Ольга Гусейнова
Забери мечту с собой
Третьи сутки пошли, времени все меньше и надежды тоже. Скоро рассвет! Не выдержав напряжения и страха за жизнь любимого мужчины, я уткнулась лицом в коленки и зарыдала, тихо подвывая и тоскливо повторяя: «Глеб, Глебушка, родной…» Я не помню, как долго продолжались мои страдания, но внезапно ощутила движение рядом. В следующее мгновение на мои руки легли горячие большие ладони и осторожно отвели их от лица.
Я подняла зареванные глаза и сквозь слезы увидела самые любимые глаза на свете. Глеб сидел передо мной на коленях, обнаженный, грязный, в спекшейся крови, но снова был самим собой. Мягко улыбнулся, заглядывая мне в глаза, наклонив набок голову так привычно, что роднее некуда. Затем ласково привлек меня к себе, обнял и хриплым, надтреснутым от воя и рева голосом попросил:
– Прости, любимая, что слишком долго, это оказалось тяжелее, чем я думал. Но, как оказалось, я не могу смотреть, как ты плачешь, мое сердце разрывается на части. Словно душу вынимают из груди и в этом с моим новым братом мы заодно, он тоже против, чтобы ты страдала и плакала. Теперь мы с ним едины и, надеюсь, с тобой тоже скоро станем!
У меня слезы потекли еще сильнее, только уже от радости. Я всем телом прижалась к нему и принялась целовать его лицо, родное и любимое. Глебовы руки по-хозяйски гуляли по моему телу, губы с диким напором заставили покориться мои, но в этот самый момент раздалось язвительное покашливание сбоку от нас. Я почувствовала, как Глеб напрягся, из его груди вырвался грозный рык – он явно проявил недовольство тем, что нас прервали.
Повернувшись в сторону отчаянного храбреца или безбашенного искателя приключений на свой хвост, я уже нисколько не удивилась, увидев Виктора. Ну и Риола, наверняка ожидавшего результата неподалеку. И если Риол с понимающей извиняющейся полуулыбкой вежливо остановился на пороге, то Виктор с нагловатой усмешкой подошел к нам поближе и с интересом рассматривал Глеба, нисколько не пугаясь его грозного и злобного взгляда.
– Вот черт, – весело выругался он, – я, конечно, за вас рад, но тоже не прочь быстрее с этим закончить! Я вот решил все-таки остепениться и как можно скорее заняться размножением и почкованием. Смотря как получится, а вы тут время мое тратите. У меня там соперников уже пруд пруди, а я пока этим долбаным хвостом и клыками не обзаведусь, даже подойти к Айрисе не могу. Она на меня рычит все время. Ух, такая горячая штучка мне в жены достанется, сам себе завидую.
Мы с Глебом с приятным удивлением слушали Виктора, а Риол, отметив, что у нас все в порядке и следующего кандидата в оборотни мы не покусаем, поспешил со смехом пояснить:
– Он времени зря не терял, пока вы тут были, охмурял Айрису. Правда, таким манером, что она его уже пару раз чуть не загрызла и раз сто послала к Шассе, но этот горячий парень упорно идет к своей цели. Сирила, ты уж поторопись с его обращением, не то Айриса все-таки перегрызет ему глотку от избытка чувств, больно прытко он за ней ухаживает. Весь Рассван с большим удовольствием следит за этой парочкой и даже на спор ставки делать начали, кто из них быстрее сдастся.
– Вот как! – ухмыльнулся Глеб.
Риол посерьезнел и торжественно добавил:
– Приветствую тебя, будущий Князь стерхов, ты достойно прошел обряд. Для меня честь стать твоим побратимом.
Глеб удивленно вытаращился на Риола. Зато Витенька не растерялся и сразу взял быка за рога:
– Это ты о чем, браток, точнее с кем разговариваешь? Давай-ка поконкретнее.
Риол, загадочно приподняв одну бровь, выразительно посмотрел на меня. Я замерла в руках Глеба, ожидая чего угодно. Он, чуть отодвинувшись от меня, пытливо заглянул мне в лицо:
– Ничего не хочешь сказать, любимая?
