Ольга Руслановна Квирквелия
Историческая наука и теория социальных эстафет М. А. Розова
1. Исторический факт: уникальное и всеобщее
В принципе, любая наука на определенном этапе своего развития решает вопрос о выделении элементарного научного события, «атома» научного исследования. Этот вопрос важен прежде всего для выявления общих закономерностей, построения типологии и других не менее важных направлений научной деятельности. Вполне понятно, что задачи подобного типа могут решаться только при наличии неких сравниваемых, а следовательно, сопоставимых элементов.
Раньше других приступили к выделению элементарного научного события представители естественных наук. И это понятно: имея зачастую в качестве основного объекта один и тот же фрагмент объективной реальности, например, некое физическое тело или биологический организм, химики, физики, биологи изучают его в совершенно разных аспектах, относительно совершенно разных процессов. Для разграничения наук и необходимо прежде всего выделение элементарного научного события.
Элементарное научное событие определяется как минимальный фрагмент объективной реальности, сохраняющий все существенные черты и свойства, изучаемые данной наукой. Таким образом, в элементарном научном событии совмещаются онтологическое и гносеологическое начала: с одной стороны, данный фрагмент обладает реальным существованием, а с другой стороны, он рассматривается в строго определенном аспекте, акцентирующим внимание на одних его характеристиках и отбрасывающим другие.
Примером выделения минимального фрагмента, сохраняющего все существенные черты и свойства, может служить ситуация в лингвистике: «Единство звукового (материального) элемента и значения (идеального элемента) образует специфическую единицу, или элемент, языковой системы. Такой элемент воплощает в себе два начала – материальное и идеальное».
Весьма важным представляется понимание элементарности в современной физике элементарных частиц и в ядерной физике. А. Л. Симанов отмечает, что элементарность следует понимать «как момент устойчивости, тождественности, самостоятельности, выделяемый в процессе нашего познания».
Естественно, что аналогичное элементарное научное событие должно быть в обществоведении в целом и в исторической науке в частности. И действительно, такие словосочетания, как «историческое событие», «социальное событие» встречаются в литературе, однако, как правило, не определяются.
Исключением является следующее высказывание: «исторические события – это прежде всего уникальные действия, происходящие в определенном месте, в определенное место и при определенных обстоятельствах». Но и это определение не слишком функционально.
В то же время необходимость выявления элементарного исторического события явно назрела. Если учесть, что большинству имеющихся в историографии определений истории свойственна модификация следующей формулировки: «история – это наука о прошлом, изучающая объективные закономерности человеческой деятельности», ее задачей является воспроизведение и представление реального процесса исторического развития человеческого общества, или данного общества, или отдельных сторон и процессов общественной жизни – экономики, социальной структуры, искусства, науки, философии, политики, религии и т. д. – как взаимосвязанный, причинно-детерминированный и закономерный процесс в его конкретном многообразии, то понятно, что без такого «атома» исследования ей просто не обойтись.
Что же должно представлять собой «элементарное историческое событие»? Поскольку «гуманитарные науки изучают ничто иное, как различные формы социального подражания, различные традиции», а в основе подражания лежит способность человека действовать по образцам, то элементарное историческое событие может быть определено как воспроизведение образца. «Любой поступок, любая акция человека в обществе выступает как актуальный или потенциальный образец, как норматив, который может порождать или порождает последующие реализации».
Но это наше, скажем так, умозрительное построение. Присутствует ли подобный элемент в рассуждении самих историков? В развернутой форме, в виде определения – нет. Более того, употребление словосочетания «историческое событие» носит, как правило, характер обыденного. И тем не менее в исторической науке давно и активно идет дискуссия по сути именно об элементарном историческом событии, а по форме – об историческом факте.
Дискуссия по поводу исторического факта уходит корнями еще в к. XIX в., когда историческим фактом считалось документированное событие, выступающее как объективный и единственный источник исторических знаний, неделимый, обособленный от других фактов, неизменный по содержанию. В н. ХХ в. исторический факт стал отождествляться с фактом культуры, а затем произошло разделение фактов действительности и фактов науки.
На сей день можно выделить три основные трактовки исторического факта: 1 – как объективного события, явления прошлого; 2 – как следов прошлого, образов, запечатленных в исторических документах; 3 – как гносеологической категории.
