Ольга Володарская
Пикник на Млечном пути

© Володарская О.Г., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Часть первая
«Какофония»

Глава 1
«До»

Дора Эдуардовна Эленберг пила кофе из большой пузатой кружки, похожей на бульонницу. Возможно, это была именно бульонница. Капучино. С мини-Эверестом из пены и тремя ложками сахара.

Такого она не позволяла себе многие годы. Кофе не употребляла из-за повышенного давления, а сахар и сливки из-за склонности к полноте. Всю жизнь Дора с нею нещадно боролась, но побеждала не всегда.

Дора сделала очередной глоток капучино и зажмурилась от удовольствия. Какой же она дурой была, отказывая себе в маленьких радостях. Но теперь можно себя побаловать. Потому что…

Ах, об этом лучше не думать сейчас! Просто наслаждаться вкусом кофе. Отдаться этому без остатка.

В дверь заколотили. Дора застонала:

– Только не сейчас…

– Дора Эдуардовна, можно? – раздалось из-за двери. Никто не смел заходить к ней в кабинет без разрешения, даже секретарь, или, по-современному, помощник руководителя. А это был именно он. Ренат. Этот парень единственный, кто выдержал испытательный срок в два месяца и теперь был оформлен официально.

– Что еще? – гаркнула Дора.

– Вам посылка. Доставлена курьером только что.

Пузатая кружка дрогнула в руке. Не умей Дора контролировать свои эмоции, уронила бы ее и разбила к чертовой матери.

– Заходи, – бросила она, поставив кружку. Капучино уже не хотелось. Во рту от него стояла горечь.

Дверь открылась. На пороге возник Ренат с коробкой. Дора, естественно, обратила внимание именно на коробку. Секретаря своего она видела много-много раз и знала, как он выглядит. А вот посылка…

Не первая, но последняя, должна быть какой-то особенной.

Ренат прошел к столу начальницы и положил на него неприметную картонную коробку, перевязанную кроваво-красной лентой. Госпожа Эленберг не любила этот цвет с детства. И была у нее на это причина.

Дора в детский сад не ходила, за ней присматривала бабушка, женщина не жадная, но прижимистая и экономная. Она считала, что тратить деньги на детские наряды глупо: ребенок из них слишком быстро вырастает, поэтому новогодний костюм снежинки для внучки она сшила сама, из марли. Поскольку этого добра в доме было навалом – мама Доры работала медсестрой, то наряд получился неплохой – с пышной юбкой и рукавами-фонариками. А когда к подолу и горловине пришили елочную мишуру, еще и засверкал. Девочка имела все шансы стать самой красивой снежинкой на новогодней елке. Возбужденная этим, она кружилась, танцевала, носилась по квартире и налетела на дверь. Ударилась больно, причем носом. Тут же хлынула кровь. И залила ее белоснежный наряд. Марля быстро пропиталась кровью, стала липнуть к телу. Доре сначала было жаль платье, потом ее обуял страх – показалось, что ее обволакивает какой-то кровавый кокон. Она от испуга описалась, хотя уже два года как ходила исключительно на унитаз. Поэтому стало еще и стыдно. Так много отрицательных эмоций в один момент. Они переполнили девочку, и Дора потеряла сознание.

С тех пор Дора возненавидела красный цвет…

Но он преследовал ее.

Ужасная автомобильная авария, чуть не стоившая двенадцатилетней Доре жизни, случилась на улице Красных партизан. Красная «Лада» на красный свет сбила ее на пешеходном переходе.

Снова кровь, машина «Скорой», реанимация. Красные лампочки на аппарате искусственного дыхания.

Дора выкарабкалась. Но долго еще хромала на переломанную в четырех местах левую ногу.

Красной помадой красила губы секретарша Дориного папы. И пятна от этой помады оставляла на его рубашках. Случайно или намеренно – кто знает. Дора, когда находила их, застирывала, чтобы не увидела мама. Но мама все равно узнала о связи мужа с секретаршей и выгнала изменника. Семья распалась. И пострадала от этого прежде всего Дора, души в отце не чаявшая.

