Ольга Минская
Зачем нам эта любовь?
Галит
У нее раскалывалась голова. Такой мигрени не было много лет. Она даже приняла таблетку, несмотря на то что последние двадцать лет лечилась только гомеопатическими средствами. Казалось, сейчас случится инсульт, и что-то разорвется внутри. Даже голову повернуть было страшно. Рядом легла кошка и громко заурчала. Когда через пару часов она пришла в себя, ей захотелось принять душ. Она направила горячую струю прямо в ту точку, где пульсировала боль. Тело привыкло к кипятку. Пар размыл очертания предметов. Все стало неопределенным, серо-белым, вязким. Боль и страх вдруг сделали все неважным. Этот дом в богатом районе, поездки, бриллианты. Где, кстати, Давид? Она вспомнила, как трудно было ей привыкнуть к его бесконечным рабочим часам в те годы, когда они еще любили друг друга. Когда хотелось ужинать вместе с ним, разговаривать по вечерам, слушать, как прошел его день. Планировать отпуск. Рассказывать, о чем она думала. Хотелось смотреть, как он рисует. Как смешно морщит нос. Вдыхать запах красок. Всегда быть рядом.
Он решил построить дом и студию, чтобы можно было работать по выходным. И да, конечно, клинику для нее. Так замечательно было начинать совместные проекты. Но строительство превратилось в денежную воронку. Оно поглощало все деньги, и Давид стал работать гораздо больше и уже не рисовал по выходным. Она делала стаж в психиатрической больнице. Денег мало, нервов много. У нее развилась бесконечная аллергия на нервной почве, даже дошло до экземы. Тогда она приняла решение никогда не работать с по-настоящему тяжелыми пациентами, а принимать только умных, образованных и вербальных. А потом она неожиданно быстро забеременела, через два месяца после того, как перестала принимать таблетки, – они почему-то считали, что это займет год. Они сделали перепланировку – большую и светлую комнату, где раньше должна была быть его студия, превратили в детскую. В другом конце дома – ее клиника, для удобства, чтобы пациенты на сталкивались с Матаном. Ну и небольшую пристройку в саду отвели под студию Давида. Пока Матан был маленький, она успела получить лицензию и начала принимать пациентов дома. Но все равно это было неудобно: Матан мешал, рвался к ней и скандалил, пациенты нервничали, она не могла сосредоточиться. Родился второй сын – Итай. Они расплатились с долгами. Она уже работала в психологической службе в университете, стала супервайзером, ходила на различные курсы повышения квалификации. Воспитывала мальчиков. И могла сократить количество работы, потому что Давид стал успешным и как-то выпал из поля ее зрения. Семьей каждое лето ездили за границу. Ей казалось – все прекрасно. Она снова похудела, снова получала комплименты, дорого одевалась и покупала украшения. Давид зарабатывал все больше и больше. Они разговаривали друг с другом все меньше и меньше. Но она не сразу обратила на это внимание. А через несколько лет во время пасхальной приборки перед первым Седером9 у них дома (раньше это было у родителей Давида, но они уже постарели) она нашла его кисти, краски, какие-то наброски и поняла, что он уже давно не рисует. И у них больше нет общих проектов.
Боль отошла. Почему вдруг она вспомнила все это? Кстати, где он? Набрала его номер, и он сказал, что уже в пяти минутах от дома. Как ее голова?
– Лучше, – сказала она.
Когда он вошел в дом, ей показалось – что-то не так. Он старался скрыть радость? Он почти светился.
– Как прошла встреча?
– Отлично.
– Ты их возьмешь?
– Если они возьмут меня.
И Давид прошел мимо нее в ванную комнату. Странный, слишком сильный аромат духов. Она не помнила, чтобы он так сильно душился.
– Чем ты душился сегодня?
– «Исси Мияки». А что?
– Очень резко.
– У тебя просто болит голова. Я в душ.
– Я пойду лягу.
– Мне нужно поработать.
Она слышала, как он наливал себе виски. Как включил свет в кабинете. Она задремала. А проснувшись через пару часов, поняла, что он еще работает. Она медленно встала, помотала головой – все прошло. Вышла из спальни. Давида в кабинете не было. Она нашла его в саду с виски и сигарой. Удивленно подняла брови. «Я думаю, – ответил он, – не мешай мне».
И она ушла спать в одиночестве.
