Ольга Польская
Снежный роман
Шучу…
– Ну вот, а я размечтался было…
Мы вышли в танцевальную зону. Здесь царил дух веселья и флирта. Геннадий мастерски повёл меня в танце, это не позволило нам поговорить без лишних ушей.
– Чего случилось, ты вся дрожишь? Что ты чувствуешь?
– Смерть я чувствую. Пустоту и смерть. И это неизбежно. Я хочу бежать. Такое впечатление, что я упала на колени и не могу подняться, у меня нет сил. Я вижу смерть, и мне очень плохо.
– Чья она, ты знаешь?
– А ты знаешь?
– Кажется, догадываюсь… Прилетишь домой, езжай к матери домой и никуда не заезжай. Всё само собой образуется. Поверь мне. Держи меня в курсе. Никаких резких движений. Эмоции все спрячь далеко-далеко и думай только головой. Это всё очень серьёзно. Но это надо пройти.
– Ты тоже это видишь? Что мне сейчас делать? Как взять себя в руки? Напиться, что ли?
– Неее… Тебя это не возьмёт, да и сердце твоё много выпить не даст. Я же тебе сказал – эмоции подальше и включай голову. Уже сейчас включай, а то потом тяжко будет. Шефа своего не собираешься, надеюсь, близким другом делать? Не думай даже! Хоть кого, только не его, поняла? Поиграться можешь, но не заигрывайся.
– Понятное дело… Будем платить по счетам… Танцы и ничего более.
– Ну, пойдём к твоему шефу, а то он уже напрягается. Поужинаете, и я вас отвезу в гостиницу. Нечего тебе расхаживать по ночам в таком состоянии. Тебе ещё силы пригодятся, поверь.
Мы подошли к столику, где шеф уже выучил меню наизусть и недовольно смотрел в нашу сторону. Геннадий подозвал официанта и сказал ему что-то, а затем спросил у шефа, что он хотел бы заказать. Шеф выбрал салат, я – тоже. Остальное принесли по заказу Геннадия. Это была моя любимая утка с черносливом и травяной чай по-особому, только Геннадию ведомому рецепту. Чай предназначался для меня, а шефу подали бокал хорошего красного вина и кофе.
Геннадий извинился и, сославшись на дела, оставил нас, сказав, что как только мы захотим, он отвезёт нас в гостиницу.
Ужин был как нельзя кстати. Прогулка нагнала зверский аппетит. Кажется, Бориса Михайловича всё устраивало в этом заведении – и кухня, и хозяин, и обстановка. Он весело посматривал на танцевальную зону и, когда увидел, что трапеза подходит к логичному завершению, предложил пойти потанцевать.
Играла лиричная музыка из романтической коллекции, световые эффекты, приглушённый свет… Мы впервые оказались так близко. Шеф был вполне неплохим танцором. Он сначала бережно, а потом всё определённее и откровеннее держал меня за талию. Мне хотелось опустить голову ему на плечо и обо всём забыть. Забыть все страхи и сомнения. Отдаться на волю желанию и просто чувствовать себя женщиной, просто насладиться мгновением и всё. Сил не было, противиться было бессмысленно. Я нежно обняла его и положила голову ему на плечо. Дрожь пробежала по телу. Ещё мгновение, и я могла потерять контроль. Да и контролировать себя сил уже не было. Спасло одно – это не то место и не то время. Кажется, мы оба хотели одного и того же. Хотели забыть обо всём и просто расслабиться. Это было и лекарством, и ядом одновременно. Мы оба знали о последствиях следующего шага, и никто из нас не знал, сможем ли мы остановиться вовремя. Вернее, каждый в тайне желал, чтоб другой сделал этот шаг первым – это и спасло… Музыка заканчивалась, мобильный звонил в кармане, а мы ещё чего-то ждали.
– Поехали к тебе. Ты же чувствуешь…
Слова эти были чем-то нереальным, запредельным и будоражащим и без того истрепанное переживаниями сознание. Его дыхание… совсем близко, безумно близко. Губы почти касаются моей шеи… Мастер, сразу чувствуется класс… Сознание постепенно возвращалось и побороло все рефлексы. Осталось приятное чувство и ясное представление, что делать дальше. Надо бежать.
– Поехали. Пора заканчивать этот праздник.
