О. П. Клюкина
Художник и его мамзель
Глава вторая
Хозяин норы
Этот неведомый Сергей Маркелов – хозяин мастерской – оказался на удивление хозяйственным мужчиной.
Люба нашла на полочке кофе, наборы специй, сигареты и множество других полезных для жизни вещей, которые содержались в исключительном порядке.
Интересно, женат ли он? А сам Павлуша?
Вряд ли, если ночует в своей ужасной мастерской, заваленной холстами, где от краски задохнуться можно.
Быстренько съездив к Катюшке за своими вещами, Люба принялась со всеми удобствами устраиваться на новой территории. Она давно привыкла к тому, что все хорошее лучше делать сегодня, не откладывая на завтра.
Никогда ведь неизвестно, чем обернется следующий день, и на всякий случай нужно быть готовой к любым пакостям судьбы.
Наконец, разложив все по своим местам, насколько это возможно в чужой комнате, Люба сварила себе кофе, легла на диван и укуталась в теплый одеяльный кокон. Почти как в детстве, дома у бабушки… Даже подложила под щеку игрушечного котенка – подарок на день рождения от Катюшки. Потом включила радиоприемник, настроившись на музыкальную волну, откуда как раз раздавалась песенка про бананы, кокосы, апельсиновый рай. Хорошо!
Интересно, чем сейчас занимается по соседству Павлуша? Наверняка продолжает пачкать краской свои холсты.
В железных банках из-под кофе вокруг стояло множество аккуратно отточенных цветных карандашей, и у Любы поневоле зачесались руки.
Она потянулась к столику, нашла лист бумаги.
Вообще-то Люба никогда не умела хорошо рисовать. Сколько себя помнила, она всегда в детские годы рисовала только принцесс и принцев, а с натуры не могла изобразить даже самый простой предмет.
Вспомнив прошлое, Люба и сейчас нарисовала принцессу, которая получилась настолько убогой, что пришлось тут же скомкать рисунок.
Зато принц с первого раза оказался чем-то похож на Дениса – высокий, с черными, немного раскосыми глазами. В копне волнистых волос блестела маленькая золотая корона, с широких плеч до самого пола спускалась мантия.
Как он мог так с ней поступить? Ведь говорил же, что любит, жить не может! Обещал летом вместе поехать в Эмираты или еще куда-то, где есть теплое, ласковое море. Что и говорить, замашки у Дениса всегда были королевскими.
А вдруг он на самом деле тайком женился? Иначе почему так внезапно и основательно исчез? Может, сейчас он как раз плещется со своей избранницей в морских волнах? Как теперь узнать правду?
Лучше забыть. Лучше окончательно все забыть.
Люба вытерла слезу, которая незаметно скатилась по щеке, и поставила на принце жирный крест. В прямом смысле – перечеркнула рисунок крест-накрест, а потом еще порвала на мелкие кусочки.
Рисунки у нее получались еще хуже, чем на картонках у Павлуши. Люба подумала: напрасно все-таки она над ним в сквере смеялась… Но он почему-то даже не обижался, а с серьезным видом слушал, кивал…
Вспомнив лицо Павлуши, Люба сразу немного развеселилась: как он от нее смешно шарахнулся! И в глазах застыл такой неподдельный испуг, словно она собиралась совершить на него нападение.
Если разобраться, он на самом деле наивный дурачок, ничего не понимающий в нынешней жизни, который живет в каком-то своем мире. Разве можно быть таким доверчивым? А вдруг она – обыкновенная воровка? Вдруг она нарочно притворилась бездомной, чтобы обчистить за ночь чужую мастерскую и скрыться в неизвестном направлении? Где он тогда будет ее искать? Ведь он даже фамилии ее не знает. В гостиницах хоть паспорт спрашивают.
Эти картинки, между прочим, запросто потом где-нибудь продать можно: одни рамки денег стоят. Придется тогда Павлуше рвать на себе рыжую всклоченную бороду и в следующий раз хоть немного думать головой.