От краснухи умерла ее мама. Не обратилась в больницу, и болезнь, которую можно, как грипп, вылечить за неделю, убила ее.

На «Красной стреле» Дора убегала от того, кто разбил ее сердце.

На ней же возвращалась домой, узнав, что беременна. И это было здорово. Дора хотела ребенка…

Но он умер в роддоме в красный день календаря.

И вот теперь красная лента на неприметной картонной коробочке. До этого были розовые, голубые, зеленые… Разные, в общем.

Первое послание от анонима Дора получила три недели назад. Его так же доставил курьер и отдал Ренату. А тот, в свою очередь, передал начальнице.

Дора развязала ленточку, кажется, оранжевую, раскрыла коробку и брезгливо оттолкнула от себя. Ей прислали дохлого воробья! Швырнув мертвую птицу вместе с «гробиком» в урну, госпожа Эленберг вызвала своего помощника, чтобы узнать, какой фирмой была осуществлена доставка. Он не вспомнил. За что получил нагоняй.

Поэтому, когда пришла следующая посылка, Ренат записал контакты службы доставки. И Дора позвонила в фирму, чтобы узнать, от кого она получает «подарочки» – на сей раз коробку с червями. Но оператор сообщил, что не имеет права разглашать эту информацию. Естественно, Дора могла съездить в офис, надавить на работников, или, что, пожалуй, проще, заплатить им за нужные сведения, но решила подождать следующей посылки. Она пришла дней через пять. Открыв коробку, Дора обнаружила картинку. На ней было нарисовано, как черти жарят женщину с лицом Доры на сковородке. И под картинкой надпись: «Гори в аду!»

– Детский сад какой-то, – процедила Дора сквозь зубы. И как-то сразу потеряла интерес к анониму. Наверняка, кто-то из уволенных сотрудников брызжет ядом и вот так мелко гадит.

Следующие посылки были похожими: гадости и проклятья. Но сегодня Дора обнаружила за дворником своей машины послание: «Скоро ты получишь последний подарок. А потом сдохнешь!»

И вот он, последний подарок, лежит перед ней в коробке, обвязанной красной лентой.

«Если там не сибирская язва, я буду разочарована, – подумала Дора. – И если не сдохну сегодня, то завтра напишу заявление в полицию. Пусть найдут идиота, что шлет мне всю эту дрянь, и накажут хотя бы рублем».

Дора взялась за концы ленты и потянула их. Бант развязался. Госпожа Эленберг сняла крышку с коробочки.

Внутри оказалась кукла. Самодельная. Очень похожая на Дору. И в ней торчали закопченные иглы.

– Не сибирская язва, – пробормотала Дора. – Но порча…

В желудке кольнуло. Да больно так…

Как раз в том месте, куда была воткнута одна из иголок.

Госпожа Эленберг схватила сумочку и достала сильное обезболивающее. В последние три недели она жила на нем. Болело то одно, то другое, но чаще брюшная полость.

«Завтра точно пойду в полицию, – решила Дора. – А сейчас поем!»

И, нажав на кнопку селектора, проговорила:

– Ренат, я хочу вишневого варенья и много-много чая.

– Сделаем, – ответил помощник.

Дора выкинула коробку и раздражающую своим цветом красную ленту в урну. Но куклу с иголками убрала в ящик. Еще пригодится.

Глава 2
«Ре»

Нет, такого не может быть!

Дыра…

На джинсах «Кензо».

И ладно бы на штанине, можно было бы сказать, если кто-то заострил бы на ней внимание, что это задумка дизайнера… А то на заднице! Ренат сел, услышал треск и понял, что джинсы порвались. Скорее всего, под карманом. Там уже было протерто. В другие времена он выбросил бы штаны сразу, как это обнаружил, но…

Но сейчас ему не до жиру. Новые джинсы он мог купить, конечно. Но не дизайнерские.

Удалившись в туалет, он посмотрелся в зеркало. Прореха невелика, но заметна. Хорошо, что у него есть во что переодеться. А то пришлось бы зашивать, и получилось бы, возможно, еще хуже.

– Ренатик, выйди, я пол домою, – услышал он из кабинки.

