bannerbannerbanner
полная версияНайти Мышиного Короля

Ольга Солнцева
Найти Мышиного Короля

– Ладно, – холодно произнесла родственница, уткнувшись в свое вязание. – Это не последний москвич на твоем пути.

И вот теперь, подъезжая к улице Баратынского, Аннушка вспоминала события, полугодовой давности. А ведь тетя тогда недвусмысленно намекнула, что ей стоит продолжить знакомство с Гофманом!  Конечно, он совсем не похож на сказочного принца из ее мечтаний. Так, серенький какой-то, хвостик зачесывает.

Где-то высоко в небе летел серебристый лайнер. Вагон слегка покачивало.  Анну Петровну укачало, и она заснула.

Ей снилось, будто она едет по лесу в экипаже. Лошади резво несут ее вперед, но ей все равно страшно. Она кутается в соболье манто.  Но что это? Звуки выстрелов, крики. На нее напали разбойники, целых трое. На лицах у них черные платки, а в руках ножи и пистолеты!  Они не хотят, чтобы их узнали, но от нее не скроешься. Это  второкурсник Коршунов,  секретарь директора Макушин и сам директор колледжа Василий Петрович Скрягин.

– Что вам надо, милостивые господа? – спрашивает она с достоинством.

– Вы до сих пор не сдали справку! – ревет  Скрягин, вынимая пистолет из  кобуры.

– Вы хотите выбросить мой букет! – завывает  Валик, размахивая ножиком.

– А у вас черный лифчик просвечивает! – насмехается ей прямо в лицо Коршунов.

– Да ты никакая не принцесса! – кричат они хором ей прямо в лицо.–  Ты – понаехавшая,  ты из-под Липецка!

Они вышвыривают ее из кареты и произносят над ней жестокий приговор:

– Ты недостойна жить в высотном замке! Валяйся всю жизнь в грязи!

С этими словами они уносятся прочь, точно черный вихрь. Она, униженная и оскорбленная, остается лежать  на сырой земле. А темный лес, между тем, наполняется тревожными звуками. Она с замиранием сердца ждет своей участи и кутается в соболье манто. И тут…

– Постойте! – раздается звонкий юношеский клич. –  Отпетые мошенники! Вы обидели Прекрасную даму!  Я отомщу вам, всем троим!  У меня есть  джойстик, бластер и волшебный планшет впридачу!

Она открывает глаза и видит перед собой  прекрасного юношу, похожего на принца. Он такой тоненький и такой нескладный! В руках у него не то щит, не то книжка.  Его лицо озарено не то отвагой, не то светом монитора.

«Все так быстро меняется!» – проносится в ее голове.

Юноша тем временем подхватывает ее на своего 3-D коня, и они  проносятся над лесами, полями, реками. Позади  уже Липецк, Тамбов  и Моршанск.  Уже виден ее замок в излучине двух рек.

Остановившись у его гранитных стен,   доблестный рыцарь слезает со своего чудо-коня,  опускается на одно колено и галантно произносит:

– Прекрасная Дама! Позвольте мне быть вашим рыцарем!

Она с кроткой улыбкой  смотрит на его тонкое лицо, которое кажется ей почему-то знакомым. И где она его видела? Но юный герой  уже скачет прочь, а она бросает ему вслед свой кружевной платочек с вензелем «А.Б.»

Платочек друг разворачивается и развевается над ней, точно знамя.

– Почему же  Б. а не П.? – доносится до нее его звонкий голос.

– Да потому что я Брынцева! – отчаянно кричит Анна Петровна и просыпается.

Прямо возле нее стояли трое мужчин в черном и настойчиво трясли ее за плечо:

– Эй, гражданка Брынцева! Чего вы кричите? Предъявите билет!

«Ну вот, началось!» – пронеслось в голове у Аннушки.

Она снова чуть не лишилась чувств, как тогда, возле волшебного замка.

В руках у троих мужчин были какие-то странные приборы, похожие на орудия пыток.

– Вот, – пискнула мышка Брынцева и протянула голубую карточку.

Те поднесли ее к прибору и строго сказали:

– Учтите, у вас последняя поездка!

Она поглядела в окно и поняла, что проехала свою остановку.

  12

– Как же надоели эти трамваи! Все грохочут и день и ночь!

