На всякий случай служба безопасности «пробила» по своим каналам Игоря Николаевича Воеводина. После смерти матери опеку над ним взяла тетка, с ними жил и ее гражданский муж. Только в этом году мальчик окончил школу и сразу устроился работать в сетевую закусочную, руководство которой не брезговало эксплуатацией детского труда. В агентство он попал без протекции, пришел на конкурс за компанию с приятелем-официантом, которого, как требовал сюжет, не взяли даже на платные курсы. Проявить себя ни с плохой, ни с хорошей стороны в агентстве не успел, а возможно, не особенно старался – он принадлежал к тем замкнутым характерам, ключ к которым подберешь не сразу.
В середине той же недели Георгий случайно увидел его в коридоре бизнес-центра и почувствовал беспричинное волнение – давно не испытываемое и оттого бодрящее. Они снова провели вместе ночь, и Георгий с удивлением осознал, что почти влюблен.
Ему нравилось все, что происходило между ними, нравилась вдумчивая серьезность Игоря, которая уживалась с иронией и юношеской наивностью в отношении многих вещей. Нравилось и то, что мальчик ничего не просил и поначалу даже порывался платить за себя в ресторане. Едва ли не впервые Георгий ощущал себя в ситуации, о которой только слышал и читал: когда юность другого представляется освежающим источником, чьи воды способны ненадолго повернуть время вспять.
Приближалась осень, но Георгий Максимович переживал такой душевный подъем, что даже холодеющий воздух казался ему по-весеннему вкусным. Вместе с бывшим тестем он активно занялся разработкой сразу двух проектов: один был связан со строительством сети отелей эконом-класса, второй – с подготовкой части территорий обанкротившегося завода под возведение нового высотного бизнесцентра. Одновременно предпринимались шаги и по реализации той схемы, которую он начертил ночью на влажном кафеле в ванной.
Единорог, символ счастья и процветания, стоял на комоде в спальне. Игорь иногда разговаривал с ним и гладил по морде и по спине.
– Ах, неужели мы для вас
Не больше, чем еда,
Хотя вы были так добры,
Нас пригласив сюда!
А Морж ответил: «Как блестит
Вечерняя звезда!»
Льюис Кэрролл
Пришел сентябрь, дни становились короче и холоднее, зарядили дожди, но Игорь почти не замечал этих печальных перемен. Он отдался круговороту новой, необыкновенной жизни и чувствовал себя так, словно летел в вагончике на американских горках: только ух – вниз, вау – вверх, и сладко, страшно – ёк под дых.
Подобно царственному богу, каприз которого вознес на небо юношу-пастуха, Георгий Максимович подхватил и втолкнул Игоря в свою реальность, населенную почтительной челядью, мраморными торсами героев, морскими чудовищами, поколениями виноделов и ученых, умерших столетия назад вместе со своим языком, тайну которого знали только избранные. В реальность, наполненную отзвуками джаза, забавными стихами, ароматами коньяка, запахом дорогого одеколона, междометиями страсти.
Загадочным шифром звучал и язык его всегда коротких телефонных разговоров, где в человеческую речь были словно вставлены компьютерные коды: апруф, фидбэк, ассемпшен, маржа.
По утрам от избытка впечатлений, от слабости у Игоря кружилась голова, он не попадал ногами в кроссовки, пуговицами в петли, а Георгий Максимович уже кому-то звонил, складывал в портфель бумаги, пил на ходу кофе, застегивал запонки и бодро покрикивал: «Живей, живей, малыш, я опаздываю».
Георгий Максимович знал и умел все, был повсюду и никогда не уставал. Он был грозен и строг, но и терпелив, и нежен. Ночью полнозвучный голос делался густым и мягким, словно шерсть на его груди; ладони касались ласково, но властно, заявляя свои права.
Широкоплечий, плотный, с мускулистыми руками и бедрами, он и в минуты близости представлялся Игорю могучим и всесильным божеством. Удовлетворенный, бог быстро засыпал, всхрапывая, если на спине, и тогда Игорь мог разглядывать и осторожно трогать его, спящего, ощущая себя хранителем их общей запретной тайны.