– Фаина? – переспросил Ренат. Хотя узнал уборщицу по голосу. Это была она, Фаина. Улетная девочка, которой бы не полы мыть, а танцевать гоу-гоу. Рост, фигура, волосы до талии, глазищи вполлица. А какая пластика! Когда Фаина передвигалась по помещению со шваброй, казалось, она исполняет эротический танец.

– Тут такая плитка дурацкая, – продолжила она. – На ней разводы остаются, если сразу на влажную наступить…

Из-за двери показалась красавица Фаина. Волосы цвета пшеницы собраны в хвост, на лице ни грамма косметики, тело упаковано в синий халат. И все равно хороша необыкновенно!

– Фай, а ты как вообще к нам попала? – спросил Ренат, отходя к двери. – Кто тебя сюда устроил?

– Биржа, – ответила Фаина, споро орудуя шваброй. Никто не ожидал от молодой красотки, что она будет старательно исполнять обязанности уборщицы. Но она мыла на совесть, а не тяп-ляп.

– То есть ты, желая найти работу, пошла на биржу и… – Ренат выдержал паузу. Ожидал, что ее прервут, но Фаина продолжала мыть пол. – И когда тебе предложили место уборщицы, ты согласилась?

– Да, – коротко ответила она, вытолкнув парня за порог.

Девушка работала в их заведении почти месяц. Когда она пришла, все обалдели, узнав, чем Фаина намеревается заниматься. Ладно бы официанткой устроилась, а то уборщицей. До нее пол мыли только пенсионерки да нелегалки.

– Фай, а ты учишься? – не отставал от девушки Ренат.

– Да.

– В колледже?

– В университете.

– Заочно, я так понимаю?

– Правильно понимаешь.

– А по какой специальности?

– Психология.

Тем временем она домыла туалет и вышла в коридор с ведром и шваброй.

– Слушай, у нас освобождается в конце месяца место официантки, не хочешь занять его?

– Нет, спасибо.

– Но почему? Оно более денежное и…

– Менее унизительное? – хмыкнула она, подняв на Рената глаза. А в них ничего кроме «отвали от меня»!

Но он не хотел отваливать. Фая ему очень нравилась. Пожалуй, он рассмотрел бы ее кандидатуру на роль своей девушки, но… Он не мог встречаться с уборщицей! С официанткой – да. Хотя еще год назад он воспринимал официанток только как девочек на одну ночь. Кто они? Обслуга! А он…

А он был сыном олигарха. Хата, тачка, моцик, цацки, шмотки – все лучшее. Такие же девочки. Встречался Ренат исключительно с моделями. Да, как правило, дуры. И каждая вторая сидит на чем-то, кто на коксе, кто на кислоте. В постели никакие. Зато в свет с такой выйти не просто не стыдно – почетно. Еще у Рената была одна порнозвезда. Звали ее Лесей. Мать украинка, отец пакистанец. Огонь-баба. И собою хороша невероятно, грудь пятого размера, причем своя, ноги от ушей, а на ягодицы можно ставить кружку с пивом и не бояться, что упадет, и умна, и в сексе творила такое, что молодой любовник, а она была старше его на шесть лет, после ночи любви едва ноги таскал. Ренат влюбился в нее так страстно, что готов был жениться. Представил отцу. Причем без опасений. Эта развратница могла себя подать английской королевой. У нее и вкус был отменный, и манеры, и тему в серьезном разговоре поддержать умела. Так что ничего удивительного в том, что и батя сделал на нее стойку. И, посчитав своего двадцатидвухлетнего сына не парой столь блестящей женщине, принялся за ней ухлестывать. В итоге увел. Ренат, конечно, страдал. Но не так сильно, когда отец ради Леси мать бросил…

