Ольга Висмут
Мой криминальный босс – 2
Глава 3
По телу пробегает неприятная дрожь. Тревога сжимает горло.
– Островский, что ты натворил? – пугающая злость в моем голосе выходит наружу.
– Я то же самое могу спросить у тебя. Дочь сказала, что она еще дома чувствовала себя плохо, – спокойно отвечает Паша.
Я замираю, недоверчиво глядя на телефон.
Лелька ничего мне не говорила. Весь день вела себя как обычно. Неужели она боялась, что если я увижу ее состояние, то не пущу на выходные к отцу? Хотя… я бы именно так и поступила!
– Хорошо, привози ее домой.
– Нет. Она остается у меня. Уже был врач, назначил ей лекарства и постельный режим.
Давящее чувство поселяется в груди. Растираю грудь, которая так и саднит странной болью. Мне совсем не нравится, что Лелька там больная с ним. А не со мной. Может, это какая-то родительская ревность, когда отдаешь своего ребенка?
– Боже, Островский. Это все из-за тебя! На дворе декабрь, а ты ее мороженым кормил – вот и результат! – ругаюсь в трубку.
Понимаю, что сама виновата. Была так занята собой, что не заметила состояние дочери. Но мне хочется с кем-то разделить эту вину, а Паша просто идеально подходит.
– Она ела его не на улице, а в помещении, и не говорила, что у нее горло болит. А сегодня проснулась вялая, не ест и все время лежит. Я померил температуру, оказалось тридцать восемь и пять. Так что я сразу вызвал врача.
Я тру виски. Конечно, он же не мог понять, что у нее что-то болит. Он же с ней не жил никогда. И Лелька молодец, с больным горлом есть мороженое! Никакой ответственности у девчонки.
Я снова растираю грудь. Колющая боль потихоньку проходит.
– Привези ее домой. Я за ней присмотрю. Больничный возьму, – говорю уже спокойнее.
В трубке виснет тишина.
Тягучая и пугающая. Что там еще решил придумать Островский? Он не имеет права отказывать мне! Это все-таки мой ребенок.
– Хорошо. Бери больничный, – соглашается он после паузы. И тут же ставит мне ультиматум: – Но дочь никуда не поедет, пока не выздоровеет. Тебе самой придется приехать, если хочешь, конечно. У меня дома достаточно места и для тебя.
По коже вновь пробегает дрожь. Импульсы отдаются в каждой клеточке тела. Низ живота наливается тяжестью.
Я и Паша вновь в одном доме…
Это очень опасно. Я только-только начала учиться жить без него, строить отношения с другим мужчиной…
Но он прав. Если дочь больна, то нет смысла таскать ее по улице.
– Хорошо, говори адрес, – я устало вздыхаю.
Островский вновь держит паузу.
– Я сам заеду за тобой, – говорит сухим тоном.
Меня снова кидает в жар.
– Я сама доберусь, будь с Лелей, – отвечаю чуть хриплым голосом.
– Нет, жди дома. Я заеду. Ей есть с кем остаться, – отметает Паша мое предложение и отключается.
Сжимаю трубку смартфона.
Он сам приедет сюда. Уже второй раз за неделю. А Лельку он что, со Светой оставит? То есть, моя дочь останется со Светланой?
Нет, я ничего имею против его невесты. Она все же беременная от него. Но я не знаю, можно ли ей доверить чужого ребенка. Как она вообще отреагирует, увидев Лельку в доме Паши?
Я аж прикусываю язык.
Судя по тому, что в офисе Света всегда ведет себя как коршун, то сомневаюсь, что она дома милая и приятная. Так что да. Я должна быть рядом со своей дочерью. Должна ее защищать в любой ситуации.
И пока Паша ко мне едет, я хожу из стороны в сторону по квартире. Места себе не нахожу.
Вздрагиваю, когда в дверь наконец-то раздается звонок. На пороге Паша. Я быстро накидываю куртку и сапоги. Он вновь звонит в дверь.
– Бегу! – кричу.
Едва не ломаю “молнию” на сапожках. Открываю входную дверь, едва не влетая в Островского. Тот ловит меня за талию.
– Привет, Танюш, – обдает меня морозным дыханием.
Прижимает к себе крепко. Я невольно вдыхаю аромат его парфюма. По телу проносятся знакомые мурашки.