Виновато скривившись, я нервно подергала ухом перед предстоящим разговором и, глубоко вдохнув, начала:
– Я самая младшая из представителей высшей крови, Глеб, мой отец был Князем нашего народа. И теперь, по нашим законам, после завершения обряда ты принародно будешь признан новым Князем стерхов. Пока твои будущие обязанности по управлению и защите стерхов исполняет Риол. По приказу моего отца. Перед последним боем он выразил свою волю, чтобы облегчить бремя ответственности моей матери и мне. Я понимаю, что была не права, скрывая от тебя подробности моей жизни и происхождения, но сначала осторожничала, потом боялась, что ты не примешь меня, все-таки много чего на твоей родине произошло, а потом со всеми этими событиями просто некогда было. Ты уж прости меня, ладно?
Я умоляюще заглянула в потемневшие от гнева глаза Глеба, неуверенно подняла руку и погладила его лицо, мягко касаясь скул, щек и губ. Он устало прикрыл глаза и, прижав мою ладонь, поцеловал, затем, лизнул ее сердцевинку, вызвав тем самым лавину горячих мурашек, побежавших к низу живота.
– Любовь моя, пообещай, что отныне между нами не будет секретов. Никогда!
Я с облегчением выдохнула:
– Клянусь! Больше никаких секретов от тебя.
Глеб встал и поднял меня на ноги. Забрал у Виктора одежду, быстро надел штаны и рубаху и босиком пошел со мной наверх.
Нас встречали удивленные и в тоже время радостные стерхи. Встречали с заметным облегчением, ведь каждый знает, что для меня значит этот сильный, опасный и в тоже время умный и справедливый человек. Теперь уже бывший человек! Риол за двое суток провел большую работу, объясняя народу, что не все люди предатели, которых нужно и можно ненавидеть, презирать и мстить за смерть родных и близких.
Друзья и сослуживцы Глеба, каждый своими делами, обаянием или простым участием в окружающих, невольно вызвали уважение у стерхов или хотя бы умерили ненависть к переселенцам и их командиру. Риол между делом подыскал каждому из них побратима для проведения обряда и попросил их познакомить пришлых воинов с жизнью и традициями стерхов.
Как только представили будущего Князя теперь уже своему народу, мы направились в дом, где плотно позавтракали. Потом Глеб решил сначала в баню сходить и меня с собой позвал, но я стыдливо отказалась. Он весело хмыкнул про «все впереди» и ушел. Я заранее попросила никого не беспокоить ни меня, ни Глеба и забралась в нашу общую постель, с трепетом ожидая его.
Муж вернулся скоро, с голым торсом и в штанах, низко сидящих на бедрах, позволяющих любоваться его великолепным телом. Ласкать взглядом его золотистую кожу со старыми ранами, оставшимся от его человеческой жизни, длинные мускулистые ноги, мощный торс, грудь с темными короткими волосками, спускающимися узкой дорожкой за пояс. Подняла глаза к его лицу и вздрогнула, утонув в горящих желанием и страстью сумеречных глазах. Мягкой кошачьей поступью муж двинулся ко мне и, присев перед кроватью на корточки, резко сдернул с меня одеяло, отложил его в сторону, не отрывая от меня темнеющих глаз. Я судорожно облизала пересохшие губы, пока он снимал штаны. И вздрогнула снова, когда раздался его тягучий хриплый голос:
– Мне тоже страшно, Сира, как и тебе! – Глеб склонился надо мной. – Я боюсь причинить тебе боль, в первый раз ведь всегда больно, девочка моя. Боюсь причинить тебе вред, когда обернусь снова. Или того, что мой зверь причинит вред твоей волчице.
Я смущенно улыбнулась и успокоила его:
– Глеб, любимый, ты не беспокойся, наши животные половины гораздо проще относятся к такому виду отношений. Я люблю тебя и верю тебе!
Сняла короткую ночную рубашку и потянулась к своему мужчине. Обхватив его шею руками, зарылась пальцами в волосы на затылке и начала целовать его лицо, медленно подбираясь к губам. Он ответил на поцелуй, я чувствовала, с каким трудом ему удается сдерживать свой голод, но не боялась. Как только мы соприкоснулись телами, во мне словно пламя вспыхнуло, с каждым мгновением нашей близости разгоравшееся. Глеб уложил меня на спину и склонился до мной. Я с восхищением и не меньшим желанием смотрела на него, понимая, что не просто люблю – боготворю его!