И не вернулся к ней по сей день. Жил со своей… шмарой, которая делала вид, что леди. Обвенчался с ней даже. И ладно бы не знал, что она из себя представляет! Ренат сразу открыл отцу глаза на Лесю. Да только себе хуже сделал. Отец послал сына подальше, лишив «довольствия». Да, у него осталась шикарная хата, тачка, моцик, цацки и барахло. Вот только, чтобы содержать квартиру, «Порш» и «Харлей», требовались невероятные деньги. Первым делом Ренат продал байк. Причем выгодно. И несколько месяцев жил так, как привык. Но деньги кончились. А взять их негде. Мать ушла, можно сказать, с одним чемоданом. То есть не потребовала дележа имущества через суд. Довольствовалась тем, что ей бывший муж оставил. А оставил он ей, женщине, прожившей с ним двадцать три года и в горе, и в радости, и в богатстве, и в бедности, причем в горе и бедности большую часть времени, квартиру, машину, шмотки и цацки. Все то же, что и сыну. Только вместо моцика матушка отхватила какую-то уродскую, но жутко дорогую картину. И была всем довольна. Жить есть где, на чем ездить тоже, а на пропитание она себе зарабатывала, расписывала стекло – тарелки, бокалы, абажуры. Будучи в браке, занялась этим, чтобы не умереть от скуки, раздаривала свои поделки друзьям, а теперь, оказалось, их можно успешно продавать.

Ренат, в отличие от родительницы, ничего делать не умел. Вообще! Разве что прожигать жизнь, но кто будет за это платить? Пришлось достать свой диплом, благо институт он окончил, жаль, ничему там не научился, и отправиться в кадровое агентство в поисках работы.

Так он оказался в «Млечном Пути».

– Ты меня извини, Ренатик, – услышал он голос Фаи, – но мне некогда разговаривать, надо женский туалет еще вымыть.

– Значит, в официантки не пойдешь?

Она покачала головой и, взяв ведро, направилась к соседней двери. Ренат провожал ее взглядом и думал – где подвох? Не может красивая девочка с незаконченным высшим образованием довольствоваться местом уборщицы. «Может, она какое-то исследование проводит? – предположил он. – Пишет, как студент-психолог, курсовую? И, сделав это, уволится? Хотя, судя по одежде, Фая в деньгах нуждается. Носит очень дешевые шмотки. Но прекрасную фигуру Фаи не может изуродовать даже китайское барахло…»

Развить эту мысль Ренату помешал звонок телефона. Зазвучала тема из «Звездных войн» – мелодия, что сопровождала появление Дарта Вейдера в кадре. Парень скачал ее специально, чтобы поставить на звонок начальницы. Ренат поспешил вытащить сотовый из кармана и поднести к уху.

– Слушаю вас, Дора Эдуардовна, – четко проговорил он. Начальница терпеть не могла мямлей.

– Ты мне нужен.

– Буду через минуту.

– Поторопись, – скомандовала Дора и отключилась.

Ренат так и сделал – поторопился. Чуть ли не бегом бросился к кабинету директора. Он дорожил работой, поэтому старался угодить Доре Эленберг, или, как он называл ее за глаза, Доре Вейдер. Давалось ему это ох как не просто! И не физически, тут Ренат особо не напрягался, у него было не так много обязанностей, и высыпался он хорошо, поскольку рабочий день начинал после обеда. Он уставал морально. Начальницу нужно было беспрекословно слушаться, но не лебезить перед ней. Лизоблюдов Дора не любила еще больше, чем мямлей. А еще тугодумов, сплетников, выпивох. Список можно было продолжать до бесконечности. В каждом из своих секретарей она находила сразу несколько отрицательных черт, указывала на них и, если работник не исправлялся, увольняла. Впрочем, многие уходили сами. Это была не та должность, ради которой стоит терпеть придирки, неуважение, а зачастую и унижение.

Кто бы знал, сколько раз Ренат хотел послать Дору Вейдер к чертям! Раз десять точно. И это только за день. И в последнее время. А на первых парах куда чаще и дальше. Но он терпел. Потому что у Рената была цель. И поставил он ее перед собой, едва устроившись. Если он добьется своего, все проблемы останутся в прошлом. И он заживет так, как раньше, – богато и весело.