От мимолетного удовольствия жмурюсь. Сама не осознаю, что тоже прижимаюсь в ответ. И мне плевать, что я выгляжу сейчас не красавицей. Без грамма косметики, со взъерошенными волосами…
В сравнении со Светой – просто неухоженная серая мышь.
– Нам пора, – отстраняюсь от него первая.
– Да, точно, – отвечает Паша и отпускает меня.
Хмурится. Между его бровей появляется знакомая складка. Это значит, он чем-то недоволен.
Мы спускаемся и садимся в его машину. Меня то и дело потряхивает.
– Нужно сделать тест на ковид! – спохватываюсь, с ужасом вспоминая недавнюю эпидемию.
– Не переживай, врач уже сделал экспресс-тест, – говорит Паша. – Отрицательный. Это просто ангина.
Я с облегчением выдыхаю. Ну хоть не ковид. Ангина – обычное дело, вылечим сами, не в первый раз.
Искоса поглядываю на Пашу. Нужно перед ним извиниться. Накричала, обвинила, а он молодец. Сразу сориентировался, вызвал врача. Не стал разводить панику, как я.
Но язык не поворачивается первой с ним заговорить. И еще возможная встреча со Светланой меня беспокоит. Я вся как на иголках.
– Хорошо, – отворачиваюсь к окну.
Вскоре машина останавливается в элитном районе.
Мы с Пашей почти одновременно покидаем салон. Только я задерживаюсь, оглядываясь по сторонам. Никогда здесь не была, только видела это комплекс на фотографиях, когда искала жилье.
– Идем, – торопит Паша. – Еще насмотришься.
Я спешу за ним в парадной. По мере приближения, сердце колотится все быстрее. Дыхание становится сбивчивым.
Мы поднимаемся на нужный этаж.
Изрядно нервничаю, пока Паша открывает дверь.
Его квартира встречает теплом и приятным запахом.
В просторной прихожей Паша помогает мне снять куртку. Я так и рвусь к дочери, но понятия не имею, что и где тут находится. А квартира, похоже, огромная. Только в прихожей вижу пять арочных проемов, это помимо входной двери.
Сбрасываю обувь. И с нетерпением смотрю на Пашу.
Тот тоже быстро раздевается.
Иду за ним в один из проемов. Мы оказываемся в большой гостиной, в центре которой с потолка спускается то ли колонна, то ли труба, а под ней – оборудован настоящий камин, защищенный специальным стеклом. Сквозь панорамные окна открывается вид на город, вся мебель в стиле хай-тек из стекла и металла, диваны и кресла обтянуты белым материалом, подозрительно похожим на кожу.
Непривычно. Дорого. Но светло и уютно.
А посреди этого великолепия стоит огромная елка.
Дочка не преувеличивала. Дерево действительно упирается макушкой в потолок. Елка сверху до низу украшена разноцветными шариками. Даже на первый взгляд видно, что Паша не поскупился, купил дорогие игрушки с ручной росписью. И вся гостиная увешана гирляндами. Даже сейчас, когда на улице день, они таинственно мигают и переливаются.
– Нравится? – прошивает он, ловя мой взгляд.
– Красиво, – пожимаю плечами.
И чувствую укол ревности. Моя елочка и в половину не так хороша.
Мы пересекаем гостиную, и Паша открывает дверь со вставками из рифленого стекла. За ней оказывается небольшая комната с розовой мебелью и разноцветными бабочками на стенах.
На кровати лежит Лелька. Рядом с ней сидит женщина средних лет. При виде нас незнакомка встает, но я не обращаю на нее внимания.
Вся злость улетучилась, стоило мне увидеть дочь.
Бросаюсь к ней. Краем мысли радуюсь, что тут нет Светы. Можно немного расслабиться.
Кстати, а почему ее нет? Может, она в другой комнате и просто не вышла? Ох, да какая мне разница, нужно заняться ребенком!
Обнимаю дочь.
– Ты как, малыш? – спрашиваю ее.
В комнате пахнет лекарствами. Женщина потихоньку отступает от кровати, освобождая мне место. Я тут прикладываю ладонь ко лбу дочери. Тот горячий. Глаза у Лельки краснющие, будто она долго плакала, взгляд осоловелый.
Еще в пятницу она была абсолютно здорова, а сейчас как подменили. Дочь реально больна.
– Хорошо. Меня осмотрела тетя врач и поставила укол. И выписала таблеток. Папа их купил. И витаминок дали. Вкусных и сладких, – говорит Лелька. – А ты теперь со мной останешься?