В. А. Дьяков приводит шесть толкований исторического факта в работах польских историков: 1 – фрагмент исторической действительности, находящийся в определенных пространственно-временных рамках и обладающий материальностью; 2 – объективно существующее явление реальной действительности; 3 – как самостоятельный общественно-исторический факт может выступать исторический источник; 4 – нечто конкретное, реально существующее (люди, вещи, события) в противоположность различным вымыслам, фикциям и заблуждениям; 5 – всякое проявление жизни человека; 6 – научная конструкция.
Большое внимание анализу исторических фактов уделил А. С. Уйбо. Он отмечает, что «фактологический базис исторической теории образует информация, относящаяся к ее предметной области, полученная из исторических источников при помощи правил оперирования». При этом исторические источники, несущие информацию, не изменяются, но изменяется тезаурус, или объем знаний о предметной области, к которой эта информация относится, и о системе знаков, при помощи которой она передается.
С другой стороны, не менее хорошо известно, что исторические теории отличаются друг от друга как по составу рассматриваемых фактов, так и по их организации.
А. С. Уйбо считает, что в составе фактологического базиса исторической теории можно выделить как исходные, инвариантные факты, не связанные непосредственно с данной теорией, так и вторичные, признание истинности которых вытекает из этой теории. Уточняя свою позиции, он отмечает, что что исторические факты не могут рассматриваться как полностью независимые и неизменные; выделение предпосылок, с признанием истинности которых связано получение исторических фактов, показывает, что последние всегда зависят от тех или иных теоретических положений. Некоторые предпосылки имеют универсальный характер, т. е. обязательны для любой научной теоретической теории, как, например, требование опираться на подлинные источники и применять адекватные правила оперирования; другие являются специальными, т. е. применяются в одной или нескольких исторических теориях.
Факты, опирающиеся на универсальные предпосылки, можно рассматривать как независимые от любой данной исторической теории, как инвариантные, поскольку эти предпосылки, а стало быть, и сами факты сохраняются при переходе от одной теории к другой.
При этом А. С. Уйбо в качестве примера исторических фактов-универсалий называет восстание Пугачева, Октябрьскую революцию. Отмечу, что данное построение автора не бесспорно – на мой взгляд, любой факт зависим от теории, вопрос лишь в том, от теории какого уровня. Впрочем, об этом ниже.
Знаменательно, что исследователями очень редко фиксируется внимание на критериях выявления исторического факта. Упоминается лишь его хронологическая завершенность. Но что такое «хронологическая завершенность»? Введение такого критерия предполагает взгляд на исторический процесс как дискретный ряд исторических фактов, взаимосвязанных, правда, и взаимообусловленных, но тем не менее жестко отграниченных друг от друга. Уточним, что полной и абсолютной хронологической завершенности некоего явления или процесса во всех его проявлениях с онтологической точки зрения быть не может. Если же понимать такую завершенность как категорию гносеологическую, то тем более необходимо ее определение. Но именно его мне не удалось найти ни в одной работе.
Теперь нам предстоит доказать, что в дискуссии об историческом факте речь идет действительно об элементарном историческом событии, причем в виде воспроизведения образца. Сами же понятие образца довольно часто встречается в исторической литературе.
Однако, сколь бы не расходились мнения историков по другим вопросам, в одном они почти единодушны: исторический факт – результат действия человека или группы людей. А поскольку любая акция человека в обществе есть действие по образцу, то и любой исторический факт есть результат воспроизведения образца. Ю. П. Францев подчеркивает: «что такое оценка факта? Это вскрытие действительной связи, которая существует между тем или иным фактом и тенденцией развития исторической действительности. Не может быть научного подхода без того, чтобы факт, вновь добытый или добытый ранее, но неправильно освещенный, не был поставлен в связь с другими фактами и явлениями, сопоставлен с общими тенденциями развития истории».
Очень интересное определение исторического факта предлагает А. Я. Гуревич: исторический факт, «будучи продуктом обособления явления из потока исторической действительности и определенной типизации его, вместе с тем отличается от фактов других наук. Исторический факт – это абстракция такого рода, которая создана на основе применения общей категории к чувственному объекту, но, при сохранении индивидуальности последнего, абстракция, в которой не утрачено, однако, конкретное содержание события, отражаемого этим историческим фактом».
