Ольга Баскова
Познакомлю со смертью
Глава 8
– Вот и третья жертва, – голос Кравченко дрожал от внутренней боли. – А мы ни на шаг не продвинулись и по-прежнему не имеем подозреваемого. Все, что у нас есть, – это его проклятый сценарий.
– Да, – вздохнула Лариса, – погибшая оставила матери сообщение на автоответчике о якобы намечающейся свадьбе, о таинственных отношениях, про которые нельзя было говорить раньше времени. Ни имени, ни фамилии, ни хоть мало-мальской зацепки – ничего!
– Стоит ли говорить, что мы сразу проверили счет Ларцевой, – подал голос Павел, – и упоминать о пропавших десяти тысячах «зеленых»!
– Кстати, если нам так нужен подозреваемый, то Петр Семенович Гуров прямо-таки просится на эту роль, – заметил Константин Скворцов. – Поясняю: во-первых, он врач-кардиолог и мог приготовить подобную адскую смесь; об этом уже говорилось, поэтому сразу во-вторых: он знал Яницкую и даже не скрывает этого. Правда, сей факт нами тоже обсуждался, посему в-третьих: работая с еженедельником Ларцевой, я установил, что Татьяна Александровна недавно посещала нашего общего знакомого. В еженедельнике указаны дата и время этого посещения.
– Она была на приеме или просто записалась, но по каким-то причинам не смогла этого сделать? – осведомился Кравченко.
– Еще не установлено, но выясним в ближайшее время, – кивнул Константин.
– Выяснили, в каком ресторане они ужинали? – спросил Павел у Ларисы, которой поручили это задание.
– В «Ливадии», – немедленно отозвалась та. – Официант сразу признал женщину.
– То есть ты хочешь сказать, что мужчину – нет? – осведомился Павел.
– С мужчиной сложнее. Дословный ответ звучал так: может, он, может, и не он… Похож, но за достоверность не ручаюсь.
– Чем мотивировал? – поинтересовался Константин.
– Очень многим, – Лариса наморщила лоб, словно боясь что-то забыть, – освещением, поведением мужчины. Клиент старался не демонстрировать свое лицо и вообще какое-то время сидел в шляпе, надвинутой на глаза. Попросил официанта как можно меньше их беспокоить, объяснив, что у них сегодня помолвка, для невесты заготовлен маленький спектакль, поэтому посторонние будут мешать ему хорошо сыграть свою роль, а после им захочется побыть наедине.
– Этот трюк проделывался в других ресторанах с Головко и Яницкой? – спросил Алексей Степанович.
– Естественно, я об этом подумала, – Лариса торжествующим взглядом обвела коллег, – и отправилась в те заведения, где он был с ними. Та же картина.
– Значит, официант «Тавриды» составил неточный фоторобот? – у Павла от злости задрожали руки.
– О, официант «Тавриды» составил фоторобот настолько точный, насколько мог, – отозвалась Лариса. – Нам повезло с мальчиком. То, что наговорил ему наш «жених», страшно заинтересовало парня. Он тоже собирается жениться, убийца и Светлана произвели на него впечатление людей состоятельных, мальчик захотел посмотреть, как состоятельные люди делают предложение, и, если повезет, кое-что перенять для объяснения со своей девушкой. Поэтому он подглядывал в щель между шторами, закрывающими кабинку.
– И какой же спектакль увидел? – повернулся к ней Скворцов.
– А никакого. Жених после первых поцелуев снял шляпу, сказав, что прихватил ее, потому что она приносит ему счастье, и дальше пошло, как у всех.
– В кабинке наверняка был полумрак, – предположил Константин.
Лариса кивнула головой:
– Парень этого не скрывает, но утверждает, что у него хорошее зрение, однако пристально жениха не разглядывал, это тоже правда.
– Фотографию Гурова ему показывала? – осведомился Кравченко.
– Конечно. Ответ: чем-то похож.