Глава 3
«Ми»

Михаил Аверченко, Михась, как его все называли, ненавидел свою работу. Но уволиться не мог, потому что должен был боссу крупную сумму. Деньги он занял три года тому назад, когда только-только устроился. Очень нужны были, да немалые, и начальник, как Михасю тогда казалось, выручил, а на деле – заковал в кандалы. Именно так, и никак иначе. Рабом своим сделал. Но с правом выкупа вольной. Да только никак у Михася не получалось долг отдать. Потому что проценты росли, а зарплата нет. Да босс еще постоянно штрафовал то за одно, то за другое. Не только Аверченко, всех. Но другие, если считали себя несправедливо обиженными рублем, увольнялись. А Михась не мог.

Он пробовал перезанять. Но никто не давал всей суммы. Кредит без справки о зарплате не получить, а зарплата «серая». К тому же бухгалтер сразу доложит боссу о том, что раб желает избавиться от оков, и босс что-нибудь придумает, дабы не допустить этого.

Женщины так коварны!

О да, начальница Михася была женщиной.

Дора Эдуардовна Эленберг, так ее звали.

Имя и отчество настоящие, доставшиеся при рождении. Как и фамилия – Дора ни разу не была замужем.

Когда Михась впервые увидел ее, поразился. Он был крупным мужчиной, сильным, в юности занимался боксом, служил в ВДВ и привык к тому, что основная масса людей уступает ему в габаритах. Особенно представительницы слабого пола. Но Дора была под стать Михасю. Высокая, ширококостная, мускулистая, мясистая, но не толстая. Женщина-монумент. Но с лицом феи. Тонкие черты, бледная кожа, чистый, без морщинок лоб, на который спадают светлые от природы локоны. Как матушка-природа могла сотворить такое? Михась подумал, что это все равно что главную героиню мультфильма «Шрек» Фиону не до конца расколдовать. Оставить прелестное личико принцессы на теле великанши.

Доре на момент знакомства было сорок восемь. На семнадцать лет больше, чем ему. Михась считал такую разницу в возрасте пропастью. Встречаться ему приходилось только с ровесницами, плюс-минус два года. Поэтому с недоумением смотрел на начальницу, когда она заигрывала с ним. А она заигрывала! И только с ним! На других парней внимания не обращала. Михась решил было, что ему чудится, если бы ему об этом еще несколько человек не сказали. Подкалывать начали. Беззлобно, но Михасю все равно это не нравилось. Претила мысль о том, что женщина, чуть ли не в матери ему годящаяся, да еще обладающая весьма специфичной внешностью, имеет на него виды. Но когда у него начались проблемы и понадобились деньги, чтобы их решить, Михась обратился именно к ней, к своему боссу, Доре Эдуардовне Эленберг. И она не отказала! Вот только потребовала не только возврата долга, но и…

Любви и ласки.

Она именно так и сказала Михасю. Произошло это спустя три недели после того, как нужная ему сумма была получена. Со дня на день обещали зарплату, и Аверченко явился в кабинет босса, чтобы узнать, какую часть суммы у него удержат.

Дора встретила Михася ласково. Усадила в кресло, а не на жесткий стул с прямой спинкой, на который обычно указывала, когда к ней являлся кто-то из подчиненных. Любой в ее кабинете обязан был чувствовать себя некомфортно.

– Кофе, чай? – спросила она.

Михась покачал головой. Дора выгнала очередного секретаря, и готовить напитки было некому, он знал это.

– Может, коньячку? – ошарашила начальница.

– Я не пью, – выпалил Михась и, кашлянув, добавил: – На работе.

– Так уже конец дня. А ты не за рулем. Давай?

Он отказался. А Дора налила себе пятьдесят граммов какого-то диковинного коньяка из бутылки, которую его мама, к примеру, никогда бы не выбросила, а поставила бы на видное место как вазу – такой она была красивой. Попивая коньяк мелкими глотками, госпожа Эленберг смотрела на Михася. Он говорил, а она смотрела. И пила коньяк. И взгляд у нее был такой…

Как у удава, что гипнотизирует трепыхающегося кролика? Нет, пожалуй, неверное сравнение. Хотя Дора и язык по-змеиному высовывала, чтоб облизать губы после каждого глотка. И Михасю даже казалось, что ее язык раздвоенный.