Тоньке сегодня нездоровилось. Она не обманывала Никитоса: у нее, и правда, болел живот с самого утра. Все три пары она думала, что он вот-вот пройдет, но к четвертой паре  ей стало совсем тоскливо от съеденного с голодухи сникерса. Она рассудила, что нечего высиживать правоведение, а надо ехать домой и  поесть чего-нибудь основательного. «Попью кофе, посплю, и все пройдет,  – решила рассудительная  девочка  с малиновыми волосами. – Сегодня Варьки не будет, поэтому можно позвать Никитоса и спокойно выяснить, чего он так нервничает.»

Она не врала Коршунову и насчет танца живота. Она уже давно хотела снять свой собственный клип. Когда она узнала,  что коршуновский ролик  набрал  двести просмотров за две недели, она решила, что с помощью опытного клипмейкера ей, уж точно, удастся вывести свой собственный ролик в топ. У нее были далеко идущие планы, но живот,  которым она собиралась вертеть в танце, сегодня отчего-то бунтовал.

На первом курсе, когда Антонина Большова только приехала в Москву, она старалась хорошо учиться и каждый день честно отсиживала по три или даже четыре пары. Ближе к сессии ей вдруг стало ясно, что ее голова умнее от учебы не стала, а вот спина стала ныть от сиденья за узкой неудобной партой. К тому же, преподаватели, на которых Тонька сначала взирала с благоговением,  не слишком следили успеваемостью своих подопечных. Они и сами частенько опаздывали на занятия, а если и приходили вовремя, то открывали какой-нибудь учебник и час с лишним диктовали оттуда. Сообразительная Тонька смекнула, что в столице для нее найдутся более важные дела. Она выкрасила волосы в малиновый цвет,  записалась на курсы танцев и устроилась на работу. В общем, она стала обыкновенной московской девчонкой – деловой и взбалмошной, которой некогда слушать всякую ерунду.

В ее родном поселке со смешным названием Брикет не было ни трамваев, ни колледжей, ни танцев, ни салонов красоты. Полтора года назад мать с отцом собрали ей денег и отправили поступать в престижный столичный колледж.

«Как же надоели эти трамваи!» – снова подумала Тонька, покачиваясь от ноющей боли в животе.

Ехать было недолго: три часа  на электричке, час на автобусе и сорок минут на метро.

Колледж, рекламу которого она нашла в красивом журнале, ей сразу понравился. Во-первых, он располагался в трехэтажном кирпичном здании с большими окнами. Во-вторых, здесь всегда было тепло и чисто – не то, что в ее поселковой школе. Здесь даже в туалетах всегда можно было вымыть руки горячей водой с мылом. Ну, и в-третьих, платить за учебу тут можно было не сразу, а по месяцам. Родители собрали ей немного деньжат, и Тонька решила тратить их аккуратно, постепенно.

С жильем ей тоже повезло. Тетенька, которая мыла пол на первом этаже, увидела ее большую сумку и спросила, не хочет ли Тонька снять жилье. Общежитие, о котором говорилось в красивом журнале, на самом деле было давно закрыто. Уборщица дала ей  своей знакомой, которая сдавала койку неподалеку. Так Тонька познакомилась с Виолеттой.

С работой Тоньке тоже очень повезло. Ее взяли хостесс в кафе на Арбате. «Если уж ехать в Москву, то надо крутиться в самом центре»,– рассуждала смышленая Тонька. Центровее Арбата в Москве были  только Красная площадь и улица Тверская.

Съев бутерброд с почти свежей колбасой, Тонька улеглась на раскладушку и закрылась старым хозяйским пледом. Хорошо все-таки, что у нее сегодня выходной на работе и нет занятий в студии!  Можно просто лежать и ни о чем не думать.

В школу танцев ее привела Виолетта, у которой она снимала койку. По паспорту она была Варей, но об этом Антонина узнала только через полгода, да и то – случайно. У соседки были и другие секреты от Тоньки. Большова не догадывалась, что она сама снимает  комнату в их довольно неуютной квартире и возложила на нее свои платежи и за жилье, и за танцы.  Наивная девочка из поселка Брикет считала Варю-Виолетту своей старшей подругой. Еще бы! Той уже было целых  двадцать, и она уже  сделала  в столице головокружительную сценическую карьеру.

