Я пришла в себя оттого что мне страшно хотелось пить. Невыносимо сильно так что казалось в горле всё разодрано до мяса. В ноздри забился тошнотворный затхлый запах, закрытого наглухо помещения и сильная тряска вызывала тошноту. Я сделала несколько вздохов, чтобы унять приступ удушья и позывов к рвоте. Казалось, что я всё ещё сплю, темно как в бездне. Я пошевелилась и тут же вскрикнула от осознания, того что я здесь не одна, есть ещё кто-то. Услышала булькающий звук с натуженным дыханием, кого-то явно рвало до степени захлебывания и этот кто-то держался за мою ногу, а через пару минут отпустил ее. В темноте повисла гробовая тишина, а потом снова раздались ужасающие вопли со стуком по железному полу. Нас явно куда-то везли, но никак людей, а как скот забившийся в угол от происходящего ужаса. Духота и затхлый запах мочи нагонял дикую панику, от которой я в темноте рыскала место по комфортней. Ползла на четвереньках сама не зная куда. На меня что-то тяжелое упало, после того, как освободилась, то ясность пришла в голову, что это была девушка, она шёпотом молила о помощи. Прижалась спиной в углу и ни звука не издавала, а другие громче, внутриутробно стали вопить, они поддались панике и началась какая-то возня между ними. Внутри зазвонил колокольчик нужд, но я не опущусь до степени животных и не пойду под себя, если только от страха, который предстоит еще испытать. Куда нас везут? Зачем? Прекрасно помнила слова Андрея Витальевича, однако до сих пор не верю, что это могло произойти на самом деле. Как продать? Я что вещь? Я человек и имею права на свободу. Может это все розыгрыш и нас снимает скрытая камера или может я прохожу квест, который в скором времени закончится, и нас всех отпустят? Я правда надеялась, пока не услышала за железными стенами машины залпы выстрелов и крики мужчин. Машина остановилась, снова гробовая тишина, а в темноте повис мрак смерти, который окутывал в свой липкий плен. За пределами, за местом, где мы находились, я слышала ржание лошадей и кто-то точно знал, что находится внутри этого автомобиля. Это арабы, они говорили о ключах и какой-то торговле. Первый удар, второй и в темноту просочился дневной свет. Сначала я зажмурилась, но, а после медленно стала открывать веки, прикрывая локтем глаза. Внутри находились девушки, они надеялись на спасение, кто-то пополз к выходу, а кто-то встал и пошёл, но не я. За телом смуглого араба раскинулся вид пустыни, жёлтый песок и палящее солнце, всё как в моих кошмарных снах.
Показались ещё трое у выхода, на них были шаровары и грязные рубашки до колен, а голову покрывали тряпки. Их вид не успокаивал, а наоборот, вселял кошмар, в особенности оружия в их руках.
Когда я не вышла, то один залез ко мне в машину и схватил меня за волосы, вышвырнул из помещения. Упала лицом в горячий песок и тут же подскочила на четвереньки. Песок попал в рот и глаза, он обжигал, словно меня окунули в раскаленные угли.
Нас построили в одну линию, направив на нас оружия. Рядом стоявшая девушка тихо простонала, чтоб я опустила глаза в пол, иначе мне не поздоровится. Они все опустили головы вниз, будто склонились перед ними, только не я.
– Ты, свинья! – на арабском прорычал их главарь, у которого нет двух передних зубов и со рта воняет так, что меня чуть было не вырвало прямо на его рваные сандалии.
– Я человек! – в ответ на мои слова ударил мне в солнечное сплетение, отчего я тут же упала от боли, скрючившись в бараний рог.
Наклонившись, он заливисто засмеялся прямо мне в лицо, а я плюнула в его вонючее, грязное рыло.
Схватил за волосы сзади и прокричал:
– Я тебя разорву, каждую твою дырочку попробую, ну, а потом скормлю шакалам или отдам своим людям!
Неожиданно, стоявшие девушки разбежались, как букашки по сторонам и тот урод без передних зубов кинулся в их сторону вместе со своими шакалами. Есть у меня, пусть и маленький, шанс бежать, только вот стоило сдвинуться с места, как меня кто-то ударил по голове с такой силой, что искры из глаз посыпались, и я погрузилась в липкую темноту.