Эпоха великих открытий окончилась с отъездом Георгия в Европу для каких-то важных переговоров, но Игорь продолжал лететь по закону инерции – лежал ночами без сна, вспоминая его лицо, голос и откровенные прикосновения. Горячий, настойчивый, его взрослый любовник приходил под утро, заставал в неловкой позе и вдруг исчезал. День тянулся, а Игорь все чаще проверял трубку, ожидая сообщения или звонка: почти перед самым отъездом было решено, что он присоединится к Георгию через неделю, для этого нужно было оформить паспорт и визу.
Наконец колокола зазвенели: «Все готово, заяц, вылетишь завтра вечером. Я соскучился. Хочешь ко мне сюда?» – «Да, да, да!»
Были еще какие-то слова, но их Игорь припоминал уже потом: «Водителя зовут Леша, ты его видел, полетишь с сопровождающими». И еще: «Возьми пару футболок и шорты, остальное купим. Здесь жара и молодое вино, я даже бриться перестал». И еще: «Если спросят, ты – сын моих друзей, партнеров по бизнесу, едешь отдыхать на море. Не спросят – ничего не говори. Жду тебя».
Леша приехал за Игорем на спортивном джипе, передал билеты, паспорт, деньги на расходы в аэропорту.
– На прямой рейс билетов уже не было, полетите через Франкфурт. Там пересадка на Барселону, а оттуда местным рейсом в Аликанте. Ты, главное, от людей не отставай, они всё знают. Если потеряешься, сразу им звони.
Супружеская пара, которой водитель перепоручил Игоря в аэропорту, сразу взялась суетливо его опекать. В самолете Галина протолкнула его к окну.
– Будешь смотреть, тебе интересно в первый раз, а мы-то уж столько полетали. У нас старшая дочка в Германии замужем, а младшая здесь, тоже служит у Козыревых. В Озерном, экономкой.
– Я же с Козыревым еще когда начинал, – важно пояснил Анатолий Алексеевич. – Он был главным инженером, а я у него шофером.
Глядя в иллюминатор на ватные, хлопчатые облака, Игорь стал рифмовать про себя: Барселона – у склона, в Аликанте – адъютанты, Франкфурт… не получался.
– Он уже тогда крепко стоял, но к людям – с уважением, мы с самого начала с ним за руку, – продолжал Анатолий. – И сейчас всегда расспросит, как внуки, как сам… Хотя и веский человек по городу.
– В Озерном ты не был? Шикарный дом, семь лет как заново отстроили, – сообщила его жена. – И участок полтора гектара. А в Испании весь особняк на нас двоих. И все лето наезжают – то сам с гостями, то семейство. И Георгий Максимович бывает со своими людьми, по делам. Зимой, конечно, скучновато, но на праздники всегда кто-то есть…
– Надо будет сразу рыб проверить и лягушек, не подох ли кто. И кошка как бы не добралась до них, я все волнуюсь. Лягушки китайские, дорогие.
Игорь слушал рассеянно, но когда люди и события, о которых рассказывали его спутники, оказались как-то связаны с Георгием Максимовичем, он ощутил волнение.
– Максимку раньше на все лето привозили, так мы с ним на рыбалку каждый день. Считай, у нас на руках вырос.
– Сейчас-то он редко стал бывать. В Англии учится.
Игорь догадался.
– Максим – это сын Георгия Максимовича?
– Ну да. Ты его знаешь? Вы же с ним должны быть ровесники.
– Да нет, Максим постарше, ему уже двадцать два или двадцать три, – заспорила Галина. – Он чем старше, тем больше в папу. Копия просто.
– Характер-то козыревский, – возразил Анатолий.
– А у нас сынок – повар шестого разряда на интуристовских судах, – тут же сообщила женщина.
У нее, как и у мужа, было много золотых зубов. Сухая загорелая кожа складывалась мелкими морщинками вокруг глаз. Анатолий кивнул:
– Года три назад у Козырева юбилей был, шестьдесят пять лет, а Вовка как раз в отпуске. Вот шеф меня просит: «Анатолий Лексеич, пускай твой Вовка меня уважит, приготовит для гостей». Я тогда ему говорю: «Сын, не осрамись. Такое мероприятие, ответственность, надо показаться».
– Он им какие-то свои рецепты делал, улитки ездил покупать во французском магазине. Все восторгались.
