ней уйду. А то зажился уже… Пора!

– У Эллины Александровны случился инсульт. Она в критическом состоянии.

– А я-то думаю, что мне так плохо последнее время! Сердце так и ноет, так и ноет… – Семакин, поморщившись, приложил сухую ладонь к груди. – А вы, милая, зачем ко мне явились?

– Поговорить об Эллине Берг, – осторожно сказала Лара, боясь, что Семакин начнет допытываться, зачем ей это нужно, но Котя (Константин Сергеевич) не задал ни одного вопроса: казалось, он был только рад с кем-то поговорить о своем кумире.

– Я влюбился в нее в тридцать восьмом, когда еще ребенком был. Эллине тогда двадцать три исполнилось, и она была как никогда прекрасна. И очень успешна! Довоенные годы были ее «золотым веком». Она с огромным успехом выступала в варьете и ресторанах, имела кучу высокопоставленных поклонников и возможность выезжать за границу. Эллина побывала в Болгарии, Польше и даже в Германии. Между прочим, там, на прусской земле, она познакомилась с Марлен Дитрих, которая впоследствии переняла ее образ! – По мнению Лары это было абсолютной чушью, выдуманной «интересничающей» Графиней (Дитрих, насколько она помнила, покинула Германию в 1930 году, сразу после выхода знаменитого фильма «Голубой ангел»), но Лариса ничем не выказала своего отношения к услышанному и продолжала внимательно слушать. – А в Германии Эллина гостила у одного барона, которому вскружила голову. Он даже жениться на ней хотел, но Эллочка вернулась на родину…

– Почему? Она была такой патриоткой?

– Не в этом дело. Как она сама говорила: «Будь мое сердце свободным, я вышла бы за барона не задумываясь, но я влюблена, и мне никто не нужен, кроме моего Малыша…»

– Малыша? – переспросила Лара.

– Она так звала его, своего любовника. Малышом (никогда по имени, я даже не знаю, как его звали, если честно)…

– Он что, был маленького роста?

– Нет, высоченный…

– Тогда почему Малыш?

– Младше Эллины он был. Всего на пару лет, наверное, но все же… В момент их знакомства он был еще студентом, она же привыкла к солидным мужчинам… Все ухажеры, что были у нее до Малыша, пятый десяток разменяли и занимали высокие должности… А тут малолетка… Да еще и студент! – Карандаш в его руке замер, а взгляд переместился с бумаги на квадрат окна. – Они долго встречались. Ссорились, потом опять мирились и снова ссорились. Кроме Малыша, у нее было множество мужчин, но никого она так не любила. Взять хоть того же немца! Он за ней в Москву приезжал, на коленях стоял, молил стать его, но Эллина была непреклонна…

– Откуда вы так много о ней знаете?

– Она мне рассказывала. Не обо всем, но о многом. Когда я ее рисовал… – Семакин прикрыл глаза, заслезившиеся от солнца. – А ее барон в войну большую карьеру сделал. Дослужился до высокого звания, занял какой-то крупный пост в Абвере…

Услышав это, Лара вздрогнула. Как знакомо! Фон Штайнберг был немецким аристократом (отсюда и приставка «фон») и занимал пост в аппарате Абвера. Совпадение?! Или?..

– А вы не в курсе, как звали того немецкого барона? – спросила Лара.

– Гансом, кажется… – Он поморщился. – Я не помню точно, потому что Эллина его всегда называла просто «мой Фон-Барон».

– Неужели это был именно Хайнс фон Штайнберг? – прошептала Лара пораженно.

Котя, услышав ее реплику, поддакнул:

– Да, скорее всего, именно так его и звали. Хайнсом и фоном – точно. Фамилию же не назову…

 

– А вы не могли бы… – Лариса спешно полезла в сумку за распечаткой газетного портрета фон Штайнберга. – Опознать его по фото?

– Я его ни разу не видел, – покачал головой старик. – Эллочка никогда не водила мужчин домой. Очень дорожила своим личным пространством. Исключение только для Малыша делала…

Вдруг он резко замолчал. Лара удивленно воззрилась на Котю, не понимая, почему его красноречие так неожиданно иссякло, и увидела, что взгляд Семакина прикован к ее раскрытой сумочке, где кроме кошелька, ключей, косметики и сотового телефона находились распечатки статей и найденная в квартире Графини фотография. Семакин смотрел именно на нее!