Непродолжительный сон, в котором мне снился дом и мама с папой. Лучше бы я умерла во сне и не увидела, то что не поддавалось человеческому объяснению. Мои руки связанные за спиной, а ноги были в цепях, где длинная цепь вела к уроду, что сидел на песке и смотрел на..
Мамочка, помоги! Господи! На моих глазах обнаженные мужчины, точнее животные, ведь настоящие мужчины бы так не поступили, а люди тем более, ни в жизнь, ни за какие награды они бы не стали насиловать беззащитных девушек. Играла мелодия смерти, вакханалия из рычания оголодавших стервятников и воплей от боли девушек с окровавленными лицами и телами. От ужаса я дрогнула и цепь издала шум, на который сразу же обратил внимания этот урод. Оскалился и побагровел в уродливом со шрамом на щеке лице.
– Пошалим, маленькая сучка?! – дернул цепь, таща меня к себе.
Я сопротивлялась, как могла, однако хвататься не за что, как и нечего взять в руки для самообороны. Поймал за ногу и дернул к себе, навалился сверху, а я содрогалась в истерических криках, старалась пинать его ногами и кусаться зубами, пока он не выгнулся в дугу с широко открытым ртом и оттуда не хлынула кровь стекая прямо мне на шею и лицо. Оттолкнула резко его от себя и окаменела. Мне теперь точно конец.
Передо мной стоял огромный мужчина с окровавленным ножом, который похож на кинжал. Его массивное, довольно высокое тело загораживало само солнце, если он нападёт на меня, то раздавит, потому как в десятки раз больше того, кто сейчас лежит рядом заливая песок своей кровью. Неизвестно радуется он или злится, под синей куфией не видно, ткань закрывала лицо, оставляя лишь открытыми глаза, в которые не хотелось даже смотреть. Мне приходилось видеть Эмира, здорового подобно высоченному столбу, но и Эмир теперь на фоне этого в тени. Мужчина казался скалой, гигантом, кошмаром в моих глазах. Нет, я быстрее умру под ним до того, как он начнёт меня насиловать. Мое тело не примет такого. Кем бы он ни был, но меня спас, хотя здесь можно и поспорить, потому как я не знаю причину такой гуманности. Мне до мурашек на теле страшно шелохнуться, его давление надо мной сильнее моего "Я". Зажмурила глаза, лежа на песке с завязанными руками сзади. Я понимаю, что ничего не могу сделать и оттого слезы начинают жечь глаза, а грудь бьется в истерике.
– Эта та девушка, – до боли знакомый мужской голос и меня чьи-то руки посадили на песок.
– Открой глаза, – звучало без акцента на русском языке.
Когда открыла то встретилась с ним глазами. То ли от страха, то ли от шока не могла разглядеть цвет глаз и тут же их снова закрыла.
– Страх – это хорошо, особенно для женщин.
Мои губы задрожали, я кусала их до боли, лишь бы отвлечься, но выходило не очень.
– Открой глаза. Больше повторять не стану, – меня вынудили.
– Тронул? – я не сразу поняла о чем меня спрашивают, пока мой будущий палач не пощекотал мои нервы, опуская свои глаза на разорванную рубашку на груди.
Мне стало стыдно, ведь никто из мужчин не видел меня полураздетую.
Если я отвечу, что не трогал никто и никогда, меня пощадят или наоборот воспользуются?
– Шармут здесь тра*ают, обхаживают сотни грязных мужиков, – он как будто мои мысли прочитал, давая ответ.
– Никто и никогда не..
И слезы снова покатились. Что за вопросы у них?
– Я домой хочу. Я к маме с папой хочу, – заплакала, надеясь на доброту.
– Тогда, добро пожаловать! – и я обратила внимания на другого мужчину. Это был Рамиль, человек Эмира.
Вот значит кому меня продали, тому обезумевшему шейху.
Мне развязали руки, освободили ноги от цепей и даже дали воды, только и трех жадных глотков не успела сделать, как тот, кого я теперь больше всего боялась, выхватил флягу из моих рук.
