Ника проснулась бодрой и отдохнувшей, жаль, она понятия не имела, который час. Мир накануне признал, что отсутствие в комнате часов – его упущение, но не успел ничего исправить. Ставни на окне так же не поддавались усилиям Ники, и ей оставалось только освежиться и дернуть за пресловутый шнурок, вызывая служанок или любезную Виолу.
Дожидаясь помощницу, Ника нервно расхаживала по комнате. Тусклое освещение и невозможность понять, какое сейчас время суток, ее нервировали. Платье провело ночь на стуле и вроде бы не пострадало, но необходимость вновь наряжаться по-парадному и влезать в туфли на высоком каблуке раздражала. Радушные хозяева могли бы постирать Никины тряпки и вернуть их ей, она бы не отказалась от своих привычных джинсов!
– Доброе утро! – приветствовала гостью кругленькая Виола с лицом, напоминающим румяный колобок.
– Доброе утро, Виола, – отозвалась Ника и похлопала ладонью по голубому лифу. – Мне что, снова это платье надевать?
– Я подсоблю.
– Да, спасибо, конечно, но я привыкла к одежде попроще. На торжественный ужин оно подошло идеально, а теперь мне бы хотелось вернуть свою блузку и джинсы, если можно.
Виола развела руками.
– Думаю, это невозможно. Уж прости. Полагаю, хозяин от них избавился.
«Я обрету их снова в момент возвращения», – сказала себе Ника и не стала возмущаться, только кротко попросила:
– Нельзя ли тогда подобрать мне одежду поудобнее? Я не могу круглосуточно жить в вечернем платье, а от таких каблуков у меня затекают пальцы и стопы сводит. Если не предполагается, что я буду расхаживать повсюду босиком, я бы еще не отказалась от каких-нибудь кроссовок.
Виола воззрилась на туфли, потом на платье. Кажется, эта мысль даже не приходила ей в голову. Если уж женщина об этом не задумывалась, что пенять Миру? Но Ника все же не могла подавить досаду. Надо еще поинтересоваться, что, по мнению хозяина, ей следует делать все эти три месяца? Даже читать не получится! Выходить пожрать, а в остальное время смирно сидеть в темной комнате, где ни свет не включить, ни окно не открыть?
– Кстати, Виола, Мир обещал дать мне часы, чтобы я хотя бы понимала, который у нас час, а еще – вы не могли бы помочь мне открыть окно? Здесь очень темно и душно, я не привыкла к такой духоте. Пока нет часов, я бы хотя бы по солнцу ориентировалась! Но ставни будто застряли, и я…
– Нет! – категорически заявила Виола. – С окнами у нас не шутят. Окна открывать нельзя!
Ника так и села на кровать.
– Что? Тут так и будет неизменно темно и душно? Зачем окно, если его нельзя открыть? Мне хочется проветрить комнату!
– С этим вопросом только к Миру. Платье… Может, тоже сама поговоришь с хозяином? Надо ведь, чтобы ему по душе пришлось. Пока наденем это: завтрак уже стали собирать, когда ты звоночек дернула, так что в самый раз успеем.
Ника вынуждена была подчиниться. Она снова, как вчера, села перед зеркалом, гребень снова заскользил по ее волосам, но настроение у Ники портилось на глазах. Если вчера, несмотря на полное отсутствие определенности, ее переполняло радостное возбуждение, то сегодня ей хотелось надуть губы, словно капризному ребенку. «Вот так, – усмехнулась она про себя, – так люди и портятся! Ты уже считаешь, что имеешь право на всю эту роскошь, на слуг и на все готовенькое, скоро начнешь скандалы закатывать, что тебе посмели не то подать или не так взглянули».
– Ты что-то грустная сегодня, – заметила как бы ненароком Виола. – Не поладила с хозяином давеча?
Ника покачала головой.
– Мы прекрасно поладили. Просто осталось еще столько недоговоренного, что я… не грустная, я немножко озабоченная. Извините.
– Ну и хорошо, – с облегчением выдохнула Виола, заканчивая трудиться над прической. – Твоя роль тут такая важная, лучше б вы добром ладили.