– Откуда это у вас? – хрипло спросил он и потянулся к снимку.

– Я нашла это в вещах Эллины Александровны, – растерянно ответила Лара, передавая фото старику. – А вы что, знали этого человека?

– Знал, мало сказано, – горько усмехнулся Семакин. – Я его ненавидел! – Пальцы его дернулись, будто Котя хотел скомкать фотографию, но тут же разжались – Семакин передумал мять портрет и просто вернул его Ларе. – Мы все его ненавидели… И я, и Андрон, и Боря. Все, кто любил Эллину…

– Почему? – тихо спросила Лариса, хотя уже догадалась, каким именно будет ответ. И она не ошиблась.

– Это Малыш, – коротко ответил Семакин.

– Его звали Егором.

– Да? – рассеянно спросил Котя. – Что ж… Ему идет это имя… – Вдруг на лице его появилось выражение, похожее на озарение. Старик занервничал, забормотал что-то себе под нос, а потом взволнованно выпалил: – А как его фамилия?

– Вот этого я не знаю, – с сожалением протянула Лара. – И понятия не имею, у кого могу…

– У Бори! – воскликнул Семакин. – У Коцмана! Он должен знать фамилию Малыша, потому что Эллина познакомилась с ним через Борю.

– Как так?

– Насколько я знаю, мать Малыша была постоянной клиенткой Коцмана, как и Эллиночка. Как-то раз на примерку ее сопровождал сын… Ну и… – Он тяжело вздохнул, понурился, но тут же встрепенулся и, схватив Лару за руку, торопливо проговорил: – Если узнаете у Бори фамилию Малыша, не поленитесь сообщить ее мне. Хорошо?

– Да, конечно, – удивленно ответила Лара. Она не могла взять в толк, зачем Семакину это нужно, но тут же решила, что задумываться над мотивами, которые движут психически ненормальными людьми, не стоит, и просто заметила: – Я сомневаюсь, что смогу узнать у Коцмана хоть что-то. Когда я видела его последний раз, он был при смерти. Думаю, сейчас его уже нет в живых.

– Жив он, жив, не сомневайтесь, – безапелляционно заявил Котя. Ларе подумалось, что он так уверен в этом, потому что недавно с ним виделся или разговаривал, но следующей своей фразой Семакин опроверг ее предположение: – Эллина и его не отпускает! Эта женщина держит мужчин за сердце (и душу) всю жизнь и выпустит лишь тогда, когда покинет сей мир…

– Если следовать вашей логике, то Андромедычу уготована та же участь, – проговорила Лара, постаравшись не показать, что воспринимает слова старика как бред психически нездорового человека.

– Конечно! Все мы, ее вассалы, живы.

– А сколько вас? Трое, как я понимаю…

– Четверо, – поправил ее Семакин.

– Кто же четвертый? Малыш?

– Нет, Малыш не был ее вассалом. Только я, Андрон, Боря да еще Мишка, то есть те, кого она держала за сердце, держа при этом на расстоянии…

– Мишка? – удивилась Лара, она впервые услышала это имя. – Кто это? Еще один сосед?

– Нет, он не жил в нашей коммуналке. Звали его Михаилом (фамилии и отчества я не знаю). И он был каким-то важным человеком. При должности. Но Эллина его только Мишкой называла. Потому что он был чем-то на медведя похож. Широкий, темный, косолапый. Они познакомились во время Великой Отечественной. Он воевал, а она для наших солдат концерты давала. Мишка в нее влюбился! А когда война кончилась, пришел к Эллине свататься. Та, естественно, его отвергла (у них с Малышом как раз очередной «медовый месяц» начался). Но Мишка не сдавался. Ходил к ней, как на работу. Когда Эллина его пускать перестала, сдружился с Гришкой Больбухом, только чтобы быть вхожим в квартиру. Хотя уж до чего разные люди были! Гришка выпивоха, матершинник, четыре класса образования, а Мишка трезвенник, интеллигент, при должности опять же… – Семакин примолк. Секунд десять он безмолвствовал, отрешенно глядя перед собой, после чего возобновил рассказ: – Когда Эллину посадили, Мишка пропал. И не видели мы его до тех пор, пока она домой не вернулась. А произошло это, надо сказать, уже в шестидесятых. То есть Эллиночка не сразу после амнистии (ее в 1958-м реабилитировали) возвратилась в Москву, а через несколько лет. И едва она появилась, как буквально на следующий день Мишка пришел. Опять с предложением! Но вновь отказ получил, хотя никакого Малыша у Эллины уже не было.