– В пустыни самое бесценное – вода. И ты, даже капли ее не стоишь, чтоб так жадно пить, – закрыл и передал Рамилю, а после кинул мне в ноги на песок, кусок сухаря, приказывая, – Теперь ешь, дорога до Каира нелегкий путь.
Со мной так никто и никогда не обращался, есть с земли самое унизительное, что я услышала от араба.
– Я не стану есть с земли. Я человек, а не животное, – знала, что не убьют, ведь для самого Эмира меня сюда привезли, – Это вам здесь всем свойственно дикарями есть с земли, – о своей дерзость я пожалела сразу же, но лучше пусть умру от пыток, чем останусь старику.
Араб схватил меня своей пятерней и больно сжал подбородок, зарычав уже на арабском:
– Ты отказалась от своего завтрака, а ужин ещё не скоро. Я думал ты не глупая, а ты оказалась идиоткой!
– Мне больно, – всхлипнула я.
Он отпустил, наверное, от его огромных шершавых лап у меня останутся синяки.
– Это не боль, девочка. Вот им больно было, а тебе повезло, – Рамиль указал рукой на окровавленных девушек, которые до сих пор лежали не сводя ног и стонали. Как оказалось не все, одна лежала с заплаканным лицом и закрытыми веками, она совсем не дышала. Ветер трепал ее русый волос, а я мысленно с ней прощалась. На вид она младше меня, худенькая и маленькая. За что так с ними? Меня поразил этот ужас и я сама того не поняла, как опустилась на колени и стала быстро раскачиваться вперед и назад.
– Мамочка.. Мамочка..
Меня душили слезы, горло сдавливало невидимым жгутом, ведь в мире этих чудовищ нет места состраданию и сочувствия. Я уже поняла, что силой здесь принуждает и отбирают самое ценное у женщин. Вокруг пустыня, я одна со своей невинностью, глупостью и наивностью, потому что была бы я серьёзней к некоторым вещам, то не попалась бы в лапы этим животным.
Я слышала, как Рамиль за спиной говорил, что меня везли в Каир для Шейха, а остальных купили для местных и то, что на нас напали бродячие без какого-то либо титула арабы.
– Бахти, что с ними прикажешь делать?
– А ты не знаешь, что в таком случае делают?
– Я понял, прикажу нашим отвезти их в деревню, пусть отмоют, причешут, оденут и работать. Рабыни нам нужны, пусть помогают пожилым, лекарям и таскают камни для строительства.
Он сказал рабыни? Я повернула голову в их сторону и тихо прошептала:
– Я тоже хочу с ними, – если удача не отвернется и я окажусь с девушками, то будет шанс сбежать.
Рамиль засмеялся, а тот прищурил глаза и я увидела в тех глазах языки пламени.
– И что ты будешь делать? – протянул он.
– Я владею многими языками, могу быть переводчиком. Мой отец научил меня ухаживать за лошадьми, а мама научила не бояться работы.
– Вот и послужишь нашему господину в постели, – Рамиль вставил свой ответ.
– Я что-то не помню, чтоб давал тебе слово Рамиль, – голос Бахти звучал спокойно, сдержанно.
– Не давал, извини, – пробубнил Рамиль и направился к другим арабам, которые поднимали девушек с песка.
Кто этот Бахти?
Он подошел ко мне сзади и поднял, взяв за плечо.
– Тебя продали моему отцу, ты его собственность, – заключил он.
Я скорее не узнавала себя, как и теряла всякую надежду вернуться домой. Заставили надеть чёрное платье, оно более походило на мешок, в котором я спотыкалась на каждом шагу. Голову и лицо спрятали, оставив одни глаза, дабы я не привлекла чужого внимания. Одежда вызывала дискомфорт, потливость из-за жары, я бы с тянула все эти тряпки с себя, но рядом со мной в стороне скачет на лошади тот, на кого без мурашек не посмотришь.
Я пить хочу, спать и кушать. Изнуряющая жара отнимала все силы, кости ломило и тело стало непослушным. Подалась вперёд, опуская голову на гриву серой лошади, а из рук поводья сами соскользнули и пусть я упаду, может не соберу костей после, и тогда у Эмира пропадёт интерес ко мне.
Тот с синей куфией перехватил поводья и мы остановились.
– Рамиль, устанавливайте шатры. Переночуем здесь, а рано утром отправимся в путь, – я в полуобмороке слышала его голос.
Очнулась я уже в просторном шатре в углу на какой-то тряпке, похожей на матрац. Мне не жарко, наоборот холодно, я начитана про климат в пустыни, днем солнце палит, а ночами холодно. Услышав чьи-то шаги накрылась с головой, дабы стать незаметной. Меня словно пожирал чей-то взгляд, нутром ощущала, как кто-то стоял надо мной и мысленно молилась, чтоб ушел.
– Встань, тебе поесть нужно, иначе не дотянешь до Каира, – я открыла глаза от манящего запаха жареного мяса и была права. Перед лицом стояла железная тарелка с кусочками мяса, фляга с водой и жареный хлеб, который мужчина положил в тарелку.
Я бы не раздумывая взяла её в руки и стала есть, но при других обстоятельствах. Сглотнула густую слюну и отвернулась от еды. Нет, этот Бахти не жалостливый, он для отца старается, поэтому игнорирую все, что он мне спокойно говорит:
– Будь покорной и делай, что тебе велят, иначе будет больно.
Больше не могла терпеть такой дикости и встав в рост, сняла с себя этот никчемный платок с головы, бросив его на пол, выплеснула:
– И пусть не дотяну до Каира! Это же хорошо! Я ненавижу этого старика, он такой же дикарь как и вы все! – толкнула его в грудь, но какой там, он даже с места не двинулся. Стена. У него лишь головной убор спустился на шею и я увидела его лицо полностью. Глаза его расширились в гневе и загорелись, как настоящий вулкан.
Резко схватил меня за волос сзади и я перед ним оказалась на цыпочках.
– Откуда, ты такая непокорная? Дерзкая, как необъезженная лошадь. Ну ничего, стало мне тебя придется воспитать,– больно дернул вниз к тарелке и взяв флягу в руки, насильно приставил к губам. Я захлебывалась, мои сопротивления он тут же подавлял.
– Отпусти меня, дикарь!
Удар наотмашь и грозный рык, словно сам хозяин всего Мира показывает гнев.
– Я заставлю тебя есть, – сдавил до хруста челюсть, вынуждая открыть рот, а после мне пришлось есть. Я давилась, обливалась слезами, проклиная в мыслях этого араба.
Всю ночь я не смыкала глаз. Все словно про меня забыли, оставив меня одну. Когда немного успокоилась, то решила переодеться в чистую одежду, похожую на белую ночнушку и убедившись, что никто не подглядывает, стянула платье с себя. Опустила глаза на грязные ноги, такое чувство, что землю ими рыла, но всего лишь ходила босая по песку. Принять бы ванную или душ, но мне приходится только мечтать о такой роскоши. Повернулась в угол, где лежала аккуратно сложенная чистая одежда, стала выворачивать быстро рукава и ощутив дыхание в затылок тут же обернулась, прикрыв голое тело тканью.
Он медленно обвел глазами мои ноги, поднимая их на грудь с какой-то животностью и похотью. От мысли, что увидел меня обнаженную сзади, а теперь частично и спереди видит в душе затаился страх и стыд. Весь жар прилил к щекам.
– Не смей смотреть! Отвернись! Уйди! – делаю осторожно шаг от него. Спотыкаюсь, теряя равновесие, но араб не дал упасть, придержал, схватив за плечо, а второй рукой за талию.
– Не надо, – испуганно отстранилась в угол, перешагивая препятствие.
Тяжело дышал, словно его перекрыло и тут без экстрасенсорных способностей видно, чего он захотел. Я всхлипнула, поджав губы и он тут же прищурил глаза с задумчивым взглядом и покинул шатер.