– Да, при данных обстоятельствах Петр Семенович не отпадает, – обрадовался Скворцов. Возненавидев врача с первого взгляда, он нутром чуял: этого типа нельзя спускать с крючка. Его страшно огорчало, что на все его предложения по Гурову коллеги смотрели поверхностно. Но теперь Алексей Степанович произнес слова, которые отозвались в душе Константина сладкой музыкой:
– Усилить наблюдение за Гуровым и выяснить, была ли Ларцева у него на приеме.
Глава 9
– А, знакомые все лица, – Гуров широко улыбнулся Киселеву и Скворцову. – Вы поговорить или сердечко пошаливает?
Константин почувствовал, что готов растерзать «милашку доктора», и сжал кулаки в карманах, усилием воли изобразив на лице дружелюбную гримасу.
– Конечно, лучше бы на прием, чем по делу, – ответил он. – Хотя больное сердце – это тоже плохо.
Взгляд Гурова стал жестким:
– Сейчас вы беспокоите меня на рабочем месте. Я не знаю, какое у вас ко мне дело, зато знаю, что чист перед законом. Если вам так необходимо побеседовать со мной, надо было записаться. Вы не думаете о репутации честных граждан. Меня, между прочим, ждут больные.
– Чем чаще вижу вас, тем больше думаю о вашей святости, – с иронией заметил Павел. – И все-таки вам придется принять нас без очереди. Или вызвать вас повесткой? Вот когда начнутся разговоры.
Петр Семенович указал им на диван:
– Садитесь. Слушаю вас. Надеюсь, вы не будете спрашивать про Свету? Клянусь, я все сказал тогда!
И все же заметно: врач чем-то испуган. Он изо всех сил старался справиться с волнением, но это плохо получалось.
– Сегодня речь пойдет о Татьяне Ларцевой, – Павел пристально смотрел ему в глаза. – Знаете такую?
– Знал, – кивнул головой Гуров. – Ведь она умерла, правда? Погибла в автокатастрофе, и я пойду на похороны. Что еще вас интересует?
– В каких вы были отношениях? – спросил Константин.
– С Таней? Ни в каких, – оперативникам показалось, что Гуров облегченно вздохнул.
– Можно конкретнее? – Киселев продолжал не отрывать глаз от его лица.
– Это трудно. Я не писатель и не поэт. Но, может быть, вас устроит такой ответ: на уровне «здравствуйте» и «до свидания», когда мы случайно виделись, – на лице врача заиграла саркастическая улыбка. – Знаю, сейчас последует вопрос, когда, где и как мы виделись. Отвечая на него, от души надеюсь, что он последний, потому что (боюсь даже предположить, сразу смех разбирает), если вы подозреваете меня в покушении на жизнь Тани, это самое глупое суждение, которое я когда-либо слышал!
– Не отвлекайтесь, – остановил Скворцов поток его красноречия.
– О, прошу прощения. – Видно было: Гуров расслабился и начал кривляться. – Может быть, я открою вам Америку, но мать Тани, Алевтина Николаевна Ларцева, тоже врач. Она работала в этой больнице долгое время, хотя материальное положение и любящий муж могли освободить ее от тяжкого труда. Из всех врачей этой больницы (и даже всего города) Алевтина Николаевна выделяла меня как лучшего специалиста. Я неоднократно бывал у нее дома, она вызывала меня то к мужу (знаете, как трудно ставить диагнозы близким?), то к дочери, особенно после трагедии, которая произошла в их семье. Тогда у Тани начало пошаливать сердце.
– И каким же был ваш диагноз? – поинтересовался Киселев.
– Абсолютно здоровое сердце, боль чисто нервного плана. Выписал успокоительное, ей помогло.
– Наверное, не очень помогло, если пять дней назад она опять посещала вас, – заметил Константин.
– Таня посещала меня пять дней назад? – только хороший артист мог сыграть такое искреннее удивление. – Уверяю вас, здесь какая-то ошибка. Я не видел Таню вот уже года два.
– Однако в ее еженедельнике стоит дата и время с вашими инициалами, – возразил Константин.