Тонька встала с раскладушки и пошла на кухню заварить еще одну чашку кофе. В Москве она полюбила этот горьковатый напиток, про который говорили по телеку, что он  дарит истинные чувства. Больше всего на свете Тоньке хотелось истинной любви.

Не успела она поставила чайник на грязную плиту, как в кармане у нее запикал телефон. Это была СМС-ка от Коршунова.  Он спрашивал, какой у нее номер дома.

«Вот уж я размечталась!» – с досадой подумала прихворнувшая бизнес-леди.

Живот все не проходил. Она застрочила ответ: «Сегодня не получится».

Но настырный Коршунов не сдавался: «Почему?»

– Вот балда! – пробормотала Тонька с обидой.

Ну почему она должна что-то кому-то объяснять? Она уже большая и никому ничего не должна! Просто эти несчастные трамваи не дают ей как следует поспать и она уже второй год питается Бог знает чем.

«Нет настроения» – со злостью набрала она в ответ.

Идея снимать клипы и выкладывать их в Интернет уже не казалась ей такой привлекательной. Она решила обсудить ее вначале  с Виолеттой, когда та вернется с из своего стрип-клуба.

Соседка вернулась под утро, разбудив Тоньку цоканьем  своих каблуков.  Было еще темно. Не зажигая света, Виолетта чиркнула зажигалкой и культурно выпустила струйку дыма в сторону от спящей Тоньки:

– Ох, как же я мечтала в твоем возрасте, чтоб мужики подавали мне кофе в постель!

Тонька поняла, что пора врубаться в новый день. У них был уговор – когда одна спит,  другая уходит.

– Привет, Варь, – зевнула младшая. – Ты что-то рано.

Виолетта фыркнула:

– Я девушка свободная. А вот тебе пора собираться.

Тонька вздохнула. Живот, вроде бы, успокоился. Она села на раскладушке и, глядя в лицо Виолетты, с которого уже слегка осыпался макияж, спросила:

– Слушай, Варь, а ты никогда не хотела стать звездой?

Та не поняла:

– Чего-чего?

Тонька пояснила:

– Ну, прославиться. Стать известной. Получать много денег.

Виолетта посмотрела на нее, как будто видела впервые.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

Тонька не сдавалась:

 

– Ну, может, тебе уже надоело крутиться у шеста?  Может, тебе надо попробовать снимать свои собственные клипы?

Виолетта посмотрела на нее, как на ребенка:

– Слушай, не грузи меня, Тонь. Если хочешь, можешь еще   подрыхнуть часа полтора.   Мне все равно чего-то не спится. Пойду проветрюсь, что ли.

Но у Тоньки уже попал сон. Теперь она со злостью глядела на потасканную товарку,  которая разбудила ее в шесть утра.

Виолетта легла на потертый диван закинула усталые ноги на валик.

Тонька поняла, что не стоит просить у соседки деловых советов.

Несколько минут  обе девушки лежали, глядя в потолок, по которому пробегали блики от первых трамваев.

Тонька  первая не выдержала тягостного молчания:

– Понимаешь, у меня была идея: сделать клип с танцем живота. Я даже хотела позаимствовать у тебя шаровары, лифчик  и монисто.

Но Виолетта, которая обычно очень ревниво следила за своим гардеробом, ни как не отреагировала на тайные помыслы соседки. Она лежала, свернувшись калачиком и укрывшись с головой.

– А тебе самой нужен этот клип? – донеслось до Тоньки.

Та вздохнула и встала с раскладушки:

– Не знаю

В их комнате было тесно и накурено. Надо и правда, проветриться. Тонька подошла к окну, от которого веяло сквозняком.

– Понимаешь, – с чувством произнесла она, – так хочется стать богатой и знаменитой!

– Угу! – выдохнула Виолетта. – Прямо невтерпеж…

Последнюю фразу она не то пропела, не то простонала.

Тонька решила закончить этот никчемный разговор. Она  сходила в туалет, умылась и намешала себе еще одну чашку растворимого кофе, который, если верить рекламе,  дарит истинные чувства.

Вернувшись в комнату за сумкой, она с удивлением увидела, что Виолетта не спит, а курит у открытого окна.