Таня
Как приятно вернуться ночью домой, когда дети спят, а муж в командировке – можно тихо посидеть одной. Раньше она ставила музыку для настроения, но сегодня возможность помолчать была лучше музыки.
Неожиданно вышла мама – в элегантном берете и шарфике, игриво повязанном на халат. – «Мама, почему ты так одета?» – И мама стала объяснять, что у нее всегда мерзнет голова, а у Тельцов все болезни начинаются с горла, и поэтому – шарфик. А потом подробно рассказывала, что говорили дети перед сном. И как младший на нее серьезно посмотрел. И всякую прочую ерунду. Она поняла, что если не остановить этот поток, то мама просто проглотит ее вечер, заполнив его своими эмоциями. – «Дай мне побыть одной, пожалуйста». – Мама трагически поджала губы и скорбно заметила, что ей и поговорить-то не с кем. Она улыбнулась – стоит маме накрасить губы и раскрыть удивленно огромные серые глаза, рядом с ней сразу появится очередной поклонник, который будет радостно аплодировать ее представлению. Мама довольная ушла к себе.
Она затихла. Боже мой, что это было? Внутри бушевал девятибалльный шторм. Потрясение, страх. А потом вдруг знание (откуда оно взялось…), что это тот, который должен был прийти. И еще – покой. Когда встречаешь свою судьбу, наступает покой. Можно уже не суетиться, не выбирать – вот она пришла. Он.
Всю жизнь были сомнения и компромиссы. В 1991-м она решила доучиться (это заняло еще три года) и получить первую степень по математике. Она переехала к Славе – им дали комнату для семейных докторантов. Странный у них был брак – случайный, но при этом они оставались вместе. Слава все время работал и только усилием воли заставил себя соблюдать субботу (чтобы обозначить границу времени), хотя религиозным не стал. Ритуалы играли вспомогательную роль для разделения будней и праздников, дней и ночей, чтобы окончательно не сойти с ума. Статьи, исследования, конференции поглотили его полностью. Ему пророчили блестящую карьеру, и он собирался на постдок. Она учила иврит, работала в университетской библиотеке, официанткой в кафе, слушала лекции. По сравнению с другими только что приехавшими студентами была неплохо устроена: гениальный муж, какие-то деньги, которые освобождали от голода, даже появились друзья. Только неясно, для чего она во все это ввязалась. Через два года Славик уехал в Штаты. Она решила остаться на год и закончить степень. Прошло четыре года с тех пор, как она приехала в Израиль. Приехал отец с семьей, у нее сложились неплохие отношения с его новой женой и ее детьми, но душевности в их общении не было. Навещала мама. Все оказалось не так страшно. Граница не закрылась намертво, и можно было ездить туда-сюда, если позволяли деньги. Как-то случайно она попала в группу студентов, которые ездили от «Сохнута» проводить семинары с еврейской молодежью в странах бывшего СССР. Это была прекрасная тусовка, ее первые настоящие друзья – их объединяли не отсутствие денег и необходимость как-то выживать, а общие интересы и тепло, которым они делились друг с другом. Даже сегодня, двадцать лет спустя, они перезванивались, пили вместе кофе и всегда были готовы прийти на помощь. Когда она первый раз приехала в Екатеринбург (город переименовали), она вдруг отчетливо поняла, что в этом новом мире ей места больше нет. За время ее отсутствия развалился СССР, упал рубль, многие друзья и знакомые уехали. Мама заняла ее комнату. Все было таким родным, таким близким – и закрытым от нее. А ведь перед поездкой она даже думала иногда о том, чтобы остаться там. Наверно, ей было не очень хорошо в Беэр-Шеве, на фоне песков, бедуинов и экзистенциальной бессмысленности существования. Но в эту новую жизнь войти не получилось так же, как и в израильскую. Неужели всегда придется чувствовать себя чужой? Она провела там месяц, любуясь на расцветшую сирень и допоздна валяясь в кровати. Спешить было некуда. Ничего здесь она уже не могла пропустить. Ее мир кончился, и надо было возвращаться – заканчивать степень, устраиваться на работу, наверно, разводиться со Славиком. Надо было начинать жить.