Кстати, борода у Любы получилась особенно похожей.
Она так увлеклась рисунком, что не сразу услышала стук в дверь. Но тарабанили, судя по всему, именно в ее мастерскую.
– Кто там? – спросила Люба, спрыгивая с дивана и в одних носках подбегая к двери.
– Открывайте, хозяин! – раздался из-за двери веселый голос.
На пороге стоял молодой человек – небольшого роста, худенький, чернявый. Люба растерянно смерила его взглядом.
– Сергей Маркелов, хозяин этой норы, – представился молодой человек, и Люба увидела, что он и впрямь чем-то похож на симпатичного подвижного зверька – то ли на мышонка, то ли на суслика. – На день рождения к другу бегу, прихватить нужно кое-то, – пояснил он, проходя в мастерскую. – Я тут лещей копченых припас, очень даже неплохо будет к пиву.
Он достал из угла какой-то пакет, а потом оглянулся на Любу и слегка присвистнул.
– Ого! А я и не знал, что у нас такие искусствоведы бывают. Прогресс, однако! Наше искусство идет в нужном направлении.
– Чего-чего? – нахмурилась Люба.
– Мне сказали, что нужно срочно перекантоваться искусствоведу из… из…
– Из Петровска, – подсказала Люба.
– Да нет, вообще-то он сказал – из Питера…
Но, поглядев на растерянное лицо Любы, хозяин норы вдруг весело подмигнул и объявил:
– На самом деле это значения не имеет. И тот, и другой – Петров город. Одна деревня. Вот если бы из Парижа – тогда другое дело. Да и то… Какая разница? Все мы – дети галактики.
«А Павлуша-то мой, оказывается, приколист, – сердито подумала про себя Люба, усаживаясь на диван. – Придумал тоже – искусствовед… Спросил бы сначала: я хоть знаю, что это такое?»
– И какому же стилю вы отдаете предпочтение, прекрасная незнакомка? – не отставал Сергей, шурша своим пакетом и складывая в него что-то еще из холодильника.
Наверное, сыр, от которого Люба уже отрезала кусочек-другой.
– Маслом по хлебу, – буркнула Люба.
– Смотри-ка, а ты мне все больше нравишься! – воскликнул парень. – Сразу видно – свой человек.
Не то что наши крысы музейные. Давай скорее знакомиться, а то я уже совсем опаздываю…
Люба представилась, и Сергей дурашливо потряс ее руку, а потом поднес к своим губам и с большим чувством поцеловал.
– Я тут у тебя ненадолго, не бойся, – пробормотала Люба.
– Твое признание, Любаша, кстати, меня вовсе не радует, – сказал Сергей и присел рядом на диван. – На сегодняшний день ты являешься главным украшением моего скромного жилища.
Только что он сильно торопился и вдруг сразу резко затормозил.
Люба испугалась, что сейчас он снова начнет говорить с ней об искусстве и расспрашивать о всяких высоких материях.
– Да пошутил он. Я не искусствовед, а просто… родственница его дальняя, из Петровска. Вот, свалилась как снег на голову, – сказала она нарочито небрежно. – Куда ему от меня теперь деваться?
– Класс! – почему-то еще больше обрадовался Сергей. – А я уже испугался, что ты и впрямь начнешь сейчас мои работы по косточкам разбирать. Твой родственник говорит, что они все у меня коммерческие, только на рынке по рублю продавать. Ругает он меня нещадно. Ведь я когда-то учился у него. Эх-хе-хе, и кто у него только не учился! А что толку-то?
Он взял со стола рисунок, где Люба пыталась изобразить Павлушу, и начал пристально его разглядывать со всех сторон. Даже вверх ногами повернул, отставил от себя в сторону на расстояние вытянутой руки и многозначительно зацокал языком.