Голос сипит. Она втягивает носом сопли, а затем растирает рукой. Еще и лимфоузлы под ушами воспалились, их видно невооруженным взглядом.
Да, в таком состоянии ее действительно нельзя вести домой. Если я это сделаю, то будет только хуже.
Ох, завтра надо написать классному руководителю. А еще съездить в больницу, больничный взять. Не оставлю больную дочь на чужих людей. Паша хоть и отец, но он не будет сидеть с ней сутками, у него работа и Света. А домработница… Ну она на вид добрая женщина, но все равно чужая.
– Конечно, только больничный оформлю. Папа сказал, ты ничего не ешь? – строго смотрю на нее.
Лелька кивает.
– Горло болит, кхе… кхе, – заходится кашлем Лелька. – Больно кушать.
– Ладно, тогда помолчи.
Оборачиваюсь к домработнице:
– У вас есть суп или бульон?
– Да, я на сегодня харчо приготовила.
– Это не то, – качаю головой. – Нужен куриный бульон. Приготовьте, пожалуйста, я покормлю ребенка.
Она переводит вопросительный взгляд на Пашу, тот с задержкой кивает. Она тихо уходит из комнаты.
А у меня кровь в жилах стынет. У ребенка ангина, а его пытались накормить острым харчо? Не мудрено, что Лелька не стала есть! У этой женщины вообще дети есть?
Еще и мысли о Свете не дают покоя. Как мы с Лелькой тут можем остаться, если она может появиться в любую минуту? Наверняка они с Пашей вместе живут. И вряд ли она обрадуется, увидев меня.
Прям шведская семья, какая-то. Бывший жених с беременной невестой и его бывшая невеста с ребенком.
И домой я Лельку забрать не могу. На улице холодно. Как по закону подлости впервые с начала зимы ударил мороз!
– А пока супчик варится, давай молочко с медом попьем, а потом горлышко пополощем. Хорошо? – укутываю Лельку в одеяло.
Затем оборачиваюсь к Паше:
– У тебя в квартире мед с молоком есть?
– Нет, но если нужно, я закажу доставку.
– Закажи, – соглашаюсь я. – Еще мне нужны йод, соль, сода и теплая вода.
– Зачем? – хмурится он.
– Горло будем лечить.
– Я понял, но зачем? Ей достаточно выписали лекарств.
У меня нет ни сил, ни желания спорить. Поэтому я спокойно повторяю слова:
– Мне нужен стакан теплой воды, йод, соль и сода.
– Мам, а ты не привезла мой планшет? – хрипит Лелька из-под одеяла.
– Забыла, милая. Ты поспи, а вечером я привезу.
Дочь кивает.
Я отхожу от кровати и сажусь на стульчик рядом с ней.
– Не думаю, что тебе стоит куда-то ехать сегодня, – говорит Паша шепотом. – Останься с ней, я сам все привезу.
Лелька открывает глаза и смотрит на него. Я тоже поворачиваю голову. Хмурюсь. Мне есть что сказать, но не при ребенке.
Перевожу взгляд на дочь. Не хочу ее оставлять ни на минуту в таком состоянии. Но с Пашей надо поговорить.
– Ладно, пойду сделаю заказ и спрошу у Абрамовны, есть ли в аптечке йод, – он поднимается.
Я тоже встаю. Вижу, как его глаза темнеют по мере того, как я приближаюсь.
– Ты не останешься здесь? – он цепко смотрит на меня.
– Надо поговорить, – отвечаю уклончиво.
По спине пробегает дрожь. Не хочу оставлять Лельку одну, но выбора нет. Я должна расставить точки над “И”.
– Хорошо, пошли на кухню. Поговорим за чаем, – решает он.
На кухне домработница колдует над плитой.
– Марина, заварите нам чай, пожалуйста, – отвлекает ее Паша. – У нас есть йод?
– Да, Павел Сергеевич.
– Хорошо, приготовьте йод, соль и соду.
– Это все?
Паша поглядывает на меня.
– Еще нужны молоко и мед, – напоминаю про обещанный заказ.
– Да, сейчас позвоню в доставку.
Она тут же начинает стучать шкафчиками и чайником.
Мы садимся за круглый стол. Он маленький, рассчитан на двух человек, и я внезапно осознаю, что в этой квартире, какой бы большой она не казалась, все рассчитано на двоих. Вот и у этого столика всего два кресла – удобных, мягких, глубоких, но два.
– Паш, я не могу оставить дочь у тебя. Нужно отвести ее домой.