– А у вас в колледже есть пацаны, которые хорошо в Интернете шарят?  – без всяких предисловий спросила она у Тоньки.

Тонька неопределенно шмыгнула носом: да у них все неплохо шарят – и пацаны, и девчонки. Кофе был горький на вкус.

– Прикинь, я тут на днях с одним познакомилась. – продолжала соседка. – «Позвольте, говорит, Прекрасная незнакомка, я вас до метро провожу. Если Вы, конечно, не возражаете!» Ну, я конечно, говорю: «Ну, проводите до метро, раз «Мерседеса» нет».  А он: «Мерседес» есть, но он старый и желтый. Я, говорит, езжу в нем лишь по особым случаям». Чудной, прикинь?

Тонька слушала без всякого интереса, чисто из вежливости.

– Так вот, – со смехом закончила Варя. –  Он мне заявил, что он геймер по жизни. А еще книжку свою обещал подарить со стихами.

Тонька села на раскладушке, допила противный кофе и икнула:

– Да, в Москве полно разных чудаков.

Соседка засмеялась в ответ и достала новую сигарету. Большова  тоже улыбнулась за компанию. Потом она быстро натянула черно-розовый свитер, зашнуровала свои лаковые ботинки на литой подошве, подвела глаза французской тушью, прихватила  полосатый рюкзак с хвостиком и  выскользнула в коридор обветшалой коммуналки. Ей совсем не хотелось выходить в этот темный город, где так много чудаков, но совершенно некого любить.

13

– Так, Валик, хватит темнить! Давай уже думай, как нам это раздавать!

Скрягин со злостью хлопнул рукой по коробке, которая стояла на его директорском столе. Он волновался уже не на шутку.  Макушин стал допытываться, зачем Васильпетровичу потребовалось раздавать рекламные флаеры развлекательного клуба «Огонек». Объяснить это недогадливому помощнику у директора не хватало духу, и от этого он  нервничал еще сильнее. На каждом из десяти тысяч  пестрых листочков значились  цены на боулинг, бильярд и отдельный кабинет. На оборотной стороне крупно стояло  «-10%»  и мелко – пятизначный номер, как на билете. Зачем студентам государственного Колледжа сферы обслуживания боулинг, бильярд, боулинг и отдельный кабинет, непонятно было и самому директору Скрягину.

Часы показывали полседьмого, но Василий Петрович  не спешил отпускать помощника и сам не торопился.  Несмотря на боль в горле, ему почему-то совсем не хотелось возвращаться домой.  За день он высосал уже целую горсть таблеток, но они что-то плохо помогали.  Он пил горячий чай, но с каждым глотком чувствовал, что глотать становится все больнее. Он думал о своей жене Милене, которая сегодня ночью ушла от него спать на диван,  а утром даже не приготовила ему завтрак. До Скрягина вдруг дошло,  что истинной причиной происхождения коробки является именно его супруга Мащико, которую он привык звать Миленой.

Именно она познакомила своего жениха с Мамцуровым, представив его как своего дальнего родственника.

– Он очень добрый человек, – сказала она Скрягину. – Всем родственникам помогает. Ты попроси у него, чтобы он взял тебя в свой бизнес.

«А может, он и не был ей никаким родственником?» – начал подозревать жену Скрягин. Может, она хотела таким образом вовлечь будущего мужа в мафию? То, что у Тельмана Исмаиловича длинные руки, он уже не сомневался. И это даже не руки, а клешни!

Скрягин сначала очень обрадовался, когда будущий родственник предложил ему под честное слово десять тысяч. Он даже поругал себя за то, что с недоверием относился к кавказцам. Ведь те десять тысяч, которые он тогда занял, нужны ему были для новой счастливой жизни. Милена настаивала на официальном замужестве,  ресторане и свадебном путешествии. Все это, включая розовые букеты, выливалось в круглую сумму.  Он предложил ей съездить на две недели в Египет, отель «все включено», но там в то время началась какая-то заваруха.

– Нет, Василий!  – всхлипнула она. – Я больше не хочу слышать выстрелы.

Ее глаза, похожие на спелые  сливы, заблестели от слез. Скрягин купил тур на Мальдивы. В этом сказочном захолустье уже двести лет  никто не стрелял.  Глядя на свою юную пассию, немолодой майор чувствовал прилив сил и думал о наследнике. Сказочный остров стоил того, чтобы взять в долг у доброго дяди.

