Я вздохнула и с раздражением закрыла письмо из клиники с очередными результатами анализов. Все у меня в порядке: и глазное давление, и сетчатка не повреждена, и хрусталик на месте, и МРТ головного мозга тоже в норме.
«Психосоматика, – стоял комментарий от врача. – Обратитесь к психотерапевту».
«К психотерапевту! Делать мне больше нечего, – фыркнула я, – не поможет мне уже никакой психотерапевт».
Примерно полгода назад окружающий меня мир постепенно померк, утратил былую яркость и превратился в черно-белую гамму со всеми возможными оттенками серого. Как раз начиналась унылая питерская осень, пейзаж за окном не баловал разнообразием красок, и я не сразу заметила в себе странные изменения. Но с каждым днем на мою жизнь всё гуще накладывался нуарный фильтр, кроме цветов, забирая из моей жизни и без того скудные эмоции.
Я долго игнорировала происходящее и притворялась, что меня все и так устраивает. Ведь отсутствие ярких тонов в моей жизни мне практически не мешало.
Каким-то образом я понимала, когда на дороге загорается красный, и притормаживала с остальным потоком машин. Понимала, что у мужа ярко-желтая дурацкая куртка, которая мне никогда не нравилась, но, даже не замечая ее истинный цвет, я все равно раздражалась, когда видела его в ней. Я помнила, что когда-то деревья были зелеными, а небо – голубым, и теперь мне было достаточно это понимать, но не замечать.
Я устало откинулась на скрипнувшую спинку стула, разминая затекшие мышцы. Ужасно болела голова, и от этой боли не спасали даже три таблетки кетанала. Желудок свело от голода, потому что в конце квартала бухгалтеру некогда выйти на обед. А на экране буквы расплывались серым пятном, как всегда бывало после напряженного рабочего дня за компьютером. Но зато отчет был готов, и можно, наконец, поехать домой.
В половине десятого вечера. В пятницу.
К мужу, который придет позднее меня, потому что по пятницам он «ходит с друзьями на футбол». Где на самом деле он проводил свои вечера, я не вникала, потому что мне было все равно.
К сыну, который все время сидел за компьютером у себя в комнате, и общались мы только по ватсапу. Я устала пытаться воспитать из него приличного человека. Теперь мне было все равно.
Я надела пальто, конечно же, серого цвета, и остановилась перед офисным зеркалом. За последнее время я набрала несколько килограммов, и теперь строгий костюм (черно-белый, как и все в моем гардеробе) некрасиво морщился на груди. Уже год я не посещала парикмахера, и мои крашеные светлые волосы были завязаны в тонкий, невыразительный хвост. Макияж терялся за толстой оправой очков, поэтому я давно перестала пользоваться тушью или носить линзы. И вдруг я поняла, что не помню, какого цвета у меня глаза. Синие? Зеленые?
Мне было все равно, потому что сейчас на меня смотрели потухшие, усталые глаза еще молодой, но такой старой женщины.
«В кого я превратилась буквально за несколько лет?» – с ужасом подумала я, но потом поняла, что мне все равно.
Мне правда все равно? Или же я хочу попытаться изменить свою жизнь и увидеть, что деревья снова стали зелеными?
– Хочу. Очень хочу! – вслух воскликнула я, нарушив тишину пустого офиса.
Я порылась в сумке и на самом дне нашла старую помаду, которая завалялась там с прошлогоднего корпоратива. Открыла колпачок, выдвинула стержень, но он, как и все вокруг, был привычно серым. Я разочарованно вздохнула. Какой смысл наносить на бледно-серые губы серую помаду?
Я вспомнила, как красилась этой помадой, собираясь в театр с подругой, с которой не виделась пару лет. Вспомнила, каким потрясающим был спектакль, пьяняще сладким бокал шампанского в антракте и беззаботно приятным вечер. Вспомнила, как какой-то мужчина на остановке сделал комплимент моему красному шарфику, и как на обратном пути я охотно болтала с таксистом, уверявшим меня, что он занимается развозом только ради знакомства с красивыми девушками. Какой, по его мнению, была и я.
Приятные воспоминания ворвались в мое сознание, наполнив серый безэмоциональный мир свежестью. Я медленно провела по изгибу губ помадой и вдруг увидела красный, насыщенъный цвет. На сером лице алая линия смотрелась так жизнерадостно, ярко и обнадеживающе, что я широко улыбнулась своему отражению. По-настоящему, искренне и легко.
И поверила, что скоро настанет день, когда деревья снова станут зелеными!
Перемены начинаются внутри себя, даже с маленького и незначительного шага в будущее.
Сегодня ежегодный бал весеннего полнолуния – бал Ста королей. Единственная ночь в году, когда я могу воплотиться в человеческий облик, нарядиться в черное атласное платье от парижского дома мод и почувствовать пьянящий вкус шампанского на губах.
Мои огненно-рыжие длинные волосы уложены в высокую прическу, кожа белоснежна, и я чувствую, как под ней бурлит настоящая кровь. Мои зеленые глаза горят невероятным блеском, полным жизни и эмоций… Образ портит только рваный багровый шрам на шее, напоминая о моей истинной сущности, но сейчас это не имеет никакого значения. Сегодня я необыкновенно красива, молода, обворожительна и полна необоснованных надежд.
Я появляюсь на празднике одна из первых, не желая пропускать ни секунды из дарованных мне мгновений. Хотя этот бал не для меня… И не для гостей, восстающих из своих могил, и уж точно не для Воланда. Это все ради нее – Маргариты. Я не знаю, для каких мрачных целей мессир устраивает этот бал и каждый год выбирает себе очередную Хозяйку.
Так ли важна ее роль в этом праздновании?.. И что будет, если нужная Маргарита вдруг не найдется?.. По большому счету, мне все равно, потому что у меня совсем другие планы на эту ночь.
Прохожу мимо кота Бегемота, тоже принявшего человеческий облик, но даже преобразившись, не утратившего свои животные инстинкты. Вижу, как суровый Азазелло и беззаботный Коровьев сопровождают новую королеву Марго по ковровой дорожке к ее трону.
Как и предыдущие хозяйки, она еще не понимает, что ее ждет в ближайшие несколько часов, и восторженно оглядывается по сторонам. Конечно, убранство обычной московской квартиры на Садовой улице заметно преобразилось, значительно увеличившись: теперь тут и бассейны с алкогольными напитками, и тропические сады, и танцевальные залы – все, чего любая душа пожелает.
Меня это уже давно не удивляет, и я с наслаждением пью вино, наблюдая за происходящим со стороны. Сегодня я хочу бессовестно напиться, отвлечься от своих страданий… Шансов у меня ничтожно мало, но чего только не случается в праздничную ночь.
Наблюдаю за прибывающими гостями. Все церемонно подходят к королеве, опускаются перед ней в низком поклоне и целуют ее обнаженное колено. Милочка, через пару часов у тебя там и живого места не останется. Я знаю, как обжигают поцелуи грешников. Это колено у тебя будет болеть всю оставшуюся жизнь… И не только оно. Мало кто из живых людей возвращался с нашего бала в своем уме.
Я довольно ухмыляюсь. Да, вероятно, когда-то давно я была очень злой принцессой. За сотни лет, проведенных в свите Мессира, я уже не помнила, за что и как я тут оказалась. Что же такого ужасного натворила в своей земной жизни, что несу службу у самого…
Впрочем, неважно…
Мессира нет. Как обычно, он появится гораздо позднее. Мы с ним не виделись пару часов, и меня изнутри начинает грызть болезненная тоска. О, эта проклятая зависимость!
Сжимаю кулаки, длинные красные ногти до боли впиваются в ладони. Беру следующий бокал, на этот раз с белым сухим, с наслаждением выпиваю. Как же везет людям, они могут пить вино и ощущать этот затмевающий страдания вкус хоть каждый день!