Что ещё мне придётся испытать? Я ничего не желаю. Я домой хочу к маме с папой. Должен же быть какой-то выход? Я на цыпочках подошла к выходу и там на удачу никто меня не стерег. Мне совсем не интересно, куда все ушли. Главное, что появился шанс сбежать. Страшно до дрожи во всем теле, колени тряслись, сердце выбивало трещетку, но если проскользнуть незаметно до ближайшей лошади, то считай половина препятствий пройдено.
За спиной треск костра навёл на обезумевшую мысль и она мне понравилась.
– "Я вам преподнесу такой подарок, что век не забудете!" – злорадно тихо усмехнулась.
Подожгла платок и бросила его на лежавшую шкуру, она тут же вспыхнула, а я прихватив флягу с водой вышла. Мигом побежала к лошади, которая стояла совсем рядом и сев верхом, рванула куда глядели глаза, лишь бы подальше от них. Да я поглядывала назад, шатер вспыхнул, как я и задумала. Огонь и другие рядом стоящие шатры зацепил, теперь им будет чем заняться, а когда очередь до меня дойдёт, то я уже буду далеко. Гори оно все ярким пламенем! Никто за мной не гнался, если только облака дыма, которые распространялось по ветру.
Я не позволяла лошади останавливаться. Не знаю сколько часов я уже верхом, смотрела вперед и понимала, что ни конца пустыни нет, ни края. Истерика взяла верх надо мной и я остановилась, спустившись с лошади. Ни камней, ни травы, совсем ничего живого рядом.
Солнце показало рассвет, красивый до обворожения, но с каждым часом становилось жарче. Я достала флягу с водой, открыла крышку и уже предвкушаю её вкус, никогда не подумала бы, что вода настолько вкусной может быть. Лошадь нервно дернулась и фляга с водой выпала из рук.
– Нет! – вскрикнула я, только не поделаешь ничего, вода на глазах испарилась и даже следа от неё на песке не осталось. Фляга пуста.
Изнуряющее состояние лошади тоже было заметно и через час, она завалилась на бок. Из глаз выступили слёзы, я ненавидела себя, потому что на верную смерть повела животное. Папа всегда говорил, что лошади умные создания, они видят душу человека и его боль.
– Прости, – я гладила белогривую между ушей, а та высовывая язык наружу тяжело дышала.
А потом я закричала так громко, что сорвала связки и от последних криков, слышен был хрип. На руках появились волдыри, я заживо сгорала под палящим солнцем. Мне было больно прикасаться пальцами до лица, рук и ног.
Посмотрела вдаль, где стала подниматься пыль. Что это? А из стены пыли показались всадники на лошадях и тогда, я заметила его. Того самого шейха Бахти, а выдавало его синяя куфия, она одна у него такая, остальные в чёрном головном уборе. Они кричали, а лошади под ними ревели. Неподалеку от меня на холме его преданные рабы остановились, а он двигался ко мне. Я сделала два шага назад, откуда-то же силы взялись, просто стало так страшно, отчего казалось, я и побежать смогу, лишь бы не попасться в его лапы.
Слез с лошади и величественной походкой шел ко мне. Я стала отступать и развернувшись, хотела побежать, но и шагу не вступила, как раздался шум хлыста сзади, и режущий удар пронзил до крайней степени мук. Следом второй удар последовал, я в немом крике содрогалась, свернувшись калачиком.
– У нас женщин за побег – убивают, – сказал он, а у меня от боли и страха перед ним в душе похолодело.
– Больно. Не надо, – хриплю я, – Не мучайте, лучше сразу убейте.
Его глаза на солнце выдают цвет миндаля, они горят золотистыми радужками собирая в кольцо зрачок. В миндалевидных глазах таилось что-то необычное, загадочное и в высшей мере опасное. Василина разбиралась в людях, некоторых считывала по глазам, а вот шейх Бахти стал чем-то отвергающим, отпугивающим для девушки, как и все арабы. Она до встречи с Эмиром и плена, даже ни одной мысли не держала, что арабы могут быть настолько одичавшими, жестокими нелюдями. Молодой шейх заставил пожалеть о жизни, превратил в настоящую рабыню, у которой нет никакого права, как и не будет теперь шанса на побег. Второй раз в жизни кого-то так сильно стала бояться и ненавидеть всей душой, конечно же после правителя Эмиратов.
