– Ты пахнешь персиком, – сказал Олег утыкаясь носом в её шею.
– Именитые парфюмеры вложили многогранные оттенки для создания аромата, который такой приземленный человек как ты назвал «запах персика», – рассмеялась девушка, обнимая мужчину.
– Жулики, – резюмировал Олег, заползая руками под подол её струящегося сарафана.
Девушка стояла возле полукруглого окна, наблюдая за тем, как морская гладь сливается с небесной лазурью. Где-то вдалеке пролетела чайка, а может и не чайка вовсе?
– С мансарды открывается изумительный вид. На втором этаже тоже не плохо, но все же не так.
– Если ты хочешь, я отстрою тебе ещё один этаж, – пошутил мужчина, обхватывая её за талию и устраивая голову на женском плече.
– Сюда становится все сложнее приезжать, – грустно сказала она.
– Я обещаю тебе – все закончится, – сказал он целуя сзади её шею.
Девушка уже не знала, чему верить и на что надеяться, любуясь очаровательным морским пейзажем за своим окном. Как бы желая отвлечь её от грустных мыслей, мужчина подхватил любимую на руки, плюхнулся в кресло и начал её целовать. Безудержно и страстно так, как бывает только в любовных романах и драматическом кино. Он плавно покачивался в кресле-качалке, а она сидела на его коленях и было это очень неудобно, но так здорово!
– Сейчас мы свалимся или сломаем кресло, – выдохнула она, вдоволь нацеловавшись.
– Значит, я буду любить тебя на полу, – сказал он расстегивая молнию на её спине и не шутил.
Страстно и порывисто их тела сплелись на твердом полу небольшой спальни, добавляя градуса и без того жаркому полудню. Лёгкое дуновение ветерка распахнуло незапертую оконную створку, впуская в комнату запахи цветущей в саду магнолии и разгоняя утвердившийся здесь запах дерева. Пробивающиеся через полукруглые оконные проемы солнечные лучи бегали по двум обнажённым телам, лаская их своим лёгким прикосновением и заставляя зажмурить глаза. «Господи, как же хорошо», – подумала девушка, не в силах побороть растянувшуюся от уха до уха улыбку.
– Как подростки, – усмехнулась она куда-то в его подмышку.
– Всё-таки возраст даёт о себе знать, – все ещё тяжело дыша не согласился мужчина, – мои старые кости явно не предназначены для подобных гимнастических упражнений на дощатом полу.
– Чай не барин, без перины обойдешься, – пошутила девушка, опуская голову ему на грудь.
– Твои же кости жалею, если бы ты хоть жирок нагуляла, чтоб мягко лежать было, а так…
Девушка приподнялась и свирепо на него посмотрела. Так и есть, он улыбался во весь рот, наблюдая за её реакцией.
– Давай уедем, – вдруг попросила она.
– Отсюда? Уже? – удивился мужчина, потому что отдых на здешних скалистых берегах она очень любила.
– Нет, совсем уедем. Сюда уедем или туда, где нас никто не знает, и мы никого не знаем, где…
– Подожди немного, – перебил её мужчина, прислонив палец к мягким губам.
– Хорошо, – сказала она обречённо – ждать ей совсем не хотелось, – подождем ещё немного.
Он погладил её мягкие волосы, рассыпанные по его груди, думая о чем-то своём.
– Мы не можем пролежать здесь все лето, – наконец сказала она поднимаясь.
– А жаль, – грустно ответил мужчина, наблюдая за тем, как стройное тело его женщины плавно скользит в ярких солнечных отсветах.
Девушка не спеша пошла в угол спальни, где жалкой тряпицей лежал её светлый сарафан, расписанный мелким зеленовато-желтым цветком и подняла его. Подойдя к небольшому зеркалу, украшавшему шкаф в углу комнаты, она осторожно расстегнула молнию и прямо на голое тело надела тоненькие бретельки.
– Застегни, пожалуйста, – попросила она оборачиваясь и сильное тело мужчины мгновенно оказалось возле неё.
– Ты очень красивая, – сказал он, осторожно подтянув молнию.
Девушка повернулась к зеркалу, глядя на их отражение, и улыбнулась. Она не думала о своих страхах, она не думала о возможных и невозможных событиях будущего, каждой клеточной она впитывала своё простое женское счастье, увы, оказавшееся слишком коротким.
Наталья разглядывала смотрящую на неё из зеркала незнакомку, и она казалась ей жалкой пародией на саму себя. Сарафан сел безупречно, впрочем, она в этом и не сомневалась. Вещь была хорошая и дорогая, не столько в ценовом выражении, сколько в воспоминаниях, которые в ней заключались. Девушка зажмурилась, боясь очередного нашествия непрошенных слез.
«Раз, два, три…» – считала она про себя, как мантру повторяя простую последовательность цифр. Не думать о прошлом было очень тяжело, а думать ещё тяжелее, и она боролась с нарастающими в ней истеричными рыданиями.
– Ты готова? – услышала она голос Снежаны и щелчок открываемой двери. – Тебе очень хорошо, – одобрила она её внешний вид, – значит и остальное пригодится, хорошо, что не выкинули.
– Действительно хорошо, – согласилась Наташа понемногу приходя в себя.
– Я поехала, ты можешь спуститься к детям? Их бы надо накормить обедом, в холодильнике все есть, Дина тебе объяснит.
– Да, конечно, поезжайте и ни о чем не волнуйтесь, – с облегчением ответила девушка, радуясь тому, что занятая чужими заботами сможет отвлечься от своих собственных.
Спускаясь по лестнице, Снежана давала ей кое-какие наставления, но девушка вряд ли улавливала хотя бы треть из них.
Кухня, светлая и просторная, радовала глаза чистотой бежевого гарнитура и полным отсутствием визуального шума. Холодный плиточный пол, небольшой диванчик в углу и висящий на стене телевизор – просто и со вкусом, Наташа удивлялась, как руки хозяйки не добрались до всего этого.
Обед, заранее приготовленный предусмотрительной Ангелиной, был успешно сервирован на большом кухонном столе, за что Наташа была очень благодарна хозяйке. Через минуту в столовой появились дети, с любопытством на неё поглядывающие.
– Ты теперь всегда будешь с нами? – спросила Дина усаживаясь на своё место.
– Пока да, – ответила Наташа, наблюдая за тем, как неловко забирается на свой стул маленький Олежка. Она не знала насколько он самостоятельный и с опасением поглядывала за тем, как мальчик берет в левую руку ложку.
– А чем мы займёмся потом? – сыпала вопросами любознательная девочка.
– У Олежки должно быть есть тихий час, как в садике, – сообразила девушка, совершенно не знающая чем заняться после обеда.
– Да, – ответил маленький мальчик, к великому Наташиному облегчению самостоятельно засовывающий ложку в рот.
– А давай пойдём гулять к морю, – предложила Дина с надеждой во взоре.
– А мама разрешает вам там гулять? – с опаской спросила девушка, не знающая ни общих правил обращения с детьми, ни тех, что заведены в этом доме.
– Разрешает, – безбожно картавя сообщил малыш, и был поддержан старшей сестрой.
– Ага, – сказала девочка с набитым ртом, – днём она не разрешает нам выходить на улицу, говорит, что мы можем обгореть, а вечером иногда мы ходим вместе с мамой или Ангелиной. Когда приезжает папа, то с папой.
– Значит, сходим, – обречённо согласилась Наташа, надеясь только на то, что смышлёный подросток лучше неё знает, как и что делать с маленьким Олежкой. Мысль о саднящих ступнях и невозможности сделать и двух шагов в своей тесной обуви она отгоняла, справедливо полагая, что бывало и похуже.
После обеда юное создание показало Наташе Олежкину комнату. Большая и светлая спальня была оформлена в светло-фиолетовых тонах и, как водится, изобиловала детскими рисунками на обоях. Кровать мальчика стояла в углу и малыш, самостоятельно попросившийся писать, послушно забрался под одеяло.
– Полежи со мной, – попросил ребёнок. Наташа немного удивилась этой просьбе, но спорить не стала, послушно устраиваясь на краю узкой постели.
– Ты хорошая, он это чувствует, – сказала стоящая в дверях Дина и растворилась в широком коридоре второго этажа.
Имея самые смутные представления о материнстве, Наташа принялась петь Олежке запомнившуюся в детстве песню из программы «Спокойной ночи малыши», а тоненькие ручки с готовностью обвили её шею и маленький носик спокойно засопел. Боль, по силе действия сравнимая разве что с водородной бомбой взрывалась в ней, поражая все органы чувств и выливаясь наружу двумя солёными слезинками. Вдыхая ни с чем не сравнимый молочный аромат детской макушки она закрыла глаза, глубже зарываясь носом в курчавые завитки светлых волос. Взрыв боли, такой сильный и казалось убийственный минуту назад, затихал, оставляя после себя странное отупение. Хорошо накормленная Наташа, слишком измученная недосыпом и тяготами жизни, плавно погрузилась в сон настолько крепкий, что шаги, внезапно раздавшиеся в коридоре и лёгкий хлопок двери не услышала. Нежные ручки подростка, стоявшего над ними двумя заботливо укрыли её мягким белым пледом, после чего погладили по голове маленького Олежку.
– У неё идёт кровь! Очень сильно! – сквозь туман доносились до её уха взволнованные мужские выкрики, но девушка не могла точно сказать, слышит она их реально, или это просто отголоски кошмарного сна.
– Вы чего наделали, придурки? – голос казался смутно знакомым, и она силилась вспомнить, кому он мог принадлежать.
– Славка, – кажись мы в ней что-то порвали, – виновато оправдывался мужчина, а девушка удивилась. Порвали? Боль стала такой привычной, что, казалось, была неотъемлемой частью её самой и никаких особенных изменений она не ощутила.
Что-то тёплое действительно струилось по её ногам, и сквозь удушающие клубы сигаретного дыма она ощущала едва уловимый солоноватый запах крови. Неужели, её собственная?
– Мы ничего особенного, так побаловались… – голос приобретал панические нотки, – ты не говорил, что она на щадящем режиме.
– Сейчас ты у меня будешь на нещадном режиме! В больницу её, – скомандовал Славка, – она нужна мне живой!
– Её нельзя в больницу, ты чего! – испугался мужчина, впившись руками в её ногу.
Славка молчал, должно быть оценивая размер ущерба.
– Чёрт его знает, – в итоге сказал мужчина, – все равно надо показать её врачу, вдруг она истечёт кровью, что потом делать?
– Она так-то живучая, – с сомнением сказал третий голос, до этого в разговор не вмешивающийся. – Да и как мы её вывезем?
– Я вам что сказал делать? – свирепствовал Славка.
– Информацию выжать, – буркнул словоохотливый незнакомец, – вот мы и выжимали. Для начала решили девчонку подготовить, чтоб значит, не думала, что на лохов нарвалась и не вкручивала, что она вообще ни сном, ни духом.
– Эта сучка меня укусила! – вставил второй.
– И вы решили её без зубов оставить, – мрачно изрёк Славка, видя в каком плачевном виде находится изувеченное тело.
– Она сама виновата, я же ей сказал…
– Молчи уже, олух, – перебил его Славка, – понял я уже, что вы вдоволь натрахались и ни черта не узнали.
Кто-то взял её на руки. Странно бережно и как будто с заботой.
– Олег… – Прошептала девушка, но вряд ли её можно было расслышать.
– Она улыбается, – испугался незнакомец, – это предсмертное?
– Не мели чепухи, – зло фыркнул Славка, – и куртку на неё надень. Ночью холодно. Вон в углу валяется.
– Куда мы её повезем-то? И как?
– Раньше наждо было об этом думать, – раздраженно буркнул Славка. – Придумаем что-нибудь.
Чужое, измученное тело завернули в её собственную куртку и понесли. Она силилась открыть глаза, чтоб понять кто все эти люди, что происходит вокруг и где Олег, но не могла. Веки казались каменными и на борьбу с ними ушли её последние силы.
– Славка, она умерла! – услышала девушка истеричные вопли и отключилась.
Ей было холодно. Ей было очень холодно и не было никакой возможности согреться. Где-то равномерно пищал больничный аппарат, раздражая в ней остатки человеческих чувств. Силясь выключить его она стукала кулаком по подушке и матрасу, конечно же, не доставая до тумбочки.
– Проснулись? – услышала она женский голос и открыла глаза.
– Что со мной? – спросила она, не сразу осознавая происходящее вокруг. – Где я?
– С вами все хорошо, – улыбнулась молодая девушка в белом халате и опустилась на краешек её постели. На вид ей было не больше двадцати лет и разговаривала она по-русски.
Руки медсестры успокаивающе погладили её, а из-за оправы модных очков ласково глядели тёмные глаза. Она поправляла, выбивающиеся из прически чёрные волосы и молчала. Девушка, хватающаяся за обрывки своих воспоминаний, не могла точно сказать, что из них является правдой, а что остатками ночных кошмаров и ждала разъяснений.
– Почему я здесь? – задала ещё один вопрос девушка, видя, что медсестра не собирается ей что-либо объяснять.
– На вас напали и у вас случился выкидыш, – как можно спокойнее объясняла девушка, – но сейчас уже все хорошо.
– Постойте, я не была беременна, – с лёгким сомнением в голосе сказала девушка.
– Значит, о беременности вы просто не знали. Там не очень большой срок был, – равнодушно пожала плечами медсестра.
– Но я.... – внутри у неё похолодело, девушка пыталась вспомнить дату последней менструации, но мысли путались и выходило скверно.
– Как вы себя чувствуете? – вернулась к стандартным вопросам брюнетка.
– Хорошо, – честно ответила девушка, и была немного удивлена тем, что у неё очень непривычно нигде не болит.
– Наверное, ещё от наркоза не отошли. Мы сделали вам чистку, кровотечение было очень сильное. Пару дней придётся за вами понаблюдать, а потом мы вернем вас вашим родственникам.
– Каким ещё родственникам? – насторожилась девушка, точно зная, что никого из кровной родни у неё поблизости нет.
– Мужчинам, которые вас привезли, – легко объясняла медсестра, – чуть позже придёт врач и вас посмотрит.
Железной хваткой девушка вцепилась в руку безымянной медсестры, пожалуй, слишком сильно врезаясь ногтями в тонкую кожу.
– Что вы делаете? – испугалась брюнетка, – немедленно отпустите меня, вы мне руку исцарапали.
– Бога ради не отдавайте меня им! – кричала девушка в приступе отчаяния становясь намного сильнее, – я вас умоляю, выпустите меня отсюда, пока они не пришли!
– Ненормальная! – вскричала вырвавшаяся из её рук медсестра и отскочила к стене, – тебе в психушку надо!
Брюнетка, отодвинувшись поближе к окну, отчаянно потирала пострадавшие от чужих ногтей руки, зло поглядывая на свою пациентку и тут случилось нечто совершенно неожиданное: под дикий грохот подпираемая ею стена рухнула, оставляя на месте медсестры огромную груду камней. Вся палата наполнилась едкой пылью и запахом гари.
С трудом встав с постели, девушка кинулась к выходу. Кругом все гормыхало, пищало и звенело. Она знала, как следует поступать в таких случаях. Увидев на стуле в углу свою куртку, она машинально схватила её и побежала по длинному темному коридору, со стершимся от времени зеленым линолеумом. Совершенно не зная, где она находится и куда нужно бежать, девушка действовала очень быстро, гонимая страхом попасть в руки тех людей, по чьей милости здесь оказалась. Единственное, что она знала наверняка – это то, что времени у неё очень мало.
Вот боковая лестница ведёт вниз, вот железная дверь и ржавеющий засов. «Хоть бы это был не тупик, хоть бы я смогла её открыть», молилась она пытаясь сдвинуть тугой метал.
Голова очень сильно кружилась, а наверху, прямо над ней с оглушительным рёвом что-то рушилось, грозя похоронить под своими завалами и живых и мёртвых.
Дверь поддалась, и она со странным ликованием вырвалась наружу. Ошарашенные люди, посыпавшиеся из здания, не обращали на неё ни малейшего внимания, и она побежала.
Оглянувшись, девушка увидела начинающийся в здании пожар и прибавила ход. Бог знает, откуда в ней было столько сил. В разгорающемся зареве дорога освещалась как днём, и девушка, не замечая боли от попадающих под босые ноги камней, пулей летела вперёд, боясь только одного – снова попасть в руки своих мучителей.
Сколько она так бежала, сказать трудно, но выносливость собственного организма удивила бы её, приди ей в голову охота задуматься над этим. Было ясно, что больница находилась очень далеко от центра, но где именно она не понимала, постепенно удаляясь все дальше от городской черты и теряясь в темноте пригорода. Огромный город остался позади. Света нигде не было, хотя редкие дома все же встречались на её пути. Либо электричество отключили, либо людям хватило ума покинуть свои жилища. Кругом ни души, а позади, за её спиной, разразился апокалипсис. Дыхание сбивалось, её начинало тошнить, и она вынуждена была перейти на шаг, а чуть позже и вовсе остановиться возле старого одноэтажного дома.
Она попыталась открыть калитку невысокого забора, но та не поддавалась до тех пор, пока девушка с силой не сорвала её с хлипких петель. Она не ожидала от себя такого, но способность чему-либо удивляться полностью покинула её сегодня. Опершись руками о низкий деревянный забор, она позволила своему организму полностью выплеснуть все содержимое желудка. Рвотные позывы не проходили, но ничего кроме желчи в её организме попросту не было. Утерев рот рукавом, она обошла дом, поднялась на крылечко и привалилась спиной к запертой двери. С минуту глядя в звездное небо и слушая удары своего сердца, она отключилась.
Тупая саднящая боль, не дающая покоя все еще душила её, делая сон не спокойным и поверхностным. Стараясь загнать её куда-то подальше вглубь своего тела, Наташа снова и снова прижимала к груди тёплый, мягкий комочек, зарываясь носом в мягкое шелковое облако.
Просыпаться она начала от того, что рядом кто-то ворочался. Наташе стало настолько тепло и уютно, что мелкое копошение где-то в районе плеча не особо донимало до тех самых пор, пока вихрастая макушка не возникла прямо перед её носом. Ещё немного сонный ребёнок с интересом её разглядывал и неожиданно обнял.
– Мама и Ангелина никогда со мной не спят, – немного перевирая буквы поделился он, – они говорят, что я уже большой.
Наташа прижала к груди маленькое тельце, стараясь постепенно прийти в себя.
– Писать хочу, – сказал ребёнок выбираясь из ее объятий, а через секунду в дверь протиснулась голова его старшей сёстры.
– Я услышала, что вы встали, – пояснила она, внедряясь в комнату и начиная складывать скомканный на кровати плед.
– Да, – кивнула Наташа, все ещё не до конца осознающая свою роль няни, – а сколько времени?
– Почти половина четвёртого. В это время у нас бывает полдник, – объясняла ей девочка.
– Мама ещё не вернулась?
Девочка отрицательно покачала головой, а Наташа нахмурилась – хозяйки не было уже три часа.
– Что вы обычно едите на полдник? – спросила она, понимая, что дальше справляться ей придётся самой.
Девочка ненадолго задумалась, с хитрецой поглядела на Наталью и, лукаво улыбнувшись, сказала:
– Мороженое или чипсы. Иногда чай с конфетами и пирожными.
Олежка, по своему малолетству врать не умеющий, удивленно посмотрел на сестру, рискуя испортить её гениальный план.
– Серьёзно? – с лёгким прищуром посмотрела на подростка Наташа и та нехотя призналась:
– Нет. Запеканки всякие. Иногда оладьи.
– Что ж, давай делать «всякие запеканки», – едва не смеясь, предложила Наташа
– У нас ещё вафельница есть! – обрадовалась девочка и они решили печь вафли.
– Хвала интернету, – сказала Наташа оставляя перед ними две одинаковые кружки с какао и небольшие тарелочки с подрумяненными венскими вафлями в форме сердечек. Она и сама не ожидала, что совместная готовка с Диной принесёт ей столько удовольствия.