Люба даже слегка покраснела от такого неожиданного внимания. Но не вырывать же у него листок из рук, в самом-то деле.
– Класс! – воскликнул Сергей с большим воодушевлением. – Это твое? Авангард! Обалденный образец примитивизма. Чем-то напоминает древнерусские фрески. Или что-то еще в этом духе. Ты у кого училась?
– Тебе все фамилии в училище перечислить? Вообще-то я училась на повара, – сказала Люба, но тут же добавила: – А теперь хочу временно у вас в «художке» натурщицей поработать. Деньги нужны позарез.
– Повар – это то, что надо. Наверное, ты и готовить любишь?
– Есть – гораздо больше…
Сергей импульсивно вскочил с дивана.
– Слушай, пойдем вместе на день рождения! – предложил он. – А что такого? Ребята там все свои в доску, художники, они только обрадуются. Со всеми сразу познакомишься и поужинаешь заодно. Все равно ложиться спать еще рано. Чего тебе здесь весь вечер одной киснуть?
Он был такой восторженный, симпатичный, что Люба невольно улыбнулась.
– Вообще-то можно, – согласилась он. – Вот только переодеться бы.
Несколько вечерних платьев «от Дениса» – это было единственное, что у Любы осталось от прежней жизни и составляло все ее достояние. Денис любил помогать выбирать ей платья, туфли, дорогое нижнее белье.
А Люба думала: вот как он ее любит, поэтому и наряжает, балует…
Даже вспоминать об этом теперь было больно.
По радио как раз звучала тихая, печальная мелодия, сердце надрывал саксофон.
– Ты что, будешь смотреть, как я переодеваюсь? – удивилась Люба, поймав любопытный взгляд Сергея, который так и вперился в нее своими глазами-бусинками.
– А что такого? Ты же сама сказала, что – натурщица, – хитро прищурился «хозяин норы».
«Действительно, надо тренироваться», – подумала Люба и сбросила с себя халатик.
Для вечерних выходов «в свет» у нее были особое платье и специальное белье – тонкое, ажурное. Денис всегда говорил, что женщина должна уметь правильно себя подать, и требовал, чтобы Люба избавилась от некоторых своих «колхозных» привычек.
Лучше немного вещей, но – стильных, дорогих. Даже за хлебом нужно выходить из дома в таком виде, как будто ты собралась в ресторан. Это – принципиально. А нижнее белье – вообще самое главное. Оно должно быть таким, чтобы в любой момент не стыдно было раздеться.
Ведь это целая наука – быть всегда желанной и соблазнительной, и Люба почти полгода ее осваивала вместе с Денисом – без выходных дней. Нужно всегда сиять и благоухать, благоухать и сиять…
Вот и сейчас Люба раздевалась под музыку, понимая, что это сильно напоминает стриптиз, но уже не могла остановиться. В этот момент Денис был словно где-то совсем близко, рядом и пристально за ней наблюдал, не скрывая своего восхищения. Неужели 0н совсем ее забыл и даже не скучает?
Впрочем, Сергей тоже смотрел на нее завороженным взглядом.
– Класс… – повторил он шепотом, и лицо его сделалось растерянным, смешным и даже почему-то немного обиженным. – С ума можно сойти. И откуда ты, такая, свалилась на мою голову?
Сидя перед зеркалом, Люба продолжала молча приводить себя в порядок. Она давно поняла, что в такие моменты не надо ничего говорить и следует сохранять невозмутимость.
– Только мы не надолго, ладно? – наконец сказала она, расчесывая русые волосы: после дождя они сделались на удивление мягкими и пушистыми. – А то я что-то устала за сегодняшний день. Слишком много впечатлений.
– Надеюсь, я тоже вхожу в список твоих приятных впечатлений? – улыбнулся Сергей.
– В общем-то да… – подумав, согласилась Люба.