Со своей будущей женой бравый майор познакомился три года назад. Она тогда работала в маленькой пивной на Кузнецком Мосту. В один из непогожих дней Скрягин как-то забрел туда, чтобы в одиночестве обмыть рапорт об отставке. Настроение у него было самое дрянное, к тому же в тот день дождь лил, как из ведра. Он заказал графин водки и селедку «под шубой». Молодая черноглазая официантка быстро принесла заказ и улыбнулась ему ангельской улыбкой. Он тогда был еще в форме, при «лычках».

– Ваше здоровье! – сурово приветствовал ее Скрягин, но она не обиделась.

Она принесла ему второй, а затем и третий графин. Когда складненькая черноглазая девочка пришла со счетом, он взял ее тонкую руку и поцеловал ее своими сухими жесткими губами. Она, к его удивлению, не отдернула  руку и даже не сделала ему замечания.

– Я старый солдат, – с чувством произнес нетрезвый майор. – Теперь у меня ничего нет – ни долга, ни Родины.

– Давайте я вызову вам такси, – с участием предложила маленькая официантка.

Он не  стал возражать.

Потом он заходил в этот подвал еще раз пятнадцать, хотя и не был большим любителем пенного напитка.

– Смотри, твой опять пришел, – шушукались товарки и стреляли в глазами в сторону обходительного посетителя при деньгах. Черноглазой официантке, которую все звали Милеша, он каждый раз оставлял щедрые чаевые.

Однажды, расплатившись за заказ, он спросил ее, не хочет ли она сходить с ним в ресторан.

Она улыбнулась кончиками губ и поправила пышные волосы:

– Почему нет?

Скрягин вспомнил, что неподалеку от пивной есть какой-то ресторан и назначил там свидание на завтра, в восемь вечера.

Ресторан оказался французский, очень модный и очень дорогой. Изнутри стены там  были обиты деревом и выкрашены в красный цвет. На полках повсюду стояли настоящие бутылки с вином и  спелые восковые фрукты, которые было не отличить от настоящие. Девушка сначала смущалась, а потом пригубила красного вина и зарделась, точно роза. Скрягин подливал ей, втайне любуясь ее смоляными волосами, от которых исходил тонкий терпкий запах. Вечер обошелся отставному майору в кругленькую сумму. Еще столько же он потратил днем на красную коробочку с маленьким колечком внутри.

– Вы выйдете за меня замуж? – спросил он, встав по военному.

Девушка с глазами-сливами протянул тонкую руку к его шершавой ладони, взяла коробочку двумя пальчиками и не спеша открыла ее.  Сватовство состоялось.

Уже в ЗАГСе он узнал, что на самом деле его невесту зовут Мащико, и что ей  неполных девятнадцать. У нее не было гражданства, и Скрягину пришлось изрядно похлопотать с ее бумагами.  Она сказала, что в Москве совсем недавно, и что сюда ее привез добрый двоюродный дядя.

Теперь,  размышлял Скрягин,  ему всю жизнь предстоит  пахать на этого дядю.

Он с шумом откашлялся и с трудом произнес:

– Макушин, а ты сам-то когда-нибудь был в этом «Огоньке»?

– Был, – произнес помощник, краснея, как девица.

– Ну, и как? Понравилось?

Валик замялся:

– Если честно, то не очень.

Скрягин пристально взглянул на  секретаря. Тот, скорее всего, что-то недоговаривал. Очевидно, у него были какие-то  неприятные воспоминания, но директор, тем не менее, допытывался:

– А почему?

– Понимаете, – замялся секретарь и снова покраснел. – Но это строго между нами!  Мне там предложили покурить косячок и попробовать фен.

– Волосы, что ли, посушить? – не понял Скрягин.

– Да нет, это таблетки такие, – еще больше покраснел Макушин. – Я, конечно, ничего пробовать не стал, честное слово!

Директор подозрительно взглянул на помощника:

– Да?

Макушин поспешил откреститься:

– Ну, вы же меня знаете, Васильпетрович! Я ведь даже сигарет не курю! А вот Димон, приятель мой, – тут он сделал скорбное лицо. – Ой,  с ним такое было!