Наше первое слияние! Страстные ласки, первый стон боли, а потом только стоны блаженства и невыносимо прекрасного наслаждения. Рычание и рев удовлетворенных любовников, счастье обретения своей половинки, радость единения. Это было истинное единение наших тел, двух половинок одного целого, осталось только закончить обряд и соединить души, чтобы даже в смерти всегда быть рядом с любимым.
Следующее утро застало нас врасплох настойчивым стуком в дверь опочивальни. И нам даже гадать не надо было, чтобы узнать, кто там такой наглый.
– О Великая, ну почему я не забыла его на земле???
Я накрылась с головой одеялом и прижалась к Глебу, уткнувшись ему в шею и вдыхая любимый запах. Он потерся лицом о мою макушку и, поправив мне волосы, рассыпавшиеся белоснежным покрывалом по подушке, глухо ответил:
– Наверное, потому что мы вместе с ним росли в детском доме. И Витька, Мишка и Ромка не только мои друзья, они мои братья, моя семья.
Муж рывком вскочил на ноги и, быстро натянув штаны, пошел к двери, все-таки недовольно проворчав:
– Хотя это обстоятельство не мешает мне собственноручно его прибить. Ведь не дает насладиться прекрасным утром рядом с любимой женой!
Рывком открыв дверь, Глеб недовольно уставился на Виктора, с хитрой улыбкой подпершего косяк:
– Чего надо, Вить?
Любой другой, кто не знал бы Глеба, схлопотав такое приветствие, наверно, сбежал бы от страха, но Витька еще больше растянул нагловатую ухмылку и, паясничать начал:
– Ой, ты князюшка, ой, ты матушка, а пожратеньки не хотите ли? Короче, завтрак на столе, все уже ждут, а еще вы сегодня никому своими воплями и воем спать не дали, так что не обижайтесь, если вас там не сильно ласково встретят.
Я со стыда с головой зарылась в одеяло, а Глеб только хмыкнул и со смехом ответил, высунувшись в коридор, причем так громко, чтобы уж точно все услышали:
– А нечего завидовать, пускай сами женятся и также ночью спать не будут. И еще, я как порядочный муж должен все сделать, чтобы моя жена и ваша хранительница была счастлива и довольна. Поэтому нам абсолютно плевать, кто и что там думает и почему не высыпается. А если кто ерничать или ехидничать будет, выселю нафиг, пусть себе свою кибитку ищут, где спать спокойнее и мухи не мешают.
Виктор тоже хмыкнул, а Глеб шагнул назад, в комнату, и резко захлопнул дверь перед носом друга. Судя по глухим матам, свою наглую физиономию он вовремя убрать не успел. Я довольно захихикала, а Глеб одним броском оказался рядом со мной и, подмяв под себя, начал целовать. Из опочивальни мы выбрались ближе к полудню. К вечеру начался обряд обращения Виктора.
Как и с Глебом, пошли третьи сутки, а Виктор черным волком метался по клетке слово безумный. Мне было страшно даже подумать о том, что будет, если он не сможет вернуть себе свое «я». Глеб, мрачный, донельзя встревоженный, третий день подряд неотлучно находился вместе со мной в подземелье и звал Виктора. Пару раз заходили наши ребята и, хмуро понаблюдав за волком, озабоченно опустив плечи, уходили. У меня сердце заходилось, когда думала, что они испытывали, ведь им тоже придется пройти через подобное. На третий день к нам спустился Риол и, задумчиво окинув взглядом удручающую обстановку, тихо сказал мне:
– Там Айриса рыдает, никто успокоить не может. Из-за Виктора вашего. Говорит, он ее половинка, просто раньше злилась, а теперь жить без него не хочет.