– Я не буду клясться на Библии, это легко проверить, – Гуров нажал кнопку селектора. – Жанночка, будьте добры, зайдите ко мне.
Через пару секунд дверь распахнулась, и в кабинет вбежала хорошенькая медсестра.
– Слушаю, Петр Семенович.
– Жанночка, эти господа хотят абсолютно точно знать, была ли у нас на приеме четырнадцатого числа сего месяца некая Ларцева Татьяна Александровна.
– Секунду, – Жанна повернулась на высоких каблуках.
– Скажите, а могла Ларцева записаться на прием и не прийти? – спросил Павел.
– Вполне, – кивнул головой Гуров, – но я бы знал об этом. Жанна ведет все записи, и она обязательно предупредила бы меня. Видите ли, дело в том, что вашего покорного слугу – он чопорно поклонился – считают чуть ли не лучшим кардиологом города. А так как город у нас большой, всегда много желающих попасть ко мне. Я всегда прошу записавшегося в случае каких-либо причин, по которым он решит отложить визит, информировать об этом. Потом Жанна звонит всем желающим, не попавшим на это время, и записывает кого-нибудь вместо отказавшегося. Я не помню, чтобы в ближайшие годы в мои приемные часы появлялось «окно». Но, я вижу, вы мне не очень верите, вот идет Жанночка, у нее все документировано.
– Ларцева Татьяна Александровна действительно записывалась на четырнадцатое, – начала девушка звонким голоском, – но накануне перезвонила и сказала, что не придет. Я тут же внесла в список Масальскую Юлию Михайловну.
– Почему же ты мне об этом не сказала? – удивился Гуров.
– Я давно уже не говорю вам о таких вещах, – Жанночка заметно смутилась. – А зачем? Ларцева или Масальская – какая разница? Это время не пропало.
– И все же, Жанна, я хочу, чтобы ты меня информировала в таких случаях, – Петр Семенович пристально посмотрел на медсестру. – Для меня разница есть.
Миловидная Жанночка чуть не заплакала:
– Извините меня, пожалуйста, я не думала.
– Ладно, иди, – врач махнул рукой. – И помни: здесь в основном думаю я. – Сказав это, он повернулся к оперативникам:
– Мы удовлетворили ваше любопытство?
– Еще один вопрос, – Киселев задавал его для проформы, заранее зная, какой он услышит ответ. – Вы не знаете, с кем встречалась Татьяна последнее время?
– А почему я должен знать? – удивился Петр Семенович. – Я же сказал, на каком уровне проходило все наше общение. Если вы меня спросите, не рассказывала ли чего по этому поводу Алевтина Николаевна, отвечу: нет. К вашему сведению, с ней я тоже редко виделся и дружеских бесед не вел. А сейчас честь имею откланяться, думаю, теперь у вас действительно все.
«Зато я так не думаю, гад», – подумал Скворцов, выходя из кабинета врача.
Глава 10
Отпустив последнего пациента, записанного на этот день, Гуров отправился на обход. Молодая коллега Шура семенила рядом и заглядывала ему в лицо с откровенным обожанием. Хорошенькая девушка была влюблена в Петра Семеновича, поставила себе целью завоевать его, но у нее ничего не получалось, и она искренне удивлялась, почему. Шурочка была очень миловидна и моложе своего начальника на целых пятнадцать лет. Глупенькой ее никто никогда не называл, и девушка знала: если бы Петр Семенович захотел, у них бы нашлись точки пересечения. Однако он почему-то не хотел. Юная докторша наводила справки на предмет личной жизни Гурова. Он жил один и, по слухам, жениться не собирался. Это могло означать следующее: либо доктор был однолюбом и все еще страдал по бывшей жене, с которой, правда, развелся давно, либо ходил к разным женщинам, решив, что одного брака ему достаточно. Оба варианта в какой-то степени устраивали Шуру. Они означали, что врач не имеет постоянной женщины, к которой питал бы чувства, а это, в свою очередь, давало девушке надежду. Помня об этом, Шура изо всех сил старалась обратить на себя внимание Гурова. Он оставался с ней любезен и корректен, но не более. Шура не знала, что бы такого необычного сделать, старалась как можно чаще попадаться избраннику на глаза, делать маленькие сюрпризы в виде вкусно заваренного кофе с домашним тортом, но все пока оставалось по-прежнему. В данный момент девушка старалась произвести впечатление грамотным и точным отчетом о состоянии здоровья больных.
