Ольга Артёмова
Луна в проводах
© Артёмова О. В., Артёмова Н. В., 2024
© Морозова А. Ю., иллюстрации, 2024
© Рыбаков А., оформление серии, 2011
© Макет. АО «Издательство „Детская литература“», 2024
О конкурсе
Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почётным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.
В августе 2009 года С. В. Михалков ушёл из жизни. В память о нём было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».
В 2023 году подведены итоги уже восьмого Конкурса.
Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.
Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.
С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. К концу 2024 года в серии уже издано более 70 книг. Готовятся к выпуску повести и романы лауреатов восьмого Конкурса. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.
Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, педагоги, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию. В 2023 году серия книг вошла в пятерку номинантов новой «Национальной премии в области детской и подростковой литературы» в номинации «Лучший издательский проект».
Луна в проводах
Повесть
10-й «Б» класс смотрел на психолога, привычно ощетинившись. Но тот словно не замечал или не хотел заметить стойкого холодка отчуждения. Присев на угол учительского стола, Павел Викентьевич пощипал себя за бородку:
– Я бы хотел научить вас тому, что знаю сам. Это поможет в жизни. Но больше всего я хотел бы стать вам другом. Да. Знаете, я немного побаивался, когда шёл на встречу с вами. Мне говорили: вы, уважаемый, не найдёте общего языка с этим классом. Никто не находит. Но, как мне кажется, мы на верном пути… – Он вдруг улыбнулся. – Видите, у взрослых тоже есть страхи. И у ваших родителей и учителей всяких «да не дай бог!» выше головы. Уверяю вас! Вот навскидку: что вы дома-то замечали? Чего боятся ваши родите ли?
– Что сосед машину круче купит, – с готовностью отозвался Ник.
Аня Бурбан густо покраснела от волнения, отчего стала ещё некрасивее, и произнесла быстро:
– Что я не получу золотую медаль! И на бюджет не поступлю. Они, мне кажется, даже спят от этого плохо. Ну, я-то уж точно!
«Компьютерная Мышь! – разглядывая её недобрыми глазами, усмехнулся про себя Гека Фомин. – Жалкая Компьютерная Мышь». Так ребята звали Бурбан между собой. Она это знала и вечно горбилась от непосильного груза своей девчоночьей неполноценности. Но «псих» решил подбодрить дурнушку. Улыбнулся ей особенно тепло:
– Подобные страхи, Анечка, столько родителей снотворным заедает! – И поощрил класс к откровенности: – Ещё?
– Забеременеть! – с ударением на последнем слоге, лениво развалившись, процедил Денис Козлов. И с ухмылкой покосился на соседа.
Мишаня растянул губы в ответ. Кривая улыбка, словно размножаясь, поползла по лицам парней. Не оттого, что им понравилась остро та товарища. Чушь собачья! Но надо же поддержать Дэна в их вечной борьбе с педагогами. 10-й «Б» не собирался принимать дружбу «психа». Друг нашёлся!
Но тот не покраснел от возмущения. Сказал просто:
– Это один из самых распространённых страхов. – И посмотрел почему-то на самую красивую девочку класса Линду Долгину. – С семьёй связано много взрослых страхов. Страх не создать семью. Страх потерять красоту…
Гека перестал слушать. Взрослые страхи! Он давно уже понял, что его родители не самые главные на земле. Скверно, что и отец это себе уяснил твёрдо. Но ещё хуже, что мать никак не хотела опускаться с небес на землю. Вернее, ещё мечтала взлететь – била себя крыльями по бокам. Но все видели, что она просто разжиревшая глупая курица…
Гека вышел вместе с ребятами из школы, продолжая думать о своих родителях. Будто в ране пальцем ковырял. В последнее время он чувствовал, что в нём, будто что-то живое и страшное, растёт неприязнь к этим слабым, неумным, отставшим от жизни людям.
Высыпавшие гурьбой ребята продолжали обсуждать необычное занятие.
– А что? Было прикольно! – улыбался Ник. – Понаблюдайте за родителями! Понаблюдайте за учителями!
– Вот ещё! Буду я рассказывать всякому, чего боится мой батя, – буркнул Стариков Мишаня.
Гека неприязненно покосился на него. Бугай! Самое маленькое в его организме – это мозг. Гека пару раз видел батю Мишани. Такой же высокий, плотный и, без всякого сомнения, тупой псевдодобряк. Ребята почему-то считали Старикова добряком. А он просто флегматик.
– Да, соберёт наши истории. Напишет диссертацию. Может, в какую книжонку тиснет, – снисходительной улыбкой – на всех – разорился Макс Князев.
Родители этого хлыща не ворочались по ночам в постели, высчитывая, поступит ли их сокровище на бюджет. Князев имел блестящие способности. Так хором говорили учителя. Раз хором – значит, приговор безоговорочный.
– А я бы хотела, чтобы обо мне книгу написали. – Короткая улыбочка тронула губы Линды.
Она всегда так улыбается. Но это ей очень идёт. Ей вообще всё идёт: дорогие джинсы, рыжий растянутый свитер, кружение снежинок… Она такая!.. В общем, не такая, как все. Угловатая, худенькая, плечики вверх, огромная шапка рыжих вьющихся волос и зелёные глаза в пол-лица. А рот маленький, алый. Линда чем-то похожа на очаровательного клоуна. Это на первый взгляд. А когда присмотришься… Это не добрый клоун. Что-то из фильма ужасов. Если с таким встретишься – всё.
Ребята напряглись. Они всегда напрягаются, когда Линда раскрывает свой алый недобрый рот. И Гека привычно стойку сделал, проклиная себя за это. И только Князев улыбнулся подружке, как маленькой:
– Ну, это не та книжка, что тебе представляется. Это не «и падали два башмачка со стуком на пол». Там будет что-то вроде: «Линда Д., красивая девушка. Думает про себя, что лишена комплексов. На самом деле ещё носит детские короткие платьица».