Я удивленно взглянула на него, а потом мне в голову пришла дикая мысль, которой я поделилась шепотом с Риолом под настороженным взглядом Глеба. Риол подошел вместе со мной к решетке и, как будто не замечая волка, заговорил со мной:
– Да-а-а… тут дела совсем плохи. Жаль-жаль, только Айриса решила согласиться на его ухаживания, а тут вон как… Теперь не человек, не животное! Ну и ладно, за Айрисой еще двое стерхов ухаживают, вдруг какой из них приглянется. Я только что слышал, Кинан пошел ей предложение делать, думаю, Айриса не глупая и предложение его примет. Других лишних мужчин-то у нас нет…
Риол еще не закончил говорить, а черный волк с размаху кинулся на решетку, потом, зарычав, отскочил и, дрожа от напряжения и боли, обернулся человеком. Не говоря ни слова, Виктор рывком открыл решетку, оттолкнул Риола и с воплем: «Я убью любого, кто тронет мою Айрису!» ринулся мимо нас на выход, чуть не снеся при этом входную дверь. Прямо голиком и унесся.
Глеб облегченно улыбался, я радостно смеялась, а Риол, потирая ушибленное плечо, покачал головой:
– Да, ребята, с вами не соскучишься – это точно!
Через день за решетку вошел Роман – и вышел оттуда меньше, чем через сутки, чем очень сильно всех удивил и порадовал. Я в нем не сомневалась, настолько крепким было его единение со своей сущностью. Дальше с переменным успехом прошли обращение все переселенцы, кроме Михаила. Его я оставила напоследок, уж очень своеобразная у него сущность. Болотный кот слишком независим, слишком свободен и мало управляем. За Мишку я боялась не меньше, чем за Глеба. Такие сильные сущности, как болотный кот и волк, сами выбирают себе хозяев и свое превосходство над ними нужно доказать.
Я сидела с Мишкой-котом уже пятые сутки. Кот забился в угол и оттуда грозно рычал и кидался на любого, кто приближался к решетке. Полосатый бедняга исхудал, желтые глаза ввалились, поблекли, бока свалялись, от усталости он уже ничего толком не соображал и лежал на боку, вывалив длинный розовый язык, тяжело дышал, иногда похрипывая. К нам спустился Глеб и, судя по его виду, был в бешенстве. Подошел к решетке и, не прикасаясь к ней, громко обратился к другу, в который раз пытаясь достучаться до его человеческого «я». Глеб тоже был на пределе. Прижавшись к нему и обняв за талию, я спросила:
– Что случилось, любимый?
– Риол собирается завтра ликвидировать Миху. Он считает, что поступит милосердно, потому что вот так кот будет умирать долго и мучительно, а выпускать его в таком состоянии, с неконтролируемой сущностью, нельзя. Слишком опасно для окружающих.
Я уже знала ответ, но видела, что мужу хочется выговориться и насколько ему сейчас больно:
– А ты, что ты ему ответил?
– Не волнуйся, без моего приказа никто не посмеет причинить ему вред.
– Глеб, пойдем перекусим и вернемся обратно. Я в Миху верю.
И едва не силой увела его наверх. После ужина мы с тоской в душе и отчаяньем в глазах спускались вниз, а в дверях замерли. Рядом с решеткой на коленях сидела Валеета и трогательно звала Михаила. Его кот, прижав к голове уши, прислушивался к ее голосу и, прикрыв глаза, мелко подрагивал. Она упрямо звала, иногда всхлипывая, потом опять звала, протяжно, жалобно:
– Ми-и-иша-а-а, Ми-и-ишеньк-а-а, выходи ко мне, ну пожалуйста. Я согласна стать твоей, Ми-и-ша-а-а! Только не бросай меня одну!
И вдруг кот вздрогнул и, моргнув, обернулся… Частично. Весьма жуткое создание получилось: верхняя человеческая часть тела плавно переходит в кошачью. Верхняя часть Мишки подтянулась на руках ближе к решетке, а задняя… вяло тащилась, как неживая. Я в ужасе зажала кулаком рот, чтобы не закричать, Глеб замер и побледнел, с напряжением наблюдая за другом. А Валеета звала и звала, глотая слезы и протягивая к нему руки:
– Ты должен полностью обратиться. Ми-иша-а, только полностью, тогда сможешь выйти и дотронутся до меня. Сделай меня своей, навсегда! Ми-иша-а-а, выходи…
Еще рывок – и Мишка полностью вернул себе человеческий облик, но, обессиленный, мог только ползти, не отрываясь глядя на девушку. Дополз! Поднявшись на колени, открыл дверь и вывалился наружу к ногам любимой, которая вытащила с того света и вернула разум. Мишка уткнулся ей в колени, а она, склонившись над ним, ласково шептала, что любит. Я вытерла слезы и потянулась к Глебу за поддержкой и лаской. Он крепко сжал меня в объятиях, коротко поцеловал, затем подошел к другу:
– Миш, поздравляю с возвращением с того света, давай-ка, я тебя отнесу в дом помыться, побриться, поесть, а потом можно и жениться, правда, Валеета?