– Тимофеева пришла в себя, но остается в тяжелом состоянии, – преданно заглядывая в глаза Гурову, говорила она, – все остальные – без изменения.
Проходя мимо одной из палат, молодой врач всхлипнула:
– Петр Семенович, Федотову жалко. Она же совсем молодая была.
На лице Гурова не дрогнул ни один мускул.
– Если хочешь, Шурочка, когда-нибудь стать хорошим врачом, надо учиться не только милосердию, но и черствости.
Заметив на лице девушки искреннее недоумение, врач продолжал:
– Я не говорю, что тебе не должно быть жалко Федотову. Мне тоже ее жаль. Однако надо смотреть на вещи трезво. То, что она умерла здесь и сейчас, – для нее даже лучше.
– То есть как? – не поняла Шура.
– Не тебе объяснять, какого ухода требует послеинфарктный больной. Вылечили бы мы Федотову имеющимися у нас лекарствами? Ну-ка, ответь?
Шура отрицательно покачала головой.
– Вот то-то, – удовлетворенно произнес Гуров. – Допустим, организм оказался бы покрепче и наша больная протянула бы до выписки. А дальше? Пришла бы домой в пустую квартиру, где некому воды подать и купить самое необходимое. Долго бы она продержалась?
Все, что говорил Петр Семенович, было, несомненно, правильно, но душа девушки все равно протестовала. «И все-таки», – думала она про себя.
Врачи подошли к палате, где лежала Потапова, худая маленькая женщина лет пятидесяти с лишним, с таким же диагнозом, как у покойной Федотовой. Гуров осторожно присел на край постели больной.
– Вера Ивановна! – тихо позвал он.
Потапова открыла глаза и недоуменно посмотрела на врачей. В ее взгляде ясно читалось страдание.
– Вы сможете говорить? – спросил Петр Семенович.
Больная облизнула пересохшие губы и кивнула.
– Вера Ивановна, я ваш лечащий врач Гуров Петр Семенович. Вы в курсе, что с вами?
– Инфаркт, – тихо произнесла Потапова.
– Вы правы. Как вы себя чувствуете? Если вам трудно говорить, скажите, и на сегодня мы закончим беседу, – Петр Семенович пристально вглядывался в лицо больной. Она отрицательно покачала головой:
– Спрашивайте.
– Вера Ивановна, – начал Гуров, – у вас есть родственники? Вы знаете, что за вами теперь требуется особый уход.
– Только сын Коля, ему шестнадцать. Он еще учится в школе, – произнесла больная.
– А ваши родители?
– У меня никого нет. Я детдомовская, – лоб Потаповой покрылся испариной.
– А ваш бывший муж? Его родственники? – Гуров подумал, что уже знает ответ на этот вопрос.
– У меня никогда не было мужа.
«Понятно, – раздраженно думал Петр Семенович, – типичная лимитчица откуда-нибудь из захолустья. Небось с девчонок на фабрике, к сорока годам получила комнату в коммуналке где-нибудь на окраине и обзавелась ребенком».
Он мельком взглянул на медицинскую карту Потаповой. Так и есть: место работы – комбинат хлебобулочных изделий, укладчица, домашний адрес… О такой улице коренной житель города Гуров никогда и не слышал.
– Вера Ивановна, – продолжил он, – вы знаете, что вам потребуются дорогие лекарства? У вас есть деньги? Есть где их взять? Может быть, какие-нибудь ценные вещи, которые можно продать? Поймите, вам сейчас ничего не нужно жалеть, речь идет о вашей жизни.