Гостей становится все больше, они заполняют залы, танцуют, пьют, веселятся… Можно подумать, это обычный светский прием у какого-нибудь знатного вельможи. На самом деле все настолько страшно, что даже мне становится дурно от концентрации убийц, преступников, насильников, предателей и заговорщиков в одном месте.
Маргарита держится уже не так стойко и опирается на довольного Коровьева; улыбка дается ей с трудом, колено припухло и посинело.
Злорадно улыбаюсь и вдруг вижу его.
Мессир.
Он в том самом человеческом обольстительном облике: длинные седые волосы забраны в хвост, строгое лицо не отражает ни радости, ни презрения, он бледен и спокоен. Я привыкла видеть его в естественном обличии, с безобразными шрамами, красными глазами и жуткими рубцами, поэтому сейчас у меня захватывает дух от его величия и красоты. Но когда любишь по-настоящему, так ли важна внешность?..
Воланд выходит из распахнувшихся дверей, и все гости расступаются на его пути. Темный бархатный плащ с алой окантовкой развевается от его быстрой и уверенной походки, от него тянет холодом, силой и могуществом. Мессир проносится мимо меня, даже не удостоив взглядом, и у меня подкашиваются ноги. Конечно же, он направляется к ней. Очередной своей игрушке…
Воланд встает рядом с Маргаритой, берет ее за руку и обводит всех присутствующих внимательным взглядом: кому-то кивая, кого-то одаривая едва заметной улыбкой. Он смотрит не на меня, а на всех своих подданных, и я наивно жду, когда он уделит мне секунду своего внимания. Но нет…
Холод его глаз душу мою греет… Интересно, кто-нибудь во всем мире знает о невзаимной любви больше, чем я?
С удивлением наблюдаю, как Мессир что-то говорит Маргарите и приглашает ее на танец. Далеко не каждый год и не каждой Маргарите выпадает такая честь!
Что же в этой королеве такого особенного? Как и все ее предшественницы, она красивая, темноволосая, стройная и молодая… Хотя в этом заслуга чудодейственного крема Азазелло. Видел бы ее Мессир в земной жизни – все-таки ей уже тридцать пять лет.
Я все больше злюсь от своей беспомощности и бесполезности. Мессир и не догадывается, какая буря клокочет у меня внутри, на что я могу быть способна. На что?
Танец длится бесконечно долго, и у меня разрывает душу на части, глядя на мессира, обнимающего Маргариту. За что ей одной столько внимания? Ладонь Воланда нежно и властно придерживает ее стан, едва прикрытый прозрачной тогой, он не сводит с нее глаз, будто не замечая ничего вокруг… Королева увлечена, безусловно, она тоже очарована и обольщена, поэтому, когда музыка на мгновение стихает, она едва заметно кивает головой.
Мессир и Маргарита уходят. Вместе.
Спешу за ними невидимой тенью, чувствуя, что сегодня все сложится не как всегда. Куда он ее ведет? К бассейну с шампанским? В атриум?
Но вот дубовые двери распахиваются, и пара скрывается от чужих глаз в покоях мессира. Бросаюсь следом в надежде отвлечь, пусть и ценой гнева мессира, но не допустить… Двери захлопываются за мгновение до того, как я успеваю переступить порог, и я бессильно бью по ним руками, сползая на пол. Открыть их без позволения Воланда не сможет никто.
Какие же это невыносимые муки – быть влюбленной. Нет, не влюбленной… Одержимой и помешанной на самом недоступном и холодном мужчине, у которого, как всем известно, нет сердца.
У меня его тоже нет, я понятия не имею, откуда во мне столько любви и страсти. Где во мне умещаются эти чувства, если в обычном своем состоянии я практически невидима и невесома.
Замечаю на себе сочувственный взгляд Бегемота, презрительно морщусь и поднимаюсь с колен. Нечего меня жалеть! Тем более таким никчемным созданиям, как наглый, похотливый кот. Что он вообще может знать о любви?