Для меня здесь важно имплицитное указание на относительность и искусственность выделения исторического факта из общего потока событий, его хронологической завершенности.
Что же касается отождествления исторического факта с элементарным историческим событием, то его возможность базируется прежде всего на постоянном сопоставлении этих понятий в трудах историков и даже их частичная взаимозаменяемость. Так, А. Я. Гуревич, В. С. Библер, И. С. Кон напрямую отождествляют, факт и событие. В. В. Косолапов, не разделяющий в целом эту позицию, пишет: «Исторический факт, единичный, поскольку историческое событие, его отдельные признаки, с которыми сталкивается историк в исследовании, представляются индивидуальными, неповторимыми». Мы еще вернемся к разговору об уникальности исторических фактов, а здесь хотелось лишь обратить внимание на тесную взаимосвязь понятий «событие» и «факт». Э. Карр считает, что историческим фактом является событие, правда, не всякое, а лишь исторически значимое. Возражая ему, Е. М. Жуков отмечает, что всякая объективная реальность есть исторический факт. Г. М. Иванов говорит, что исторические факты – события прошлого, реальность которых становится реальностью для нас только через исторические источники, а И. А. Гобозов пишет: «факт – это то или иное конкретное событие, требующее своего осмысления и объяснения в связи с широким социальным контекстом эпохи».
Имеющаяся путаница в терминах связана с неразличимостью исторического как элемента реального исторического процесса и исторического как элемента построения исторической науки. Исторический факт отличается от исторического события своей включенностью в науку, а от элементарного исторического события – связью с реальностью.
Следующий параметр элементарного научного события – его элементарность. Эта идея также не чужда историкам. В. В. Косолапов пишет: «В системе исторических знаний исторический факт – „квант“, т. е. наименьшая, неделимая частица социально-исторической информации о действительности». Ему противостоит мнение М. А. Барга об онтологической неисчерпаемости исторического факта. «На событийном уровне явлений исторические факты суть однопорядковые, однородные вехи. На уровне сущности очевидно, что сложность, емкость, объективное значение таких событий столь же разнородны, как необозримы и грани общественной жизни». Е. М. Жуков вообще размывает понятие уникальности исторического факта: «Существуют факты более простые и более сложные. Исторический процесс, представляя собой цепь взаимосвязанных фактов, сам по себе может рассматриваться как исторический факт». И далее: «Всякая объективная реальность есть исторический факт». Отметим, что из высказываний М. А. Барга и В. В. Косолапова можно сделать предположение о некоторой соотнесенности понятий исторического факта и исторического события в концепциях этих исследователей, однако форма этой соотнесенности ими не фиксируется.
Что касается требования сохранения в элементарном историческом событии существенных свойств, изучаемых историей, то оно присутствует чаще всего чисто прагматически: исторический факт и есть именно историческое событие.
М. Барг вводит критерий социальной значимости события, определяющий возможность рассмотрения его как исторического факта, оговариваясь, однако, что различные события могут быть равнозначны в контекстах определенных исторических срезов. И все же на данном, «атомарном» уровне исследования историческая, социальная значимость должна быть определена жестко. И путь к этому – через оценку широты и глубины воздействия данного явления на последующий ход исторического процесса – широты социальной и территориальной, глубины фундаментальной и хронологической. Изменчивость же социальной значимости исторического факта понимается здесь как ее динамика.
Анализ типов динамики социальной значимости показывает, что в хронологическом аспекте ей свойственные двухпиковые распределения, однопиковые ассиметричные – в основном, левосторонние, – и однопиковые относительно симметричные. Наиболее часто встречаются однопиковые относительно симметричные распределения, характеризующие процессы, в которых максимальная значимость результатов достигается постепенно и также постепенно угасает.
Однопиковые ассиметричные левосторонние распределения характерны для процессов, в которых максимальная значимость результата совпадает по времени с моментом его первого получения.
Аналогичные правосторонние распределения характерны для ситуаций с «непризнанными гениями», когда максимальная значимость отстает – и значительно – от момента первого получения результата.
Достаточно частое в истории явление – двухпиковые распределения. Классический пример здесь – значимость творений античных авторов в момент их создания и в эпоху Возрождения; Парижской коммуны – в момент ее существования и в период Октябрьской социалистической революции.