Бахти – имя нежное, доброе и совсем не подходило его хозяину, оно подобно маски, которую он снимал в порыве гнева.
Когда бежала, думалось свобода, как Милена когда-то освободилась, а после увидев его поняла, что не видать ей ни свободы ни спасения. Василина попала в настоящий Ад после ударов плетью, где из неё с корнем выдрали наивность и доверие.
Сейчас она без сознания лежит животом вниз на коне молодого шейха. По её окровавленным ранам бежит тонкой струйкой кровь, капая на песок.
– Отправляемся в поселение, а оттуда на рассвете двинемся в Каир, – сел верхом на лошадь.
– Бахти, мы уже итак задержались, а твой отец заждался своего подарка, – недовольно высказался Рамиль.
– Мои подданные устали, – обвел глазами измученных и испачканных в саже мужчин.
Рамиль приблизившись к товарищу, тихо прошептал, не отводя глаз от Василины:
– Ранее, я что-то не замечал в тебе, такой щедрости к рабам, – поднял взор серых глаз на Бахти, – Или может дело в этой дерзкой девчонки?
Бахти подался вперёд, схватил Рамиля за глотку и сдержанно с холодом ответил:
– Кто ты такой? Кто дал тебе смелости так со мной разговаривать? Разве я не предупреждал, что не желаю слышать твое мнение?
– Бахти, ты, меня неправильно понял. Прости, – хрипит сдавленным голосом.
– Чтоб больше с такими разговорами не подходил, иначе я отрежу тебе язык.
– Я все понял, мой господин.
Бахти снял с себя синюю куфию и покрыл голову девушки. Проверил пульс на тонкой шее, слабый, может и не дотянуть до поселения.
– Пошел! Пошёл! – громко крикнул шейх, пришпорив коня.
По прибытию, шейха встретили с почитанием и всеми обычаями. Жарили мясо, играли у костра на барабанах, дудках, в рабыни танцевали для мужчин, двигая полуобнаженными ягодицами.
– Господин, поужинайте в кругу наших жителей, – обратился глава поселения к Бахти, – Не откажите своим рабам, – склонил голову мужчина.
Бахти направился к костру, а глава поселения шел сзади, показывая кулак женщинам, что стояли у своих шатров.
– Следите за языками и будьте покорны к нашему господину, – шипит еле слышно идя поспешно за шейхом Бахти.
Василину по приказу шейха, осматривала одна местная травница, она и яд с закрытыми глазами могла создать, и любое лекарства сделать. По разговорам сплетниц, она мёртвого могла поднять, занималась нечистой силой, за которую обязаны сжечь на костре, но мужчинам нет дела до женских интриг и им эта женщина ни раз спасала жизнь, поэтому ее никто не трогает.
Лекарша стояла над телом Василины и всматривалась в измождённое, обгоревшее на солнце тело девушки. Ни кто она, ни откуда приездом – лекарша не знала. Да и совсем не интересно, хотя догадывалась, что очередная шармута Каира. Задачу ей поставили – поднять на ноги за короткий срок, всего лишь пол дня и одна ночь.
Женщина сняла куфию с головы Василины и отстранилась назад.
– Красивая, – проговорила про себя она, настороженно посмотрев по сторонам.
Лучшие лекарства применила для заживления порезов на спине, шрамов не должно остаться. Лекарша протерла мокрой тряпкой бледные губы девушки и сделала компресс на лоб.
– У нее сильный жар и надо бы сделать отвар, – объявляет лекарша, только что вошедшему Бахти.
– Так делай.
– Сделаю, вот только русская не приходит в себя, по-хорошему ей надо в город. Там..
Увидела, как он кувшин раздавил рукой, сразу же замолкла, виновато опустив глаза:
– Я потороплюсь, но ей компрессы надо делать, чтоб снять жар, иначе сгорит.
– Позови кого-нибудь, пусть займутся делом, – отдал приказ, а сам присел рядом с девушкой.