Потапова покачала головой:
– Откуда у меня деньги? Откуда ценности? Только комната в коммуналке. Если я ее продам, нам с мальчиком негде будет жить.
Гуров вздохнул:
– Все ясно, Вера Ивановна, отдыхайте. Мы еще к вам зайдем.
Он поднялся с постели, но слабеющая рука больной попыталась удержать его за край халата:
– Доктор, – она умоляюще смотрела в глаза Петру Семеновичу, – мне нельзя умирать. У меня несовершеннолетний сын. Что мне делать? Кто без меня поставит его на ноги?
– Дорогая моя, – врач широко улыбнулся, – кто говорил о смерти? Разве я сказал вам, что мы не будем вас лечить? Обязательно будем, только хочу предупредить: имеющиеся у нас в больнице лекарства не столь быстро поднимают на ноги. Если бы у вас были деньги, вы приобрели бы такие, которые помогли бы вам быстрее. А так вы просто проведете здесь больше времени – вот и вся разница. И гоните из головы глупые мысли.
Шурочка заметила, что впервые за все время разговора на измученном лице Потаповой мелькнула улыбка.
– Вы умеете успокаивать, – с восхищением сказала Гурову девушка, когда они выходили из палаты. – А ведь она умрет. Как же ее сын?
– Шурочка, люди не всегда умирают, не надо судить по Федотовой. Той действительно никто не мог помочь, а этой сын поможет.
– Но ведь ему шестнадцать лет, он школьник. Допустим, в школе пойдут навстречу, и большую половину дня мальчик будет ухаживать за матерью. А где он достанет деньги? – на лице Шурочки отразилось недоумение.
– Захочет – достанет, – махнул рукой кардиолог. – Ему, между прочим, уже шестнадцать, а не еще шестнадцать. В таком возрасте всегда можно найти работу.
Молодая врач хотела возразить, но Гуров, заметив это, не дал ей сказать:
– Если вы такая жалостливая, может, станете их спонсором? – он ехидно улыбнулся и добавил: – Да, у вас такое доброе сердце и такая маленькая зарплата!
Глава 11
Скворцов, сидя в своей потрепанной «копейке» возле здания больницы, заметил выходящего из здания Гурова. Кардиолог садился в роскошный черный «бумер», для приобретения которого Константину и его коллегам надо было бы в течение нескольких лет усиленно помогать мафии. «Бумер» бесшумно сорвался с места, и старая «копейка» задребезжала следом. Санкции на слежку за врачом Скворцов не получил и делал это по собственной инициативе. Константин знал: возможно, завтра с Гурова будут сняты все подозрения, потому что по просьбе Кравченко к кардиологу отправится официант Юрик из «Тавриды», тот самый, который подглядывал за Женихом (такое официальное прозвище теперь имел убийца) в щелку между шторами. Оперативник слышал, как его коллеги подробно инструктировали Юрика. Главная задача парня заключалась в следующем: во что бы то ни стало ему надо было увидеть Гурова и поговорить с ним, причем так, чтобы он смог сделать вывод – этот или не этот человек предлагал Яницкой руку и сердце во время завтрака в «Тавриде».
Константин не собирался ждать завтрашнего дня. Насчет кардиолога он имел вполне сформировавшееся мнение: если этот тип непричастен к смерти женщин, все равно на нем висит какое-то преступление, за которое он должен ответить. Поэтому Скворцов упрямо ехал за сверкающей иномаркой. По маршруту было ясно: объект направляется домой. И действительно, Гуров поставил машину в гараж, находившийся в тридцати метрах от дома, и неторопливо направился к своему подъезду. Как только за врачом захлопнулась входная дверь, Константин поставил свой автомобиль возле дома Петра Семеновича, постаравшись, чтобы окна его квартиры были хорошо видны. Оперативник и сам не знал, что надеется увидеть. По всему было ясно: Гуров выходить из дома не собирается. Однако Скворцов пристально всматривался в освещенные окна. Через некоторое время в окне показался темный силуэт врача с телефонной трубкой в руке. Судя по жестикуляции, Петр Семенович кого-то в чем-то убеждал, а этот кто-то вешал трубку, потому что Гуров вновь набирал номер (Скворцов был уверен в этом, наблюдая за поведением подозреваемого). В результате всего на том конце провода, вероятно, отключили телефон, так как Гуров, несколько раз нажав на кнопку повтора, со злостью ударил кулаком по подоконнику и отошел от окна.