Мы подошли к столику, за которым нас уже ждал Геннадий. Он оставил всё без комментариев, мы вышли из ресторана и поехали в гостиницу.
Доехали мы быстро и спокойно. Пробок на улице уже не было. Город спал.
Тротуары и дороги были серыми от разбитого подтаявшего снега. Дворники возле гостиницы старательно собирали эту серую кашу и наводили чистоту, но серость и слякоть ещё сильнее контрастировала на этом фоне.
Время, всё решает время. Рассудок полностью овладел моей сутью, и я уже была спокойна за дальнейшие события сегодняшнего дня. Главное событие – это никаких событий.
Мы расстались с Геннадием и поспешили в свои номера. В лифте мы снова встретились взглядами с шефом.
– Поехали к тебе…
– А что мы там делать будем?
– Ну, там решим… Я кофе напился, совсем спать не хочу. А ты как?
– А я…
– Да, кстати, у меня так спина и шея болит, разомнёшь мне, ладно?
– Ладно, но… я надеюсь, что мы чётко понимаем, что делаем и чего не надо делать…
– Очень чётко! Пошли!
Мы зашли в номер. Кто придумал этот интерьер? Приглушённый свет, огромная кровать, зеркала…
Я усадила шефа на кровать и села сзади. Мышцы действительно были в большом напряжении. Мысли были громкими и ясными. Это тешило моё самолюбие и немного подзадоривало, но я знала, что и как делать в этой ситуации. Несколько движений, несколько точек – и всё в полном порядке. А вот желание… Что делать с желанием? Что делать – трансформировать в… Во что? При других обстоятельствах и с другим я бы уже давно нашла ответ на вопрос, но… Есть масса но, которые перевешивают все желания и воздыхания. Нет. Надо всё заканчивать. Затею нудный разговор о делах или ещё что-нибудь в этом роде.
Я заканчивала сеанс массажа.
– Ты знаешь моё тело так, как будто мы всю жизнь знакомы.
– Кто знает, может, в прошлой жизни и были знакомы. Сие науке не известно.
Как Вы планируете завтрашний, вернее, уже сегодняшний день?
– Не знаю. Я позже решу. А что ты сейчас планируешь делать?
– Хотелось бы полежать и отдохнуть, если честно. Кстати, а что там вы с пиар-компанией решили?
– Они приедут и будут работать на выборах. Ты им не мешай, ладно? Они профессионалы, вот и пусть деньги отрабатывают, а мы с тобой в рабочем режиме за ними понаблюдаем. Ты им будешь помогать в организационном плане, хорошо?
– Да как скажете, но если я Вам нужна ещё живая и здоровая, то нам надо разбегаться и поспать немного до вылета, а то будем выглядеть непрезентабельно.
– Ну, как скажешь. Ты права, надо поваляться перед дорогой. Ты с аэропорта к матери поедешь?
– Да. Я же там живу сейчас. Переоденусь, приведу себя в порядок, и снова в строй.
– Хорошо. Позвони мне, как проснёшься. Позавтракаем вместе. Машину ты заказала?
– Да, нас мой брат отвезёт.
Шеф покинул мои владения, и, кажется, мы оба остались этим довольны.
Жизнь научила меня ценить дружеские отношения. А именно такими они сегодня и были.
Я упала в постель и провалилась в сон. Сон был тяжёлым и тёмным. Как будто я в каком-то подземелье, и мне холодно и страшно. Я хочу выбраться оттуда, но не могу, хочу бежать, но нет сил. Я ползу по этим холодным улочкам-коридорам, из которых нет выхода. Ползу и молюсь. Молюсь отчаянно, но молитвы этой не слышно, всё как в тумане, в липком и вязком тумане, который поглощает всё. Вдруг впереди возникла фигура. Тёмная и бесформенная, она возвышалась надо мной. В руках у нее был то ли меч, то ли посох.
Указывая на меня, она тихо и внятно произнесла: «Отойди». Мрак разорвался выстрелом.
Я проснулась. Вскочила с кровати и пошла в душ. Приняв душ, я позвонила шефу. Он уже не спал. Мы пошли в кафе. В коридоре нам навстречу вышел высокий мужчина в чёрном плаще. Поравнявшись с нами, он вдруг остановился и сказал мне тихо: «Отойди».
