Ольга Игоревна Арзамасцева
Слёзы ветра
– Могу я поговорить с доктором?
– Эммануил Святославович через десять минут пойдет на обед – он просил Вас подождать его в холле.
Ксюша рассеянно кивнула и продолжала мерить шагами холл до тех пор, пока не спустился Ман. Крыльев на этот раз у него, разумеется, не было.
Обедали они в том же самом кафе, где в их первую встречу Ман кормил Ксюшу мороженым. Но на этот раз кусок не шёл ей в горло.
– Как насчёт моих вопросов? – спросила девушка.
– Спрашивайте, – улыбнулся Ман.
– Этот Ричард и Дормедонт Александрович он… они вампиры?
– Нет.
– Нет?
– Ну… на самом деле, конечно, всё зависит от того, что ты вкладываешь в это слово…
– Послушайте, вы ведь обещали мне всё рассказать!
Ман протёр губы салфеткой:
– В самом деле?
Ксюша укоризненно воззрилась на него.
– Ну хорошо, только учти, я не собираюсь доказывать тебе истинность моих слов.
– Я тебе верю, – сказала Ксюша.
– Раньше эта территория принадлежала России, как ты, должно быть, знаешь из истории. В гражданскую войну весьма потрепанный отряд Белой гвардии был зажат между горами и морем в этом городе превосходящими силами противника. Этот отряд пытался сохранить некоторые реликвии, в числе прочего и тот потир, что до последнего времени хранился в монастыре в горах. В отряде были самые разные люди, даже представители одной из чудом уцелевших масонских сект. У белых не было никаких шансов, и тогда было принято решение, предложенное сектантами. Господа офицеры решили совершить масонский обряд, который сделал бы их бессмертными стражами реликвий. Это бы наверняка позволило им отстоять город.
– Что же такого было в этих реликвиях?
– Ну реликвии, как мы с тобой имели шанс убедиться, и вправду кое-чего стоили, кроме денег. Но они себе уже мало интересовали офицеров. Для большинства из них это был шанс отомстить, дать выход своей горечи и безысходности. Кроме того, у двух офицеров были любимые в городе, а если бы Красная Армия вошла туда, вряд ли кому-то из жителей удалось спастись. Они понимали, что, скорее всего, рискуют своей бессмертной душой, но ради любимых были готовы отдать даже её.
– Эти двое – это Ричард и Дор…
Ман кивнул.
– Сарказм заключался в том, что их товарищи, чтобы сделать чёрную магию более стойкой, совершили человеческое жертвоприношение без их ведома. И в жертву были принесены…
– Любимые девушки.
– Да. Перед смертью девушки, правда, пообещали вернуться с того света и разрушить чары. Они хотели спасти возлюбленных, – Ман посмотрел в окно на внутренний дворик. – Так что они не вампиры в обычном понимании – они стражи. Разумеется, они уже давно не живы, но чары не дают их душам покинуть тело. Свои мертвые тела им приходится поддерживать разными средствами: землёй, кровью… возможно чем-то ещё. Я не силен в магии, я скорее в теологии специалист… В таком состоянии только им двоим удалось сохранить рассудок. Хотя сохранность рассудка Рича порой вызывает у меня сомнения. Но если честно, по-моему все из того отряда, кроме них, потеряли рассудок задолго до того, как умерли.
– А ты тут каким боком? – спросила Ксюша.
Её сознание до сих пор отказывалось переваривать услышанное.
Ман помешал сахар в кофе.
– Понимаешь, заклинание предполагало призыв духа из эфемерного мира, на роль хранителя. Обычно ангелы в таком не учувствуют, но мне стало их жалко. Если б в эту и без того аховую ситуацию вклинился демон, то она бы стала безвыходной.
– То есть ты хранитель всего этого?
– На самом деле, ничего, кроме доброй воли, меня не связывает. Мое присутствие как бы закрывает дырку между пространствами, чтоб ничего злокозненного в неё не лезло.
– А тебя это не утомляет? Ты не чувствуешь себя не на своём месте?
– Конечно, физическое тело тяжёлое, и людские страдания сильно на меня действуют, но я утешаюсь тем, что Доре и Ричарду гораздо хуже и они нуждаются в моей поддержке. Да и потом, по сравнению с теми миллиардами лет, что я парил горних высях возле Его престола, распевая: «Вечно славься, Господь Саваоф!» – здесь я всего лишь пару мгновений.
– Так ты предполагаешь, что Даша… она вернулась, чтобы освободить Ричарда?
