Ольга Северская
Говорим, не заговариваясь
Милиция, полиция, жандармерия
У кого милиция, у кого полиция, у кого – жандармерия. Суть одна, а слова – разные.
В России административно-исполнительный орган государства, призванный обеспечивать охрану общественного порядка, всех видов собственности, прав и законных интересов граждан страны, с установления советской власти и до 2011 года назывался милицией. Слово это – старое, в русском языке появилось еще в петровское время, правда, с другим значением: «ополчение», «народная рать»; в этом значении оно попало и в словарь В.И. Даля, как и слово милиционер – «ополченец». В дореволюционной России тоже была милиция: сформированное в 1806 году земское войско и Кавказская милиция – части войск, состоявших из добровольцев Кавказа и Закавказья. Восходит это слово к латинскому militia «военная служба, войско, поход, военная кампания».
Полиция (от греч. πολιτεία «управление государством, администрация», от πόλις «город, государство») – это система особых органов надзора и принуждения, а также карательные войска внутреннего назначения, охраняющие существующий общественный строй путем прямого и открытого подавления. В России полиция как самостоятельная организация была учреждена Петром I в 1718 году и делилась на общую, наблюдавшую за порядком (ее сыскные отделения вели расследования по уголовным делам), и политическую (информация и охранные отделения). Имелись также специальные полицейские службы (дворцовая, портовая, ярмарочная и другие). Руководство полицией осуществляло Министерство внутренних дел. В ее систему входили городские полицейские управления во главе с полицмейстером; полицейские части и участки, возглавлявшиеся частными и участковыми приставами (надзирателями); околотки и низшее звено – посты городовых.
Жандармерия – полиция, имеющая военную организацию и выполняющая охранные функции внутри страны и в армии, – впервые была создана во Франции в 1791 году. Слово жандармерия произошло от французского gens d’armes, буквально – «люди c оружием», «военные люди». Впервые в России слово жандармерия было употреблено в 1792 году для именования конного отряда великого князя Павла, с тех пор оно употреблялось в значении «подразделение кавалерии в регулярных войсках». С учреждением в России политической полиции слово жандармерия стало означать «полицейское войско, созданное для политической охраны и сыска». Жандармская команда в составе Корпуса внутренней стражи, выполнявшая военно-полицейские функции, была создана в Москве в 1817 году, а в 1917-м все органы жандармерии были ликвидированы. Теперь жандармом называют деспотичного человека, подавляющего волю других людей. Страны, правительства которых жестоко подавляют любое свободомыслие, тоже порой записывают в жандармы.
Нет, жандармы нам не нужны. Тем более что есть… полиционеры. Так в шутку, помня о недавнем прошлом, зовут у нас доблестных полицейских.
Хорошо, когда «моя полиция меня бережет». А если вдруг остановит и потребует предъявить документы? А у нас вместо документов… справка.
Справка – «о» или «в» чем-то?
Собирались мы как-то с детьми на каникулах поехать на море и решили билеты со скидкой купить. Поэтому дали отпрыскам задание принести из школы справки. Стали собираться, и тут старшая дочка и говорит: «Родители, по-моему, нам какие-то “левые” справки выдали». «В чем дело?!» – спрашиваем. «Ну вот послушайте: настоящая справка дана в том…» «Что – класс перепутали, школу указать забыли? Или печать не поставили?» – не дослушав, забеспокоился отец семейства. «Да нет, – досадливо поморщилось чадо, – разве может быть справка в чем бы то ни было? Справки только о чем-то дают!»
Устами ребенка, как обычно, говорила истина. Что такое справка? Давайте заглянем в словарь. Это «сведение о чем-нибудь, полученное кем-то после поисков, в ответ на запрос» и «документ с такими сведениями». Сведения можно получить только о чем-то, значит, и справка может быть о том, что ребенок учится в таком-то классе такой-то школы, получает определенные оценки, или о том, что взрослый человек работает в некоем учреждении, занимает определенную должность, получает соответствующую зарплату. Но могу поспорить, что всем нам приходилось приносить из школы или с работы справки, которые начинались с канцелярской формулы: «настоящая дана в том, что…»
Откуда же берется этот предлог? Думаю, тот, кто выдает справку, полагает, что заверяет ее получателя в том, что дитя действительно пусть не так уж успешно, как хотелось бы родителям, но овладевает знаниями в среднем учебном заведении, а его родители в самом деле где-то работают и зарабатывают семье на жизнь, а детям на образование. То есть справка оказывается не просто сведением, а заверением, сведением, удостоверенным подписью ответственного лица и гербовой печатью. А заверять – уверяя, убеждать – в чем-то действительно можно.
Мы согласились с дочкой, что «правые» справки действительно должны быть о том, что наши дети – школьники. В соответствии с правилами русского языка.
Но проводница в поезде, сверяя билеты с документами, удовлетворенно прочла вслух: «Так, настоящая дана в том, что… Прекрасненько, все в порядке». Чем заслужила диагноз от «продвинутого» ребенка: «Больна канцеляритом».
Канцелярит
Первый симптом канцелярита – неумеренное и немотивированное использование «штампов» официально-делового стиля, стиля делопроизводства. То есть – канцеляризмов, устойчивых словосочетаний, грамматических форм и конструкций, употребление которых характерно для работников канцелярий и закреплено нормой соответствующего языкового стиля.
Всем известно, что документы делятся на входящие и исходящие, что официальное письмо может быть названо уведомлением и начинаться со слов: настоящим доводится до Вашего сведения… – далее в зависимости от конкретной ситуации. Все мы привыкли, что в официально-деловой обстановке нельзя просто помочь, можно только оказать помощь… Согласно принятого распорядка.
Думаете, я не знаю, что то или иное действие должно, если следовать законам грамматики, совершаться согласно чему-то, а не чего-то? Но это канцеляризм – родительный падеж вместо правильного дательного, согласно… канцелярской практики.
В канцеляриях родительный падеж – один из самых употребительных, существительные нанизываются на строчки приказа, как звучит – вы только вслушайтесь! – «настоящий издан с целью взыскания с работника N имущественного ущерба…» Жалко и работника, и русский язык. Но если подобные обороты речи в официально-деловой обстановке еще уместны, то в обычной ситуации общения они нарушают стилистическую норму, воспринимаются как порча языка, его вирусное заболевание…
К.И. Чуковский такую «болезнь» назвал канцеляритом. Им многие страдают, мне, например, в очереди на днях пришлось услышать: «Нарежьте, мне, пожалуйста, грамм сто пятьдесят данной колбасы…» Ужасно, конечно, но как отражает характер! Именно поэтому писатели используют канцеляризмы как стилистический прием характеристики персонажа.
Вот, к примеру, отрывок из речи милиционера Горелкина – героя пьесы Владимира Войновича «Трибунал»: «Значит, дело было так. Находясь в данном театре на дежурстве, я был предупрежден, что ввиду важного юридически-политического мероприятия здесь возможны провокации со стороны неустойчивых элементов… А майор Коротышев прямо сказал, что провокация не только возможна, а даже непременно будет ввиду неизбежного характера данного спектакля. И одному из вас, говорит, то ли тебе, Горелкин, то ли Юрченко, будет заехано в физиономию, и этот заезд необходимо будет использовать в борьбе с нашими идейными противниками. Я, конечно, надеялся, что заехано будет Юрченке, а не мне…»
Сегодня «канцелярщина» считается едва ли не единственным признаком деловой административности. И канцелярские обороты появляются там, где их быть не должно.
Например, в объявлениях в городском транспорте. В автобусе компании Х нежный женский голос напоминает пассажирам: «Войдя на остановочном пункте, не забудьте произвести оплату проезда путем поднесения средства оплаты к устройству погашения». И те долго думают, чего от них реально хотят. А вот компания Y ближе к народу, весело объявляет: «Войдя на остановке, не забудьте оплатить проезд, поднеся вашу карту к валидатору». С валидатором все знакомы, карты тоже у всех есть – у кого «Тройка», у кого – банковская, а у иных – социальная.
Но, часто звуча, канцеляризмы внедряются в сознание.
И вот на переходе к торговому центру, где открылся детский рай, малыш на самокатике спрашивает маму: а куда мы это (показывая на самокат) там денем? И… мама говорит: «Транспортное средство? Оставим у входа в игровую».
Приехали! Когда самокаты и велосипеды в обыденной речи стали транспортными средствами? Разговорная речь не терпит языка протоколов!
Получается, собравшись с подругой покататься, я должна воспользоваться своим транспортным средством? Или, если мы решили поехать куда-то на городском транспорте, назначать встречу на остановочном пункте?
«Берегись канцелярита!» – предостерегала великая Нора Галь в своей книге «Слово живое и мертвое».
И замечала, что дети привыкают к канцелярщине с младых ногтей, со школы:
«Что же удивляться, если какой-нибудь ребятенок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе:
– Мы ведем борьбу за повышение успеваемости…
Бедняга, что называется, с младых ногтей приучен к канцелярским оборотам и уже не умеет сказать просто:
– Мы стараемся хорошо учиться…
Одна школьница, выступая в радиопередаче для ребят, трижды кряду повторила:
– Мы провели большую работу.
Ей даже в голову не пришло, что можно сказать:
– Мы хорошо поработали!
Не кто-нибудь, а учительница говорит в передаче “Взрослым о детях”:
– В течение нескольких лет мы проявляем заботу об этом мальчике.
И добрым, истинно “бабушкиным” голосом произносит по радио старушка-пенсионерка:
– Большую помощь мы оказываем детской площадке…
Тоже, видно, привыкла к казенным словам. Или, может быть, ей невдомек, что для выступления по радио эта казенщина не обязательна. Хотя в быту, надо надеяться, бабушка еще не разучилась говорить попросту:
– Мы помогаем…»
Думаете, сейчас не так? Студенты говорят, что в школе их учили, что этот, эта, это звучат просторечно (хотя ни в одном словаре у этих местоимений нет помет ни разг., ни тем более прост.), и поэтому все у них данное. И нет простых отношений между подлежащим и сказуемым: они сами, например, не студенты, а являются студентами. И это не вытравить ничем…
Кто виноват и что делать с данными являющимися обучающимися и с транспортными средствами и остановочными пунктами?
Но я продолжаю надеяться, что из нашей обыденной речи уйдет канцелярит, как ушел один канцеляризм. Вы заметили? Мы теперь сначала называем имя, а потом фамилию человека, Ивановы Иван Иванычи теперь редко встречаются… Все больше Иванов Ивановичей Ивановых, и это отрадно.
Конечно, канцелярит – это болезнь. Но речевые болезни «волшебными таблетками» не лечатся, нужно менять образ мысли и речевые практики. Ни один врач тут не поможет.
Врач, балий, доктор
Кто такой врач? Это, как пишут в русских словарях, «человек с законченным медицинским образованием, который лечит больных». Или, как считают в некоторых других славянских странах – Болгарии, Сербии, Хорватии, например, – «знахарь», «колдун». Кто же прав: мы или братья-славяне?
Это не тот случай, когда можно говорить о чьей-то правоте. В русском языке это слово, известное с XI века, было заимствованием из старославянского и значило вначале «прорицатель», «заклинатель», а потом уже «колдун», «знахарь». Врать когда-то означало «вещать», «говорить приподнято». Уже потом у этого глагола возникло и другое значение: «болтать», «говорить пустяки».
То есть можно сказать, что врач – это тот, кто врет, лечит словом, заговаривает болезнь.
Именно так. Врачей на Руси еще называли балиями, это уже от глагола баять – «говорить», от которого произошли и байки, и басни.
Балии, или, как их называли еще в разных диалектах, бахари, лечили своих пациентов баловством. Интересно, изобретенный Карлсоном приторный порошок мог бы считаться таким баловством? Мог, главное, чтобы баловство, то есть лекарство, помогало. Л.В. Успенский в книге «Почему не иначе?» пишет: «Навряд ли наши современные “баловство” и “баловать” произошли непосредственно от своих древних тезок, но этимологическая связь между ними несомненна. Да что удивляться: когда человек и в древности заболевал, за ним волей-неволей начинали ухаживать, ему по мере возможности старались угождать, не раздражать, прощать его капризы и причуды… Его баловали, как балуют и сейчас: и лечили и мирволили ему…» В словаре В.И. Даля только слово бахарь присутствует в старом значении: «заговорщик, знахарь», но первым упоминается другое его значение: «говорун, краснобай, рассказчик, сказочник», с поговоркой: «Бахарь, что сахар». В этом словаре у бахаря есть «друзья»: бáяла и балян – тоже говоруны-рассказчики. А вот баловство уже – только «потворство, потачка» и «шалости, дурачества, проказы». Есть у В.И. Даля и балушка – «детская игрушка», и поговорка: Нашел дурак балушку: лбом орехи щелкает. А рядом с врачом-лекарем появляются в этом словаре врач-обманщик и враль. Были в XIX веке в ходу и такие слова, как врачебствó и врачевствó – «медицина, врачебнословие, врачебная, лекарская наука», врачебник – «лечебник», медицинский справочник, и врачебница – «лечебница».
Балий, врач, потом доктор… Откуда и когда, кстати, к нам доктора пришли? Пришли в XV веке, а вот откуда… Может, из Франции, может, из Германии, а может, и у латинян мы докторов позаимствовали: doctor по-латыни значит «учитель», от doctus – «ученый, образованный, умелый». Не случайно существует «докторская» ученая степень. В словаре В.И. Даля доктором называется «получивший в университете или в академии докторство, высшую ученую степень, по какому-либо факультету», с ремаркой: «обычно называют так доктора медицины, и вообще всякого врача, лекаря».
Кстати, врачам в старой Москве доверяли больше, чем докторам. Например, некий сапожник говорил об одном из многолетних клиентов, что он был «врачом медицины»: «докторов медицины хоть пруд пруди, а это – врач…», – и не соглашался поправить «ошибочку» сапожных дел мастер.
Осмотр врача
В очередях в поликлинике кто чем только не занимается! Кто читает, кто вяжет, кто о болезнях с соседом разговаривает, а иные просто глазеют по сторонам, изучая кипучую жизнь поликлиники и характеры пациентов и медперсонала. Вот бабушка скромненько на стульчике притулилась, ждет своей очереди, в это время кто-то из молодых и нетерпеливых стучится в кабинет, а ей через плечо стыдливо бросает: «Я только спросить…» – и знает, что обманет бабушку, а все же заходит. Вот пожилой мужчина, явно не хочет сестричке немощь показать. А по коридору два подростка идут – на диспансеризацию. «Я уже и терапевта, и лора прошел, и у глазного врача был. Остался мне только осмотр хирурга», – говорит один другому. «Хирурга, говоришь? – ехидничает тот. – А я думал, это он тебя должен осмотреть».
Конечно, именно врач производит осмотр пациента, значит, «по букве» законов русского языка возможен только осмотр приболевшего терапевтом, отоларингологом, офтальмологом, хирургом или другим специалистом. У пришедшего в поликлинику есть еще один выход: пройти осмотр у того или иного врача. Но у докторов пациентов много, историй болезни – не меньше, вот и торопятся они, заполняя медицинские карточки и выписывая направления, глотают окончания и предлоги.
Есть у меня и еще одно объяснение того, почему во время профилактических осмотров в медицинских документах появляются такие формулы. Под заголовком «осмотр специалиста» в них отражаются результаты этого осмотра или появляется заключение специалиста о состоянии здоровья пациента. Происходит подмена понятий, а расхожее словосочетание превращается в некий условный знак.
Проколем, пропьем, что прописано!
Наверняка вам приходилось слышать такой диалог доктора и пациента. «Кашляете? Так, послушаем. Да у вас бронхит! Пора уже сульфаниламиды принимать, если не антибиотики. Значит, я вам сейчас лекарство выпишу, пропьете курс и потом опять ко мне придете. – Хорошо, доктор, обязательно пропью». И жалобы доводилось слышать: «И одно лекарство пропила, и другое проколола, а кашель все равно не отступает».
Ужас какой! Правда, у меня от ужаса кровь в жилах стынет, когда до меня доносится из врачебного кабинета: «Надо бы этого пациента проколоть чем-то еще…» Так и представляю себе огромный шприц, которым делали укол Моргунову-Бывалому в «Кавказской пленнице», и доктора, со сладострастием втыкающего здоровенную иглу в нежную плоть больного. Вы возразите, что доктор ничего подобного в виду не имел. Тогда почему не сказал: «Hадо бы назначить курс уколов»?
А длинно! Пока выговоришь… К тому же проколоть – это уже наверняка, а колоть – мероприятие сомнительное, вдруг пациенту надоест, и он не пройдет до конца курс лечения.
Специалисты замечают: в русской разговорной речи появляется все больше и больше глаголов и существительных с приставкой про-, которая несет значение окончательности совершаемого действия. Можно делать что-то, а можно – проделать определенную работу, то есть сделать что-то от начала и до конца и больше к этому вопросу не возвращаться.