– И что же с ним было? – Позабыв о своих  финансово-семейных проблемах, Скрягин приготовился послушать о похождениях юного вертопраха. – Так что там было? С твоим приятелем?

– А вы никому не скажете? – снизив голос, спросил порученец.

Ему совершенно не хотелось посвящать начальника в подробности той ночи, ведь  вразнос тогда пошел он сам, а не Димон. Эх, зря он сболтнул лишнего!

– Слово офицера! – прохрипел начальник, прочищая горло. – Я же должен все знать!

Незадачливый повеса снова покраснел и, глядя в сторону, сообщил:

– В общем, Димон эту гадость с соком выпил. Сначала было ничего, только голова слегка закружилась. А потом мы пригласили девушек танцевать, а ноги подкашиваются.  У Димона. В общем, он стал свою девушку лапать, приставать, в общем. Димону, то есть мне, пришлось его силой на воздух вывести.

– А потом? Что потом-то?– продолжал дознание майор.

Макушин громко высморкался:

– Ну что вы, Васильпетрович, меня допрашиваете! Прямо, как следователь какой-то.  Взяли такси и приехали  домой во Фрязино.

– Ничего себе! – присвистнул директор. – Ничего себе «Огонек». А ты, Макушин сам-то? Я надеюсь, не пробовал эту дрянь?

Он чувствовал, что помощник путается в показаниях.

Но к разоткровенничавшемуся Валику вернулась прежняя осторожность:

– Ну, Васильпетрович! Я ведь вам все время говорю: я не пью и не курю.

– Да-да, – задумчиво произнес Скрягин. – Но тогда с какого перепугу вы с ним в ночной клуб поперлись?

Макушин снова надул губы:

– Я вас, Василий Петрович, не спрашиваю, откуда эти флаеры и зачем вам надо их раздавать!

Скрягин чуть не поперхнулся чаем и с удивлением взглянул на своего непредсказуемого секретаря.

Сбыт наркотиков среди несовершеннолетних  тянул на пятнашку, не меньше.   Конечно, сам Мамцуров может быть тут и не при чем: мало ли кто сбывает дурь в его заведении! Но если, не дай Бог, попадется кто-нибудь  из студентов,  то отвечать придется ему –  директору колледжа.

– Значит, ты сам больше не хочешь сходить в этот клуб? – задумчиво  произнес майор Скрягин.

– Не-не, и не просите! – по-свойски ответил помощник. – Я уж лучше куда-нибудь с вами схожу – в цирк или в тир. А в этот распроклятый «Огонек» пусть другие ходят.

Скрягин обреченно посмотрел на календарь. Если он будет каждый месяц, не считая каникул, раздавать флаеры, то ему надо ежемесячно сбывать по две тысяче штук. Хорошая норма для начинающего промоутера! Нет, надо поступить иначе. Надо попросить знакомых особистов пробить этого Мамцурова по базе. Не может быть, чтобы у Тельмана Исмаиловича не было своих грешков!

Скрягин сжал кулаки от праведного гнева, но тут перед ним, точно в замедленном кино, проплыла  железная клешня Мамцурова. Она выглядывала из белоснежной манжеты с золотой запонкой.

Директор снова закашлял с надрывом и обеими руками схватился за саднящее горло. Валик подлил ему кипятку.

Скрягин кое-как отдышался и стал прикидывать план действий:

– Ты вот что. Составь-ка завтра список активных студентов, человек десять. Таких, кто не прочь заработать. Лучше тех, кто не и Москвы.  Организуем для них специальную рекламно-ознакомительную  практику. Это же сфера социально-культурного сервиса, так? Нормальное место отдыха, каких в Москве сотни. Может, кто-нибудь из них и диплом там напишет.

 

Но Макушину эта идея с ознакомительной практикой в ночном клубе не понравилась:

– Может, лучше агентство какое-нибудь подрядить?

«Черт! А ведь он прав! – подумал Скрягин. – Вот что значит молодежь!»

Он посмотрел на своего современного помощника с плохо скрываемой завистью:

– Ладно, завтра посмотри. Список агентств мне в десять на стол. А сейчас свободен!

Глядя, как помощник  надевает серую  курточку и натягивает шапку, Василий Петрович подумал, что он  вряд ли когда-нибудь женится.

«Да может, оно и к лучшему», – вздохнул Скрягин  и допил остывший чай.

                         14

Клавдия Авдеевна  прихлебывала пустой чай, косясь на торт собственного приготовления. Этот нехитрый бисквит с самодельным кремом украшал Аннушкин  день рожденья уже двадцать третий год.

– Анечка, детка, а он точно придет, этот твой Иосиф?

 Ждать уже целый час неизвестно кого, было для старой девы из Моршанска настоящей пыткой. От торта исходил дразнящий запах, а чай уже успел давно остыть.

Голодная племянница сглотнула слюну и пожала плечами: кто его знает, этого Иосифа? Может, он вообще забыл о ее приглашении.

– Тетя, давай подождем еще пять минут. Если он не придет, то все съедим сами.

 Вспомнив лицо бывшего однокурсника, Анна Петровна подумала, что от таких людей, как он, можно ожидать чего угодно. Лицо у Иосифа было тонким, всегда чуть заросшим черной щетиной, нос довольно длинный, а брови – густыми. Волосы у него тоже были черные, вьющиеся, сальные. Свои стихи Иосиф Гофман подписывал псевдонимом «Светлый». Его кумиром был Джон Леннон. Он даже очки носил такие же, круглые, железные.

Когда Аннушка сказала тете, что пригласила бывшего однокурсника на день рождения, то та почему-то очень обрадовалась.

– Купи хорошего вина, – велела она племяннице. – Ты должна дорожить такими связями.

Аннушка фыркнула:

– Вот еще! Да этот Гофман – настоящий бездельник. Живет на родительские деньги, сам нигде не работает, только стишки пишет.

– Девочка моя! – морщинистое лицо Клавдии Авдеевны растянулось в печальной улыбке. – Это мы с тобой работаем день-деньской. А он – элита. Ты уж будь к нему поласковее.

После того, как поэт-эсквайр сам позвонил Аннушке, тетя-математик еще раз взвесила шансы племянницы на выгодное замужество: они на порядок выросли. Клавдия Авдеевна надела очки и лично выведала в Интернете все возможные сведения про поэта Иосифа Светлого.

В половине десятого в прихожей, наконец, задребезжал звонок.   Аннушка  сменила тапочки на праздничные туфли и побежала в общий коридор.

Иосиф был в серой кепке, из-под которой виднелась марлевая повязка.  Он что-то держал за спиной.

– А, Иосиф! А мы уж думали, что ты нас не найдешь! – с деланной веселостью воскликнула именинница.

– Это Вам, прекрасная дама! – гость галантно вынул букет из-за спины и вручил его хозяйке.

Анна Петровна слегка опешила – это были белые розы в розовой шуршащей обертке. Букет был точь-в-точь  как тот, который ей утром преподнес  Валентин Валентинович Макушин. Правда, тот, утренниц букет был свежим, а этот, вечерний – уже слегка помятым. На мгновение Анне Петровне даже показалось, что Иосиф вынул его из мусорного контейнера возле их дома. Именно туда она сама сунула его в сердцах, не на шутку перепугавшись страшного сна в трамвае.

– Проходи…те, Иосиф! – неуверенно   произнесла именинница и кивнула головой на третью  по счету дверь.

Квартира, в которой девицы Брынцевы снимали комнату, разительно отличалась от хором Светлого.  Иосиф мялся на пороге,  не снимая кепку и нерешительно оглядывая две дюжины всевозможных курток и пальто.

– Я и не знал, что у тебя так много гостей!

Аннушка стушевалась еще больше:

– Да нет. Это соседи. Мы тут комнату снимаем. Проходите же! Тетя  испекла чудесный торт!

Аннушка вдруг страшно засмущалась своей бедности. По сравнению с хоромами Иосифа ее квартира напоминало притон бродяг.

Иосиф все мялся у дверей, не зная, снимать ли ему ботинки. Он с интересом разглядывал  обшарпанный   коридор, заставленный коробками и стоптанной обувью. Наконец, он шумно втянул в себя воздух  и произнес задумчиво:

– Да… А думал, ты из Москвы.

– Мы из Моршанска. Снимаем тут пока.