Сейчас казалось удивительным, что утром она еще и понятия не имела о существовании в городе этих мастерских и их обитателей. А теперь чувствовала себя здесь как дома. Даже еще лучше, свободнее, чем у себя дома, под надзором вечно раздраженной мамы. Интересно все-таки устроена жизнь.
Проходя по коридору, Люба заметила, что из-под двери мастерской Павлуши пробивается полоска света.
– А он… Павел Владимирович разве не пойдет с нами на день рождения? – спросила она, невольно замедляя шаги.
– Ты что? Бабочкин? Он же фанатик, – шепотом ответил Сергей и выразительно покрутил пальцем у виска. – Нам с этим маньяком не по пути.
Из-за двери Павлуши доносилась красивая лютневая музыка. Должно быть, в его хозяйстве имелся кассетный магнитофон. Или он в полном одиночестве слушал радио? А вдруг – вовсе не в одиночестве?
Но не подсматривать же при свидетеле в замочную скважину?
На дне рождения Любе почему-то с самого начала не понравилось. Сергей привел ее в какой-то дом, где за столом собрались одни только художники – сумрачные, почти все бородатые, какие-то обшарпанные, и даже на первый взгляд было видно, что – бедные.
Сергей выгодно выделялся из общей толпы своим фирменным джинсовым костюмчиком (примерно такой же Люба мысленно примеряла на Павлушу), современной стрижкой и чувством юмора. С самого начала он принялся незаметно ухаживать за Любой, не давая ей скучать.
Поневоле бросалась в глаза нехитрая, прямо-таки холостяцкая закуска на столе – нарезанная крупными кусками колбаса, бутерброды со шпротами, соленые огурцы, несколько банок с кабачковой икрой, кое-как очищенные и покромсанные копченые лещи И посреди всего этого – бутылки с дешевой водкой, настоящая тяжелая артиллерия.
Но Люба под вечер так проголодалась, что с большим удовольствием и выпила, и закусила. К счастью.
мужчины догадались купить бутылку вина – «для дам». Вино было очень дорогое, в какой-то необычной, красивой бутылке – уж в этих вещах Люба понимала толк. Хотя из женского пола среди бородатой братии была всего только одна девушка – худенькая, с мальчишеской стрижкой и с неестественно длинной челкой, закрывающей половину лица. Время от времени она смотрела на Любу колючим, неприязненным взглядом и сразу же демонстративно отворачивалась.
– Кто это? – тихо спросила Люба у своего веселого ухажера.
– А, Полина, – ответил он безразлично. – Какой черт ее сюда принес? Максимыч считает ее своей лучшей ученицей, наверное, потому и пригласил. А еще у нее всегда денег занять можно, тоже польза. На спор, и вино она с собой приволокла.
– Красивое имя, – пробормотала Люба.
– Разве что имя, – с видом знатока усмехнулся Сергей и снова с нескрываемым удовольствием посмотрел на Любу, точнее – на ее обнаженную шею и вырез вечернего платья. – Я предпочитаю совпадение формы и содержания.
Похоже, он никак не мог забыть, как она переодевалась под музыку.
– Что, жутко талантливая, да? – кивнула Люба в сторону девушки.
– Ничего особенного. Только никогда не слушай, что она говорит. Я всем советую от этой кобры держаться подальше.
Художники то и дело дружно выпивали, разливая водку по пластиковым стаканчикам, и в мастерской нарастал шум, незаметно переходящий в невообразимый гвалт.
То и дело бородачи предлагали выпить за здоровье именинника – скульптора Максимыча, называя его великим художником, гением и сравнивая то с Роденом, то с Микеланджело.
Даже Люба, которая ничего не понимала в искусстве, чувствовала, что это все-таки чересчур.
Сергей тоже достаточно лихо опрокидывал в себя водочку и на глазах становился еще более разговорчивым и восторженным.