Чётки, которые я держала в руках, вдруг порвались, и камешки от них покатились по всему коридору, а мужчина как появился, так и исчез непонятно куда. Душа застонала от боли и горя. Я машинально подбирала камешки с пола и понимала: случилось, всё уже случилось… Колесо жизни покатилось на меня со всего размаху, и никуда мне от этого не деться.
Домой
Путь домой – это всегда волнительная церемония. Хочется поскорее сесть в самолёт и очутиться в своём собственном, таком знакомом, комфортном и тёплом мирке, где всё вокруг твоё. Как хочется закинуть чемодан в коридор и забыть обо всем. Сесть на кухне и, пересказывая все последние новости, вкушать аромат свежесваренного кофе в собственной кофеварке и пить кофе из собственной любимой кружки. Блаженство!
Самолёт летел, а параллельно с ним летели и мои, очень приземлённые, далёкие от высоких идей и устремлений моей работы мысли. Шеф мирно посапывал рядом в кресле. Как ни странно, но волнение отступило от моей души, и я уже всеми мыслями и чувствами была дома, на кухне у мамы с её шикарным борщом и варениками с картошкой. Мне не хотелось никого видеть и встречаться сегодня, пусть жизнь пройдёт сегодня мимо меня, а я пойду в баню с мамой, и, как в детстве, по дороге домой мы будем падать в сугроб, шутить и смеяться. Как хорошо было в детстве! Все друзья, никаких половых различий, не надо было прятать свои симпатии и любовь к ближнему ради общественного мнения и рамок приличия. Можно было просто любить и не думать о том, к чему это всё и зачем тебе это надо! Правильно, оказывается, говорится в Библии: «Будьте как дети». Да только как тут будешь? Повзрослели, покрылись гормональными сетями чувственности и желаний, и всё… детство кончилось – началась погоня за успехом. Мой философский настрой прервали бодрые аплодисменты пассажиров, которые таким образом благодарили экипаж самолёта за удачную посадку.
– Рановато хлопают. Посадка – это не конец приключений!
Как только я это сказала, самолёт занесло на 45 градусов по взлётно-посадочной полосе.
Пилоты явно были людьми опытными и выровняли машину, и через некоторое время мы остановились.
– Слушай, Ольга, а ты себя не боишься?
– Боюсь иногда, но не в этот раз.
– Всё шутишь, а вообще-то страшновато так просыпаться! Хоть бы обняла и утешила бедного испуганного шефа!
– Да я бы с огромным даже удовольствием, но не могу – социальные догмы, служебное положение и общественное мнение вкупе с излишней чувственностью блудного организма не позволяют мне положить вашу взбудораженную голову на мою грудь средних размеров и нежно чмокнуть вас в макушку, уж извините.
– Умеешь ты отболтаться от обязанностей! Ты должна была меня собой закрыть от опасности, а ты…
– Какие смелые фантазии!!! Самолёт… И я падаю вам прямо на грудь или куда там надо было?
– Ладно, прощаю!!! Но в следующий раз – падай!
– Будет сделано!!! Разрешите идти?
– Куда тебя несёт? Вон братик твой стоит. Уже сейчас забор сломает от желания обнять сестрёнку! Ты, надеюсь, никуда «налево» не надумала ехать? Отдыхай сегодня, а завтра будет очень много всякого с самого утра, уж поверь мне.
– Не… Я сейчас домой, к мамочке на ручки!!! Соскучилась дико! Надоели мне все эти казённые бараки и формальные общения. Хочу просто пойти в баню, поплавать, попариться и в сугроб, а потом идти и смеяться над каким-нибудь старым анекдотом и чувствовать, что тебя любят по-настоящему, а не за что-то или потому что.
– Отличная программа! Одобряю! Машина нужна?
– Нет, спасибо! Мы пешком. Мы рядом живём с этой баней, я уже заказала на три часа, так что полный уход от официоза. Обую валенки и пойду пешком!
– Молодец, только аккуратно развлекайтесь, чтобы силы остались работать.
Хорошо. А у Вас что в планах?
– А вот тебя послушал и тоже решил баньку затопить и отдохнуть немного. Может, с мамой к нам приедете? Наталья рада будет.
– Нет уж, давайте не будем нарушать интимного пространства семьи!
Вы со своими, а я со своими, а утром встретимся и поделимся впечатлениями.