– Они все же расстались?

– Расстались, – подтвердил Котя. – Не знаю почему. Когда именно, тоже сказать не могу. В 1946-м еще встречались. Помню, что буквально за день до того, как Эллину арестовали, видел Малыша на кухне в халате и тапках. Но после – ни разу!

– Не спрашивали Эллину Александровну, что произошло?

– Сколько раз! Но она так ничего мне и не сказала. Она вообще из лагерей вернулась другой. И дело не во внешних изменениях, хотя они были такими разительными, что никто, кроме нас, ее вассалов, Графиню не узнал. Эллина изменилась внутренне. Замкнулась. Стала жесткой, нелюдимой, суровой. Раньше поболтать могла с соседями, посмеяться, теперь же все молчком. Даже со мной (меня она выделяла особо) почти не разговаривала. И от любой помощи отказывалась! Хотя тяжело ей было. И морально, и материально, но Эллина со всем справлялась сама. И все предложения руки и сердца отвергла. Мы ведь все четверо ей в мужья набивались. Но она твердо ответила нам «нет». Даже Мишке, который к тому времени высоко взлетел. Комната-то за Эллиной осталась только благодаря его хлопотам. Раньше ведь как? Врагов народа всего лишали, в том числе жилплощади. Многие тогда, вернувшись, по родственникам-друзьям скитались, а Графиня возвратилась к себе в комнатку, где и мебель, и посуда, и ковры – все сохранилось. Мы-то думали, почему к нам никого не вселяют, некоторые (это я Кузнецовых имею в виду) даже в ЖЭК ходили скандалить, но все осталось неизменным…

– А вот скажите, Константин Сергеевич, – прервала стариковский монолог Лариса, – помните ли вы тот год, когда в вашей коммуналке ремонт делали?

Семакин, услышав вопрос, вздрогнул – Лара отчетливо видела, как повело его худые плечи, но ответил совершенно спокойным голосом:

– Конечно, это было в 1971-м.

– Вы уезжали на время ремонта из Москвы?

– Да. На рыбалку.

– И жили на реке все то время, что длились работы?

– Нет, однажды я приезжал в город.

– Когда ремонт уже подходил к концу, не так ли?

Котя удивленно воззрился на Лару. Очевидно, его поразила ее осведомленность.

– Да, он был почти закончен – маляры уже все выкрасили, но потом еще кладку в комнате Кузнецовых поменяли, – ответил он после небольшой паузы.

– Это было при вас? Вы видели, как ломали старую и выкладывали новую стену?

– Нет. Я ранним утром уехал на реку, а рабочие являлись не раньше десяти… – Он вперил в Лару настороженный взгляд и сухо спросил: – К чему эти вопросы, девушка?

– Ответьте еще на пару, и я вам все расскажу, – отозвалась Лариса.

– Хорошо, но…

– Когда вы приехали с рыбалки, в квартире находилась одна Графиня?

– Да… – Он запнулся. – Вернее, она точно находилась, я видел свет в ее комнате, но был ли кто еще, сказать не могу – я сразу прошел в свою халупу и уснул, не снимая одежды… – Котя поморщился. – Был ужасно пьян!

– А на кухню вы не заходили? – уточнила Лара. Ведь, со слов бабы Шуры, Графиня разговаривала с кем-то именно там.

– Нет. Я бы просто не дошел…

Лара слушала старика, не отрывая взгляда от его лица. Она не считала себя отличным физиономистом, но определять, врет человек или говорит правду, за годы работы на телевидении научилась. Так вот Котя, судя по всему, не врал. Но при этом так явно нервничал, что Лариса просто терялась в догадках относительно причины такого состояния Семакина. Чтобы не довести еще одного старика до инсульта, она решила прекратить расспросы и удалиться. Но Семакин не дал ей уйти. Едва Лара стала подниматься со стула, как он схватил ее за руку и горячо прошептал:

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru