Ольга Озерцова
Тот, кто на дереве
Ты один-один одинешенек.
Впереди высокие стены, огонек.
Во внутренней караульне в башне у очага отдыхали несколько воинов. Некоторые из них лежали прямо на полу, на соломе. Один чистил меч.
Высокий крепкий воин с седой головой поднялся, продолжая разговор.
– То-то и оно, Любеч высокий город, да не любо.
Он подошел к оконцу, оттуда подул ветер, развивая его бороду, тревожно вспыхнула свечка на столе.
– Ух и ветрило.
Все замолкли, вслушиваясь
Задрожала земля…
Гул я слышу вдали.
Топот ли это?
Конский топот.
Он мчит, он летит… он здесь, у порога.
Любимый ли твой, враг ли твой?
Слышишь, видишь, что тот топот,
Чем он сбудется для нас.
На конце копья несешь ты,
Всадник, боль нам или радость?
Дверь раскрылась, на пороге появился гонец. Увидев их напряженные лица, он устало кивнул.
– Тишина, друзья, – и лёг на солому. Все облегченно вздохнули и продолжили разговор.
– Потому и не любо. Собрались было в стенах его князья да решили… Многие воины знали о том, что случилось там много лет назад.
За высокими, освещенными свечами дубовыми столами сидели князья, бояре и дружинники. Один из них, Владимир Мономах, сказал:
– Почто губим Русскую землю, сами на себя крамолу зовем? А половцы тому рады, что между нами рати.
В ответ ему гул голосов, звон оружия.
– Истинно говоришь.
Князья протянули друг другу руки, подошёл митрополит с крестом.
– Да ныне отселе имемся, друзья, в едино сердце, и соблюдем землю русскую, а кто на кого пойдет, на того вся земля наша будет и крест честной.
Князья передавали друг другу братину, отпивая из нее по кругу.
Собрались князья скоро. Долго у нас на Руси дело делается, да скоро слово сказывается. И через два дня в другую просторную избу вошел князь Давыд.
– Сердце смущается во мне, брат, чую я, сговорились Василий с Владимиром на нас, – и Давыд, человек с грузным, тяжелым лицом, сел на скамью рядом с князем Святополком.
– Ужели забыл ты про брата своего. Надобно промыслить о своей голове… А то ни тебе княжение в Киеве, ни мне во Владимире.
Святополк, невысокий князь, со светлыми нерешительными глазами, шепнул побелевшими губами, словно сам с собой.