Женщина согласно кивнула, собрала разные баночки с лекарствами, тряпки свернула в рулетку и уходя все убрала в свою сумку.
– Господин, я должна предупредить вас, над русской летает тень смерти и её жизнь зависит от Аллаха.
– Какая наблюдательная, Агая.. А я вот вижу, как ты сейчас играешь со смертью, потому как, если девка умрет, то я тебя следом за ней отправлю, – снисходительно прозвучали слова шейха и Агая поспешила уйти прочь.
Зачем беспокоится о ней? Наверное, потому что никогда не поднимал на девушек руку, сам не понимает откуда такая ярость проснулась в нем. Не хотел причинять боль русской, все что просил – это покорности и послушания, как и от других, которые встречались ранее на его пути, однако, так вышло, что девчонка оказалась самой настоящей чертовкой. Их девушки так себя не ведут, а пленные тем более. Разное повидал, но чтоб девушка не боялась самой смерти и дерзила глядя в его глаза – никогда.
И почему-то ему до безумия это нравилось в ней и в то же время пугало до желания ее разорвать, как тряпичную куклу. Понравилось, что глаза не опускает, когда по обычаям должна и обязана молчать, самое главное – что другая на её месте была бы рада отправиться в Каир к его отцу, а она лучше умрет, чем станет его очередной шармутой.
Сам не знает, почему берет в руки тряпку и опуская в воду, прикладывает к ее лбу.
– Умоляю, не надо.. – бредит тихо во сне, – Мама, папа.. Я не хочу в Каир, не отдавайте меня ему..
В шатер вошла одна из жен здешнего мужчины и он прогнал ее.
– Вышла.
Женщина же пришла по его приказу и недоумевая поспешила на выход. Теперь самому придется заняться девчонкой, пока не придёт Агая, так и сделал, пока от усталости его не склонило в сон.
Открыл веки, он лежал на шкуре рядом с ней. Убрал тряпку от лба девушки и дотронулся до него ладонью.
"Жар спал" – подумал про себя.
Василина более-менее ожила, даже порозовела в лице, но губы все такие же бледные и сухие. Ему захотелось потрогать лоб своими губами, чтоб удостовериться, что жар спал. Наклонившись к спящему лицу, он коснулся нежно ко лбу Василины, будто бы поцеловал и все внутри у него оборвалось. Тут же подскочил, встав во весь рост, выпрямляясь в спине.
– "Что я делаю?" – прошипел он злясь на себя.
Выступил пот, внутри нарастало что-то разрушительное и разрушало оно лишь Бахти. Смотрит на нее спящую и глаз не может оторвать, хочет глядеть, но не может. И почему не знает. Впервые такое чувство и он боялся его, потому как не знал, отчего там в шароварах все затвердело и запульсировало до мышечных спазмов на икрах.
– Кому бы она не нужна была, вы теперь ее не отпустите, господин, – заметила Агая, сидя на песке и тихо перемешивала отвар.
Бахти понял, что она все это время была здесь, пока он спал и видела его запрещенный, опрометчивый поступок по отношению к отцу.
– То, что я увидела меня не касается, но вы не хуже меня знаете, что в Каире девчонку ждет смерть, – сплетни расходились быстро про русскую девушку, так Агая и узнала про Василину, – Она там и дня не проживёт.
Бахти ничего не сказал, бросил задумчивый взгляд в сторону Василины и вышел из шатра. Ему нужно было решить проблему с желанием, кого-нибудь загнуть в букву "г" и отр*хать до смерти. Если буря не стихнет, то он сделает непоправимое по отношению к Василине, только потому что захотел почувствовать какая она внутри, услышать, как кричит или стонет под ним. Пошлые мысли в голову приходили, они же и непозволительные для него из-за желания отца ею овладеть, но он прежде всего мужчина, а она очень красивая девушка и ко всему этому девственница.
Что-то ещё в ней таилось, она ему кого-то напоминала, когда разглядывал ее черты лица. Может виделись где? Не мог шейх вспомнить, позже ясность сама придёт, но для него лучше бы никогда не приходила. Девушка делает Бахти неузнаваемым и это стали замечать все и даже его отец, который заждался своего подарка.