Но нет, начальница напоминала ему не рептилию, а животное. Хищное млекопитающее. Не сразу он понял, какое именно, но, порывшись в памяти, догадался… Гиену! Приходилось Михасю сталкиваться с этими тварями, когда служил в Средней Азии. Он был тяжело ранен и валялся в степи, брошенный товарищами на верную смерть. Гиены, что обитали там, чуяли добычу и выли. Если так можно было назвать те звуки, что они издавали: животные визжали, рычали, хохотали, созывая друг друга на пир. Гиены были неплохими охотниками, но предпочитали падаль. Она и вкуснее для них, и добыть ее можно без усилий. Поэтому Михась не сомневался, что вскоре его бренным телом полакомятся эти уродливые животные. Они ждали, когда он сдохнет! Но им не терпелось, и то одна гиена, то другая подбиралась к нему. Михась отгонял их автоматом, в котором не осталось патронов. Твари отбегали, но недалеко. Держались поблизости, постепенно сужая кольцо.

Михась на какое-то время отключился. Очнувшись, увидел над собой звериную морду. Гиена заглядывала ему в лицо. Они встретились глазами…

И Михасю стало страшно! Не потому, что клыки хищника находились всего в нескольких сантиметрах от его горла, нет… У гиены был такой осмысленный взгляд! Как у человека. И в нем столько всего…

Аверченко сжал выпавший из рук автомат и шарахнул им гиену по хребту. Животное взвыло, но не отбежало, как делало раньше. Лишь чуть подалось назад. И взгляда от лица Михася не оторвало. Гиена продолжала сверлить его глазами и усмехаться. Не пастью – глазами. И взгляд ее словно говорил: ничего, ничего, поиграй в царя природы, человечишко, пока руками шевелить можешь да в сознании находишься. Недолго тебе осталось. Я зверь терпеливый, я подожду… Но ты все равно мне достанешься. Ты моя добыча.

У Доры Эдуардовны Эленберг был похожий взгляд. Только спасти Михася на сей раз некому. Тогда «вертушка» за ним прилетела. А теперь он один на один с хищницей.

– Михаил, вы мне нравитесь, – наконец-то заговорила Дора. Причем не дожидаясь того момента, когда Аверченко замолкнет. Бесцеремонно перебила, хотя до этого молчала даже, когда он делал паузы, ожидая ее ответа. – Поэтому я и помогла вам. Приди ко мне любой другой работник, пусть даже не новичок типа вас, а человек со стажем, я бы отказала. Мы не благотворительная организация.

– Но я же отдам все до копейки! – воскликнул он. – Надо только обсудить, в какой срок…

Она жестом остановила его. Все это госпожа Эленберг уже слышала – Михась повторялся.

Но Дора тоже этим грешила:

– Вы мне нравитесь, – сказала она вновь. Будто Михась с первого раза не понял значение этой фразы.

Только оказалось, не понял. Вернее, не совсем… То есть, как бы выразился сам Михась, возьмись он пересказывать этот эпизод, – не сразу догнал!

– И, если мы поладим, – продолжила Дора, – я не буду торопить вас… А возможно, и прощу долг.

– То есть? – тупо переспросил Михась.

Она поставила опустевший бокал на стол, встала. Одевалась Дора элегантно. Носила приталенные костюмы или платья-футляры. Размера эдак пятьдесят шестого. Коленки всегда закрыты. Зато шея напоказ. Потому что красивая, не полная, длинная, без морщин. А вот грудь необъятная. Даже закованная в тугой лифчик, выдается, вздымается, колышется, буквально рвет трикотаж пиджака, что надет сегодня. Живет, можно сказать, своей жизнью. И мужчину-«бюстиста» это заворожит. Да вот только Михась «ногистом» был. То есть западал на длинные стройные ноги. Если они еще спортивными были, с икорками прокачанными, с бедрышками литыми, то голову терял. А тут… вымя! И ноги как колонны. С толстыми лодыжками. А уж какие колени скрываются под юбкой, лучше не представлять…

Тем временем Дора приблизилась к Михасю, склонилась над ним, сверкнув ложбинкой между грудей, наверняка считала свое декольте смертельным оружием, и проворковала:

– Мне не хватает любви и ласки.