– Не вижу причины. Скорее это ты должна остаться тут, с нашей дочерью, – он пожимает плечами.
Я кошусь на Марину, но она не смотрит на нас, а ставит чайник на плиту.
– И каким это образом? – я все же понижаю голос. – Что скажет твоя невеста, когда увидит меня?
– Светы тут нет.
Его тон абсолютно спокоен.
– А, оу, – выдыхаю я.
Видимо, это одна из квартир Островского. Здесь он с дочкой встречается, а со Светой живет в другой?
– Все равно не удобно. Что люди скажут?
– Таня, наша дочь больна. За окном уже темно. Куда ты с ней поедешь? Оставайся тут, с нами, – Паша подается вперед.
В его голосе появляются мягкие нотки.
“С нами?” Я округляю глаза.
– Погоди, а Света?
– А что она?
– Она тоже сюда приедет или где она?
– Здесь я, экономка и наша дочь. Светы тут нет.
Я мотаю головой из стороны в сторону.
– Но так нельзя. Она твоя невеста. Я не могу остаться в одной квартире с тобой.
На лице Паши начинают играть желваки.
– Я не живу со Светой. Поэтому и говорю, чтоб ты осталась здесь. Если надо, я отвезу тебя домой, возьмешь нужные вещи. Но сегодня я не выпущу дочь из квартиры, – жестко отрезает он.
Я ежусь от его слов. Но понимаю, что не могу спорить.
– Я тоже не брошу свою дочь, – говорю резким тоном. И выдыхаю, потирая виски: – Хорошо. Я остаюсь.
Мы гневно смотрим друг другу в глаза.
И вопреки всей ситуации по телу пробегает дрожь. Потому что Паша опять смотрит так, будто желает меня. Будто сейчас поцелует. Но так ведь нельзя!
Его взгляд пробирает меня до души, все тело покрывается щекочущими мурашками.
– Вот и решили, – на лице Паши возникает улыбка.
– Это ради дочери, Островский, а не ради тебя, – говорю ему сухо.
Чайник начинает свистеть. Марина тут же снимает его. Разливает по чашкам чай. Ставит перед нами на стол.
Ароматный запах чая сквозит в воздухе. Рядом появляются сахарницы с тремя видами сахара. Машинально беру кусочек, бросаю в чашку.
У меня все мысли только о Лельке. И о том, как я реагирую на бывшего. Потому что до сих пор помню, как он касается меня. До сих пор реагирую, хотя у меня другой мужчина. Жених.
И все же здесь, в его кухне, за одним столом с ним, я ощущаю себя так, будто нахожусь дома. Странное дело, даже кухонный гарнитур в стиле кантри очень напоминает тот, который стоит в моей квартире. Будто у них был один дизайнер. Только у Паши все явно из натурального дерева, а у меня – из дешевого композита. Но все равно, сходство бросается в глаза.
И снова я вспоминаю тот день, когда он забрал нас с мамой из аэропорта. Я не называла адреса, откуда он знал, куда ехать?
Моя паранойя вновь просыпается.
С подозрением поглядываю на Пашу.
Хм… Нет, ерунда. Хватит выдумывать! Ну вряд ли бы он стал сдавать мне свою квартиру, а потом еще деньги брать за аренду с меня и Лельки.
– Успокойся, Танюш, – говорит Паша.
Его взгляд то и дело возвращается к руке, которой я держу ложку и помешиваю чай. Он смотрит на мое кольцо. Подарок Леши.
Что ж, надеюсь, мне не придется жалеть, что осталась в его квартире…
Глава 4
Марина Абрамовна приносит все, что я просила для полоскания горла. Я вся на нервах. Аромат чая кружит голову, хочется сесть и спокойно насладиться короткой передышкой, но вместо этого я бодяжу в стакане смесь воды, соли, соды и йода. Прошу дать мне глубокую миску и иду к Лельке.
Паша идет следом за мной, ни на миг не выпускает из виду. Хмурится, недовольно поглядывает, но не вмешивается. И, главное, молчит.
Встав в дверном проеме и засунув пальцы за пояс брюк, слегка покачивается с пятки на носок.
Ненавижу, когда он так стоит над душой. Но выбора нет. Я заставляю себя сосредоточиться на лечении дочери. Пусть Паша сколько угодно поет дифирамбы врачу и таблеткам, я знаю, что лучше моего рецепта для ангины ничего нет.
Лелька кривится, увидев стакан и миску.