Посреди всего этого шума Люба даже не заметила, в какой момент все вдруг начали говорить о ней и нахваливать Маркелова за то, что он где-то подцепил и привел с собой такую красавицу. Видимо, застолье достигло такого градуса, когда мужчинам хочется поговорить о женщинах.
Максимыч тут же вызвался вырезать из дерева Любу в обнаженном виде, с венком из цветов на голове.
– Нет уж, не дам, сначала я сам, это – мое! – закричал Сергей пьяным голосом. – И вообще… Это моя. Гала! Посмотрите, ведь она похожа на Галину, Галарину. Давайте выпьем за то, чтобы каждый художник нашел в жизни свою Галу. Жаль только, что вы все в этом ни черта не понимаете…
И он снова опрокинул в себя содержимое пластикового стаканчика.
Признаться, Люба тоже не поняла, о какой Галине он вдруг ни с того ни с сего заговорил. Неужели забыл по пьяной лавочке, как ее зовут?
Как же они будут домой добираться?
Вообще-то ей уже давно хотелось уйти, но она плоховато помнила, как добраться до «павлушинских мастерских». И потом, все же неудобно было перед хозяином, который и так на целую неделю бесплатно предоставил ей комнату со всеми удобствами и даже с холодильником, где лежали сыр и колбаса.
– …Я только недавно читал… помните, когда Гала, уже на старости лет, после долгой разлуки встретилась со своим первым мужем – Полем Элюаром? – восторженно вещал о чем-то Сергей. – Он ей сказал: «Я только об одном прошу тебя на прощание: покажи мне свою грудь!» Говорят, у нее даже в старости были груди как у молоденькой девушки. А все потому, что Сальвадор Дали во всем был гений, он и в женщинах понимал толк. Вот это был художник! По-настоящему свободный…
– …И шизофреник, – подсказал какой-то очкарик, плохо различимый в сигаретном дыму.
– Ну и что? – возвысил голос Сергей. – Какая разница? По большому счету, все творчество – это аномалия, сплошное безумие! Высокая болезнь, бред, сюр… Но не все способны прорваться в этот космос, некоторым это вообще не дано, хоть они и называют себя художниками.
Он посмотрел на Любу и вдруг сказал торжественно, показывая на нее рукой:
– Гала, я только об одном тебя прошу: покажи свою грудь!
За столом сразу же воцарилось молчание.
– Да ладно, не сейчас же… – пробормотал Максимыч. – Давайте лучше выпьем.
– У жены своей посмотришь, – мстительно подсказала со своего места Полина.
– Только это от вас и можно услышать: держи себя в рамках, это нельзя, то нельзя, – возмутился Сергей, все сильнее входя в кураж. – Эх, вы, знаменитости местного значения, победители районных выставок… Когда вы поймете, что сами себя загнали в клетки? И ведь другим людям тоже жить не даете. Гала, покажи свою грудь!
Люба посмотрела на перекошенное от возбуждения лицо Сергея, и ей почему-то сделалось его жалко. Он был – один против всех. И в этот момент больше всех остальных был похож на великого художника, какими их обычно показывают по телевизору: молодым, свободным, с безумным блеском в глазах.
Не то что все эти замшелые, бородатые пеньки.
– А почему бы и нет? – сказала Люба с улыбкой, сбрасывая с плеча тонкую лямочку черного вечернего платья. – Мне не жалко. Считайте, что это мой подарок на день рождения.
«Ух ты…» – разнеслось по дымной комнате.
– М-да… Таких подарков у меня еще не было, – крякнул Максимыч. – Хорошо, что жена не видит.
– Вечный сюжет: художник и его модель, – прокомментировал образованный очкарик.
– Точнее – мамзель, – звонко подсказала Полина. – Может, наша мамзель еще на столе голая спляшет?
– Могу и сплясать, если захочу, – с вызовом посмотрела на нее Люба. – Но только с тобой по очереди.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.
Люба знала: в такие моменты главное – не моргать и не отводить первой взгляд. Пусть лучше слезы от напряжения выступят, но нужно выдержать.