Девушка держала Мишу за руку и перебирала его пальцы, плача от радости. Она согласно кивнула Глебу и тихо, застенчиво попросила:
– Можно мне с вами, Князь? Я буду за ним ухаживать.
Заметив, с какой тоской Миша смотрит на Валеету, еще даже не расставшись с ней, Глеб согласился. Потом, взвалив друга на плечо и крякнув под его тяжестью, пробурчал девушке:
– Знаешь, Миха мне брат вроде как, так что ты меня просто по имени лучше зови. Родственниками скоро станем, не к чему церемонии разводить.
На следующий день за большим обеденным столом собрались все десять воинов с Земли, трое – со своими половинками, Риол с женой и несколько стерхов, выбранных общим собранием в Совет старейшин. Разговор шел о назначенной на завтра церемонии брачного единения. И впервые она будет проводиться одновременно для трех пар, изъявивших желание связать свои души.
Айриса с Виктором даже за столом нет-нет, да переругивались и подтрунивали друг на другом, но как только Айриса нечаянно слегка порезала руку своим же когтем, Виктор словно курица-наседка засуетился вокруг своей женщины: бинтовал ей руку, как будто она не просто порезалась, а грозит ей полная кровопотеря. И судя по лицу Айрисы, такая Витькина суета вокруг нее вполне ее устраивала.
Валеета держала за руку Михаила и тщательно, как за малым дитем, следила, чтобы он кушал, явно переживая за его состояние после оборота. Миша, и вправду малость исхудавший, постоянно подносил Валеетину ручку к лицу и либо вдыхал ее аромат, либо целовал. Глеб удовлетворенно наблюдал за всеми и больше слушал, чем говорил, при этом все время поглаживая мое бедро, доводя меня до… В общем, в один прекрасный момент меня таки подбросило – резко встала и, потянув его за руку, громко предупредила гостей:
– Прошу прощения, но мы очень устали и пора уже отдохнуть.
И под понятливые смешки, звучавшие вслед, мы с Глебом быстро удалились. Как только дверь за нами закрылась, он снял с меня платье и рывками стянул с себя одежду, голодным восхищенным взглядом окидывая мое обнаженное тело. А уж каким смотрела на него я!..
С каждым разом, с каждым прожитым днем мы не только узнавали друг друга лучше, мы все сильнее нуждались в друг друге, желая и стремясь стать ближе, насколько это вообще возможно. Я поняла истинный смысл Единения: когда две души связаны в одно, их больше невозможно разлучить, они все равно найдут друг друга, не в силах существовать по отдельности. Мы должны всегда чувствовать друг друга и ощущать себя единым целым.
Эпилог
– Мам, пап!
Громкий крик и топот маленьких ножек по коридору за дверью заставил нас с Глебом прервать любовную игру и срочно хоть что-нибудь надеть. Глебу, как воину, удалось «впрыгнуть» в штаны и даже рубашку натянуть, я тоже успела юркнуть в платье и застегнуть пару пуговиц перед тем, как к нам ворвался маленький золотоволосый вихрь – наш семилетний сын Дмитрий.
Запыхавшийся ребенок подозрительно уставился на нас и, по-отцовски нахмурив лоб, спросил:
– А что это вы тут делаете?
Глеб тоже нахмурился и строго посмотрел на нашего замечательного мальчика:
– Мить, сколько раз можно говорить, прежде чем заходить в нашу опочивальню, будь любезен стучаться. А вообще, ты зачем сюда бежал?
Я тихонько прошипела Глебу в спину:
– Вообще-то, кто-то не закрыл дверь!
Митька, забавно вытаращившись на нас, наконец-то вспомнив, зачем бежал, затараторил:
– Там дядя Витя хочет оторвать самое ценное, что есть у Нейрана за то, что он соблазнил его дочь! Вот…
Мы с мужем переглянулись и босиком рванули разбираться. Выскочив на площадку перед Ратушей, где Виктор, держа за шкирку нашего семнадцатилетнего сына Нейрана, названного в честь моего отца, что-то орал ему на ухо.