Нахмурившись, Ника повернулась к ней.
– Важная? Судя по всему, что объяснил мне Мир, моя роль уже практически выполнена, мне ничего делать не нужно! Погостить здесь какое-то время, и не более. Он мне не все рассказал, да?
Виола успокаивающе замахала руками:
– Наверное, не все успел за один вечер, но, я уверена, все главное он тебе поведал, деточка! – Она доверительно склонилась к уху Ники: – Наследник нам нужен, понимаешь? Нужен!
– Но… этим буду заниматься не я! В смысле его рожать. И вынашивать. И беременеть. И с хозяином этим самым занима… Нет, не я же!
– Не ты, не ты.
Ника снова свалилась на табурет.
– А чем я здесь буду заниматься все это время? Может, помогать вам на кухне? – с надеждой спросила она у Виолы. – Узнаю какие-нибудь новые рецепты! А может, у вас и продукты какие-то другие есть, каких у нас не бывает.
Записи с собой не протащишь, но она постарается запомнить побольше всего диковинного!
– Вряд ли, – поджала губы Виола. – Не для того тебя Мир вытаскивал, чтобы ты картошку чистила.
– Картошка, значит, у вас есть! – возликовала Ника. – Ну ладно, картошку почистить я и дома успею, но мне наверняка можно просто сидеть на кухне, развлекать кухарку разговорами… Я хочу побольше узнать о вашей чудесной вселенной. И еще погулять, хотя бы по окрестностям, чтобы…
Виола аж попятилась.
– Это нельзя, – выпалила она.
– Что?
– Нельзя гулять по окрестностям.
– Это что, тюрьма? – вспылила Ника. – Почему нельзя? Нельзя выходить из дома и нельзя в окна смотреть? Три месяца тут сидеть на попе ровно?
Раздался короткий стук, и дверь распахнулась.
– Иди, Виола, – кивнул невозмутимый хозяин. – Дальше я сам.
Ника как раз дошла до нужной кондиции, чтобы предъявить Миру все претензии разом.
– Я не могу ходить на каблуках круглосуточно! – заявила она и для большей убедительности постучала туфлей о туалетный столик, как Никита Сергеевич Хрущев по трибуне. – И постоянно носить платье, которое я даже не могу самостоятельно надеть! Я не могу все время сидеть в полутемной комнате, без телефона, без книги, без ноутбука и интернета! Мне надо комнату проветрить! Мне самой хочется пройтись на свежем воздухе. Где мои обещанные часы? Я же тут не пленница, вы сами вчера говорили, что вы, в общем-то, нуждаетесь в моей… доброй воле!
Мир с любопытством наблюдал за этой эскападой и ничего не отвечал.
– Виола не хочет брать меня даже на кухню! И платье вы мне такое экстравагантное приготовили, чтобы я без вашего ведома из комнаты не могла выйти, да? Не пойду же я по дому мужчины в ночной рубашке, логично! А где мои шмотки? Виола считает, что вы от них избавились, а кто дал вам право? Может, мне дороги мои джинсы!
– Они были с дырками, – сдержанно сообщил Мир.
– Это специальные дырки! Они новые продаются с дырками! Это дизайнерские такие дырки, это мода такая у нас! Ничего вы не понимаете, а туда же! Считаете, что можете распоряжаться чужой жизнью.
Ника снова хлопнула туфлей о столик и уронила ее, вдруг остыв. Осела на табурет.
– Простите. Не знаю, что на меня нашло. – Она потерла рукой лоб. – Нет, я, конечно, хочу гулять и нормальную одежду, и окно открыть не откажусь, это необходимо, но вот нападать на вас никакой необходимости не было. Это… наверное, стресс накопился.
Мир поднял брови и, подумав, кивнул.
– Часы, – сказал он коротко и протянул ей тяжелый прибор, похожий на будильник. На циферблате теснилось множество разных шкал, но основная была хорошо знакома Нике: двенадцать отметин и две стрелки разной длины.
– Спасибо.
– Чтобы раздобыть привычный вам механизм, потребовалось некоторое время.