– Не любишь ты меня! Даже в баню не хочешь со мной сходить! Шучу! Ладно, пошли, а то багаж наш уйдёт без нас куда-нибудь.
Мы взяли свои сумки и отправились к машине, где нас дожидался обученный ждать брат.
Выбежав нам навстречу, он обнял меня и забрал наши сумки, заботливо уложив их в багажник.
– Как добрались?
– Нормально. Давай сначала шефа подвезём, а потом домой.
– Как скажете. У нас тоже всё нормально. Мама ждёт, наготовила всякого вкусного!
– Хорошо вам, а мне надо жене позвонить, что я прилетел, чтобы у неё несколько минут было до встречи…
– Да ладно наговаривать-то! Вообще не в тему!
– Да это точно! Я сегодня ездил с вашей женой на базар, она вам шикарный обед готовит!
– Ну тем более надо позвонить, чтобы разогревала.
За этим шутливым диалогом прошла большая часть дороги домой. Дорога была лёгкой и приятной. Снег чуть искрился на солнце и ярко контрастировал с чёрно-серым асфальтом. Борис Михайлович выпорхнул из машины и с явным предвкушением тепла и уюта устремился в ворота собственного дома. Настал и наш черёд возвращения домой.
– Что нового, братишка?
– Да особо ничего нет, вроде бы всё как было. А… Игоря видел, который «твоего» на работу взял, так он чего-то обижался на «твоего».
– Завтра разберусь, а сегодня ничего не хочу. Хочу к маме.
Мы быстро подъехали к дому, к тому дому, где мы выросли и откуда ушли в свои новые семьи. К тому дому, куда меня привезли из госпиталя и мой добрый братик занёс меня на руках и положил на мою когда-то койку. Сердце сжалось от всех этих мыслей, и холод забрался в самую душу.
– Побежали домой, а то я продрогла совсем – догоняй!
Я почти бегом влетела в подъезд, а потом в квартиру. Мамочка, моя любимая, родная мамочка, как же здорово, когда тебя ждут и любят. Мама обняла и расцеловала меня прямо у порога, брат уже поднялся с моими вещами, и мы, бросив сумки, устремились на кухню. Верх блаженства, когда ты чувствуешь себя дома! Всё было хорошо, слишком хорошо, чтобы быть правдой… Мы пообедали, поговорили и разбежались, довольные и счастливые. Брат – к своей семье, а мы с мамой – в баню.
Я заранее обо всём договорилась, и мама даже была немного удивлена готовности самовара и бассейна. Персонал мы отпустили и остались одни наедине с отдыхом и нашими дамскими разговорами.
Я старательно уходила от обсуждения командировки. Обсуждать и планировать ничего не хотелось. Хотелось отдыха и спокойствия.
– А ты помнишь Петрова? Он ещё в протестантской секте был и тебе Библию подарил, помнишь?
– Помню, конечно, отличный парень. А что ты вдруг о нём?
– Да он приезжал попрощаться вчера. Улетает в Америку насовсем. Будет там служить пастырем в Орегоне. Хотел с тобой поговорить, телефон и адрес свой американский оставил, просил, чтобы мы его маму навещали.
– Да какие вопросы, конечно будем навещать. Нас же в Америку всё равно не выпустят.
Замечательный травяной чай с капелькой «Рижского бальзама», который принёс в подарок наш «американский пастырь», ублажали нервы, душу и тело.
Всё было идеально, так идеально, что даже чуть настораживало. Мы закончили свои водные процедуры и пошли домой пешком в валенках, как в давние годы, когда не было ничего, кроме детства и счастья созерцания и познания мира.
Мы играли в снежки, шутили, падали на снег и снова кидались снежками. Замечательный вечер! Мы, уставшие и счастливые, добрели домой и упали спать. Дом – это дом!!! Мой дом – моя крепость!!! И ничего, что везде сугробы и мороз, дома всегда тепло и уютно и тебя там любят и ждут.
До – это путь
До – это путь в переводе с японского. Когда я начинала постигать боевые искусства, мой учитель объяснил мне это очень чётко и доступно. До – это путь, и если шагнул – надо идти… Надо идти, несмотря ни на что. Идти вперёд и верить, что ты идёшь к истине. Ты должен знать: что есть истина? Истина – это Бог, и весь наш путь – это путь к Богу. Он у каждого свой, но ты должен идти. У каждого есть право на ошибку, но ни у кого нет права на убийство – убийство истины. Иногда жизнь может разделиться на до и после, по надо помнить, что До – это путь, путь к Истине.