– Нет.
– Нет?
– Нет. Я знаю, что это так. И что ты теперь собираешься делать?
– Заберу Дашу и уеду отсюда. Тем более, что Дормедонт Александрович просил меня так поступить.
***
Ксюша присела на краешек больничной койки, и Даша крепко сжала её руку.
– Прости меня, – сказала она.
– За что? – удивилась Ксюша.
– Тебе столько пришлось из-за меня поволноваться. Эммануил Святославович мне всё-всё рассказал.
Ксюша почувствовала, как бледнеет.
– Всё-всё? – переспросила она.
– Ну да, как ты искала меня несколько дней, и как местная полиция не хотела тебе помогать, и как ты случайно нашла меня в лесу без сознания. Я бы уже с ума сошла, если б мне пришлось искать так кого-то.
– Ох, Даш…
– По правде говоря, я не помню, что случилось, но я уверена, что Ричард тут ни причём…
Ксюша настороженно покосилась на подругу.
– Ну, тот Ричард, помнишь, что мы повстречали в кафе. Он удивительный!
– Не сомневаюсь, – пробурчала себе под нос Ксюша.
– Он столько всего знает, и у него такая прекрасная вилла, хоть и запущенная немного… Ах! – воскликнула Даша, поднимая сияющие глаза к потолку. – Я непременно должна снова найти его!
– Даш, послушай, мне не хочется тебе это говорить, но…
– И не начинай! Я знаю, что ты хочешь сказать, но ты просто его не знаешь – такой человек не может сделать ничего плохого!
Ксюша помотала головой:
– Нет, не то… Понимаешь… он умер, Даша, – она знала, что не сильно грешит против истины.
– Умер?! Как?!
– Я не знаю подробностей, но мне сказали, что он пытался спасти твою жизнь… – «Правда, не особенно удачно», – добавила про себя Ксюша.
– Нет! – по лицу Даши тут же ручьями потекли слёзы.
– Даша, перестань. Тебе нельзя плакать сейчас, ты ещё не выздоровела, – Ксюша попыталась обнять подругу.
– Оставь меня! – Даша отмахнулась от её объятий. – Мне незачем жить, если он умер!
– Не глупи, – Ксюша залепила ей пощёчину. Она слышала, что это лучшее средство от истерики. И когда Даша удивленно воззрилась на неё, произнесла медленно и отчётливо:
– Ты хочешь сказать, что он погиб зря?
***
Ман помогал Ксюше собирать вещи. Даша в очередной раз незаметно выскользнула из комнаты, чтобы оставить их наедине и заодно тихо поплакать где-нибудь в уголке.
– Это был рискованный шаг, – сказал Ман тихо, чтобы Даша их не услышала.
– Тем не менее, действенный, – отозвалась Ксюша так же тихо. – По правде говоря, я никогда бы не решилась на такое, задумайся я хоть чуть-чуть, но это было минутное вдохновенье.
В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возникла Даша. Тушь у неё расплылась и растекалась по щекам чёрными полосами. В одной руке она держала корзину цветов, в другой –распечатанное письмо.
– Ксюша! – закричала она. – Ксюша, как ты могла! Ты сказала, что он умер, а он вот – это его почерк, и число сегодняшнее!
– Но она сказала правду, – вступился Ман.
– Это как же? – гневно воскликнула Даша.
Ман опустил на пол собранный чемодан.
– Пойдёмте. Есть кое-что, на что вам стоит взглянуть.
***
Часовня, стоявшая на обдуваемом всеми ветрами холме у моря, была та самая, на пороге которой в памятную ночь рыдала Ксюша. Заходящее солнце играло на шпиле её островерхой башенки в готическом стиле, пробиралось внутрь через узкие решётчатые окна и бросало желтовато-розовые блики на два саркофага, стоявшие у стен, как и в подвале виллы. На том, что стоял справа от входа, значилось: «Ричард Львович Грей», а на том, что слева – «Граф Дормедонт Александрович Храповицкий».
– Это что шутка такая?! – завизжала Даша. – Видеть вас обоих больше не хочу!
– Просто спроси у него об этом, ладно? Ты ведь встречаешься с ним сегодня после заката, верно? – Ксюша не хотела, но ударения на словах «после заката» вышло само собой.
Даша просто задыхалась от гнева:
– Я…! Я…! Я не только спрошу – я… я… всё-всё ему про вас расскажу! Вы… вы… подлые! – она выскочила из часовни и стала спускаться по тропинке к пляжу.