– Ну, с одеждой таких проблем, наверное, не будет, – с виноватой улыбкой предположила Ника. – Я совсем не капризна, мне подойдет самое простое платье, какие носят ваши служанки, а обувь вы так замечательно и легко подгоняете по ноге, что можно взять любую пару.
– Я распоряжусь.
– Книги. Книг на моем языке у вас, очевидно, нет.
Мир качнул головой.
– И интернета нет. Ну это понятно. Ладно, тогда бумагу и то, чем пишут, я хотя бы сама буду что-нибудь писать временами, чтобы не забыть буквы. Дневник! Стану вести дневник. Или сценарий сочинять.
– Будет.
Ника прошлась, чтобы успокоить нервы. Воздух вовсе не казался застоявшимся: с приходом Мира комнату словно прополоскал свежий ветер, однако вопрос с окном все же надо было решать. Ника на глазах у хозяина потянула за ставни. Мир молча подался вперед.
– Окно! – предъявила Ника. – Предположим, на ночь мы его закрываем. Но днем? Когда на улице солнце! Мне хочется дневного света, хочется воздуха! Неужели я слишком многого прошу? Откройте мне окно! Почему я тут будто замурована? Какой смысл в окне, если его будто бы и нет?
Мир неспешно подошел к ней, и Ника осеклась.
– У вас столько эмоций, – сказал он спокойно.
Она пристыженно опустила глаза.
– Окна в этом доме открываю только я, – продолжал он таким тоном, который делал бессмысленными любые протесты. – Виола пыталась это до вас донести, я полагаю.
– Виола ваша экономка, вы сами говорили. И даже ей нельзя тупо банально открыть окно?
– Нельзя.
– Что за ним?
Ника вдруг испугалась. Мир слегка улыбнулся, наблюдая за ее реакцией.
– Все что угодно.
Он тронул ставни рукой, будто собирался их открыть, но потом передумал. Сделал несколько шагов, выискивая, куда бы присесть, но хлипкий табурет у туалетного столика не вызвал у него доверия, а на незаправленную девичью постель садиться, конечно, было вовсе неприлично. Скрестив руки на груди, Мир привалился плечом к шкафу.
– Видите ли, Ника, вчера вы очень удачно сравнили мою должность с должностью смотрителя маяка. У него есть определенные обязанности, а еще у места его пребывания имеются некоторые особенности. Вообразите маяк, который стоит посреди бушующего моря. Представили себе эту картинку?
Ника смиренно кивнула.
– А выше бушующего моря вообразите бушующий воздух. Под маяком дорисуйте бушующую землю. И раскрасьте все это красками бушующего огня. – Мир глубоко вздохнул. – В этой башне вы можете поселить прекрасную принцессу, которую заточил там злой дракон: в вашей вселенной любят подобные сказки. Пускай она живет на самом верху. Теперь скажите мне сами, насколько разумно принцессе по своей воле открывать окна в такой башне?
Ника снова закивала, осознавая, что совсем не знакома с правилами и условиями среды, куда ее занесло.
– Но, если есть окно… – жалобно мяукнула она.
– Я подумал, что существу из вашей вселенной будет приятно видеть такой антураж. Только и всего.
Потупившись, Ника нервно облизнула губы.
– Вы никогда не смотрите в окно, просто так, для удовольствия? – уточнила она. – Это у вас совсем не принято? За окном нет никакого… сада, где вы могли бы прогуляться? Вы вообще из этого дома выходите хоть когда-нибудь, Мир?
Она впервые решилась назвать его так, и его имя отозвалось у нее в груди странной дрожью.
Его лицо было невеселым.
– О, я-то выхожу, – сказал он. – Я пытался объяснить вам, что, пока я занимаю этот пост, я наделен силой всех стихий одновременно. Это и броня, и… пусть будет магия. Я не горю в огне, не могу утонуть, не могу задохнуться, если вокруг меня окажется безвоздушное пространство. Это весьма удобно.
– Удобно! – Ника всплеснула руками. – Удобно, наверное. Но что это за мир… я хотела сказать, простите, что это за вселенная? Тут совсем нет людей, кроме ваших слуг? Откуда вы их взяли, тоже притащили из нашей вселенной временно послужить вам, а потом вернете? Кто выстроил эту башню, этот ваш треклятый маяк?