Полина покраснела и первая опустила голову, тем самым признавая свое поражение. Оглянувшись, Люба отыскала глазами в углу какой-то табурет, похожий на постамент, запрыгнула на возвышение и сбросила с плеча вторую лямку своего и без того откровенного наряда. Платье мягко соскользнуло вниз и упало к ее ногам.
Теперь Люба стояла перед бородатой братией в одних черных кружевных трусиках и с трудом удерживалась от смеха при виде их пьяных, обалдевших, перекошенных от изумления лиц.
– Ну как? Все видели? Получили? – Сергей вскочил от возбуждения со своего места и даже замахал обеими руками. – Стоп, не надо, не надо, ничего не надо больше. Хватит, Любаша! Не надо – голой на столе, никакой пошлости. Но это было на все сто. Высший класс!
– А теперь очередь Полины, – сказала Люба, спрыгивая со своего возвышения и ловко на ходу одеваясь. – Что, слабо?
Полина сидела за столом, низко опустив голову и спрятавшись за своей челкой, как за черной занавеской.
– Оставь ее в покое, слышишь? – неожиданно сердито сказал Максимыч.
– Ладно, хватит, давайте лучше за женщин выпьем, – предложил кто-то поспешно. – За всю красоту их. Ну и за все такое прочее.
Художники с радостью потянулись к бутылкам, а Любе сразу стало скучно.
«Ну конечно, Полина среди них – своя, они за нее горой. А я кто?» – подумала она сердито. От шума и от табачного дыма у Любы к тому же сильно разболелась голова.
– Я пошла, спать хочу, – сказала она Сергею и направилась к выходу. – Сколько можно дурью маяться?
Сергей тоже без лишних разговоров вскочил с места, принес Любе куртку, кое-как помог одеться. Лицо его сияло от счастья, как будто на самом деле произошло что-то необыкновенное, очень для него важное.
На улице Любе почему-то сделалось еще муторнее. Она с трудом переставляла ноги в туфлях на высоких каблуках, в которых была на полголовы выше Сергея. На такого шибздика и опираться-то опасно…
То ли дело, когда они возвращались ночью из ресторана вместе с Денисом.
– Расскажи что-нибудь о себе, – сказал Сергей, когда они, спотыкаясь, наконец-то вышли на освещенный фонарями проспект. – Ты такая авангардная.
Но Люба только молча вздохнула, у нее не было никакого настроения для лирических разговоров.
Да и что она могла рассказать ему такого, что его поразило бы больше, чем ее недавняя выходка?
Школа. Кулинарное училище. Два раза чуть не выскочила замуж, но, к счастью, пронесло. Сплошные разочарования. Возвращение в Петровск. Ссоры с мамой. Свадьба Катюшки, на которой она случайно узнала, что есть место в транзитной гостинице на выезде из Саратова. Все-таки – город, цивилизация.
Повар, официантка, администратор, горничная – почти в одном лице, все время на подменах, суточный график. Шоферы и гаишники, нещадно ругающие своих жен. Но Люба была с ними неприступной и строгой, не разменивалась по мелочам. Ждала, когда наконец-то появится он – единственный и неповторимый. Дождалась.
В принципе до того момента, когда к гостинице подкатила белая «девятка», из которой, смеясь, вышел Денис, и вспомнить особенно нечего.
А все, что было потом, сейчас тем более не хотелось вспоминать.
– Лучше ты о себе расскажи, – сказала Люба. – Я так поняла, ты у нас женат?
– Откуда ты знаешь?
– Полина же сказала.
– Ах, Полинка… – пробормотал с ненавистью Сергей и замолчал.
Впрочем, идти с ним молча было еще лучше. Снова накрапывал мелкий весенний дождик, поневоле освежая затуманенную голову. Люба вспомнила, как бежала днем под проливным ливнем по этой улице, которая сейчас тоже таинственно блестела, мерцала в огнях фонарей и рекламных вывесок.