– Да, праздник был знаменитый. Душ сто гостей, и всё такие птицы, самого высокого полета. Всю ночь гуляли, салют и прочее.
Галина покачала головой.
– Уборки потом за этими гостями! Мы с дочкой два дня не разгибались, паркет оттирали в холле и в столовой. Там залы большие, а Валя одна мучается с этими полами. Помнишь, еще Максим моду взял на роликах по дому ездить?
– Дед балует его, понятно. Один внучок, наследник всего богатства. Да и Георгий Максимович ничего не жалеет. Машину ему подарили дорогущую.
– Ну а что им, если возможности есть? Марьяна специально летает в Милан за вещами, а там не какая-нибудь дешевка, счет на тысячи евро.
Это была как задача на смекалку: если Павел Сергеевич приходится дедом Максиму…
– А Марьяна… это жена Георгия Максимовича? – проговорил Игорь, пытаясь скрыть волнение.
Они переглянулись.
– Нет, это Козырева младшая дочка. А жена его была старшая, Вероника. Она на машине разбилась. Когда это, лет пять уже?
– Да нет, уже лет восемь.
Галина наклонилась к Игорю.
– Она попивать стала, как они разошлись. И за рулем пила. У нее права два раза отбирали.
– Да, Сергеич тогда в один год сначала жену похоронил – ну, та болела, у нее лимфому обнаружили. И дочку следом. Так и не женились оба до сих пор.
На левом веке у Анатолия была небольшая опухоль, бородавка или жировик, и глаз как будто подмигивал всякий раз, когда он улыбался. Игорь в какой-то момент начал испытывать необъяснимую неприязнь к нему и к его жене, словно они отдаляли, отчуждали Георгия Максимовича, наделяли его судьбой, полной семейных забот и посторонних интересов, присваивали ему именно это прошлое.
Во Франкфурте они пошли делать покупки, а Игорь остался в зале ожидания. Пока он пил кофе в маленьком баре, пытаясь унять тревожное возбуждение, к нему подсел сначала нетрезвый немец с портфелем, потом молодой бритый парень в кожаной куртке, араб. Игорь ушел из бара и спустился в торговую зону, отправился бродить, размышляя о том, что услышал, – об этой чужой семье, о взрослом Максиме, с которым их сближала ранняя утрата, о том, что сам он для Георгия Максимовича, наверное, только осколок среди других цветных стеклышек в зеркалах калейдоскопа.
Пестрая человеческая толпа двигалась мимо. Магазины, закусочные и рекламные щиты на стенах сверкали огнями.
У трапа Игорь помедлил. Ночной воздух Германии был теплым и сухим. Вдыхая его, глядя в звездное небо, Игорь подумал, что дальше, в Австрии, во Франции и в Италии – в странах, над которыми они полетят, двигаясь в сторону Георгия Максимовича, ночь будет становиться все нежнее, словно это он был генератором тепла, живым устройством, согревающим мир.
Армия запахов и звуков, жаркая реальность нарядного приморского города атаковали их в Аликанте, заставляя стряхнуть усталость после долгого перелета. Встречал их второй водитель Георгия Максимовича, молодой красивый Вадик. Галина просила подождать их с багажом, но Вадик резко отказал:
– Еще я буду вашим барахлом подвеску мучить у дорогой тачки. У меня инструкция на одного пассажира. Такси возьмете.
Не скрывая самодовольства, Вадик сел за руль черного «кадиллака» с широкими сиденьями – такие машины Игорь видел только в фильмах про гангстеров, – придержал дверь для Игоря, с шиком развернулся на выезде с парковки. Они помчались по живописной дороге, мимо тающих в жаркой синеве чистеньких домиков, окруженных пальмами и зарослями цветущего кустарника, вдоль побережья, куда-то все дальше и выше.
– Во, видал, это одного бандита норильского вилла. Он типа в розыске, тут отсиживается. По металлу тему держал, – пояснял Вадик, показывая куда-то вверх. – А вон, на горке, – хозяин пивзавода. У него десять акров мандаринов. Вообще наших много, и москвичей, и питерских. Как там Питер? Всё уже – тю-тю лето?
– Да, уже холодно, – кивнул Игорь, стараясь держаться с ним так, как советовал Георгий – вежливо и сдержанно, соблюдая дистанцию, хотя не мог не думать о том, что Вадик все знает про него еще с той ночи, когда вез их из «Альмагеста».
– А тут как в бане было, хоть бы облачко. Ну вот и мы – номер семь по Санта-Круз.
За каменным забором в обрамлении пальм виднелся белый двухэтажный дом с деревянными балконами. Вадик посигналил у ворот, въехал во двор.
Игорь ступил на горячие ступени крыльца и застыл от счастливого восторга: отсюда открывался вид на море, голубое до рези в глазах, и дрожащая гладь бассейна повторяла этот острый голубой с точностью глянцевой открытки.
– Да пошли, еще насмотришься на эту лужу, – позвал Вадик. – Шеф тебя ждет. Сказал – прямо к нему.
В доме пахло свежесваренным кофе. Смуглая девушка с угольно-черными волосами, выбивавшимися из-под платочка, вынесла на подносе завтрак. Вадик, улыбаясь, преградил ей дорогу.
– Комо босс? Проснулся? Но дормир? – и повернулся к Игорю: – А хочешь, сам ему кофе отнеси? Крикнешь, если что-то надо. Да иди, не бойся, говорю, он ждет.
Георгий Максимович полулежал в постели, опираясь на подушки; небольшая постриженная бородка придавала ему сходство с разнеженным султаном из восточной сказки. Словно прочитав мысли Игоря, он обернул голову краем простыни и подмигнул:
– Входи к своему господину, любимая наложница. Оставь эти яства, мы отдадим им дань позже.
Игорь поставил поднос на стул и тут же оказался в кровати.
– Ну, как ты добрался, малыш? Не устал? – целуя, раздевая, Георгий Максимович гладил и жадно осматривал его шею, плечи, живот, словно проверяя, всё ли цело.
– Нет, – ответил Игорь. – Только меня во Франкфурте все время клеили… какие-то арабы. В аэропорту.
– Вот мерзавцы! Обижали моего зайца…
– Никто меня не обижал, – возразил Игорь, помогая снимать с себя одежду. – Просто приняли не за того.
Георгий Максимович кивнул удовлетворенно.
– Ну еще бы, посмели бы они.
Его лицо с размягченными, отекшими со сна чертами приобретало то властное выражение, которое так завораживало Игоря. Воздух в комнате струился от жары. Жар разгорался в них обоих, как в деталях работающего механизма. Все, что делал Георгий Максимович, было немного стыдно, но обжигающе приятно, и Игорь хотел, чтобы это длилось как можно дольше, но почему-то он помнил и о том, что дверь в коридор не заперта, и может войти горничная, и нужно сдерживаться, чтобы не вскрикивать слишком громко. Он успешно справлялся с этой проблемой, кусая ладонь и подушку, пока не начал задыхаться от счастья, переполнявшего его изнутри.
Потом подъехала машина, где-то в доме захлопали двери, стало слышно, как под окном работают поливальные устройства. Как сквозь дрему, Игорь вспомнил, что он в Испании, что вокруг море, пальмы, синее небо – волшебная сказка, в которой он оказался по какому-то недосмотру высших сил.
Георгий Максимович поцеловал его в затылок и с хрустом потянулся, взял с подноса стакан с апельсиновым соком и, дав Игорю сделать несколько глотков, залпом допил остальное.
– Позавтракать я уже не успею… Ладно, нельзя иметь всё сразу – и море, и по колено. Устроим разгрузочный день.
Он встал под душ, не закрывая двери в ванную, позвал:
– Иди-ка, прослушаешь инструкцию.
Игорь отодвинул стеклянную шторку.
– Нет уж, не ко мне! Так я точно никуда не попаду, а мне нужно ехать. Вот что – я дам тебе Вадика, он покажет город. Пообедайте, тут много ресторанчиков вокруг, сходите на пляж.
Он быстро говорил, быстро намыливал свое могучее тело – подмышки, живот и половые органы.
– Вечером, видимо, ожидаются гости. Устроим вечеринку. Буэно? Устрицы и вино.
Игорь улегся обратно на кровать и, чтобы скрыть огорчение, закурил. Дома он нафантазировал, что они будут в Испании только вдвоем, вместе будут купаться и загорать, вместе гулять по морскому берегу и станут так близки, что больше никогда не смогут разлучиться.
Застегивая сорочку, поглядывая на него в зеркало, Георгий Максимович спросил:
– Что такое?
Игорь отрицательно мотнул головой: «ничего», хотя страшно хотелось ухватить его за галстук, дернуть за причесанные, надушенные волосы: «Не уходи! Не бросай меня здесь с этими чужими людьми, которые всё про нас знают!» Но когда тот подошел и щелкнул по носу, Игорь смог только робко пробормотать:
– Возвращайся поскорее.
Сквозь жалюзи на открытых окнах слышно было, как завелась и отъехала машина, как Галина и Анатолий Алексеевич начали о чем-то спорить во дворе. Игорь тоже принял душ, выпил остывший кофе и осмотрелся в комнате, где почти не было мебели – только кровать и встроенный шкаф да несколько репродукций на стенах.
Чемодан, из которого Георгий Максимович доставал галстук и белье, стоял распахнутым на стуле. Игорь поддался любопытству и заглянул внутрь. Рассмотрел кожаный несессер с серебряными щетками для волос, стопку тонких полотняных рубашек с инициалами на карманах. В потайном отделении, которое он обнаружил случайно, зацепив клетчатую подкладку, лежали презервативы, пакетик белого порошка и папка с документами, подписанная красным фломастером: «Альмагест».
В шкафу висел один только светлый льняной костюм. Внизу, в большом выдвижном ящике, обнаружились теннисные ракетки, несколько пыльных кляссеров с марками и коробки с поблекшими мумифицированными мотыльками. Аккуратно напечатанные ярлычки сообщали: Максим Измайлов-Козырев, коллекция №…
С самого дна ящика Игорь достал пачку фотографий и с волнением рассмотрел высокомерное лицо молодого человека с тонкими правильными чертами, с густыми и темными, как у Георгия Максимовича, волосами. Глаза у него были такие же серые, только совсем холодные, без насмешливых искр в глубине.
Игорь почувствовал укол ревности, заочной нелюбви к этому надменному убийце бабочек, и убрал фотографии.
В майке и шортах Вадик стал похож на Кена, друга куклы Барби. Его мускулистые руки и икры, покрытые пшеничной растительностью, привлекали взгляды официанток – те весело переговаривались и строили ему глазки, а он хмурился, вчитываясь в меню. Затем признался:
– Меня папа на курсы испанского направлял. Я вроде учил, учил, а в голове только кура, потому что «галина». А то, знаешь, бывает, люди только овощи едят. Или только рыбу, а куры не едят вообще.
Все же ему удалось объясниться со смешливой официанткой, блеснув главным своим козырем: «Дос платос де карне фрита, пор фавор». Уплетая жаркое, он дружелюбно спросил Игоря:
– Ты сам-то откуда? Питерский? А я пять лет как переехал. Знаешь такой веселый городишко Качканар? Ну, считай, повезло.
Он подмигнул официантке.
– Бабы местные в сексе ни с чем не сравнимые, отвечаю на личном опыте. Мы здесь регулярно расслабляемся. Я вообще с папой поездил – и в Штаты, и по Европе, он меня часто с собой берет. Ко мне особое доверие. Только не надо тут улыбаться, я не в вашей теме, даже не мечтай. Просто шеф ценит людей, на которых можно всецело положиться.
Пыльная дорога к морю петляла между стен и заборов из белого песчаника.
Как только они вышли из ресторана, замолчавший было Вадик снова начал болтать.
– Папа много ездит, потому что у него по всей Европе связи. Типа клуб по интересам и по бизнесу заодно – ну ты понял. Они когда встречаются, на них смотреть – одна умора. Щиплют друг друга, целуются. Так и не скажешь, что миллионами ворочают. Только между нами, ясно?.. А папа у них ценное звено. Во-первых, языки все знает – в испанском шарит, в итальянском. По-французски вообще в совершенстве. А во-вторых, он такой человек, что ему можно большие бабки доверить. Он для них офшоры держит, ну и всякое такое, лазейки находит. В общем, по финансовым потокам. Если подумать, пашет-то он как лошадь. Тёрки, наезды, конфликты. И все на нем замкнуто. Мне что еще нравится, что он в общении простой. Пальцы не гнет, как всякая ботвинья, разные там типа крутыши. Бывает, конечно, обложит по матушке или наорет. Тоже на своей планке, понятно. Но в принципе всегда по делу.
Игорь, начавший уже уставать от жары, от смены впечатлений, хотел спросить, долго ли еще идти. Но море вдруг открылось за поворотом, словно раскинутое по песку синее покрывало.
– Пляж тут конкретный, – заверил Вадик, – песочек золотой… И глубина хорошая. Ты плавать-то умеешь?
Они спустились на пляж.
Игорь сразу разделся, вошел в воду и с наслаждением поплыл. Метрах в двадцати от берега нырнул, открыл под водой глаза. В зеленоватом сумраке мерцало дно, маленькие рыбы как черные пули разлетелись в стороны. Оттолкнувшись от дна, он перевернулся в воде, глотнул воздуха и снова нырнул.
– Эй, ты так больше не шути! У меня аж дыхалка сбилась, – выходя из воды, пожаловался Вадик. – Поплыл и поплыл, а потом раз – и нету его. Я уж думал, ногу свело или там что… Меня бы папа за яйца повесил!
– Да не волнуйся, я плаваньем занимался.
– Так предупреждать надо!
Игорь ударил по воде и обдал его веером брызг.
– Ну ты же не обязан меня охранять…
– А чем я тут, по-твоему, занимаюсь?
Игорь облил его снова, и Вадик погнался за ним по воде, споткнулся, вскочил, отплевываясь соленым песком, и сам засмеялся над своей неуклюжестью. Игорь хохотал вместе с ним, снова чувствуя счастье, которым наполнял его запах моря, тонкий росчерк кипарисов на высокой скале, ожидание новой близости с Георгием.
– Какое очарование, – проговорил, подсаживаясь на соседний топчан, оплывший жиром пожилой мужчина с бескровным ртом и с узкими глазами. – Какая красивая пара! Вы откуда, мальчики, из какого отеля? У меня есть особое предложение для вас. Все безопасно и оплата вперед.
Игорь почувствовал, что краснеет от стыда и отвращения, и сразу хотел уйти, но Вадик разглядывал незнакомца внимательно и спокойно.
– А ты бы двигал отсюда, дедуля, пока самого не того, – процедил он наконец сквозь зубы.
Старик усмехнулся.
– Разве же так повезет, цветочек?
– Кто-о тут цветочек? – Вадик угрожающе шагнул вперед.
Старик ничуть не испугался.
– Юный Геркулес, Бельведерский торс! Браво, браво, как мы умеем играть мышцами! Без шуток, детки, хороший гешефт. Не поверю, что таким молодым и красивым не нужны денежки. А делать ничего почти не надо. Только вы вместе, ваши шалости наедине… И как насчет качественного видео?
Вадик сжал кулаки.
– Ты меня не понял, старый хрен? А ну вали, пока не дали в бубен.
Старик поднялся и отступил на шаг, продолжая улыбаться.
– Dios mio! Какой темперамент…
И наконец отошел от них, крикнув напоследок:
– Подумайте, мои хризантемы. Завтра буду ждать на этом же месте!
Вадик сплюнул на песок.
– Вот холера! Это он на тебя повелся.
– Да нет, ты, кажется, ему больше понравился, – возразил Игорь, про себя зная, что Вадик прав, что это к нему, Игорю, липнут такие люди, чутьем падальщиков распознавая в нем испорченность.
Вадик передернул плечами и засмеялся.
– Да уж больно старый. Был бы лет на дцать помоложе…
– И что тогда?
– Тогда бы я ему без базаров в башню закатал за такие предложения. Пидор бельведерский! Ладно. Окунемся и надо уже возвращаться. Лучше заранее придем, а то папа ждать не любит.
Тогда, глядя ему в лицо, Игорь решился задать вопрос, который давно уже приготовил:
– А у него много было… ну, таких, как я?
– Были, – пожал плечами Вадик. – Правда, постарше в основном, лет двадцать пять. И сюда никто не приезжал. – И тут же спохватился: – Вообще-то, папины личные дела – это закрытая информация. Я в это не лезу и тебе не советую – здоровее будешь.
Солнце уже опускалось к линии горизонта. Игорь обгорел, его пошатывало от усталости, и путь в горку до особняка дался ему с трудом. Вадик надавил кнопку, ворота разъехались, и в первую секунду Игорь подумал, что они ошиблись адресом – по двору группами рассредоточились охранники в темных очках и в белых, с пятнами пота рубахах, у забора протянулось серебристое рыбье тело лимузина, тут же сверкали антрацитовым блеском бока двух черных «мерседесов». Случайным пятном в черно-белых декорациях гангстерского боевика казалась группа немолодых мужчин, расположившихся на террасе дома. На некоторых были цветастые майки, нелепые панамы и бейсболки, кто-то уже разделся до трусов. Они оживленно беседовали, размахивая руками, перебивая друг друга. Георгий Максимович тоже был там.
Вадик сразу посерьезнел.
– У папы гости. Пойду переоденусь. Надо присмотреть.
Игорь остановился посреди двора, не зная, что делать, потом решил войти в дом, но чужой охранник преградил ему дорогу.
– Не стрелять! Свои! – весело крикнул заметивший его Георгий. – Поднимайся сюда!
Игорь поднялся на террасу; гости обернулись и замолчали, как по команде, уставились на него. Один, рыжий толстяк в очках, даже вскочил со стула, обмахиваясь панамой.
– Измайлов, вот за этого мальчика я ненавижу тебя дополнительно! Где ты его взял? Таких уже сто лет не производят! Куда ты его уводишь? Пусть выпьет с нами! Измайлов, не будь единоличником, полцарства за посмотреть!..
– Смотри-ка, ты обгорел, – игнорируя реплики своих гостей, Георгий повел Игоря в дом, через холл во внутренний двор.
Там струилась вода из чаши мраморного фонтанчика. Парень примерно одних с Игорем лет, в десантном камуфляже, в высоких ботинках, с плохо скрываемым любопытством рассматривал в воде белых лягушек. На бортике фонтана лежали животами, свесив вниз головы и руки, трое мальчишек лет десяти.
– Эй, – позвал Георгий Максимович парня. – Пойдем-ка, нужна твоя помощь. Как тебя зовут?
Тот с готовностью подошел.
– Гера.
– А это Игорь.
Он привел их в ту же спальню Максима, где уже не было чемодана, взял с полки в ванной комнате флакон и вручил Гере.
– Тебе задание. Игорь сейчас примет душ, а ты потом его намажь… спину, ноги – всё.
– Не надо, я сам, – отдернулся Игорь.
– Надо. Без разговоров. И займитесь чем-нибудь – осмотрите парк, там есть беседка, водопад. Возьмите на кухне сок и фрукты, я распоряжусь. Позовем вас, когда освободимся.
С улыбкой, от которой Игорю захотелось всем весом наступить ему на большой палец ноги, Георгий Максимович оглядел Геру.
– А Гера это что у нас – Герман, Герасим или Геракл?
– Генрих, – ответил тот.
– Ну я на тебя полагаюсь, Генрих.
В ванной, увидав себя в зеркало – красное лицо, воспаленные губы, песок в волосах, – Игорь с горечью сообразил, что хрупкий женственный Гера с фарфоровыми щеками очень выигрывает при сравнении.
Под душем кожу запекло, затем стало лучше. Игорь попытался все же отделаться от Геры, но тот только вскинул упрямый подбородок.
– Мне дали задание, и я его выполню.
Жесткими маленькими ладонями он начал растирать спину Игоря. Спросил:
– А ты здесь живешь? Как называются эти жабы?
– Не знаю, – ответил Игорь. – Я только утром приехал.
– А откуда?
– Из Петербурга.
– А мы из Москвы. Но сейчас живем тут недалеко, в лагере в горах, у местных скаутов, по обмену. В принципе нормально. Дисциплина, тренировки, язык изучаем. Но у нас в резиденции, конечно, лучше все поставлено. Не сравнить.
Когда они вернулись к фонтану, мальчишки все еще рассматривали лягушек. Анатолий Алексеевич принес большой пакет с бананами, с красноватыми апельсинами, целую упаковку лимонада в жестяных банках. Попросил:
– Вы бы увели этих мелких архаровцев от греха. А то лягушки дорогие, мне за них голову снимут.