С самого утра меня одолевали покаянные мысли и желание остановиться в своём падении на взлете. Глубокое и странное чувство. Но утро, согласно должностным обязанностям, обязывает к новым подвигам, и, сбежав по лестнице, я очутилась на продрогшей от колючего мороза улице, которая потеряла всякую надежду отогреться на солнышке и смиренно сосуществовала и терпела все уколы своей морозной судьбы, отдавшись на волю Божью. Машина подошла точно к назначенному времени, и я с удовольствием прыгнула в тёплый салон комфортного служебного авто.
Водитель вопросительно смотрел на моё довольное и безмятежное выражение лица.
Мгновение спустя он всё же выдавил из себя слова:
– Привет! А ты знаешь, что сделал твой «бывший»?
– Нет.
– Он застрелился… Тебе, что, шеф не сказал?
– Нет.
Мир зашатался и разорвался на до и после…
– Когда это произошло?
– Когда вы улетели. Он был найден в квартире на следующий день с сыном.
– Где он сейчас?
– В морге. Его первая жена заявила, что будет хоронить его и тебя близко не подпустит. Так что мы держим его до твоего возвращения. Ты хочешь проститься?
– Да. Расследование провели? Каков вердикт? Кто выезжал?
Основная версия: самоубийство. Лучше тебе туда не соваться.
– Ясно. Ты меня в морг отвезёшь?
– Да, шеф сказал, как только совещание закончится, мы сможем ехать. Ты сможешь держаться?
– Смогу.
– Можешь поплакать, пока едем, но держись… Слабых – добивают, помни это. На тебя сейчас столько выльется, что не любой выдержит, но ты должна.
– Ясно.
Шеф стоял на улице, когда мы заехали за ним. И был серьёзен и собран, как перед прыжком с парашюта. Садясь в машину, он посмотрел на моё бледное лицо и отвёл взгляд.
– Почему вы мне не сказали?
– Это бы ничего не изменило. Надо жить. Он сделал свой выбор, и ты здесь ни при чем. Вы чужие люди. Чужие уже давно. Он предал тебя, и нечего портить себе жизнь из-за таких уродов.
– Это моя жизнь и мои уроды! Я должна была знать.
– Нет. Успокойся и живи дальше. Надо идти вперёд. Ты ничего не изменишь. Будет много сплетен, но ты не должна на них реагировать. Ты знаешь правду – он подлый и продажный самец, который использовал тебя, когда только ему было выгодно, и не более. Это правда. А всё остальное – эмоции. Сейчас тебе будет нелегко, но ты должна идти своим путём. Ты умная и сильная – ты сможешь. Я буду рядом. Мы все будем рядом, но никто этого не может видеть. Прошу тебя, не устраивай разборок! Прими как есть и… отойди от этой ситуации. Ты – отдельно, эта ситуация – отдельно. Обещай мне!
– Хорошо. Я должна его увидеть.
– Поедете после совещания. Можешь взять с собой кого-нибудь. Вдруг тебе станет плохо. Морг – это не театр… Зайдёшь в спецотдел, они всё организуют.
– Спасибо.
Воцарилась тишина и царствовала до конца нашего пути на место службы… Дружба – дружбой, а служба – службой. Мне тяжело было принять, что столько времени от меня скрывали информацию, которая меня непосредственно касается. Официальная версия: самоубийство… Из-за меня… Внутри – огонь обиды, раскаяния, бессилия, отчаяния в смеси со злобой и недоумением выжигал душу дотла. Но я держалась. Дежурные приветствия, дежурные фразы, каменное лицо и дежурные улыбки. Всё это давалось с огромным трудом и держалось только на пожаре, бушующем в моей душе… Других сил держаться не было. Прожив совещание, как вечность, мы с шефом остались один на один в пустом кабинете. Мы не знали, что сказать друг другу.
– Борис Михайлович, разрешите мне поехать?
– У тебя 45 минут. Потом вернёшься и сразу ко мне. Кто бы у меня ни был, заходишь в отдыхающую и ждёшь. Есть серьёзный разговор.