– Мама, – с набитым ртом крикнул Олежка, заслышав открывающуюся входную дверь.
– Сначала прожуй – подавишься, – наставительно изрекла старшая сестра, наблюдая за тем, как маленькие детские пальчики запихивают в рот большую вафлю.
– Вы уже едите? – обрадовалась возникшая на пороге кухни Снежана. В обеих руках женщина держала объемные пакеты и по громкому звону угадывалось, что в одном из них спряталась пара стеклянных винных бутылочек.
– Обычно я все оформляю доставкой, – делилась женщина, сбрасывая пакеты на диван, но сегодня решила воспользоваться случаем и пройтись по магазинам, тем более, что алкоголь доставка не возит, – загадочно улыбнулась женщина, поворачиваясь к ней с двумя бутылками вина в руках. – Уложим детей и отметим твоё трудоустройство. Ты меня правда очень выручишь, как же повезло нам встретиться!
– Действительно, – согласилась Наташа, глядя на прихлебывающего какао карапуза.
– Мама, тетя Наташа испекла нам вафли! – рассказывал Олежка, – очень вкусные, ты тоже можешь поесть.
– Сейчас, сынок, – ответила мать из недр двустворчатого холодильника.
Распаковав все покупки, Снежана налила себе кружку кофе и уселась во главе стола.
– Правда вкусно, – сказала она, взяв одну вафлю, – и сахара не много. Я стараюсь избегать сладкое, в моём возрасте метаболизм уже не тот.
– Да какой там у вас возраст, – отмахнулась Наташа, почувствовав странное беспокойство.
Она поочередно осмотрела распущенные светлые волосы Снежаны, хорошо подведенные глаза и лёгкий леопардовый комбинезон, очень удачно сидящий на фигуре хозяйки и не могла понять, что же не так? Снежана что-то говорила, то ли о диетических предпочтениях, то ли о возрастных изменениях, Наташа не слышала, пытаясь нащупать то, что её так смущает. Снова оглядев женщину она наткнулась взглядом на зажатую в её руках кружку и поняла: ногти! Женщина, утверждавшая что ездила на маникюр, вернулась домой спустя четыре часа с тем же самым малиновым цветом ногтей.
«Не могла же она поменять маникюр на совершенно идентичный? – подумала девушка, не решаясь задать этот вопрос вслух, – впрочем, чего только не бывает.» Ещё раз пристально присмотревшись к её пальцам, Наташа с уверенностью могла сказать, что гелевое покрытие хоть и выглядело безупречно, было сделано никак не сегодня. «Но зачем ей врать? – думала девушка, машинально запихивая в рот вафлю, – какая мне разница, куда она ездила, я же совершенно посторонний человек!»
Между тем, малиновые ноготки чёткой миндалевидной формы мелькали перед её глазами как будто нарочно дразня и намекая на то, что её одурачили. Не желая видеть проблемы на пустом месте, Наташа отмахнулась от мыслей о чужом маникюре, вовремя вспомнив про свой собственный внешний вид.
«Может, женщина просто хотела отдохнуть от семьи под благовидным предлогом и вообще, мне ли думать о чужих странностях, в своих собственных бы разобраться», – рассуждала она, а вслух спросила:
– Если я пока не нужна, я бы хотела немного освежиться, – честно сказала она, потому что до сих пор была покрыта толстым слоем морской соли, ведь помыться на днях ей удалось только в волнах чёрного моря.
– Конечно, – охотно ответила Снежана, – я пока буду дома, вечером ещё ненадолго отлучусь и вернусь. Душ есть на втором этаже, на мансардном, увы не имеется, – поспешила добавить женщина вслед своей новой няне.
– Да, я знаю, – не оборачиваясь ответила Наташа и прикусила язык, буквально кожей чувствуя недоуменный взгляд хозяйки, и быстро добавила: – Мне Дина мельком показала дом.