Вокруг них уже начал собираться любопытствующий народ, с интересом наблюдающий за занятным разбирательством. Я заметила, что к этой компании спешила Айриса вместе с дочерью Еленой, поэтому, больше не церемонясь, вместе с Глебом подошла поближе и строго спросила:
– Виктор, может ты мне объяснишь, что здесь происходит, и почему ты лупцуешь моего сына?
Виктор на секунду отвлекся от Нейрана, который втянул голову в плечи и смущенно смотрел на нас с отцом.
– Знаешь, Глеб, я не для того рожал свою дочь, чтобы твой щенок совал ей в рот язык и лапал своими загребущими руками.
Нейран покраснел еще больше, а мы с Глебом рассмеялись, как и многие другие, зато стоящая руки в боки позади мужа Айриса, уже довольно сильно беременная, завопила так, что Виктор даже подпрыгнул от неожиданности и выпустил нашего сына из рук:
– Ты рожал нашу дочь?! Ты? Рожал! А я что, в тенечке прохлаждалась, пока ты рожал? Да у тебя рожалка пока не выросла, муженек. И вообще, ты что – хочешь, чтобы наша кровиночка осталась без мужа, одна-одинешенька, да? О, Великая, прости этого недоумка. Да он же наследник Князя, да если бы дело зашло дальше, чем прилично, его папочка сам бы ему все ценное оторвал, а еще лучше – заставил бы жениться. А ты хочешь лишить нашу девочку счастья, семейного счастья… Ой, я, кажется, сейчас рожу!
Она, конечно, преувеличивала, но Виктор явно потерял дар речи, а услышав «рожу», побледнел и для поддержки схватился за плечо Нейрана. Потом, удивившись, что парень еще рядом, все-таки нашел в себе силы прорычать ему на ухо:
– Запомни, сынок, зайдешь дальше поцелуев, придется жениться! А оно тебе надо?
Народ вокруг прыснул со смеху, а Айриса скрючилась еще сильнее, со злостью посмотрев на мужа. Виктор подхватил ее на руки и ринулся в дом к целительнице. Глеб, держа за руку Митьку, подошел к Найрану, потрепал его по взъерошенной макушке, обнял за плечи и повел домой. Я, как обычно, пристроилась рядом со своими тремя любимыми мужчинами. Махнула рукой проходившей мимо нас Валеете, которая тащила за собой своего четырехлетнего упирающегося сыночка, ласково уговаривая его не позорить ее перед соседями, иначе она все расскажет папе.
Я с улыбкой думала о том, как все хорошо сложилось. За восемнадцать лет у нас с Глебом родились двое сыновей, у Виктора растет шестнадцатилетняя дочь Елена и вот снова ожидается дочь, отчего он скоро выдерет себе волосы на голове, но все равно безумно рад и уже любит еще не родившуюся малышку, также как и Айрису, и старшую дочь. Его девочки вертят им как хотят. У Михаила и Валееты четырехлетний непоседа-сын, но они денно и нощно работают над появлением новых детей, прямо не покладая конечностей.
Через пару лет после перехода женился Серега-медведюк, на женщине старше его на целых двести (!) лет, при этом искренне считая ее едва ли не несмышленым ребенком и чрезмерно опекая. Еще через год обрели свои половины и Роман с Назаром. Трофим и братья-близнецы Никита и Данил служат разведчиками и пока находятся в свободном поиске. Зато Серега-лис пару месяцев назад спас от вампиров молоденькую стерху, несколько лет находившуюся у тех в рабстве и привел в Рассван. Кто бы сомневался, что они станут парой. Их любовь греет все вокруг и освещает их лица, когда они смотрят друг на друга. Надеюсь, что скоро проведу для них обряд единения.
Как мне уже много раз говорили соотечественники, Глеб – лучший правитель за всю историю стерхов и благодаря ему нас ждет долгое счастливое будущее. Я с ними полностью согласна. Глядя на мужа или ловя его любящий взгляд, понимаю, что он не просто моя половинка, он тот, кого я люблю, кого боготворю, кем любима и для кого являюсь самым любимым и лелеемым существом во всех мирах. Его сердцем и душой!
Конец!