– Давай, моя хорошая. Тут немножко. А потом тебе молочка с медом погрею, хорошо? – уговариваю ее.
Лелька садится с тяжким вздохом. Тщательно запрокидывает голову назад, булькает раствором. Получается так смешно, что она едва не смеется. Через пять минут я забираю пустой стакан и теперь уже полную миску.
– Уверена, что твои бабкины методы сработают? – мрачно спрашивает Паша.
– Ну, пока что работали. Молоко уже привезли?
Нас прерывает звонок домофона.
– Уже привезли, – кивает Паша.
Встречать курьера отправляется домработница, я же укладываю осоловелую Лельку. Она почти мгновенно засыпает. А мы с Пашей возвращаемся в кухню.
– Если хочешь, я могу отправить водителя за вещами, – говорит он внезапно.
Поднимаю голову, заторможено смотрю на него. Потом меня осеняет: если я тут останусь, то надо хоть что-то на первое время. Зубную щетку, одежду на смену, белье. И Лельке тоже потребуются вещи.
Но не хочу, чтобы в моих вещах рылся кто-то чужой.
– Нет. Я съезжу. Сама соберу вещи, – говорю, поднося чашку к губам.
Чай еще не успел остыть, но уже и не кипяток.
Уговариваю себя, что все будет хорошо. За час ничего не случится. Лелька в безопасности. Ее уже осмотрел врач, а я напою ее молоком и заставлю проглотить хоть чашку бульона. Потом можно съездить домой за вещами.
Просто мне нужно сохранять холодную голову. Даже рядом с Островским. В конце концов, пора этому учиться. Только сердце то и дело сжимается, когда я смотрю на него.
– Тогда я поеду с тобой.
– Не надо, – качаю головой, – не хочу, чтобы Лелька осталась одна в таком состоянии.
– Здесь будет Марина, – настаивает Паша. – Поедем вместе.
Я отпиваю глоток. Слово “вместе” режет слух. “Вместе” – это было бы восемь лет назад.
Так. Все, хватит. В который раз говорю себе это? Повторяю как мантру! Хватит ходить по кругу и возвращаться к прошлому. Его не изменить. Нужно двигаться дальше. Паше – с его невестой и будущим ребенком. Мне – с Лешей.
Ох, Леша. Я же ему ничего не сказала, хотя он прислал мне сообщение на телефон.
И как я объясню своему жениху, что останусь на ночь у бывшего? Впрочем, неважно.
Еще час у меня уходит на то, чтобы согреть молоко и бросить в него нужные ингредиенты. Накормить Лельку свежим бульоном и заставить выпить кружку молока. Дочь капризничает и хнычет, как всякий больной ребенок. Говорит, что ей больно глотать и она не хочет есть. Только обещание Паши сводить ее в аквапарк (разумеется, когда она вылечится) вынуждает ее подчиниться.
– Ладно, собирайся, – говорит Паша, когда с кормлением дочки закончено.
Я целую Лельку и иду вслед за ним в прихожую.
Едем в полной тишине. Он даже музыку не включает. А меня начинает подергивать. Правильно ли я поступила, согласившись остаться? Кажется, нет. Это очень плохая идея…
Достаю телефон, читаю сообщение Леши. Надо бы ему что-то ответить. Он спокойно относится к общению через мессенджер. Обычно мне это не нравится, но сейчас я даже рада. Потому что так он не услышит мой голос, не услышит эмоции.
Пишу СМС-ку, что Лелька заболела, так что я завтра выйду только отпроситься на больничный.
Получаю ответ через несколько минут.
“Тебе нужна помощь? Привезти лекарства?”
Закусываю губу.
“Нет, спасибо, – отвечаю. – Все есть”.
“Если что, обращайся. Я все привезу”.
Сердце екает в груди. Перевожу взгляд на Пашу. Тот смотрит на дорогу. Его длинные пальцы сжимают руль. Не могу отвести взгляд от его сильных рук, на которых виднеются вены. Он закатал рукава своей куртки.
И меня как по волшебству вновь отбрасывает во времена нашего прошлого, когда мы вот так же ездили вдвоем в его машине. Обычно он увозил меня в сторону горы, которая стала “нашим” местом. Интересно, а со Светой он там бывал?
Во рту становится горько от ревности.
Мотаю головой из стороны в сторону. Лучше не думать об этом.
– Тебе помочь? – спрашивает Паша, когда подъезжаем к дому.
– Нет, спасибо, я сама.