Иосиф, не спеша, снял дорогое драповое полупальто и нерешительно повесил его на свободный крючок. Оставив на маленьком половичке комья грязи, он, наконец, последовал в направлении, указанному именинницей. Свою кепку он снимать так и не стал.

– А что это у вас, Иосиф? – не вытерпела Аннушка и кивнула на повязку. – Упали?

– Полагаю,  что это результат испытания, – Гофман остановился посредине коридора и задумчиво посмотрел на нее. – Очень странное происшествие.

Аннушка не знала, спрашивать ли его дальше. Она вообще не знала, о чем с ним разговаривать. Она уже жалела, что пригласила его.

– Ванная у нас вот здесь, – пискнула она, нажимая клавишу выключателя.

Он два раза намылил руки и два раза аккуратно смыл.

– Представляете,  вчера на меня напал какой-то молодой маньяк. Прямо на улице, неподалеку от ТЦ «Забавинский».  Там рядом типография, где мою  книгу напечатали. Вот я вчера и поехал туда за тиражом.

Аннушка слушала, стоя в коридоре. Иосиф нашел самое чистое полотенце и тщательно вытер руки.

– Так вот, этот юный монстр выхватил у меня сумку со всем тиражом и захотел с ней удрать! А рядом были его сообщники. Знаете, Анна,  они были похожи на демонов! – с  пафосом произнес  он.

На полотенце остались серые следы.

Аннушкины глаза округлились.  Только бы среди этих уличных хулиганов не оказалось ее студентов!  Ведь вчера она сама отпустила их с русского языка!

– А в котором часу это было? – произнесла она как можно спокойнее.

– Да темнело  уже, часов в пять.

В Аннушкину голову снова полезли нехорошие мысли. Если они ушли в три и где-то выпили, то в пять могли вполне напасть на человека. Не дай Бог, дело дойдет до директора! Тогда он припомнит  ей все: и несданную вовремя справку из психдиспансера, и несданные планы, и несданные отчеты!

– А что же было дальше? – пролепетала она, чувствуя, что вот-вот свалится со своих праздничных каблуков.

– Я дал ему по репе, а он ударил меня под дых, – спокойно произнес Иосиф. –  Я поскользнулся,  упал и ударился головой об асфальт.

– А потом? – еле слышно прошептала Аннушка.

– Пришел в себя,  встал, отряхнулся,  собрал в сумку выпавшие книжки  и пошел к метро. Уже дома снял шапку и увидел на ней кровь.    Обработал ссадины перекисью, присыпал стрептоцидом.  Хотел пластырем заклеить, но плохо держится.  Пришлось забинтовать.

Именинница не знала, что и думать:

– Очень странная история!  И что, этот маньяк просто так ударил вас в живот?

– Ну да, – поэт кивнул забинтованной головой. – Сказал, что пришел помочь мне и схватил за ручку сумки.  Я сказал, что мне его помощь не требуется, а он попытался вырвать сумку со всем тиражом. Пришлось слегка ударить его по голове. Но об этом я уже рассказывал.

– Какой ужас! Эти подростки совсем распоясались! А знаете что? –Анна Петровна перешла на шепот и схватила  гостя за рукав. – Вы только тете моей не рассказывайте об этом, ладно? А то она возомнит себя Агатой Кристи и затеет расследование.

Гофман-Светлый с тревогой поглядел на именинницу и тоже произнес шепотом:

– А знаете что, Анна? Теперь я точно знаю, что никогда не надо разговаривать с неизвестными. Вот, кстати, эта книга, которую мне удалось для вас спасти.

С этими словами он протянул ей слегка запачканную книжку в белой обложке.

– Спасибо! – обрадовалась Аннушка. – Спасибо вам огромное, Иосиф! Давайте теперь  говорить только о литературе! И съедим, наконец, этот торт!

      15

– Д-дед, а что у нас п-па-аесть? – растягивая  слова, спросил Инок.

Он был голоден не меньше того черного кота, которого встретил на детской площадке. Принюхавшись, точно кот, к запаху съестного, он, не снимая куртки и ботинок, прошел на кухню.

Дед хлопотал возле плиты. Заметив грязные разводы, которые тянулись за внуком, он хотел сделать юному пакостнику строгое внушение, но лишь тяжело вздохнул:

Рейтинг@Mail.ru