Из так удачно свалившихся на неё залежалых вещей, она достала широкий белый халат из вискозы, а полотенце попросила у хозяйки. «Ещё немного, и я стану походить на нормального человека, – подумала она глядя на своё потемневшее от солнца лицо и покрытые солью обесцвеченные волосы».
Отделанная голубым кафелем ванная комната радовала глаз сверкающей сантехникой и мохнатым белым ковриком для ног. «Чистенько и уютненько», – подумала она, с облегчением отмечая про себя, что охочая до смены интерьера хозяйка сюда не добралась.
Включив холодную воду, девушка повела себя в высшей степени странно: опустившись на корточки рядом с небольшой эмалированной ванной, она отодвинула скрывающие её дно деревянные створки и начала тщательно ощупывать керамическую плитку в самом углу. То надавливая пальцами на швы, то постукивая по голубому кафелю, она сосредоточено морщила лоб, пребывая в крайне неудобной позе.
Через несколько минут Наташа поднялась и полезла в белые навесные ящички, предназначенные для хранения всякой мелочи. Среди груды баночек и скляночек, она нашла маленькие маникюрные ножнички и торжествующе улыбнулась.
В эту же секунду, она снова по пояс залезла под ванную и начала орудовать своим нехитрым прибором. Очень быстро голубой кусочек кафеля начал отрываться от стены, и она осторожно достала хрупкую плитку.
Нащупав небольшое углубление, девушка сначала не поверила сама себе – там было пусто. Каменная выемка как раз в размер плитки имела место быть, а в ней холодная кирпичная пустота. Ошарашенная, разочарованная и едва не плачущая она села на мягкий коврик и потерла лоб рукой с зажатыми в ней ножницами.
«Кто-то был здесь до меня… Везение этого дня не могло быть бесконечным, – подавлено рассуждала она, – неужели, все зря?» Девушка чуть не плакала и, опершись на холодную кафельную стену, смотрела в потолок. «Кто мог знать про тайник? Как они его нашли? Кто это был? Славка? Но зачем тогда я нужна была ему живой? Или я сама им все рассказала, а теперь этого не помню?» – задавала себе вопросы Наташа, забыв про время и про то, что её скоро могут хватиться.
«Все зря», – крутилось в её голове, и она готова была расплакаться.
Аккуратно приставив плитку обратно, она закрыла деревянные створки и, быстро скинув одежду, залезла под душ. Времени порадоваться ласкающим её тело тёплым струйкам оставалось совсем мало. Впрочем, девушка сейчас пребывала совсем не в том настроении, чтоб наслаждаться блаженством банно-прачечных процедур, несмотря на то, что настоящего горячего душа не видела уже два месяца.
Ароматная и пахнущая лавандой, Наташа почти примирилась с действительностью и аккуратно вышла в коридор. Ещё раз мельком глянув, не видно ли каких-то следов её бурной деятельности она удовлетворённо кивнула и закрыла дверь.
В комнате, которую она очень быстро начала называть своей, Наташа надела тот самый сарафан и ещё раз посмотрела на себя в зеркало. От горячей воды ее щечки разрумянились, и выглядела она посвежевшей и даже на свой взыскательный вкус, почти красивой.
«Душ, сон и сытая жизнь очень быстро меняют людей в лучшую сторону,»– усмехнулась она про себя и, развесив на балконе полотенце, пошла к приютившей её семье.
В комнатах второго этажа было тихо, и Наталья спустилась на первый, надеясь застать всех домочадцев на кухне или в гостиной. Однако, и тут девушка не претерпела успеха – дом был абсолютно пуст. Прислушиваясь к оглушающей тишине, Наташа осторожно бродила из одного угла в другой, в какой-то момент расслышав доносящийся с улицы детский смех.
Огромные стеклянные двери гостиной, прикрытые полупрозрачным тюлем, были распахнуты, и ветер колыхал тонкую материю, вероятно, призванную защитить дом от возможного попадания в него москитов.
Не придумав ничего лучше, Наташа пошла на голос, по мере ее приближения становящийся все громче. Вряд ли ее шаги, тихо ступающие по разноцветной мозаике тротуарных дорожек, были слышны даже в менее шумной обстановке, а среди громкого смеха, детских выкриков и голосов – тем более.