И зачем она сегодня весь вечер просидела в табачном дыму?
– Женился я… это так, – наконец нехотя отозвался Сергей. – По недоразумению. Не бери в голову. Ничего серьезного. Хорошее дело браком не назовут.
– А я-то думала, ты вообще в мастерской живешь, – вздохнула Люба. – У тебя там так по-домашнему, все капитально.
– Еще бы! Укрепляю плацдарм для отступления. В любой момент может пригодиться.
– В смысле?
– Ну, когда надумаю уйти от жены.
– Есть такие мысли?
– Постоянно. А сегодня – особенно, как никогда, – ответил Сергей многозначительно и прижался к ней еще теснее.
Но у нее после этих слов вдруг сразу резко испортилось настроение. Плацдарм для отступления? Где-то она об этом уже слышала. М-да, запасная позиция…
Может, Денис тоже подготовил плацдарм для отступления, прежде чем исчезнуть? И сейчас спокойно гуляет со своей молодой женой где-нибудь по Парижу? Или в другом месте вьют себе уютное домашнее гнездышко?
С какой стати, спрашивается, он должен был ей об этом докладывать? Кто она была для него, ведь даже не жена?
Павлуша сразу в точку попал – служанка, золушка.
Даже зубной пасты собственной нет, хоть печной золой зубы чисти.
– Ну вот и пришли, – сказал Сергей. – Ты чего вдруг задумалась?
На втором этаже в мастерской у Павлуши горел свет. Они стояли как раз под его окнами – пьяные и почти в обнимку. Хоть бы не выглянул в окно ненароком.
Люба отстранилась от своего спутника и шагнула в подъезд.
– Погоди, а как же я? Можно с тобой? – растерянно спросил Сергей.
– А жене домой по мобильнику позвонишь? – усмехнулась Люба. – Скажешь, немного заработался? Муза прилетела?
– Могу никуда и не звонить…
Он прижал Любу к стене, жарко задышал в лицо.
– Я забыть не могу… как ты тогда, а? А я что же, а?
– Отпусти, – сказала Люба. – Слышишь?
От него пахло дорогой туалетной водой, перегаром и копчеными лещами.
– Отпусти, а то я сейчас Павла Владимировича позову. Мы о такой оплате не договаривались.
Сергей сразу же испуганно отпрянул. Не так резво, конечно, как Павлуша, но все-таки. Видно было, что он до сих пор побаивался своего учителя.
– Что ты говоришь? Какая оплата? Я же так… За кого ты меня принимаешь?
– А ты… меня… за кого… принимаешь? – выразительно, с расстановкой спросила Люба. – Боюсь, ты попал не по адресу.
Когда Люба, то и дело натыкаясь на пеньки, шла по коммунальному коридору, в мастерской Павлуши света уже не было.
Ей захотелось постучаться в дверь и сказать ему что-нибудь хорошее.
Но ведь он еще сильнее испугается.
– Спокойной ночи, – прошептала Люба, обращаясь к замочной скважине.
А что она еще могла придумать, пьяная дурочка?
…Трам-там-там. От знакомого марша Люба подскочила на кровати и не сразу смогла вспомнить, почему она ночует в таком странном месте.
Но рука на ощупь нашла мобильный телефон, прежде чем пробудилось сознание.
– Только не говори, что ты уже спишь, – сказал ей Антон в самое ухо.
Почему-то Любе показалось в темноте, что он где-то совсем близко, и у нее по спине пробежала неприятная дрожь.
По голосу чувствовалось, что Антон изрядно пьян.
– Я уже сплю, – сказала Люба. – А тебе что, делать нечего? Зачем будишь людей среди ночи?
– У меня тут везде тоже люди. И все – спят, – зачем-то доложил Антон. – Кстати, хорошие девки. Ничем не хуже тебя. Только не надо говорить, что ты тоже сейчас спишь не одна.
