Ольга Ивановна Обухова
Бюст императора Александра I
Сфинкс, не разгаданный до гроба -
О нем и ныне спорят вновь:
В любви его роптала злоба,
А в злобе теплилась любовь…
Здесь отчетливо звучит несомненная аналогия со стихотворением Пушкина.
Не случайно, кстати, Петру Свиньину, издателю «Отечественных записок», постоянно выступавшему тогда в роли художественного критика, работа Торвальдсена не понравилась. В очередной статье своей художественной хроники, печатавшейся в «Отечественных записках» под заглавием «Взгляд на новые отличные произведения художеств, находящиеся в С.-Петербурге», он, после общих комплиментов Торвальдсену, как художнику, заметил: «Конечно, главное достоинство портретов и бюстов состоит в сходстве: сие последнее соблюдено здесь, по-видимому, в высшей степени: ни одна черта не упущена, всё выполнено с удивительною отчетливостью, везде видно особенное старание художника; но со всем тем, по ближайшем рассмотрении бюста, нельзя быть совершенно довольным сим произведением: ищешь в нем чего-то недостающего, чего-то ускользающего из-под резца знаменитого артиста! – И этот недостаток весьма важен для славы Торвальдсена и характера изображенного им лица: в бюсте сем, кажется, не сохранено ни величия, свойственного монарху русскому, ни того взора великодушия, благоволения, коим Александр привлекает к себе сердца всех, имеющих счастие к нему приближаться, одним словом: в бюсте не видно существенного, характеристического отличия, напечатленного рукой всевышнего на помазаннике своем!»
Иначе говоря, Пушкин, по сути, хвалит скульптора за глубокое проникновение в образ императора, а Свиньин, напротив, обижается на Торвальдсена за некие упущения в портрете.
В этом смысле "ошибку" Торвальдсена исправил уже упоминавшийся Борис Иванович Орловский, создавший свой скульптурный портрет императора Александра I в 1822 г. Скульптор изобразил Александра I триумфатором – в античном доспехе, увенчанным лаврами. За исполнение этого бюста молодой мраморщик Борис Орловский, крепостной полковника Н.В.Шатилова, получил вольную, был зачислен в императорскую Академию художеств и отправлен в Италию, где начал учиться у… Торвальдсена. Он был официально прикреплен к нему в качестве пенсионера Российской Академии художеств.
Неизвестно, что именно сказал Торвальдсен своему ученику по поводу е г о версии скульптуры Александра I. И говорили ли они об этом вообще. Но то, что Торвальдсен видел детальные изображения портрета Орловского, доподлинно известно – они сохранились в архиве великого мастера, вывезенном впоследствии в Данию. Может быть, своеобразным признанием Орловским своей художественной – а в чем-то и человеческой – неправоты в плане создания явно льстивого бюста Александра I явилось создание им в 1823 году новой статуи императора, уже по мотивам скульптуры самого Бертеля Торвальдсена. Хотя комплиментарные черты первого портрета все равно в большом количестве проникли и в эту вторую, вроде бы исправленную под сенью гения великого мастера версию…
Так или иначе, Торвальдсен щедро поделился с Орловским своим собственным мастерством. Впоследствии Борис Орловский прославился памятниками М.И. Кутузову и М.Б. Барклаю де Толли перед Казанским собором в Санкт-Петербурге.
Впрочем, документально известно, что сам Александр I благоволил к Торвальдсену. При нем тот был удостоен официальных почестей, награжден орденом Владимира IV степени. Торвальдсен состоял почетным вольным общником Петербургской Академии художеств. А в Государственном Эрмитаже с течением времени сформировалась целая коллекция датского мастера – три бюста, четыре статуи, несколько рельефов. Есть его работы и в других художественных музеях страны – ГМИИ имени Пушкина, в музее-заповеднике Московский Кремль.
А когда Торвальдсен, вернувшись на родину, в Данию, узнал о том, что в Петербурге развернулись большие работы по строительству новых дворцов и украшению старых, он рекомендовал для работы в России молодого датского скульптора Давида Йенсена, который так и остался в Петербурге навсегда.
Давид Йенсен, получивший в России отчество "Иванович" и скончавшийся в Петербурге в 1902 г. и похороненный на Волковом кладбище, неподалеку от могилы И.С. Тургенева, жил в Санкт-Петербурге с 1841 г. В 1845 Давид Йенсен основал первую в России мастерскую по производству скульптур и декоративных украшений из особо прочной терракоты для фасадов и интерьеров зданий. Среди его работ наиболее выдающимися считаются кариатиды и барельефы для дворца Великой княгини Марии Николаевны (1841), барельефы в интерьерах для Мариинского дворца (1844), атланты на фасадах дворца Белосельских-Белозерских (ок. 1846), 18 статуй, изображающих великих художников, для Нового Эрмитажа (1847-50), фигура "Навигация" для Ботного домика (1891). Он преподавал в Рисовальной школе Общества поощрения художников, среди его учеников – Л. А. Бернштам и А. М. Опекушин (автор прославленных монументов Пушкину в Москве, Лермонтову в Пятигорске и адмиралу Грейгу в Николаеве). В 1857 г. за свои заслуги Йенсен стал академиком Академии художеств.
Давид Йенсен приложил свою талантливую руку и к работе над портретами русских самодержцев. В 1886 г. он создал проект памятника императору Александру II для Санкт-Петербурга. Современники (знаменитый писатель и издатель Петр Сойкин, поэт Федор Сологуб, журналист Алексей Суворин, художник Иван Крамской) отмечали, что это был удачный проект. Датский скульптор замечательно передал облик императора, причем сумел сделать так, что его памятник совсем не казался статичным – что является редкой удачей для любого скульптора. К сожалению, проект Давида Йенсена не был воплощен в "большой бронзе". Малая же бронзовая модель памятника долгое время хранилась во дворце Юсуповых в Петербурге. После революции, до своего отьезда за границу в 1921 г., ее видел Максим Горький. После этого следы произведения Йенсена затерялись. Розыски не увенчались успехом. Скорее всего, статуя сгинула в годы обьявленной партией решительной борьбы с наследием самодержавного прошлого, когда по стране повсеместно изымались и уничтожались памятники русским царям.