Мир склонил голову.
– Выстроили ее мои далекие предки, а что до остального… Позвольте предложить вам руку, нас давно ждет завтрак. Я отвечу на ваши вопросы за столом. Только давайте договоримся, государыня Ника: вы не будете пытаться открыть ни одно окно без меня… – Он дождался ее торопливого кивка. – И не будете пытаться покинуть этот дом. Без меня. Это грозит для вас смертельной опасностью – да что там опасностью, это грозит вам мучительной смертью, без вариантов.
Ника поперхнулась.
– Договорились.
И вновь Ника положила свою дрожащую руку на каменный локоть хозяина. Мир повел ее по лестнице, в уже знакомую столовую. Роскошь убранства сегодня казалась гостье подавляющей и удушливой, и ее настроение не укрылось от Мира.
– Три месяца, Ника, – напомнил он ей с горькой улыбкой, занимая место напротив нее за столом. – Три месяца, которые даже не будут вычтены из дней вашей жизни, да будут они долгими и счастливыми.
Она сокрушенно вздохнула. Три месяца взаперти со всеми удобствами и на всем готовом – что ж, не самая страшная перспектива! Отчего же ей так хочется безрассудно бежать?
– Я… привыкну к этой мысли, – заверила она Мира. – Все произошло слишком быстро, и мой мозг просто не успевает за – за эмоциями, которых, как вы верно заметили, у меня довольно много. Я устроюсь поудобнее, в ситцевом платье, в каких-нибудь старомодных башмаках, и попробую написать роман. Да! Почему бы и нет? Что еще делать, если до домашних забот вы меня не допускаете!
Мир хмыкнул.
– В этом нет необходимости.
– Да, я напишу роман, – решила Ника. – Ну и что, что я не смогу утащить его с собой в мою вселенную, – он сложится у меня в голове, и я сумею вновь изложить этот текст, когда доберусь до ноутбука. И переделать его в сценарий будет проще простого. Я воображу, что мы с вами живем в девятнадцатом веке. А лучше в восемнадцатом. Глухая деревня, никаких развлечений, кругом сиволапые mujiki, так что барышне лучше не покидать усадьбы. Светские беседы за обеденным столом, ранний подъем и ранний отход ко сну, разве что музицирование…
– Что? – осведомился Мир.
– Музицирование. Ну, я немножко умею играть на гитаре и на пианино. – Ника показала, как перебирает пальцами по воображаемым струнам, пробежалась по воображаемым клавишам. – Музыка. Как убивали время дворяне на Руси, когда магнитофонов и телевизоров у них не было, и даже граммофоны…
– Что? – повторил Мир.
Ника никак не могла истолковать выражение его лица. Оно застыло, словно маска, словно она говорила что-то, о чем и помыслить было нельзя, изрыгала непристойности, которые примерный хозяин изо всех сил старается не заметить и спустить дело на тормозах. Ника осеклась.
– Я сказала что-то не то? – испуганно предположила она. – В вашей вселенной нет музыки? Или в этом доме нельзя о ней упоминать?
Мир молчал, его грудь размеренно вздымалась и опускалась. Он рассеянно скользил взглядом по блюдам, расставленным по столу. Не дождавшись ответа, Ника налила себе чаю и вытащила из вазы красное яблоко. Служанок или слуг сегодня было не видать.
Наконец Мир кивнул своим мыслям и снова вернулся к гостье.
– Этот дом, – заговорил он, – тих и покоен. Наверное, вы слышали когда-нибудь о таком понятии, как «глаз бури», «або офо»? В нашей вселенной проживает, разумеется, множество существ. Иначе не было бы никакого смысла в том, чтобы поддерживать установленный порядок и противостоять хаосу, не так ли? У нас принято называть людьми только ваших соплеменников, Ника, или таких, как вы. Жители нашей вселенной, по большей части, не являются людьми. Это существа, имеющие отношение к одной из стихий, либо перекидыши, которые, разумеется, также относятся к одной, двум или трем стихиям – как повезет. Именно они населяют всю мою вселенную. Так получилось, что хранителями стихий выступают представители моего рода. Как я уже упоминал, до меня эту должность занимал мой отец, после ее займет мой сын. Наследники появляются благодаря тому, что мы приглашаем, или похищаем, если угодно, девушек из другой вселенной. Временно! – Он поднял кверху указательный палец. – Потом девушки нетронутыми возвращаются к себе и забывают о нас, однако мы успеваем получить от них то, что нам необходимо. Так устроена наша вселенная. Я не знаю почему и не располагаю полномочиями как-то влиять на ее устройство.