Выхожу из салона. Думаю, что Паша останется в машине, но он тоже выходит вслед за мной.
Мы опять поднимаемся в полнейшем молчании в мою квартиру. То и дело Паша кидает взгляд на мои руки. Точнее на кольцо, которое подарил Леша. Становится неловко.
Дома я стараюсь как можно быстрее собрать вещи. Скидываю все в сумку. Паша ждет в коридоре.
Когда выхожу к нему, то замираю. Он что-то осматривает в коридорном шкафчике.
– Что ты делаешь? – спрашиваю его.
Паша достает Лелькину куртку.
– Это летняя куртка? – спрашивает меня.
– Нет, это демисезонная.
– Но она тонкая, – хмурится он.
– На весну и осень – нормальная. У нас тут не Арктика.
– Я куплю ей новую одежду, – заявляет Паша.
Я лишь пожимаю плечами. Пусть делает, что хочет. Лишь бы не заставил Свету выбирать одежду нашей дочери. Вряд ли ей это понравится, да и я не хочу, чтобы она сближалась с моим ребенком.
– Спасибо, – говорю, поднимая сумку.
Паша забирает ее из моих рук. Его запах окутывает меня. Мы стоим слишком близко. Я невольно делаю шаг назад. Не стоит забывать: у меня есть жених, у него есть невеста.
– Но не надо? – шутливо улыбается он.
– Нет, Островский. Ты ее отец – можешь покупать все, что тебе захочется, – пожимаю плечами.
Понимаю, что ревновать и решать, как вести себя Паше по отношению к дочери, не имеет смысла. Пусть делает что хочет.
– И тебе? – прищуривается Паша.
Я замираю. По телу пробегают мурашки от потемневшего вмиг взгляда Островского.
Внизу живота тяжелеет. Я вновь реагирую на бывшего.
Паша подходит ближе. Нервно сглатываю комок, застрявший в горле.
– Я сама могу купить себе все, что мне надо.
– Или твой жених? – цедит Паша.
То и дело его взгляд возвращается к кольцу.
– А это имеет значение? – отвечаю в том же тоне.
Понимаю, что внутри все бурлит. Будто там медленно разливается жаркая лава. Я не могу остановиться первой в споре с Островским.
– Нет, – Паша взвешивает сумку на руке. – Все собрала?
– Да, поехали, – хрипло отвечаю я.
Но только вместо того, чтобы пропустить меня к дверям, Паша подается вперед.
Его губы оказываются совсем близко с моими. Горячее дыхание опаляет меня.
Нахожу в себе силы остаться невозмутимой. Просто стою и смотрю на него. Ровно, бесстрастно.
– Не надо. Не порти все, – говорю тихим тоном.
Паша отстраняется и как-то странно смотрит на меня. Я обхожу его и направляюсь к двери.
Ну нет. Мне сюрпризов не надо. Пусть он играет в эти игры с невестой. А я у него дома точно буду закрываться на ключ.
* * *
Обратная дорога кажется в два раза короче.
В этот раз Паша не молчит. Зачем-то рассказывает, что Марина приходит по выходным, когда он берет Лельку. Эта женщина убирает, стирает, готовит, чтобы дочь ела домашнюю кухню, а не суррогат в коробочках. Заодно она может и няню заменить, если ему нужно куда-то отлучиться.
Я немного нервничаю. Ощущение, что Паша рассказывает это лишь бы не молчать. А мне совсем не до светской беседы.
Лелька и раньше оставалась с чужими людьми. С моей подругой, с воспитателем в продленке, с приходящей няней. Но во всех случаях она была здорова. А сейчас ей плохо, она больна. Случись что, как чужой человек узнает, чем ей помочь?
Эта Марина элементарно не догадалась сварить ей бульон! И Паша тоже молодец. Чем бы он кормил ребенка, если бы я не приехала? Страшно подумать об этом!
Ладно, я с ним позже поговорю. Все-таки Лелька ни разу не жаловалась на эту Марину. Может не все так плохо, как я уже напридумывала себе.
Паша что-то еще говорит. Иногда посматривает на меня, но я больше молчу или отделываюсь общими фразами. Смотрю в окно на пробегающий мимо город и думаю, что нужно было сесть на заднее сиденье. Тогда меня бы не так сильно волновал его запах.
Эти духи… Почему он даже спустя столько лет пользуется ими? Неужели так сильно нравятся?