– Хорошо.
– Зайди в спецотдел, только после этого поедешь.
– Ясно.
Я вышла в приёмную и, минуя молчаливые и любопытные взгляды секретарей и посетителей, отправилась в спецотдел. По-хорошему, в таких случаях меня должны были пригласить для расследования причин происшествия. Я – официально главная виновница смерти. Смерть от несчастной любви! Несчастной любви к кому? Всё смешивалось в моей голове. Я понимала трагический абсурд, но было больно и страшно. Начальник спецотдела – мой бывший начальник по службе, и у нас всегда открытые и ясные объяснения друг для друга. Сейчас он ждал меня.
– Привет!
– Здравие желаю!
– При обыске в квартире изъяли всё, что было огнестрельного и холодного. Твой пистолет и самурайский меч тоже изъяли. Они, кстати, были не в сейфе. Всё, что изъяли, уже не вернут, и это факт, с которым тебе придётся смириться. Ты хочешь попасть в квартиру? Хотя я бы не советовал тебе.
– Ясно.
– Первая жена сыплет на тебя проклятия и всяческие обвинения, но я думаю, что ты не опустишься до её уровня… Она заявила, что будет хоронить его сама. Я, конечно, могу положить всех мордой в пол и забрать тело, но надо ли так делать? Я считаю, что нет.
– Ясно. У них двое совместных детей. Она имеет полное право и оскорблять меня, и хоронить отца своих детей, я не буду устраивать скандалов. У меня есть просьба: попросите юристов подготовить отказ от всего движимого и недвижимого имущества, принадлежащего мне на правах наследования, в пользу его детей – поровну. Я приеду с морга и подпишу. Я прошу, в морге мне никто не нужен при этом. Это тоже просьба!
– Я поеду с тобой.
– Ясно. Поехали.
Мы вышли и молча шли по длинному коридору, спустились на лифте и сели в машину.
Водитель без всякого объяснения тронулся в путь.
Гробовое молчание – вот что воцарилось везде… Среди людей, а как в пустыне…
Мы подъехали к моргу и вышли все трое на улицу.
– Я пойду одна, пожалуйста!
– У тебя слабое сердце…
– Всё нормально – я справлюсь. Через 5 минут можете зайти.
– Ладно. Оставь дверь открытой. Я здесь подожду.
Я шагнула вперёд, вперёд к той двери, которая скрывала от меня того, что было до, и открывало то, что будет после.
Санитар поздоровался и молча провёл меня к месту, где лежало безжизненное тело моего бывшего мужа… Бывшее тело – бывшего мужа… Что может быть абсурднее этого сочетания.
– Огнестрельное ранение черепной коробки со смертельным исходом. Выстрел произведён из двухствольного ружья через ротовую полость под углом 45 градусов. Вот заключение экспертов. Самоубийство на фоне душевного расстройства. Соседи подтверждают, что он вёл себя неадекватно в последние несколько недель.
– Спасибо. Покажите, пожалуйста, тело и оставьте меня.
– Я не могу уйти. Я отойду.
– Ясно.
Санитар выдвинул стеллаж, и перед моим взором предстало обнажённое тело моего «бывшего». Никаких следов борьбы. Ничего… только нет верхней части головы и лица тоже нет, только нижняя челюсть. То, что это он, у меня не вызывало сомнения. Я слишком хорошо знала его тело и все особенности. Я смотрела и понимала, что это не самоубийство… Зачем стрелять в себя из ружья, которое находится в сейфе, под замком, когда в полке лежит пистолет, заряжённый боевыми патронами? Он не мог выстрелить в себя сам под таким углом. Это убийство. Вернее всего, он спал пьяный. Спал и не проснулся. Я достаточно проработала следователем и осмотрела трупов, чтобы не понимать, что это не самоубийство. Зачем?! Колотилось у меня в голове. Этот вопрос тарабанил мне по сердцу и рвал душу на части. Зачем?!!
– Вам надо идти. Здесь нечего больше смотреть.
– Забальзамируйте его, пожалуйста.
– Я могу выдать тело родственникам или ещё подождать?
– Выдавайте.
– Я забальзамирую его силиконом. Не беспокойтесь. Хотя его всё равно будут в закрытом гробу забирать. Так родственники заявили.