– Ну это понятно, – опешив, отозвалась Ника.
– Хорошо, что это понятно. Существа, которых я буду для краткости называть стихийниками, бывают очень разными. Представления о том, какими они бывают, получили отражение в мифологии вашей вселенной, поэтому вам будет не слишком сложно их вообразить. Это существа воздушной природы, огненные духи и так далее. Иногда они смешиваются, и могут даже смешиваться с перекидышами, что случается не слишком часто, но чаще всего союзы заключаются в рамках одной стихии, что вполне разумно и целесообразно. Впрочем, чем дальше от моей – скажем так – башни, тем менее выражены проявления стихий, тем больше образуется смешанных пар. Если кровь сильно разбавлена, то наши чудесные существа могут не слишком сильно отличаться по виду и по магическому потенциалу от обитателей вашей вселенной. Это и будут люди.
– Да, логично, – согласилась Ника. – Я только не очень поняла, почему вы так отреагировали на мое невинное упоминание о музыке, – у вас нет музыкальных инструментов? Может быть, вы используете музыку как оружие, или совсем незнакомы с таким понятием, или… Не знаю, что и подумать.
Мир тоже взял яблоко и растерянно повертел его в руке, словно забыв, что с ним принято делать.
– Музыка встречается у сильфов и перекидышей, у избранных стихий. У людей больше. Иным стихийникам бывает сложно представить, как можно в среде их обитания воспроизводить, э-э, гармоничную последовательность звуков. Однако, если говорить о краях, отдаленных от моей «башни», о краях, населенных теми, чья кровь сильно разбавлена, там музыка гораздо более распространена. Когда я… – Мир на мгновение осекся. – Когда я путешествовал там, я слышал разные мелодии и звуки разных инструментов. Поверьте.
У Ники не было никаких причин не верить Миру, тем более когда речь шла о таких отвлеченных материях, как музыка, но разговор ничего ей не прояснил. Докапываться она не решилась: и так вела себя непозволительно грубо с самого утра.
После завтрака Мир заверил Нику, что в обязательном порядке отдаст распоряжения насчет удобной одежды и обуви для своей гостьи, а потом, извинившись, сослался на дела и удалился. Он разрешил ей побродить по тому этажу, где располагалась столовая, и даже заходить во все помещения, которые окажутся не запертыми, но вновь предостерег насчет окон.
Ника продвигалась вперед, как любопытная кошка: медленно, осторожно и с горящими глазами. Туфли она решила нести в руке. Отблеск, который почудился ей в отдалении, когда они стояли у подножия лестницы, объяснялся не переливами света на рыцарских доспехах, как она напридумывала себе, а бликами на воде. Да-да, у Мира в покоях обнаружился самый натуральный – искусственный – водопад! Ника присела на удобную скамеечку, притулившуюся у ближайшей стены, и стала любоваться стекающей вниз водой. Тихое журчание навевало приятные мысли. Наверное, Мир тоже любит посидеть вот так, поразмыслить о своих заботах… Подойдя ближе, Ника сунула ладонь в фонтан. Между пальцев проскочила переливчатая рыбка. Или это тоже иллюзия?