Изменчивость социальной значимости в территориальном аспекте схожа по структуре. Только значительно реже встречаются двухпиковые распределения. Однако рассмотрение изменчивости социальной значимости в территориальном аспекте приводит к постановке еще одного вопроса – о влиянии на социальную значимость результата действия условий его достижения. Дело в том, что при ближайшем рассмотрении динамики социальной значимости оказывается, что практически в любом случае она имеет дискретный характер, а не непрерывный, как следовало ожидать. В хронологическом аспекте это прежде всего деятельность, имеющая сезонный характер, в территориальном – ориентированная на городские или сельские условия, на климатические особенности, на состояние коммуникаций. Но это, так сказать, на уровне очевидности. Важнее то, что социальная значимость зависит от социальных условий – государственного строя, экономического положения и пр.
Социальная значимость может изменяться не только количественно, но и качественно, т. е. может изменяться ее содержание. Наглядный пример – значимость иконы как предмета культа и как произведения искусства. Этот пример очевиден и тем самым, быть может, затемняет смысл изменения содержания социальной значимости, который состоит в том, что любое событие имеет некую свою значимость в силу включенности в данную систему на определенном, вернее, определяющем уровне. Событие значимо постольку, поскольку оно является реализацией значимой идеи. С потерей же идеей своей значимости значимость события может либо резко уменьшиться, либо остаться на том же уровне за счет выдвижения на первый план некой другой идеи, реализацией которой оно тоже является. Отсюда можно сделать вывод, что устойчивость высокой значимости события прямо пропорциональна количеству идей, реализацией которых оно выступает.
Наиболее характерным примером могут служить так называемые канонические тексты, например Библия. Реализация в ней помимо религиозной идеи этических, эстетических, исторических и пр. идей делают ее устойчиво значимой даже при устранении изначально доминирующей религиозной идеи.
Таким образом, социальная значимость некоего события не есть величина постоянная. Отсюда вытекает, что схожие по всем прочим параметрам исторические факты в разных контекстах могут оказаться несопоставимыми по уровню значимости. А поскольку признание некоего акта действия историческим фактом, элементарным историческим событием, «атомом» исторического исследования требует для него определенного уровня социальной значимости, а именно – наличие для него опять-таки социально значимых последствий, то и состав «атомов» исторического исследования в каждом конкретном случае будет индивидуальным.
Важно еще одно. Принадлежность данного события к определенному типу событий еще не свидетельствует однозначно о его социальной значимости. Среди множества случаев заболевания эпилепсией за время существования нашей цивилизации лишь единицы имели социальные последствия, т. е. обладали социальной значимостью, как, например, заболевание царевича Димитрия. Неоднозначно решается и вопрос о типологии исторических фактов. М. А. Барг говорит о фактах экономических, политических, социальных и пр., Г. М. Иванов разделяет факты действительности и факты сознания. Есть и другие классификации. Указывая на пространственно-временную и содержательную отграниченность единичного исторического факта, В. В. Косолапов считает ее абсолютной, а М. А. Барг рассматривает как момент непрерывности, как величину постоянную.
Итак, дискуссия об историческом факте есть по сути дискуссия об элементарном историческом событии, причем достаточно часто оно понимается как воспроизведение образца. Наиболее четко причины этого указаны Ю. И. Боканем и А. Н. Антоновым: «мы рассматриваем человека как включенного в различные социальные общности. Понятно, что такая включенность может быть обеспечена за счет того, что личность следует определенным ценностям, нормам, присущим тем или иным общностям, осознает себя в качестве гражданина страны, специалистом в определенной профессии, членом трудового коллектива.
Для каждого очевидно, что человек всегда живет в коллективе, в некой микрогруппе, и, находясь в нем, желает он того или нет, так или иначе он обязан соотносить свои действия с установками, с правилами, присущими данному коллективу. В то же время данный индивид является и представителем определенной профессии, национальности, определенного класса, и все это отражается в его сознании в результате следования определенным стереотипам деятельности, традициям, характерным для данных общностей людей».
Однако при этом остается открытым вопрос о том, почему же все-таки данное понимание элементарного исторического события остается непроявленным. Как кажется, причины этого кроются в устоявшейся традиции определения исторических фактов как уникальных. К рассмотрению правомерности такого определения мы и перейдем.