Гера предложил Игорю:
– Можно пострелять. Здесь же частное владение? У меня пневматика.
Мальчишки тут же облепили его:
– Гера, мы тоже! Давай постреляем! Мы с тобой!
В глубине парка они нашли беседку, о которой говорил Георгий. На перилах Гера расставил банки с лимонадом, разложил апельсины. Достал из плечевой кобуры пневматический пистолет.
– Конечно, из боевого оружия интереснее, но главное – практика. Нужно упражняться каждый день. Только тогда будет результат.
– Вы спортсмены, что ли?
– А ты что подумал? Террористы?
Поколебавшись, Гера протянул пистолет Игорю.
– Хочешь первый?
Игорь попал в одну банку. Она брызнула фантой и запрыгала по земле. Откинув белокурую голову, Гера сощурил светлые глаза.
– А ты левша? Я тоже могу с левой.
Он твердо вытянул руку и начал стрелять. Банки взорвались разноцветной пеной, заливая пол беседки, траву.
– Не расстраивайся, просто у меня больше тысячи часов наработано.
И он пустил по контрольному выстрелу в головы апельсинам.
– А почему ты так одет? У вас какая-то организация? – полюбопытствовал Игорь.
– Да. Это молодежное крыло партии.
– И что вы там делаете?
Гера взглянул на него холодно.
– Если в двух словах – работаем на возрождение России.
Мальчишки с воплями начали прыгать по банкам, выдавливая остатки пены. Только сейчас Игорь заметил, что все они светловолосые и сероглазые.
– Вы фашисты, что ли?
– Еще раз услышу – и ты об этом пожалеешь, – с нажимом пообещал Гера. – Да, мы верим в особую расу белых людей, но фашистов мы ненавидим – они хотели истребить русский народ. А мы, наоборот, призваны остановить вырождение нации. Когда придет время, мы очистим страну от подонков, маргиналов и черного зверья. Мы займем ключевые посты в управлении.
В парке стало уже совсем темно, только беседку освещали прожекторы. В кустах звенели цикады, вдалеке шумело море. Мальчишки притихли, сели рядом с Герой на ступени беседки.
– А кто такие маргиналы? – решил выяснить Игорь.
– Это наркоманы, алкоголики, бомжи. Еще извращенцы, психически больные, евреи и женщины, которые бросают своих детей.
Пухлые губы его сомкнулись в одну линию, и взгляд наполнился решимостью.
– И что вы с ними будете делать? – спросил Игорь.
– Это все сделает Бог. Или космический разум, если тебе так больше понятно, – почти с угрозой проговорил Гера. – Нужно только выждать время. Все равно они уже вымирают от наркотиков и водки. А мы придем, когда понадобится новый, здоровый генофонд.
Один из мальчишек, самый младший, обнял Геру за шею.
– Гера, дай нам пострелять! Хоть разик, Гера!
– А ты что у них, воспитатель? – спросил Игорь. – Зачем вас сюда привезли?
Тот снова посмотрел на него строго и подозрительно.
– Что-то слишком много вопросов ты задаешь. Ты, вообще, кто такой? Кем ты тут приходишься?
«Никем», – хотел ответить Игорь и вдруг осекся, подумав, что ответ будет слишком точным.
Когда их, наконец, позвали в дом, синяя ночь, сгущаясь, уже скрыла сад и море, только огни отелей мерцали во мраке по всей длине побережья. Машины разъехались, во дворе остался один «кадиллак», на котором Вадик привез Игоря из аэропорта.
Георгий Максимович сидел возле бассейна в халате, распахнутом на груди. По его босым ногам стекали струйки воды. Рядом полулежал в шезлонге темноволосый кудрявый человек, тоже в халате и в сандалиях. Вблизи Игорь понял, почему лицо кудрявого кажется ему знакомым. Он выглядел старше и некрасивей, чем по телевизору, но спутать было нельзя – это был известный политик, депутат, лидер какой-то партии. Его выпуклые холодные глаза равнодушно скользили с предмета на предмет. Глаза Георгия блестели.
– Ну вот, уже получше выглядишь… Это вы стреляли в парке? Будем надеяться, соседи не заявят в полицию.