Воздух был насыщен влагой, и дышалось здесь легко. Отдохнув немного, Ника двинулась дальше, гадая, какие еще чудеса ей встретятся. Водопад так ее порадовал, что она стала напевать себе под нос: «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра!»3
Деревянная дверь, украшенная резьбой, легко поддалась, и Ника очутилась в зимнем саду или в оранжерее. В первый момент ей даже показалось, что это действительно рощица: пола здесь не было, босые ноги мягко ступали по малахитово-зеленому мху, а ветки неизвестных деревьев качались от ветра, которого здесь быть не могло. Подняв голову, Ника убедилась в этом: вместо голубого или хотя бы пасмурного неба над деревьями раскинулся непрозрачный купол молочного цвета. Разумеется, как говорит Мир. Напрямую контактировать со стихиями было бы слишком опасно. Однако сам дом нравился Нике все больше! Ее не заставят сидеть в уединенной комнате, тут вполне есть где прошвырнуться, и, хотя пока она никого здесь не встретила, возможно, ей удастся найти себе и собеседников помимо всесильного, но такого недоступного хозяина – Хранителя Стихий.
– Как будто два крыла природа мне дала! Пришла моя пора! – пропела Ника, закружившись от восторга. – Я не пойму, что вдруг со мною стало! Тревоги все умчались прочь!
На этом она прикусила язык: дальше в песенке шло про то, что танцевать ей хочется только из-за таинственного героя, а так далеко Ника заходить не рисковала. Ей же ясно растолковали все правила игры: три месяца, и все, никто никого даже не вспомнит. Мир увернулся от ответа, когда она попросила его не стирать ей память. Надо будет все же вернуться к этому вопросу!
Побродив немного между деревьев, Ника поняла, что ее все так же распирает желание петь и плясать, и вздумала переключиться на отечественные песни.
– А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер!4 – выдала она и вздрогнула: ей померещилось какое-то движение в цветущих кустах, похожих на рододендрон.
Она замолчала, хлопая ресницами. Стыдно, что кто-то подслушивает, когда она беззастенчиво изливает душу, и вместе с тем боязно – кто знает, с кем можно столкнуться в этой неземной рощице. Может быть, это садовник. А может быть, Миру не нужен никакой садовник, раз он сам легко управляется со всеми стихиями. Нет, ей не показалось: кусты точно шевелятся, и в них кто-то прячется. Эх, какую песню испортили!
– Кхе-кхе, – демонстративно прокашлялась Ника. – Здравствуйте!
Вряд ли кто-то причинит ей вред, ведь она здесь не просто гостья, у нее особый статус! Можно даже сказать, что она невеста хозяина. С натяжкой, конечно. С натяжкой.
Из кустов показался подросток – паренек лет пятнадцати-шестнадцати, на вид самый обычный, в просторной светлой рубахе и таких же штанах. Из примечательных черт она могла назвать лишь огненно-рыжие волосы и яркие черные глаза.
– Здравствуйте, – сказал он сурово, как это порой получается у подростков, когда они изо всех сил стараются не стесняться.
Ника обрадовалась: есть контакт!
– Меня зовут Ника, – сообщила она. – А ты тут за деревьями ухаживаешь, наверное? Я к хозяину… приехала в гости.
– Все знают, кто вы, – пробасил подросток. – Государыня Ника.
– Да? – удивилась она. – А кто это «все»? А ты кто?
Н-да, с ее манерами в этом доме явно творилось что-то неладное. Но парень не обиделся – однако и не отвечать не стал.
– Вы пели, – напомнил он, его голос сделался мечтательным.
– Да, – смутилась Ника.
Друзья обычно заверяли ее, что она поет неплохо, но она никогда не брала занятий, а сейчас даже не старалась, пела для себя, не рассчитывая, что кто-то услышит. Если подумать, выбранные ею вещи трудно было назвать легкими для исполнения. Наверное, она где-то сфальшивила.
А нечего было подслушивать! Его сюда никто не звал, между прочим. Ника подбоченилась.
– Ветер, – повторил парнишка. – Ве-се-лый ве-тер, ве-се-лый ве-тер!
Он довольно точно воспроизвел мелодию, вот только вышло у него почему-то печально. Ника показала ему большой палец.
– Как будто два крыла природа мне дала, – во весь голос пропел мальчик.
– Ты молодец. У тебя абсолютный слух.
Парень медленно кивнул.
– Как будто два крыла, – сказал он, уже не пытаясь петь. – Веселый ветер. А вот платье у вас водяное. Не воздушное. Вы же могли и воздушное попросить, если вам больше нравится. Оно тоже было бы голубым. Только намного легче этого.