Жалкая Компьютерная Мышь плелась позади всех. Никто не обращал на неё внимания. Кроме Геки. Он следил за всеми необыкновенно острым холодным взглядом. Мышь покраснела особенно несимпатично. Маленькие её глазки скользили по сильной прямой спине Князева.
– Этот психолог хочет нас поссорить с родителями и учителями, – пискнула она в эту самоуверенную спину.
Но спина не дрогнула. Князев не обратил на жалкий писк внимания. И другие не реагировали.
Только Дэн усмехнулся:
– А тебе нельзя. Вдруг медаль не получишь. Родители со страху во сне окочурятся.
– А я согласен с ней, – большой головой, в которой помещалось до обидного мало мозгов, Мишаня кивнул на Мышь. – Он нам ещё наложит.
– Павел Викентьевич обещал помочь с литераторшей разобраться, – напомнила Зоенька.
Мишаня тяжело засопел. Застарелая война с литераторшей топталась на узком пятачке: читать или не читать? Училка требовала от десятиклассников обязательного прочтения текстов. Это что-то в наши дни! Кто же в своём уме стряхнёт пыль с каких-нибудь «Отцов и детей» и, давясь зевотой, станет продираться сквозь дебри заплесневелого вымысла! Главное, у «аков» вела другая литераторша, молодая и мобильная, – краткое содержание шло в зачёт. А у них?.. Прошлый век!
Собственно говоря, это была не их литераторша. Они у них каждый год менялись. Класс, как говорили, пошёл по рукам со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сперва-то у них всё было окей. Из начальной школы они вырвались дружной смекалистой гурьбой и по пали под опеку молоденькой литераторши. Нонна Игоревна носилась с ними как дурень с писаной торбой, какие-то необычные мероприятия выдумывала, о чём-то отчаянно спорила со старыми учителями. А через два года бросила их, как она выразилась на прощание, школюгу и устроилась в гуманитарный лицей. Когда Нонна расставалась с классом – плакала. Самыми натуральными слезами. Ну и некоторые из девчонок по дури прослезились. Не Линда, конечно. Линда не кинулась обниматься на прощание. Сидела, сжавшись в комок, на своём месте, и маленький её рот превратился в красную проволоку. А Мышь рыдала, как Красная Шапочка по любимой бабушке. Да и у самого Геки – сегодня вспомнить смешно и стыдно! – кошки на душе скребли. Но потом он понял, что, если грустить о каждом ушедшем учителишке, всех слёз мира не хватит.
Их класс стал проходным двором. Учителя заскакивали в него на годок и с облегчённым вздохом выскакивали 25 мая. Класс получил в школе недобрую славу неуправляемого. Может, по воспитанной Нонной привычке, а скорее из стратегических соображений они старались держаться спаянно. Во всяком случае, так называемый «Ближний круг». Те, что раньше помогали Нонне в её школьных выкрутасах. Вот и сейчас весело шли по улице, подставляя пушинкам снега разгорячённые лица.
– Понятно, – рассуждал Макс, – что психолога нам заслали. А мы должны использовать его для своих целей.
– Да Паша вообще парень прикольный, – улыбнулся Ник.
Мишаня остановился на углу улицы Пестеля. Ему нужно было поворачивать.
– Вы как хотите, – пробасил этот недорощенный медведь, – а я у отца баксы в кошельке пересчитывать не стану. А вы как хотите. Ну, пока. Дэн, тренер написал – сегодня игра с колледжем. Не опаздывай.
– Да ладно. Наложим «коллекам»…
– Мы – направо, вы – налево. – Князев упражнялся в несмешном остроумии.
Жалкими глазами Компьютерная Мышь следила, как в густеющем снегу скрываются стройные, красивые Макс и Линда. Хоть кино снимай! Откуда такие крутые в нашем городе?! Гека поймал себя на том, что тоже пристально смотрит уходящим вслед. И глаза у него, наверно, такие же жалкие, как у Мыши. Он нахмурился. Отвернулся резко.
– Господи! Как жрать-то хочется! – простонал Водкин. Ему всегда хотелось жрать.
На самом деле никакой он не Водкин, а Петров. Но однажды в недобрый для него час на изо им показали картину Петрова-Водкина. Коня там красного купали или ещё что-то авангардно-противоестественное. Этого никто не запомнил. И как к Петрову вторая часть фамилии художника прилипла – тоже в Лету кануло. Да он не обижался. Или делал вид, что ему всё по фигу. Водкин парень себе на уме.
– Пока, – пропищала Компьютерная Мышь.
На неё никто не обратил внимания. Она суетливо юркнула в белёсую муть, и о ней тут же забыли.
Паша не обманул. Когда прозвенел звонок, призывающий на очередную порцию сорокапятиминутной тягомотины, он нарисовался перед дверью кабинета и сказал литераторше с доброй улыбкой сердечного человека:
– А я к вам на урок. Разрешите поприсутствовать.
Мымра смотрела на него каменно-свысока. То есть она вряд ли была выше психолога в честном споре, но каблуки и какая-то напряжённость в спине делали её монументальнее.
10-й «Б» с интересом наблюдал разворачивающуюся комедию. Психолог продолжал улыбаться, но уже не дедморозовской улыбкой, просто благожелательно.
– Я попросил разрешение у директора.
Мымра наконец открыла рот:
– А надо было бы сперва попросить у меня.
Класс скривился. Счёт пошёл. Один – ноль в пользу старой карги. Оставалась надежда, что Паша сольёт некорректный ответ директору и Мымра ещё получит своим собственным мячом в лоб. