Ольга Сергеевна Дерябина
Авария
Меня трясло так, что я слышала собственное противное клацанье зубов. Кто-то аккуратно накрыл меня пледом. Странное дело, этого пледа я раньше не видела, хотя в своём-то доме я должна знать все вещи. Боже, о чём я только думаю!
Зубы стали стучать меньше, плечи и спина почувствовали обволакивающее тепло. Я приподняла глаза и оглянулась. Моя любимая гостиная вмиг стала чужой. Массивный камин, мягкий ковер и два кресла-качалки, фонтан-перегородка казались неправильными, лишними. По высоким стенам мелькали синие огни. Их источник находился за панорамными окнами – там, за любимым мостиком, по которому шла тропинка от парковки до дома.
Сейчас парковка была забита чужими машинами, которые не прекращали освещать всё вокруг синими огнями, и людьми. Я чувствовала их взгляды, я чувствовала их осуждение, я чувствовала их злорадство.
Мне даже показалось, что я вижу Ивана Макаровича. Хотя ему-то откуда здесь взяться? Он же из той, из другой жизни.
Я не верила, что всё происходит наяву. Нет-нет, это неправда. Это всё чёртовы синие огни, которые ввели меня в транс. Я не убийца. Я не могу быть убийцей!
Зубы возобновили предательское клацанье, грудь безуспешно пыталась сделать глубокий вдох. Уши через невидимые наушники улавливали обрывки фраз: «…ДТП…», «…тёмная дорога…», «…неслась как сумасшедшая…», «…пила…», «…сбила…», «…не выжил…», «…уголовная ответственность…», «…а ещё депутат, с такой фамилией – Светлова…». Память выдала repeat в замедленной съемке: моя ярость, свет фар, мелькнувшая тень, визг колёс, стук, от которого сердце чуть не выпрыгнуло, и крик. Мой собственный крик.
***
Всё началось за несколько дней до этого. Хотя кому я вру? Примерно за полгода, когда закончилась предвыборная гонка и я, обойдя думского стажиста, получила удостоверение депутата городского парламента.
Предвыборная компания потрепала нервы, но я была на высоте, по крайней мере мне так казалось. К вечеру я валилась с ног с гудящей головой, а уже через несколько часов старалась излучать энергию и позитив, чтобы других заряжать, очаровывать, слышать одобрительные возгласы и комментарии из серии «вот что делает свежая кровь!» Вечерние встречи проходили на чистом адреналине, а оказываясь дома я напоминала себе механический будильник, у которого внезапно закончился заряд.
Так шли дни, недели. А после выборов сумасшедший график стал привычным.
Я никогда не думала, что стану депутатом. Чего я действительно хотела – посвятить себя детям. У меня две дочери – Варёне десять, а Ленусику четырнадцать лет. За плечами филологический факультет, педагогическое образование и первый опыт в школе. Как же я радовалась своему декретному как к поводу уйти от доски! А когда подросла Леночка, то чётко поняла, что хочу заниматься с малышами. Учить, удивлять, воспитывать, видеть восторженные глаза, хвалить за первые результаты.
Устроилась в тот же детский садик, куда пошла дочка, однако здесь оказалось не все так просто. Дети, конечно, были прекрасны, чего не скажешь об организации работы. Как молодой специалист я пыталась продвигать свои идеи, что именно изменить, чтобы оптимизировать, улучшить, облегчить. Сначала меня слушали вежливо, потом больше раздражённо, и ничего, конечно, не менялось. Словом, моему второму декретному были рады все.
Когда подросла и Варвара, неожиданно помог брат мужа. У него был успешный автобизнес и беременная жена. То есть через какое-то время встал бы вопрос о садике для будущего наследника. Он помог с деньгами открыть частный садик и организовать всё как надо.
Проект оказался успешным, нас рекомендовали другим родителям. И уже через несколько лет садик вырос в сеть учреждений. Я же стала известным и уважаемым экспертом, или как сейчас говорят – Л.О.М.ом, то есть лидером общественного мнения, в области детства и образования.
На встречах я всё чаще стала слышать, что надо идти в политику, чтобы свои «частные» идеи сделать государственными. Я вступила в партию – ведущую, конечно, а потом в предвыборную гонку, которая в сентябре закончилась депутатским креслом и новой борьбой – уже за интересы избирателей.
В какой-то момент появился Иван Макарович – крепкий пенсионер, постоянный посетитель моей приёмной, у которого тоже была масса идей: как улучшить жизнь в отдельно взятом округе и городе в целом. После продолжительных праздников этих идей кратно увеличивалось. Так что он стабильно являлся поделиться ими и узнать, как обстоят дела с предыдущими.
Помощница Августина лишь посмеивалась:
– Алёна Алексеевна, не принимайте близко к сердцу, – говорила она мне. – Обычно пенсионеры в поликлинику ходят, чтобы пообщаться. Но ваша приёмная от подъезда Ивана Марковича ближе. Вот и приходит, чтобы поддерживать себя в тонусе. И вас тоже.
– И ему это удаётся, – вздыхала я над ворохом заметок, писем, бумаг на подпись.
***
Так пролетели почти полгода, и вот наступило 1 марта. Я хорошо помню тот день. По-весеннему яркое солнце освещало почти освободившийся от снега наш двор и – через панорамное окно – мою любимую гостиную. По радио местные ди-джеи хохотали в эфире и включали что-то заводное, подо что хотелось петь и танцевать.
Девочки с утра решили побеситься, муж – его зовут Володя, Владимир Александрович – уже занялся разбором электронной почты от иностранных партнеров. После его устройства в международную компанию добавилось не только денег, но и забот. Однако благодаря его работе у нас появился этот прекрасный двухэтажный дом с гостиной в 70 квадратов, кухней в тридцать, двумя кабинетами и пятью спальнями наверху, включая гостевые. Мы даже могли позволить себе приходящую прислугу – домработницу, повара и садовника, по совместительству водителя для детей.
Мне пока не хотелось думать о предстоящем дне с как обычно плотным графиком. Включив музыку погромче, я попыталась изобразить танго, улыбаясь и наблюдая за собой в большое зеркало. Полы шёлкового халата скользили по ногам, как вечернее платье, мокрые кудри цвета меди блестели под солнечными лучами. Стараясь двигаться грациозно, я подошла к близко зеркалу и невольно отшатнулась.
Беспощадное солнце показало последствия моей бесконечной работы. Божечки, неужели каждый день меня видят такой – уставшей, бледной, с синевой и бороздками гадких морщин под глазами? Я – ходячий ужас! Я – почти старуха!
Конечно, мне уже не двадцать, и даже не тридцать. Вообще скоро сорок, но я всегда считала, что публичной личности можно сказать преступно выглядеть на свой возраст. Нужно уметь демонстрировать несоответствие цифрам в паспорте.
Первый весенний день был испорчен. На работе я то и дело подходила к зеркалу, критично осматривая свое отражение (сдались ведь мне эти морщины!). Потом вспомнила, что накануне давала комментарий местным телевизионщикам. Посмотрела на часы – как раз должны показывать новости. Глянув на себя в зеркало и вздохнув, я щёлкнула пультом, приготовившись к худшему.
Действительно шла новостная программа, но на политику я опоздала. Заканчивался сюжет из криминальной хроники про дерзкое ограбление в чьём-то доме и начался следующий – про очередное ДТП на трассе. Я мельком посмотрела на развороченные машины, мигалки, любопытные взгляды проезжающих мимо, направленные мобильники зевак и выключила телевизор. Терпеть не могу криминальные новости. Для меня всегда было странно, как другие внимательно их смотрят, а потом ещё обсуждают. Умом понимаю, что всё происходит рядом, прямо в нашем городе, однако эта часть нашей жизни оставалась чем-то потусторонним за экраном телевизора.
День шёл обычным чередом. Я выполняла привычные обязанности «на автомате»: моё утреннее открытие не только не уходило из головы, но только усиливало своё влияние.
Ну хорошо. По телевизору – далеко, при удачном освещении я, может, и неплохо смотрюсь. Но мой муж – он же видит меня каждый день! Без макияжа, фотошопа, на самом близком расстоянии! И что он думает в этот момент? Я попыталась воссоздать его лицо, как он смотрит на меня, к примеру, утром – ещё в постели, когда солнце освещает нашу спальню. И… И не могла вспомнить, когда он смотрел на меня в последний раз, нежно будил, обнимал и требовал взаимности – с продолжением, конечно. Это было слишком давно, что я даже не смогла вспомнить месяц.
Что это значит? Он меня разлюбил? Или… – об даже не хотелось подумать. Я снова подошла к зеркалу, уставилась на бледное уставшее отражение и попыталась улыбнуться. Улыбка получилась вымученная.
Да нет, всё это глупости. Напридумывала ерунды на ровном месте. У Володи работа. Много работы, благодаря которой мы живём в нашем прекрасном доме. И у меня – работа, садики, депутатские обязанности. Какие уж тут утренние нежности? Я снова улыбнулась, наблюдая, как нервно дёрнулся уголок у рта.
К счастью, в кабинет зашла помощница напомнить о встрече. Остаток дня я загрузила себя работой, чтобы не думать о глупостях. Но дневные подозрения вернулись, стоило мне расслабиться вечером.
Муж, как обычно в последнее время, был отстранённо сосредоточен – не на нас с девочками, а на работе (на чём же ещё?). Я пыталась завязать разговор, но он отвечал невпопад, потом сказал, что устал и отправился в свой кабинет. В этом не было ничего необычного, кроме того, что теперь я зациклилась на своих морщинах и попытках понять, изменилось ли отношение моего мужа ко мне.
Ситуация повторилась на следующий день и через день, и ещё через день. Дурные мысли только усиливались. В очередной вечер часа через полтора после ужина я решила заглянуть к нему под предлогом предложить молока. Подойдя к кабинету Володи, я услышала его голос. Слов было не разобрать, но я узнала тон – весёлый, бодрый, без тени усталости. Как раньше.
Я поскребла по двери ногтями и зашла. Володя сидел за рабочим столом перед монитором и говорил по мобильнику. Свет настольной лампой очертил круг, в центре которого был хозяин кабинета. Он не сразу заметил, как я вошла, зато я увидела, как довольную улыбку на лице сменило недоумение. Он смотрел на меня так, словно не понимал, кто эта женщина на пороге, и что ей нужно. Всё длилось пару секунд, но и этого было достаточно.
– Секунду, – уже по-деловому сказал он в трубку, прикрыл динамик у телефона и дёрнул головой вверх: – Чего тебе?
Я пожала плечами, забыв про предлог заглянуть, и вышла. Он не пошёл за мной, продолжив разговор. В постель лёг, когда я уже спала. Утром за завтраком сообщил, чтобы к ужину его не ждали, а на следующей неделе ему предстоит длительная командировка в Москву.
У меня словно земля ушла из-под ног.
Что это значит?!
На следующий день Володя вернулся поздно, девочки уже спали, а я крутилась под одеялом, собирая простынь «в гармошку». Когда фары осветили дом, был уже первый час ночи. Я накинула пеньюар и спустилась вниз.
Взяв стакан воды, наблюдала через панорамное окно, как муж шёл по тропинке к дому. Вот он поднялся на мостик, посмотрел на окна нашей спальни и, как мне показалось, вздохнул. Вздохнул! Затем дошёл до дома, открыл дверь, положил ключи в специальную вазу, закрыл замок и, не включая света, направился в кухню. И только в этот момент увидел меня и вздрогнул.
– Ты давно здесь? – недовольно спросил он.
– Нет, – сухо ответила я. – Ты почему так поздно?
– Я же предупредил, – он прошёл мимо, на кухню. Я поймала себя на том, что принюхиваюсь к его запаху, пытаясь уловить нотки чужих духов, но из-за своего крема (от морщин, конечно!) ничего не почувствовала. – Стоишь тут, как привидение, – буркнул он, наливая себе воды.
– С кем ты ужинал?
Муж замер со стаканом, повернувшись ко мне, словно решив, что ослышался. На лице читалось явное недоумение.
– С каких пор такие вопросы?
Что мне было отвечать? Что я стала старой и страшной, а ещё жутко ревнивой? Вместо этого я пожала плечами:
– Это обычный вопрос.
Володя в несколько глотков выпил воду, поставил стакан в посудомойку и направился из кухни:
– Я устал и пошёл спать.
Через несколько минут присоединилась и я. Забралась под одеяло и снова принюхалась, стараясь это делать это бесшумно. Но опять почувствовала лишь собственный крем, нанесённый жирным слоем.
***
Начало командировки Володи совпало с очередным заседанием думы. Я снова оказалась в привычном зале, в одном из депутатских кресел, расставленных полукругом лицом к президиуму, за нашими спинами были места для приглашённых и журналистов. До начала заседания я надеялась отвлечься от тревожных мыслей. Здоровалась с коллегами, что-то говорила, спрашивала, отвечала, улыбалась, записывала. Но мысли возвращались к сегодняшнему утру.