Когда девушка выглянула за угол дома, она увидела гламурную журнальную картину: Снежана, идеально ухоженная, очень высокая и красивая, полулежала на шезлонге возле голубого бассейна неправильной округлой формы. На бортике сидел и болтал ногами маленький Олежка, а в чистой воде плескалась чрезвычайно довольная жизнью Дина. Мать семейства, прикрытая малюсеньким купальником, в левой руке держала изящный хрустальный бокал, и смотрела на мир сквозь огромные темные очки. Наталья залюбовалась ее темной кожей, тонкими руками и маленькими капельками воды, покрывавшими запотевший бокал, наполненный прохладительным напитком и плавающими в нем несколькими кубиками льда.
– Я тоже хочу купаться, – призывно посмотрел на маму маленький Олежка.
– Без меня нельзя, – строго отрезала женщина, прижимая к губам холодное стекло своего бокала.
– Тогда пошли вместе, – настаивал мальчик, на котором были одеты цветастые плавательные трусы.
– Иду, иду, – нехотя поднялась женщина, понимая, что канючить он не перестанет.
– Здорово, мам, – обрадовался мальчик поднимаясь на ноги, а женщина ловко закрепила на нем зеленый спасательный круг.
Тем временем Дина, забравшаяся на небольшой надувной матрасик в виде спелого кусочка арбуза, постаралась подплыть чуть поближе к матери, обдавая всех троих сотней разноцветных брызг.
– Дина! – строго сказала Снежана, но девочка только засмеялась, нарочно повторив свое действие.
Наташа, как будто укравшая кусочек чужого счастья, вдруг почувствовала себя крайне неуютно, хотя и не стремилась скрыть своего присутствия. Глядя на хохочущую Дину и беззаботную возню Олежки в своем немного неудобном спасательном круге, она загрустила. Почему они с Олегом никогда не задумывались о детях? Не то чтобы они сознательно избегали этой темы или она была для них в чем-то болезненной, нет, они просто думали, что еще все успеют. Так бывает, когда ты молод и тебе кажется, что у тебя вся жизнь впереди – хочется пожить для себя. Вот и они, сначала думали, что еще не время, потом ждали, когда состоятся в профессиональном и финансовом плане, когда закончиться то и случиться это. Им мешало все: от внешнеполитических событий до коронавируса и прочей ерунды. Ей все время казалось, что еще не время, а теперь, как оказалось, уже не время. Олега нет и его не вернуть, она осталась совсем одна, украдкой наблюдать за тем, как счастливо улыбается чужой маленький сын.
Вряд ли подобные мысли пришли бы ей в голову, если бы она не потеряла ребенка, о котором даже не догадывалась. Интересно, а если бы она знала о притаившейся у нее внутри новой жизни ей было бы больнее ее потерять? «Вряд ли может быть больнее, – решила она для себя, – но если бы я знала… Чтобы я сделала? Я бы все им рассказала, я бы убедила Славку меня отпустить, я бы убежала сразу, как только обнаружила тело Олега, нет намного раньше, я бы спряталась в Польше, или просто перестреляла их, как только они вошли. Если бы я только знала, я бы спасла своего ребенка». Порою общество одевает костюм виноватой на подвергшуюся насилию женщину, но девушка и без постороннего вмешательства ела себя поедом, полностью растворяясь в чувстве вины перед маленьким нерождённым существом.
Наташа стерла скатившуюся по левой щеке слезинку и с затаенной болью опустила руку на свой совершенно плоский живот. Интересно, какой бы у нее сейчас был срок? А живот был бы уже заметен? Она хотела отмахнуться от этих мыслей, чтоб не чувствовать пустоты у себя под сердцем, но не могла.
– Тетя Наташа, – крикнул заметивший ее маленький Олежка, разобравшийся в хитростях управления новым спасательным кругом.
– Привет, бандит, – сквозь душившие ее слезы улыбнулась она.
– Что-то случилось? – спросила подплывшая к бортику Снежана, вероятно она заметила грусть-печаль в глазах новой няни.