Хочу спросить, но вовремя останавливаю себя. Не надо ворошить прошлое. Хватит того, что его запах навевает воспоминания.
Я вдруг вспоминаю подобный эпизод восьмилетней давности. Зима, густые сумерки, шоссе. И мы с Пашей в машине вдвоем, летим по трассе мимо сияющих витрин и огней. Для полного сходства только не хватает, чтобы из магнитолы звучала “Технология”.
Точнее, она уже звучит. В моей голове:
“Полчаса на то, чтобы быть вдвоём
Чтобы позабыть, что такое дом
И ночной асфальт скоростных дорог
Променять на прибрежный песок…”
Забывшись, не сразу понимаю, что тихонько напеваю под нос. А Паша смотрит на меня, и от его взгляда меня бросает то в жар, то в холод.
Резко замолкаю и отворачиваюсь.
– Тебе до сих пор нравится эта песня? – хрипло спрашивает он.
“Тебе до сих пор нравится этот парфюм?” – рвется с языка, но я прикусываю губу и молчу.
– А помнишь, когда мы ее услышали первый раз? – продолжает Паша. – По радио, когда ехали в Степновку, знакомиться с твоими родителями. Мы еще всю дорогу спорили, где лучше жить, в городе или в селе. И под конец сошлись на решении, что хорошо жить в городе, но иметь дачу. Небольшой домик, где-нибудь в тихом месте, возле речки…
От этих слов начинает сердце колоть.
Небольшой домик, чтоб ездить туда с детьми.
Вот зачем он вспомнил об этом? Чтобы мне стало больнее?
– Танюш…
– Не надо, – мой голос сипит, будто я внезапно простыла. Но я просто пытаюсь скрыть подступившие слезы. – Все это в прошлом.
Мы приезжаем, когда за окном уже совсем темно. Свет сам собой вспыхивает при каждом нашем шаге. По памяти иду к комнате, где должна спать Лелька.
Дочка все еще в кровати. Лежит с закрытыми глазами, то ли спит, то ли слушает мультфильм, который включен на телевизоре.
– Мамочка, ты вернулась, – голосок звучит очень слабо.
Я быстро сажусь рядом с ней. Касаюсь лба.
Щеки горят, опять температура поднялась.
Смотрю на Пашу, который зашел следом за мной.
– Мне нужен градусник, – говорю ему.
Он кивает на тумбочку рядом с кроватью. Она завалена лекарствами. Градусник тоже там. Дорогой, бесконтактный. Подношу его ко лбу дочери. Так и думала, уже тридцать девять!
– Надо сбивать, – вздыхаю. – Звони врачу еще раз. Что-то все эти лекарства не помогают.
– Вряд ли они могут помочь за один день, – ворчит Паша, но послушно достает телефон и выходит.
Веки дочки подрагивают, она медленно открывает глаза. Смотрит сонным взглядом на меня. Белки краснющие.
– Как ты, зайка? – спрашиваю ее.
– Горло болит.
– Ничего, сейчас еще пополощем и молочко попьем. Ты спала?
– Угу… один раз проснулась, пить захотела. Пошла на кухню, а там никого нет.
– А где же Марина была? – хмурюсь я.
– Не знаю. Куда-то ушла, наверное.
– Ладно, я с этим разберусь. А сейчас давай выпьем лекарство.
Даю ей жаропонижающий сироп.
Она начинает сползать с кровати.
– Куда ты? Тебе лежать надо!
– Я писать хочу, – бухтит она.
Мне остается только помочь ей встать. Хорошо, что у Паши в квартире туалет есть при каждой спальне.
Марина на кухне. Паша что-то говорит ей, когда я туда выхожу.
– Что есть на ужин? – спрашиваю.
– Сегодня рататуй, заливной пирог и греческий салат, – рапортует она.
– Не думаю, что это подойдет больному ребенку, – качаю головой. – Какие продукты есть? Я сама приготовлю.
Марина вопросительно смотрит на Пашу. Тот пожимает плечами:
– Смотри сама. Если что-то нужно – закажем.
Я быстро осматриваю шкафчики на кухне. Так, есть манка, есть овсяные хлопья… Манка у меня получается просто ужасно, сплошные комочки. Вряд ли Лелька сейчас способна на такой подвиг. Так что оставим ее на утро.
Паша отпускает Марину, а сам садится за стол. Молча наблюдает, как я достаю небольшой ковшик, грею молоко, заливаю овсянку. На его лице блуждает странное выражение. Он то хмурится, то вдруг улыбается. Хотелось бы знать, что за мысли бродят в его голове.