– Гроб сейчас вам привезут. Позвоните родственникам и скажите, что гроб и одежду предоставили с его прежней работы. Могилу и памятник тоже предоставят – с ними созвонятся сегодня же. То, что я здесь была, говорить никому не надо.
– Да. Я знаю.
– Прощайте.
Я двинулась к выходу и понимала, что всё не так, как мне говорят. Боль и обида раздирали грудь. Огонь потери пылал с такой силой, что никакой мороз не мог остудить его. Очутившись на улице, я уже плохо контролировала свою координацию и, вдохнув свежего морозного воздуха, почти потеряла сознание. Меня подхватил мой друг и начальник спецотдела, человек, который когда-то проходил что-то подобное…
Он знал, каково это… Я не могла стоять на ногах, и пару минут ему пришлось поддерживать меня. Я посмотрела ему прямо в глаза и задала один единственный вопрос:
– Зачем?!
– Я знал, что ты поймёшь. Давай поедем и всё обсудим.
– Мне надо позвонить и устроить всё с похоронами и могилой.
– Уже всё устроили. Гроб только скажи, какой. Могилу выделили, памятник делают, костюм тоже скажи, какой, и всё. Каталог у меня в кабинете. Скажешь, и я позвоню куда надо. Тебе надо к врачу. Я вижу, что дело плохо.
– Поехали.
Мы добрались до машины и въехали в больничный корпус кардиологии. Моя добрая доктор сделала кардиограмму и вынесла свой вердикт: «Микроинфаркт».
О госпитализации не могло быть и речи. Решили, что я буду приезжать на капельницы, и мне будут делать уколы на работе. Когда мы остались наедине с доктором, то она сказала мне:
– Вы не вините себя и не слушайте, что болтают люди. Лучше уезжайте в монастырь и побудьте там с недельку. Это лучше всех лекарств в данном случае. Вы можете его отпеть – я дам справку, что он был душевнобольной, и это несчастный случай, как результат его болезни. Сделайте это. И вам, и ему это надо. Я позвоню вашему шефу и попрошу, чтобы он дал вам 2 недели отдыха.
– Мне лучше будет на работе. Так я не буду погружаться в ситуацию.
– Хорошо. Каждый день надо будет приезжать сюда на процедуры. А там посмотрим. Сейчас вам сделают укол и капельницу, а дальше смотрите сами. Но я рекомендую покой. Поезжайте домой и побудьте с близкими.
– Спасибо. Я постараюсь.
Мое отсутствие затянулось, и шеф уже звонил на мой мобильный. Доктор ответила на звонок. Они поговорили, и я взяла трубку. Мы договорились, что я заеду к нему, как только освобожусь от процедур и после встречи и разговора с отцом Николаем, настоятелем нашей православной церкви.
Отлежавшись под капельницей, я распрощалась с начальником спецотдела и полностью доверилась его выбору в костюме и гробе, высказав лишь приоритеты в этом выборе. Мы довезли его до работы и отправились в храм.
Отец Николай, как и все в городе, знал о том, что случилось. Он уже знал, что я угодила в больницу с очень хитрым диагнозом. Шеф позвонил ему. Я показала справку от моего доктора и попросила разрешения на отпевание. Понятно, что нормально отпеть его не получится, но отец Николай сказал, что можно сделать это заочно, но надо написать прошение на имя Митрополита. Надо объяснить причину смерти, приложить справку, он тоже подпишет это прошение. Как только будет дано добро, так тут же всё сделают, и надо будет посыпать землю на могилу, так как в гроб, увы, не получится. Первая семья не верит в Бога. Они верят только в себя.
Мы тут же созвонились с советником Митрополита, и он назначил мне встречу на завтра, с утра. Мы поговорили ещё немного с отцом Николаем о тонкостях процедуры, и я отправилась обратно на работу. Там ждал шеф.
Пока мы ехали обратно, я созвонилась с Геннадием, своим учителем по биоэнергетике.
Мне даже не пришлось объяснять, он начал говорить, чего делать нельзя.
– Ты была в квартире?
– Нет.
– Не входи туда ни в коем случае. Знаешь, кто это сделал?
– Сегодня же буду знать – ты уж поверь!
– Не встречайся с ним.
– Нет, конечно, но поговорю – это точно. Просто спрошу, как дела…
– Когда сможешь приехать?