Константин повторил жест кардиолога, ударив по рулю своей старенькой машины. Ему разговор Гурова с неизвестным казался чрезвычайно важным, и необходимо было получить разрешение начальства на прослушивание всех разговоров врача. Однако если завтра официант не признает в Петре Семеновиче человека, бывшего с Яницкой в тот день в ресторане, Скворцову придется забыть о существовании Гурова, хочет он этого или не хочет. Оставалось только ждать завтрашнего дня.
Глава 12
Будь на месте официанта Юрика кто-нибудь другой, не такой настойчивый и сообразительный, пришлось бы уйти не солоно хлебавши: юноша пришел в неприемный операционный день. В такие дни Гуров обычно не принимал, но парень мастерски разыграл человека, страдающего сердечными приступами, и сердобольная Шура, первой увидевшая его в приемном покое, сообщила о нем Петру Семеновичу и попросила сделать для молодого человека исключение. Кардиолог милостиво согласился, и Юрик был препровожден в кабинет. Переступив порог, едва взглянув на врача, сидевшего за столом и делавшего какие-то записи, парень подумал: «Он!» Юношу охватил испуг, ему захотелось немедленно уйти. Он читал, что делают преступники с нежелательными свидетелями, и поэтому лихорадочно начал придумывать причину для отступления. Но вот врач оторвался от записей, пристально посмотрел на официанта и жестом пригласил его сесть на стул. На негнущихся от страха ногах подойдя поближе и бросив более внимательный взгляд на лицо кардиолога, Юрик вздохнул с облегчением: «Не он!»
– Что случилось, молодой человек? – насмешливо спросил Гуров. – Вы попросили меня спешно принять вас, невзирая на то, что сегодня неприемный день. Я устаю от операций и потому по таким дням не принимаю. Вы, наверное, и представить не можете, сколько сил и нервов я трачу за операционным столом. Кроме того, через полчаса у меня обход, и я хотел бы отдохнуть, а вы забираете мое время без зазрения совести, хотя, судя по всему, не смертельно больны. Могу об этом сказать с уверенностью: за долгие годы практики я научился кое-что определять с первого взгляда.
«А голос и манеры похожи!» – с вновь нахлынувшим ужасом подумал Юрик. Но отступать было поздно, и парень решил продолжать игру, тем более что видел: Гуров его не узнал. Если он сейчас просто извинится и уйдет, чего, по всей вероятности, и добивается врач, вот тогда у него может закрасться подозрение, тогда, может быть, его и вспомнят.
– Ну, молодой человек, что же вы молчите? – подал голос Петр Семенович. – Я предлагаю покинуть мой кабинет и прийти в приемный день, предварительно записавшись. В дни, подобные сегодняшнему, я делаю исключение только для некоторых больных.
«Все-таки не он», – мелькнуло в голове у Юрика. И все же парню надо было отдать должное: он понял, для чего Петр Семенович произносил свои монологи, и оставшуюся часть спектакля сыграл блестяще.
– Простите меня, – он умоляюще глядел в глаза кардиолога, – я молодой парень, мне всего двадцать лет, я учусь и работаю, у меня есть любимая девушка. Мне нужно нормально жить и зарабатывать, а меня сердечные приступы замучили. В последнее время я даже стал терять сознание на работе. Помогите мне, пожалуйста, – Юрик полез в карман и достал бумажник: – Сколько вы берете за консультации? Я готов заплатить, сколько скажете, только помогите!
Лицо Гурова мгновенно приняло доброжелательное выражение. «Так он или не он?» – думал Юрик.
– Где вы работаете? – спросил врач.