Люба хотела отключить телефон, но вовремя спохватилась, вспомнила: а вдруг Антон в пьяном виде наконец-то проговорится и скажет, куда все-таки подевался Денис? Ради этого можно выдержать любое пьяное бормотание.
– Может, и не одна, – поддразнила его Люба.
– Ты же знаешь, что я азартный человек. Ты меня злишь, и это меня заводит… Ведь на самом деле это очень полезная для жизни вещь, без нее – никуда…
Антон сделал паузу, и Люба украдкой зевнула, с удивлением оглядываясь по сторонам. При лунном свете мастерская выглядела особенно романтично и была похожа на старинный замок. За окном слегка качались деревья, и их фиолетовые тени казались красивее любой картины.
– …придает нужное ускорение. На злости весь бизнес держится, а стоит расслабиться, сразу все идет прахом. Так что я тебе даже благодарен, что ты заставляешь меня злиться, сильно злиться… А Дениска – он просто безмозглый кретин…
– Где он сейчас? – быстро спросила Люба.
– К старшему брату, наверное, уехал, в Тверь, чтобы тот ему сопли подтирал. Можешь не волноваться, в город он больше не вернется. Наконец-то он и сам понял, что ему сюда лучше не соваться. Проиграл, парень, и – привет, ищи себе другую поляну.
– А я и не волнуюсь, – сказала Люба дрожащим голосом.
Тени на стене беспокойно задвигались – должно быть, за окном поднимался ветер. У Любы сразу сон как рукой сняло.
Значит, Денис уехал в Тверь, к брату. Ну и хорошо. Пусть. Обидно, конечно, что он так с ней поступил, но хоть живой. Спит, наверное, где-то спокойно, сопит в две дырочки. Предатель…
Зато, опять-таки, на телефонных звонках экономия. Как отрезал. Надо было исчезнуть, он и исчез. Всем – полный привет.
«А вот возьму – и отомщу Денису за все, пусть знает…» – задохнулась Люба от ярости. У нее даже в глазах потемнело от желания срочно, немедленно что-то сделать, чтобы защититься от своей обиды.
– Хочешь, я сейчас за тобой такси пришлю? – окликнул ее Антон.
Люба уже открыла рот и вдруг услышала, как за стенкой кто-то стучит. Негромко и монотонно, как дятел. Это наверняка был Павлуша, больше в мастерских сегодня никто не оставался ночевать.
– Не хочу, – быстро сказала Люба и отключила связь.
Она лежала в темноте и дрожала всем телом, чувствуя себя самым несчастным, одиноким человеком на свете. В чужой мастерской было бесприютно, как в ночном лесу. Везде было одно и тоже: предательство, обман, подлость…
Конечно, когда-то она сама сделала глупость. Мама много раз говорила: нужно выходить замуж, не надо просто так, ничего из такой жизни не выйдет хорошего… И Денис тоже был не против, но она почему-то тянула, боялась потерять свободу.
Зато теперь – вот она, свобода, делай с ней, что хочешь. А маме как-то пришлось даже целую лекцию выслушать о том, что нельзя отставать от современной жизни и надо понимать, что сейчас у людей совсем другие представления, свободные…
Вот тебе и понятия: ни у кого ничего нельзя спросить, а тем более – в официальный розыск подать. Первый вопрос: а ты кто такая?
Деревья обступили Любу со всех сторон и опасно шевелили ветвями, которые были похожи не на узоры, а на неестественно длинные, тонкие руки.
Тук-тук-тук – вдруг снова послышался за стенкой четкий рабочий стук.
Наверное, Павлуше сегодня тоже не спалось, и он потихоньку сколачивал свои подрамники, думая, что его никто не слышит.
Тук-тук-тук…
Он был где-то рядом, работал, старался изо всех сил, как будто хотел сказать: эй, нам ли унывать?