Почему вдруг сейчас она это все вспомнила? Сейчас, когда она снова чувствовала себя счастливой. Она зашла в комнаты сыновей: старший запутался в одеяле, а из-под подушки торчали стволы, приклады и патронная лента. Младший был так обложен собачками, пандами, свинками, мишками, обезьянками, что не мог дышать. Она вдруг подумала, что может родить еще одного ребенка. И снова на несколько лет заполнить свою жизнь чем-то осмысленным. Тем более что мальчики просили еще братика и даже не имели ничего против сестренки. Обычные израильские дети, привычные к большим шумным семьям. Милые. Как получилось, что Славик стал их папой, что она с ним так и не рассталась и что их случайный брак протянул столько лет? Ее подруги, выходившие замуж по большой любви, уже разводились по второму разу, а они со Славиком по-прежнему существовали параллельно, даже не ругаясь друг с другом. Насмешка судьбы.
Галит
Утро было прекрасным. Голова не болела. Она собиралась в бассейн. Потом педикюр, потом кофе с сестрой. И только вечером на три часа надо появиться в офисе психологической службы для студентов. Она любила такие тихие утренние часы, когда можно почитать, помолчать, подумать. В бассейне людей было мало, чувствовался приближающийся Песах, и все как будто уже в дороге. Она плыла свой километр спокойно, с наслаждением и думала, что почти научилась так жить – размеренно и вкусно. Что-то ушло – страсть, но даже то, что осталось, совсем не плохо. Карьера ее вполне удовлетворяла, а особенно то, что больше не надо стремиться заработать все возможные деньги. Ее муж очень успешен. Долгов у них нет. Дети здоровы и без особых проблем. На нее по-прежнему обращали внимание, и она сама себе нравилась. Потом, загорая (пятнадцать минут на спине и пятнадцать минут на животе), она впитывала в себя солнечную энергию, медитировала на солнце, мысленно настраивая себя на новый прекрасный день. Дома немного подкрасилась, намеренно небрежно оделась.
Это многолетняя традиция: каждый четверг они пьют кофе с Вардой. Она старше Галит на три года, и они душевно близки с детства. К счастью, жизнь сложилась так, что сестры оставались рядом на протяжении всех этих лет. Старший сын Варды был на постдокторате по физике в Институте Макса Планка, средняя дочь училась медицине в Италии, а младшая должна была пойти в армию. Муж – врач. Дом немного опустел, но дети приезжали на праздники, и Варда раза четыре в год летала к ним. Она вдруг напряглась от всей этой устроенности. Северный Тель-Авив, отличный кофе, уютные дома, благополучные дети… Тьфу, тьфу, тьфу. Сейчас они договаривались, кто что готовит на Песах, Седер – по традиции – в ее доме. В этом году их соберется не так много, как раньше – должна прийти Анат (сестра Давида) с семьей (две девочки и муж), брат мужа Варды с тремя детьми и подругой (он развелся четыре года тому назад). Раньше его бывшая жена тоже приходила с ними на Седер, и только в этом году она уехала со своим новым другом к его семье в Париж. Их связывала целая жизнь. Годы, когда рождались дети, потом много непрерывных празднований бар- и бат-мицв, семейных праздников, похорон, скоро пойдут свадьбы и рождение внуков. В общем-то, не очень большой, но вполне сплоченный клан. Где же ловушка? Так хорошо не бывает.
Она обсудила с Вардой новые средства от морщин. Варда вдруг сказала, что за последний год стала чувствовать себя невидимой, нет, не невидимой, а просто выпавшей из круга тех, с кем кокетничают. Она как бы уже не считается. Вокруг всегда есть более молодые женщины, на которых обращают внимание. С ней любезны, уважительны, почтительны, но больше не флиртуют. Неужели это начало нового периода – лишенного гендерной принадлежности? И погрустнела. И у нее, Галит, перед глазами промелькнуло Вардино лицо, такое, каким оно станет еще лет через десять. Импульсивно она стала убеждать Варду, что она по-прежнему привлекательна. Что теперь живут долго, и у Варды еще будут поклонники. Но притихшая сестра остановила ее. Она рада, что с Галит этого не произошло, что эта участь ее миновала. Но на свой счет у нее иллюзий больше нет. Что-то закончилось. Конечно, будет еще много радости. Даст Бог, появятся внуки. Но ей кажется, что для нее что-то безвозвратно потеряно. А потом Варда попрощалась и ушла. Галит не могла точно определить, что чувствовала в эти минуты. Хотелось оградить Варду от разочарования, хотелось немедленно доказать, что Варда ошибается. Хотелось самой удостовериться, что она еще существует и привлекательна. Она широко улыбнулась официанту, оставила щедрые чаевые, получила от него восторженный взгляд и уехала домой, чтобы склеить невидимые трещины, которые проступили на фоне ее красивого дня.
Давид
Он был нетерпелив. Носился по офису, разбрасывая идеи. Звонил клиентам, давал указания стажерам и Мейрав. На заседании был точен и харизматичен, отметил места, где защита неубедительна. Играл словами, острил. Был шумным, веселым. Все схватывал на лету. Потребовал сделать дополнительные расчеты. Он не ощущал, что спал всего три часа. Вокруг него все завивалось в безумную воронку счастья. Едва не каждую минуту собирался позвонить Тане, но вокруг всегда находился кто-то еще. Ему казалось, что вот полчаса – и все уйдут. Он беспричинно улыбался, был всем доволен. На обед пришлось пойти с умненькой девочкой-стажеркой Михаль – у нее возникли какие-то вопросы. Потом Мейрав докладывала о состоянии дел и счетов. Потом бесконечные телефонные разговоры: клиенты, коллеги, бухгалтер. Когда он понял, что день пройдет, а он так и не найдет времени поговорить с Таней, выскочил на улицу и набрал ее номер. Гудок, еще гудок, еще… Почему она не отвечает? Он почти бежал по бульвару около офиса. Он сделал что-то не так, и она больше не ответит ему? Надо было позвонить с утра? Не надо было так быстро уезжать вчера? Не надо было целовать ее? Он еще какое-то время бежал, а потом сдулся, как воздушный шарик. Медленно дошел до киоска и купил мороженое, диетическую колу и упаковку орехов в шоколаде. Это были запрещенные продукты. Он позволял их себе только в состоянии сильного стресса. Когда чувствовал, что может не выиграть в суде, или если очень сильно ругался с детьми. Хотел набрать ее номер еще раз. Но она же видела, что он звонил. Или увидит. Захочет – перезвонит. Не будет же он названивать, как мальчишка. И нажал на повторный набор. Ответа не было. Он доел мороженое и зашел в лифт. Пока поднимался на свой этаж, открыл пакетик с орехами. Пожалел, что мало купил. Надо попросить Мейрав, чтобы перед уходом купила еще. Закрылся у себя, попросил его не беспокоить и даже звонки не переводить. Больше не хотелось ничего. Он смотрел на экран компьютера. «Как мне хорошо с тобой» – звучало в голове. Неужели это все? Вот так все закончится? И правда, зачем ей женатый пожилой адвокат? А он будет по минутам перебирать этот вечер. Жалея о каждом неправильном слове, о каждом несказанном. Ушла домой Мейрав. Потом ушла девочка-стажерка. Он остался в пустом офисе один. И эти часы, которые он так любил, сегодня не радовали его. Тишина. Снова остро и больно. Можно поехать домой, но там Галит будет о чем-нибудь рассказывать. Хотя нет, сегодня она допоздна на работе. Он собрал документы, которые надо просмотреть. Когда его жизнь превратилась в кипу листов? Он все это любил. Это сделало его видным, успешным, уверенным в себе. Интересно, какова цена, которую он заплатил?
Дома кошка терлась о его ноги, заглядывала в глаза, норовила прилечь к нему на грудь и уткнуться носом в шею. Нет, на сегодня хватит работы. Он тоже имеет право заболеть или передохнуть. Горячий душ принес облегчение. Что ж, это не первый раз. Годы научили его, что не все идет так, как хочется. Надо отвлечься на что-то другое, переключиться. Сейчас он выйдет, посидит немного во дворе и рано ляжет спать. А завтра все вернется на круги своя. Как хорошо, что так много работы. Он скис, но это усталость. Он ведь почти не спал прошлой ночью. И он вспомнил вкус Таниных губ, вкус вина и ментоловых сигарет. И сердце снова запрыгало теннисным мячиком. Да, он обрадовался, как щенок, которого повели гулять в незнакомый парк: с новыми запахами и другими собаками. Ладно, надо успокоиться и постараться заснуть.
Таня
С утра день сложился неправильно. Она только отвезла детей в школу, как ей позвонили и сказали, что мама упала на улице и сломала руку. А потом больница, гипс, выписка – ничего страшного, но полдня прошло незаметно. Потом надо было закончить перевод патента. Уже лет пятнадцать она занималась переводом научных статей (русский – английский, в обе стороны), патентов и всякой другой математической литературы.
После университета ей пришлось пару лет проработать в школе – она предпочла забыть эти годы. Дети были бешеные и плохо воспитанные, учиться не умели и не хотели. Родители были агрессивны, ненамного умнее своих отпрысков, неприятные, все время обвиняли ее в непонимании, строгости, желании привнести нормы тяжелого русского образования. Смеялись над ее акцентом, над ошибками, над тем, что когда она нервничала, то не могла вспомнить нужные слова. Говорили – здесь не Россия, и ее требования не пройдут. Она плакала по ночам, но приходилось продолжать. Через два года появились первые частные ученики. Математику, к счастью, надо было сдавать на аттестат зрелости, и те же агрессивные родители умоляли взять их детей на репетиторство. Она с облегчением уволилась из школы. А потом вспахивала поле математических знаний. Каждый день минимум по шесть часов, ближе к экзаменам доходило и до десяти. Без выходных и праздников. И появились первые достойно заработанные деньги. Даже пришлось оставить работу барменом (ей очень нравилось), так как надо было допоздна принимать детей. Ночью просто приходила в этот бар помочь новой барменше и поболтать с ребятами. Это были годы, когда Славик уехал в Штаты, а она закончила университет, перебралась в Тель-Авив. Работала в школе в Бат-Яме – был прямой автобус. Жила во Флорентине, в южном Тель-Авиве, – сначала с соседкой, милой девочкой Инбаль. А когда появились деньги, одна сняла эту же квартиру, к которой привязалась душой. Такая странная, в полуразрушенном здании, с высокими потолками, двумя балконами. Рядом было полно молодежи, студентов и провинциалов, приехавших в Тель-Авив за свободой. Пооткрывались кафе, закусочные, бары. Жизнь кипела в любое время дня и ночи.
Со Славиком перезванивались, но обоим было ясно, что их брак закончен. Что они разведутся, как только он приедет в Израиль. Только он все не приезжал. Его карьера шла в гору. Он преподавал в Чикагском университете. Консультировал какие-то компании. Как-то, навещая его родителей, которые уже тоже жили в Израиле, она увидела его последние фотографии – уже не пухлый, а подтянутый и очень собой хорош. Рядом с ним была женщина. Его женщина – Таня поняла это по смущению свекрови. Спросила, как ее зовут. – «Гейл». – «Он собирается на ней жениться?» – «Не знаю. Господи, почему у вас все не как у людей?» У нее тоже были романы. Мальчик с философского факультета, который хотел стать актером. Невротический роман, навсегда излечивший ее от привязанности к актерам, режиссерам и художникам. А лучше сказать – прививший стойкую неприязнь к нарциссизму и невротизму в любых его проявлениях. Роман тянулся пару лет, трепля ей нервы и не доставляя удовольствия. Когда философ вышел на новый виток осмысления экзистенциальных проблем, она сказала, что возвращается муж. И всё. Недоучившийся философ пропал навсегда, скиснув на фоне ее успешного доктора математических наук. Она до сих пор радовалась, что вовремя закончила эти отношения.
Потом папа одного из ее учеников попросил перевести на русский язык статью из журнала Американского общества математиков (Journal of the American Mathematical Society). И это было стопроцентное попадание. Она окончила курсы по переводу научных материалов, потом сделала вторую степень – со специализацией в области синхронного перевода. Но больше всего полюбила переводить статьи, патенты, брошюры, учебники и другую специальную литературу. Сидишь себе тихо на балконе, смотришь, как буквы складываются в слова, и никто тебе больше не нужен. Очень быстро благодаря первой степени по математике и пониманию материала она обросла клиентами, которые бережно передавали ее друг другу. Работы иногда было слишком много, и приходилось сидеть ночами. Зато потом наступал воздушный период – она бродила по Тель-Авиву, пила кофе с подружками и никуда не спешила.
А сегодня к вечеру ей надо было закончить перевод и отослать, предварительно вычитав. Забрать мальчиков из школы. Купить маме продукты и приготовить поесть. Развезти детей по кружкам. Забрать, накормить, проследить, чтобы они хорошо почистили зубы. Почитать книжку, погладить спинку, поцеловать в нос. Она все время помнила о Давиде. Об удивительном ощущении его присутствия. С утра она хотела ему позвонить, но девушка не должна суетиться. Ее это рассмешило, но решила правила не менять и дать мужчине возможность проявить себя. А потом сломалась мамина рука, и день пошел по другому маршруту. Его пропущенный звонок она увидела вечером, когда мальчики спали, а ей надо было срочно вычитать текст.