– Я тоже пойду, – сказал Ман.
– Подожди. Как, по-твоему, можно снять это проклятие? Ты ведь ангел, ты должен знать.
– Ну… как ангел, я могу лишь сказать, что такого рода проклятие способна снять только Любовь – высшая всеобъемлющая Любовь, лишённая всякой человеческой мелочности. Пути могут быть разные, я уже говорил, что не силён в черной магии.
Ксюша рассеяно кивнула. Она села на прогретые солнцем каменные ступени и стала смотреть на море. Ман ушел.
Граф появился через час после захода солнца и выглядел обычным человеком (в отличие от их последней встречи), разве что одетым весьма и весьма старомодно. Он остановился напротив Ксюши и спросил несколько раздраженно:
– Что Вы здесь делаете? Я же просил Вас уехать.
– Я думаю над этим, – отозвалась Ксюша.
– И что же вы думаете?
– Я всё ещё не уверена, что совесть позволит мне уехать без Даши.
– Разве она не едет с Вами?
– Нет. Ваш компаньон прислал ей прочувствованное любовное письмо, теперь её можно будет увезти только связанной и с кляпом во рту. Я одна с этим не справлюсь.
Возникла неловкая пауза, которую нарушил Дормедонт Александрович:
– Что ж, – сказал он, – тогда мне не остается другого выхода – я буду учить Вас.
– Учить чему?
– Защищать себя. Только не сегодня, я всё ещё не очень хорошо себя чувствую.
Они опять помолчали немного, после чего он спросил:
– Вам не холодно здесь, на ступенях? Может, немного пройдёмся по пляжу?
– С Вами хоть на край света, – шутливо отозвалась Ксюша.
Дормедонт Александрович пристально посмотрел на неё, и в его взгляде скользнула боль. В этот момент Ксюша поняла, что сказала правду. Открытие было поистине пугающим и в то же время приятно завораживающим. Поднимаясь, она с удовольствием опёрлась на предложенную им руку – ту самую руку, которую она могла ненароком оторвать, когда переносила бренные останки в подвал усадьбы из леса. У неё до сих пор внутренности завязывались в узел от одного воспоминания об этом. И Ксюша не переставала удивляться тому, как она это пережила. Но ведь это мёртвое тело – это всего лишь его тюрьма, а он…
Дальше Ксюша не успела додумать, потому что не прошли они и ста метров по пляжу, как увидели бегущую к ним Дашу, которая захлёбывалась от рыданий:
– Ксюша! Ксюша! – кричала она. – Прости меня! Ты была права! Ты всё знала! Ты пыталась меня предупредить! Он… он мне показал! Он чудовище, живой труп! Ксюша, что мне делать?!
Ксюше стало страшно неловко перед своим спутником, она слегка сжала его руку и посмотрела в непроницаемое лицо:
– Простите нас, – попросила она.
На один краткий миг с лица Дормедонта Александровича спала каменная маска, и он печально улыбнулся Ксюше.
– Всё в порядке, – сказал он.
Ксюша обняла рыдающую подругу:
– Идём домой, Даш, там всё обсудим.
***
Даша пила чай с валерьяной, судорожно вцепившись в чашку. Ксюша распаковывала один из планшетов.
– Ксюша, ты меня удивляешь! Как ты можешь быть такой спокойной?!
– Просто я уже устала волноваться.
Ксюша прикрепила к планшету лист ватмана и принялась рассеянно водить по нему карандашом:
– Почему бы нам просто не собрать вещи и не уехать?
Даша всхлипнула с особенным чувством, и губы её опять задрожали:
– Я не могу – я люблю его!
– Любишь его высшей всеобъемлющей Любовью, лишённой всякой человеческой мелочности?
Даша удивлённо воззрилась на подругу. Ксюша вздохнула и, не переставая рисовать, пересказала ей всё, что узнала от Мана.
– То есть я могу снять проклятие? – воскликнула Даша.
– Похоже на то, – ответила Ксюша. Она окинула набросок портрета взглядом и отложила карандаш.
– Только вероятность мала, а риск непомерно велик, – сказал нарисованный на портрете Дормедонт Александрович. – Но даже если это и удастся, вы уже всё равно не сможете быть вместе в этом мире. Тела наши давно умерли.
Даша дико завизжала и с ногами забралась на обеденный стол, за которым сидела. Ксюша взяла карандаш и быстро написала в левом верхнем углу: «Господи, спаси и помилуй раба твоего Дормедонта, – потом, подумав, добавила: и нас грешных».