Или нет.
Не хочу это знать.
Кормлю дочь, даю ей лекарства. Потом она пьет молоко с медом и содой, полощет горло. Наконец, все ритуалы окончены, я укладываю ее спать. К этому времени жаропонижающее подействовало, Лелька уже не такая больная на вид, требует свой планшет.
– Мамочка, а ты останешься? – спрашивает она, когда я подтыкаю ей одеяло.
– Конечно, милая. Куда я денусь? – целую ее в лоб. – А теперь спи.
– Но я не хочу, – отвечает она, немного взбрыкнув.
– Надо, милая. Детки во сне лечатся.
– Но я уже спала. Я пока не хочу.
– Тогда пусть не спит, – вставляет Паша. – Пусть уснет, когда захочет.
Я кидаю на него быстрый взгляд.
– Ладно, но не долго, – сдаюсь.
Может и правда, пусть немного пободрствует.
Лелька довольно кивает.
– Только не вставай, хорошо? – продолжаю я.
– Хорошо, мам. Я поиграю, – она включает планшет.
– Мы пока обустроим маму, – подмигивает ей Паша.
– Ура, – радостно отвечает Лелька.
Я же краснею. Если со стороны посмотреть – мы прямо идеальная семья. Ага. Только у каждого из нас есть пара. Куда уж идеальнее.
Паша жестом показывает, чтобы я шла за ним. У меня по телу пробегают мурашки.
– Красивая квартира, – говорю, следуя за Островским.
Пол с отоплением. Панорамные окна, светлые стены. Мебель тоже в основном светлых тонов. Я даже представляю, как будущий ребенок Паши будет здесь все обрисовывать. Вот Лелька в детстве любила на стенах рисовать. Представляю, как бы она тут разошлась.
И вновь сердце сжимается от боли. Это все могло быть у нас, нашим, общим…
– Вот твоя комната, – Паша останавливается так резко, что я едва не врезаюсь в него.
– Хорошо, спасибо, – говорю с легкой с хрипотцой.
Мы смотрим друг другу в глаза. Его взгляд непроницаемый, темный. Не понять, что он думает.
– Завтра отвезу тебя в клинику за больничным. В офис ехать не нужно, я уже позвонил Игорю, обрисовал ситуацию. Курьер привезет бумаги домой.
Я усмехаюсь. Все же это очень удобно, когда твой начальник – друг отца твоего ребенка.
– Спасибо.
Прохожу в комнату первой. Осматриваюсь.
Почти все пространство занимает большая кровать, застеленная фиолетовым бельем. Немного броско на мой взгляд, но ничего. Главное, что есть на чем спать. Одна стена – сплошное окно, вторую занимает зеркальный шкаф-купе. В третьей – приоткрытая узкая дверь. Сквозь щель виден санузел и краешек душевой кабины.
– Нравится? – спрашивает Паша.
Он стоит на пороге и наблюдает за мной.
– Да, неплохо.
– Хорошо, обустраивайся. Если что-то нужно, то обращайся ко мне или Марине, – продолжает Паша.
– Пока ничего не нужно. Все есть.
– Хорошо, – он смотрит на часы, – можем поужинать вместе, потом мне надо уйти.
Сердце ёкает. Наверное, к Свете.
– Надолго? – спрашиваю с деланным безразличием.
– Как получится. Ладно, я в душ, потом буду ждать тебя за столом.
Паша уходит.
Я же остаюсь в комнате. Пытаюсь отвлечься от его последних слов. Разбираю вещи и складываю их в шкаф. Понимаю, что личная жизнь Паши не должна меня волновать. Но волнует!
Под конец обнаруживаю, что телефон разрядился. А зарядку я не взяла. Обыскала сумку два раза. Ни зарядки, ни настроения. Придется просить у Паши. Хотя…
У него же айфон! Вряд ли он мне чем-то поможет. Но все же…
Выхожу из комнаты.
Так, и где искать Пашу? Не кричать ведь на всю квартиру?
Выхожу обратно в гостиную, размышляю: тут – кухня, тут – Лелькина комната… Может там?
Стучу в закрытую дверь. Никто не отвечает. На свой страх и риск дергаю ручку.
Дверь легко поддается, я едва не влетаю через порог.
Успеваю притормозить. И застываю, не зная, куда деть глаза.
Посреди комнаты стоит Островский. Спиной ко мне. В чем мать родила.