Можно оплатить счет и ждать, пока деньги дойдут до получателя. Поэтому получатель предпочитает другую форму оплаты счетов: «проплату», то есть не начало процесса движения денежных средств, а движение с его логическим завершением.
Наверное, той же логики придерживаются те, кто предпочитает не говорить с кем-то, не обговаривать, а «проговаривать» какие-то сложные вопросы с собеседником. Только забывают, что можно, проговорив, упустить что-то важное.
Как быть с уколами и прививками?
В последнее время вокруг вакцинации много споров: антипрививочников то осуждают, то оправдывают. Споров, кстати, вокруг прививок много и в области культуры речи: всем интересно, как же будет правильно? Сделать прививку или поставить?
Вот действительно: прививку и укол ставят или все-таки делают? Портал mel.fm советует: «Задумайтесь о значении слова “прививка” – это процесс, действие от глагола “прививать”, то есть вводить какой-то препарат или лекарство. А в случае “процесса” мы его делаем, реализуем, осуществляем, а не ставим. То же самое с уколом (инъекцией)». Словари говорят, что можно употреблять оба глагола. Но стилистически нейтральный вариант, по мнению лексикографов, один – делать прививку или укол, а выражение ставить прививку/укол приемлемо разве только в речи медиков.
Интересно, откуда вообще это ставить взялось?
Миф о благородном, древнем или «медицинском» происхождении выражений ставить прививки и ставить уколы развенчивает Национальный корпус русского языка. В XIX веке, представьте себе, прививки и уколы делали, и делали их вполне профессионально, о чем говорят, в частности, «Записки врача» В.В. Вересаева. Или, пожалуйста, заметка из «Московских вестей» 1902 года: «Эпидемия натуральной оспы в Марьиной роще приняла значительные размеры. Врачи обходят здесь жилища мелких ремесленников, делают прививку оспы детям и дезинфицируют помещения. Больные отправляются в Сокольническую больницу». И почти весь XX век инъекции, прививки, уколы делали… А ставить их, свидетельствует корпус литературных текстов, начали в начале 2000-х.
Еще в 1980-е выражение «ставить укол» казалось настолько странным и непривычным, что заключалось в кавычки. А теперь уколы и прививки ставят сплошь и рядом. Хотя лучше их все же делать!
Жизнь без боли – наша цель!
Если что-то сильно болит, надо принять обезболивающее. Или, не дай бог, операция предстоит, ее тоже врачи будут обезболивать. Но народу кажется, что обезбаливающее лучше поможет!
Конечно, это ошибка. Тем не менее она часто встречается. И в Национальном корпусе русского языка есть примеры с интернет-форумов и из публикаций в СМИ. И в сериалах так говорят. Помните, в «Молодежке» в самом начале тренер Макеев все время принимал от старой травмы обезбаливающее? Неудивительно, что народ за кумиром ошибку повторяет. Откуда же эта ошибка берется? Ведь в основе обезболивания – боль?
Дело в том, что в разных видовых формах некоторых глаголов чередование о с а действительно есть.
Например, чтобы выходить тяжелого больного, нужно уметь выхаживать. И тут требуется не только четкое выполнение предписаний врача, но и разумная строгость: выпроводить из палаты назойливых посетителей, хотя выпроваживать кого-то и не очень приятно. Заметили? Под ударением корневая о «превращается» в а, да и само ударение смещается, что для русской орфоэпии – нормальный процесс.
Но есть и еще более значимый фактор: у одного голова болит, у другого – побаливает, тут лекарства, может, и не нужны, поболит-поболит, и перестанет. Поболеть образуется от болеть с помощью приставки по-, привносящей значение «болеть немного, болеть иногда», а корень все тот же – «бол». Но в производной форме происходят те же процессы, что и в глаголах выхаживать и выпроваживать. И это влияет на другие однокоренные слова, даже если они видовой пары не образуют: есть боль – врачи постараются обезболить, будут обезболивать, пока вам не станет легче.
Пожалуйста, забудьте про обезбаливающие! Что бы ни говорили любимые герои с экрана, не употребляйте их в своей речи. Это – фейк, от него только хуже может стать. Обезболивающее, вот что нужно, чтобы вылечиться – в том числе и от ошибок.