– Я официант в ресторане «Таврида», – ответил парень.
Гуров опустил глаза:
– Даже не слышал про такой. Где он находится?
– Это маленький ресторанчик недалеко от библиотеки Циолковского. Там очень хорошая кухня, приходите, я вас угощу.
– Я вовсе не собираюсь разорять вас, молодой человек, – назидательно произнес Гуров. – Просто я рассуждаю так: у нас в городе много хороших врачей, вы пришли именно ко мне, я берусь лечить вас, но моя такса – пятьдесят долларов. Если вы согласны, давайте сначала рассчитаемся, чтобы все было без недоразумений. А потом примемся за лечение, и, уверяю вас, вы останетесь довольны.
Юрик был страшно рад, что в его бумажнике оказалась требуемая сумма. Он протянул деньги врачу.
– А теперь расскажите подробнее про ваши приступы, – попросил Гуров, пряча деньги в карман.
Через полчаса удрученный официант выходил из кабинета врача. Его мучила мысль о том, что в управлении он ничего определенного сказать не сможет. Парень так и не сделал точного вывода, этот или не этот человек находился в тот день в ресторане. Больше ходить к кардиологу не имело смысла, тем более и тот, облегчив карманы парня, совершенно точно установил: если у такого здорового молодого человека и бывают приступы, во что просто поверить невозможно, они носят сугубо нервный характер. Конечно, может сказаться и переутомление: ведь молодой человек работает, учится и, судя по его рассказам, ведет бурный образ жизни. Гуров ограничился успокоительным, бросив фразу, что Юрик еще очень не скоро станет его постоянным пациентом. Парня это не обрадовало: сегодня он сам намеревался ставить диагноз.
* * *
Выслушав рассказ Юрика, Скворцов, Киселев и Лариса отреагировали по-разному. Лариса требовала исключить Гурова из круга подозреваемых.
– Ребята, представляете, какие он бабки сшибает? – спросила она. – А я-то голову ломала после вашего рассказа: почему он накричал на бедную медсестру, когда узнал, что она заполняет «окна» другими фамилиями и не предупреждает его. Раньше он сам называл ей людей, которыми необходимо было заменить по каким-то причинам не сумевших прийти. У этого врача как бы две очереди: платная и бесплатная. Официально он должен проводить консультации бесплатно, и кое-кто, уж совсем неимущий или такой, кто может и «накапать», деньги за консультацию не платит. Судя по характеру и принципам Петра Семеновича, такие больные и лечение получают соответственное. Зато перед заплатившими он из себя выпрыгивает. Вот и просматривал списки, чтобы пустые места заполнялись нужными людьми. И его прекрасная иномарка, и шикарная квартира – результат этих заработков, а не убийства и воровства. Надо искать другую версию. Поверьте, ребята, Гуров не может оказаться Женихом.
– Вот тут я с тобой не согласен, – покачал головой Скворцов. – Юрик не сказал ни да ни нет, это во-первых, во-вторых, чем больше у человека денег, тем больше ему хочется. Откуда нам может быть известно о дальнейших планах доктора? Вдруг он мечтает открыть свою частную клинику здесь или за границей? Знаешь, какие на это нужны бабки? И потом, откуда мы знаем, сколько он имеет на частных консультациях? День на день не приходится, так? Можем ли мы опровергнуть такое предположение, что сегодня, скажем, он заработал пятьсот долларов, а следующую неделю ему никто не заплатит? Как ты считаешь, Паша?
– Не знаю, – задумчиво произнес Киселев, видя рациональное зерно в рассуждениях обоих коллег. – Доложим обо всем Кравченко, пусть решает.
* * *
Кравченко, как и Киселев, видел смысл и в рассуждениях Ларисы, и в рассуждениях Константина. Он счел нужным подстраховаться, зная, что очень трудно мгновенно понять психологию и логику преступника.
– Даю разрешение на прослушивание телефонных разговоров Гурова, – вынес он свой окончательный вердикт, и Скворцов почувствовал, как его душа поет.