Традиция фиксировать внимание на уникальности исторических событий и, более того, только уникальные события считать историческими, идет из глубины веков. Н. И. Кузнецова отмечает, что «Геродот дал образец записи в социальную память неповторимого события гражданской жизни». Если учесть, что Геродот – отец истории, то можно сказать, что история с рождения связана с понятием неповторимости. Правда, в понятиях неповторимости и уникальности нет полной тождественности, однако значительная общность их семантических полей стимулирует осознанную или имплицитную тенденцию подмены первого вторым. Выше уже приведены рассуждения на этот счет В. В. Косолапова, и если в работах по методологии истории ему противостоят мнения М. А. Барга, различающего факты уникальные и массовые, и И. А. Гобозова, считающего, что «если в распоряжении ученого оказывается недостаточное количество материалов по исследуемому историческому факту, то он путем его сопоставления со сходным фактом может получить необходимое знание о данном факте. Допускается сравнение близких по времени и пространственному расположению событий и фактов, а не вообще любых фактов», в которых признается если не абсолютная, то относительная не-уникальность некоторых из них. Но декларативные утверждения в конкретных исследованиях более категоричны: Слово о полку Игореве – уникальный памятник древнерусской литературы, изобретение книгопечатанья, убийство Генриха IV – уникальные события…
Но может ли вообще быть историческое исследование, если его элементарные события уникальны? По всей вероятности, нет. По мнению П. Гардинера, «уникальные действия… не могут быть подведены под общие законы». Во всяком случае, все методики исторического исследования построены на сопоставимости и сопоставлении исторических событий. Авторство уникальной Повести временных лет устанавливается либо на основании сопоставления ее с Житием Феодосия, написанного Нестором, либо на сходстве идейных позиций автора Повести временных лет и первого киевского митрополита Илариона. Вопрос о подлинности уникального Слова о полку Игореве решается, в частности, на базе его сравнения с летописями, сохранившими аналогичные обороты и даже сходные ошибки переписчиков. И уж совершенно обычным является анализ влияния рассматриваемого исторического события на все последующие. Так, В. И. Вернадский пишет: «историк не может выдвинуть вперед изучение фактов или идей, по существу более важных, широких или глубоких даже в тех случаях, когда он может уловить их значение, если только эти факты не оказали еще соответствующего влияния на развитие научной мысли. Он должен явиться строгим наблюдателем происходивших процессов, он должен останавливаться только на тех явлениях, которые уже отразились определенным, явно выразившимся образом, влияние которых может быть прослежено во времени». Речь здесь идет об истории науки, но высказывание может быть распространено и на всю историческую науку. Имплицитно эта тема, т. е. требование, чтобы историческое событие служило образцом для последующей деятельности, присутствует в дискуссии о значимости исторического факта.
Таким образом, рефлексия историков представляет исторический процесс в следующем виде: происходит некое уникальное историческое событие, которое становится образцом для ряда последующих событий. Затем происходит новое уникальное событие и так далее. Как я пыталась вкратце показать, такая ситуация отсутствует в конкретных исторических исследованиях, целиком построенных на сравнении и сопоставимости событий. Однако заметно и то, что упор в них делается все-таки на функционировании данного события как образца для последующих, но не как воспроизведение образца событий предшествующих.
Как кажется, причины этого хорошо указал В. И. Вернадский, который дал объяснение появлению «уникальных» открытий в науке: «эти открытия делались в среде, далекой и чуждой обычным организациям ученой или общественной работы. Они делались людьми, находившимися вне общества того времени, вне круга тех людей, которые, казалось, строили историю человечества, создавали его мысль. Они делались простыми рабочими, ремесленниками, почти всегда не получавшими обычного в то время образования… делались людьми – изгоями общества, выбитыми из колеи… На смену погибавшему мировоззрению шло новое и несли его люди, имевшие свои корни в незаметно выросших, наряду с тогдашними научными организациями, формах». И опять-таки это наблюдение можно распространить на всю историческую науку.
Следовательно, даже в тех случаях, когда некое явление представляется нам не имеющим корней, не имеющим предшественников, это означает всего лишь, что мы их не знаем.