– Не знаю. Через неделю, возможно. У меня защита диссертации на малом совете. Мне нужен монастырь. Я хочу побыть там с недельку.
– Я найду, только не думай уходить в монахини – не сейчас.
– Спасибо.
– Сейчас не делай резких выводов. Всё не так, как ты думаешь.
– Ясно.
– Звони, если что.
Мы ехали в машине с водителем, и он слышал часть нашего разговора. Нет сомнения, что он передаст его кому следует. Да только в этом нет тайного. Всё предсказуемо. Я найду экспертов, которые осматривали место происшествия, и всё выясню… Позвоню кому следует и найду ответ – кто…
Это ничего не изменит, но мне это надо, надо знать – зачем…
Лекарства переставали действовать, и боль снова стала раздирать грудь.
Когда я приехала, шеф был в отдыхающей. Наша секретарь заботливо приготовила нам чай и бутерброды и удалилась.
– Как ты?
– Как памятник на площади… стою.
– Шутишь, значит, жить будешь.
– Жить буду – только одна…
– Ну это не факт… Вряд ли ты останешься одна…
– Останусь. Мне завтра с утра к Митрополиту надо ехать. Прошение на отпевание надо подать.
– Значит, сначала в больницу, а потом к Митрополиту. Я тебе отдаю машину – занимайся.
– Спасибо. А можно вас спросить – вы видели тело?
– Да. Я видел фото и все документы по этому факту.
– Тогда вы можете мне объяснить, что произошло?
– Могу. Но не уверен, что тебе это надо знать.
– Надо.
– Хорошо. Давай-ка попьем чай, тебе сейчас сделают укол, и потом я тебе всё объясню. Я доктору обещал соблюдать твой режим.
– А можно мне увидеть документы?
– Пей чай и жуй бутерброды… А потом посмотрим.
Он пытался быть заботливым, но у него это плохо получалось из-за скрытого напряжения, которое не давало ему быть собой.
– Расскажи лучше, что за новый поклонник у тебя появился?
– Какой поклонник? Просто деловое сотрудничество. Мне надо же на что-то жить. Ничего особенного, консультирую по сайту и не более.
– Мне бы было спокойнее, если бы я знал о твоих друзьях, чтобы не возникло какой-нибудь непредвиденной ситуации – выборы скоро.
– Дело только в этом?
– Нет. Я думаю, что ты понимаешь, о чём я?
– Надо разобраться со всем этим. У меня голова кругом идёт, и я уже ничего не понимаю. Это плохо.
– Да. Тебе надо прийти в себя. Давай пока оставим этот разговор. Хочешь, поехали в ресторан?
– Хочу. Мне там один товарищ нужен.
– Нет. Так не пойдёт. Давай без товарищей?
– Тогда давайте без ресторанов? Мне завтра на исповедь и к Митрополиту. Лучше бы вы объяснили мне всё – что и почему. Я не знаю, что думать…
– Хорошо. Я скажу, чтобы принесли рапорт внутреннего расследования, и ты сама всё прочтешь. Только ты должна дать слово, что ничего не будешь предпринимать.
– Ладно.
В кабинет пропустили медсестру, которая сделала мне укол и поспешно удалилась.
Я лежала на диване, и шеф сидел рядом, когда секретарь занесла документы расследования. Она села с нами и вопросительно посмотрела на шефа. Она их читала и, значит, всё знала… Я предложила ей остаться. Время было позднее и посетителей уже не было. День был утомительным и напряжённым для всех. Она заварила нам свежий чай и сделала бутерброды с красной икрой. Для нас это всегда означало одно – будем пить водку… Пока я читала все рапорта, к нам присоединился начальник спецотдела. Все молча ждали, когда я закончу читать документы…
Чтение было не из приятных. Описание места происшествия и прочие факты были притянуты, как говорится, «за уши». В конце было два объяснения. Как только я дошла до них, обе мои коллеги переглянулись, налили себе водки и, не говоря ничего, выпили.
Это было объяснение – донос о заказе на убийство от моего бывшего мужа. Там говорилось о том, что он заказал убить меня на следующий день после моего дня рождения, в нашей квартире, а затем застрелить и его. Безумие. Проплаченное безумие! В момент выполнения заказа киллер пришёл и убил только моего «бывшего».