– Сколько машин! – Володя весело взирал на проносящиеся по Тверской автомобили.
Теплый ветер доносил их сладкий, несвежий запах. Солнышко, поднявшееся за бывшим доходным домом Хомяковых, отражалось в окнах гостиничной высотки. Красивая ауди со стеклянной крышей на секунду ослепила солнечным лучиком. Мысленно погрозив ей кулаком, Володя вновь окунулся в сладостные воспоминания прошлого. Единственное, что осталось у него кроме разглядывания машин и борьбы с голубями.
Машину Лиле он выбирал очень тщательно. Во время поездки в Париж не все складывалось как надо, и он переживал, что денег не хватит, но все получилось. Она хотела не похожую на другие машину. Маяковский выбрал «Рено», красавца серой масти с шестью силами и четырьмя цилиндрами. К началу 1929 года, к премьере «Клопа» машина была в Москве.
Хорошо знакомый полутемный зал. Неуловимый запах сцены и радостное волнение, всегда охватывавшее при виде огня и копошащихся освещенных людей. Мейерхольд с засученными рукавами, взлохмаченный и обливающийся потом что-то кричал, показывал и бегал крупными шагами.
Лилю он заметил сразу. Она сидела в первом ряду. Блестящие глаза и собранные в пучок волосы притягивали взгляд. Сердце болезненно защемило. Вытащив пачку папирос, он закурил.
Неожиданно со сцены донесся радостный крик Мейерхольда:
– Володя, ну идите же сюда! Я уже собирался вам звонить. Вы же знаете, я не люблю начинать без вас.
От этой реплики и сияющей улыбки Лили на душе потеплело. Маяковский в пару шагов залетел на сцену.
– Игорь! Товарищ Ильинский! – Мастер уже подзывал актера. – Подойдите сюда! Вы должны обязательно послушать, как читает этот фрагмент сам Маяковский.
Всё смолкло, только раздавались торопливые шаги актера. Затаив дыхание слушали, как, громко чеканя слова, Маяковский продекламировал:
– Я, Зоя Ванна, я люблю другую./ Она изячней и стройней, / и стягивает грудь тугую / жакет изысканный у ней.
Актриса, игравшая Зою, бросилась к Володе и ухватила его за руку.
– Ваня! А я? Что ж это значит: поматросил и бросил?
Володя, отстраняя ее, отрубил:
– «Мы разошлись, как в море корабли…» Далее реплики маман, Баяна и Зои. Потом опять вы: «Гражданка! Наша любовь ликвидирована. Не мешайте свободному гражданскому чувству, а то я милицию позову», – И, отмахиваясь от девушки, он дернулся в сторону.
– И еще, когда вы танцуете, не надо плавности. Резче будьте, и рука с плеча пусть соскальзывает, улавливаете?
– Да, спасибо, Владимир Владимирович! – отчеканил актер.
– Идите, – мягко сказал Володя и спустился в зал.
– Я уже соскучилась, – промурлыкал нежный голос, и теплое дыхание обожгло щеку.
Лиля прижалась к нему. Маяковский обнял ее, почувствовав тепло сквозь тонкую ткань блузки. Но сидеть на одном месте он не мог. Шагал в полумраке зала, меняя папироски, как патроны. Несколько раз его что-то не устраивало в начале пьесы, и он врывался на сцену, как вихрь:
– Всеволод Эмильевич, разрешите мне показать? – И гладил ладонью воздух или подхватывал невидимую гитару.
– Хорошо, Володя, хорошо! – радовался Мастер.
Лиля хлопала и кричала «Браво», а когда он садился рядом, снова обжигала горячим дыханием.
Пьеса никого не оставила равнодушным. Критики как всегда разошлись во мнениях от «лучшего спектакля года, продуманного оригинально и остро» до «явно написанного наспех фарсового фельетона». Что не мешало давать спектакли каждый вечер до середины мая.