И тут Михась догнал!

Госпожа Эленберг готова была забыть о долге своего подчиненного, охранника Аверченко, если он станет ее любовником.

Осознав это, Михась внутренне содрогнулся. Проблем с потенцией он никогда не испытывал, но на Дору у него совершенно точно не встанет. И не потому, что она старовата и толстовата, вернее, не только поэтому. Просто Михась начальницу как женщину не воспринимал. Даже сейчас, когда она своими хорошо развитыми вторичными половыми признаками, иначе говоря, богатой грудью, в лицо ему упиралась. И не то чтобы он думал увидеть под ее юбкой… кхм… мужские яйца! Нет, скорее, хвост. Потому что не человек Дора Эдуардовна Эленберг, а какой-то монстр. Даже не Фиона, та была милашкой даже в своем великаньем обличии…

Гарпия?

Михась вспомнил учебник истории, раздел «Мифы Древней Греции», и картинку, на которой это мифическое существо было изображено. Отвратительная полуженщина-полуптица. И пусть у Доры красивое лицо, а гарпия безобразна, все равно что-то общее между ними есть.

– Что скажешь на это? – услышал Михась томный шепот. Грудь опустилась еще ниже. Теперь он мог увидеть кружево бюстгальтера.

Он чуть отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. Выражение их изменилось. Оно стало… просящим? Нет, такого не может быть. Наверное, Дора хотела приласкать Михася взглядом, но только еще больше смутила. И он, как провинившийся школьник, понурился, после чего мотнул головой. От него просили ответа, а он… Он не смог выдавить из себя даже короткого слова «нет», не говоря уже о других фразах, например, уместной в данной ситуации: «Вы привлекательная женщина, но у меня есть правило – я никогда не завожу романов на работе!». А сколько еще было вариантов! Михась потом придумал их не меньше десятка. И «я вас не достоин!», и «у меня есть любимая девушка, которой я не изменяю», и, в конце концов, «я импотент». Но глупый растерянный Михась лишь башкой качнул.

Не дал Доре возможности «сохранить лицо».

Дальше все развивалось стремительно. Госпожа Эленберг резко выпрямилась, развернулась, прошла, чеканя шаг, к своему столу. К Аверченко не поворачивалась, и он не мог видеть ее лица несколько секунд. Когда же она воззрилась на Михася, лицо было бесстрастно.

– Как я уже говорила, мы не благотворительная организация, – сказала Дора ледяным тоном. Аверченко даже показалось, что в комнате стало холоднее. По крайней мере, его зазнобило. – Поэтому я даю вам три дня на то, чтобы расплатиться. Согласитесь, это очень милостиво с моей стороны, одолжить вам, человеку, что проработал у нас без году неделю, крупную сумму почти на месяц.

– Постойте, но мы же договаривались, что я буду выплачивать долг частями!

– Пока мы ни о чем не договаривались. Вы сказали, что хотели бы выплачивать его частями.

– А вы не возражали.

– Да. Я и сейчас не против. Но в этом случае будут капать проценты.

– И каков их размер?

– Я обдумаю этот вопрос. – Она обогнула стол и уселась в кресло. – Идите, – скомандовала Дора, включив компьютер.

И Михась ретировался.

А в день зарплаты в конверте (она была «серой», и на карту перечислялся только минимум, остальное – на руки) Аверченко обнаружил не деньги, а документ. С подписями и печатями. Причем откуда на бумаге взялся его «автограф», можно было только гадать – он расписывался на каких-то документах, но только не на долговых раcписках. Изучив содержание этой бумаги, Михась понял, что попал в кабалу. Условия оказались суровее, чем в любом банке.

С тех пор прошло три года. Долг Михась так и не выплатил. Только половину суммы. Месяцев восемь назад попытался «соскочить». Но его так «пресанули», что по стеночке несколько дней ходил.

– Михась! – услышал Аверченко оклик и обернулся. Он только заступил на дежурство и пил кофе возле пока еще пустующего бара.

– Привет, Ренат, – поздоровался Михась с секретарем босса.

– Здорово. – Парень подошел, и они пожали друг другу руки. Ренат нравился Аверченко. Он хоть и занимался не мужским, по его мнению, делом, но имел просто-таки железные яйца, так они в армии характеризовали нормальных пацанов. Другие бы Дора расколола за считаные дни. Максимум за месяц. Что она и делала с «фаберже» предшественников Рената. Естественно, не буквально. – Там какие-то личности сомнительные крутятся возле входа, пойди, шугани, а то народ скоро начнет подтягиваться.

Аверченко кивнул и, залпом допив кофе, сполз с высокого крутящегося табурета.

Их заведение было караоке-клубом. Большим и известным. Называлось «Млечный Путь». Зайти в него мог каждый платежеспособный и хорошо выглядевший человек. Фейс-контроль имел место, но категории «лайт». Не пускали в клуб разве что очень пьяных и неподобающе одетых. Но попасть внутрь – мало. Надо обязательно заплатить депозит. Без него даже в баре не посидишь. Некоторым это не нравилось. Особенно случайным людям. Тем, кто не бывал в «Млечном Пути», не слышал о нем и не знал порядков. «Нам может у вас еще не понравится, и мы, выпив по коктейлю, уйдем!» – кипятились они. Но администратор лишь пожимал плечами и говорил: «Таковы правила клуба». Кое-кого из таких Михасю приходилось выдворять. Он работал внутри помещения. При входе другие люди, но в данный момент в клубе из охранников находился только Михась, вот Ренат его и позвал.

Быстро разобравшись с хмельной компанией, отирающейся у дверей заведения, Аверченко вернулся в большой зал. Здесь все уже было готово к приходу посетителей, хотя первые гости появятся минимум через час. Но босс строго следила за тем, чтобы подчиненные являлись на работу вовремя и сразу приступали к выполнению своих обязанностей. И неважно, какую должность ты занимаешь, креативного директора или уборщицы – со всех один спрос. Так что Михась не сомневался, что «наружного» охранника вскоре уволят, поскольку он, пусть и на пять минут, но опаздывал. В лучшем случае являлся вовремя. А требовалось пораньше.

– Еще кофе? – спросил у Михася бармен Серега. Да, да, не Сергей, а Серега. У него не только на бейдже, но и в паспорте это имя было написано. Потому что его отец пришел регистрировать ребенка под хмельком. И когда у него спросили, как хотите назвать сына, он ответил: «Серегой». Регистраторша так малыша и записала. Серега. Возможно, тоже была нетрезвой. Или не в настроении.

– Нет, спасибо, просто воды.

Серега поставил перед Михасем бутылку минералки и стакан. Но попить Аверченко не успел, поскольку в зал ввалилась компания из пяти человек. Три парня и две девушки. Все как на подбор! Золотая молодежь в брендовых шмотках, при драгоценностях, швейцарских часах, с последними моделями айфонов. Девочки с губами, мальчики с бицепсами. И те и другие в татуировках. Хотят скоротать время до того, как в ИХ клубе начнется движуха.

К компании тут же бросилась самая расторопная официантка Айгюль. Эта девочка приехала в Россию из Казахстана за любимым. Парень обещал жениться, но слова не сдержал. А поскольку семья Айгюль была категорически против отношений дочери с приезжим, да еще и иноверцем, то возвращаться домой после того, как ее бросили, девушка не спешила. Имея высшее техническое образование, трудилась официанткой. Зато получала отлично. На зарплату жила, а чаевые переводила в доллары и откладывала. Мечтала накопить на то, чтобы у себя в Казахстане открыть что-то доходное. И сказать родителям – да, я совершила ошибку, поверила приезжему, иноверцу, но не осталась с пустыми руками, он мне денег отвалил после расставания.

Когда Айгюль, с которой Михась давно бы сблизился, если б не опасался репрессий со стороны госпожи Эленберг, усадила компанию в вип-ложу, диджей включил музыку. Тихо, чтоб не мешать посетителям. Просто для фона. Пока они смотрят меню, выбирают, что заказать из выпивки и закуски… Кальян опять же предлагается…

Но скоро гости захотят петь!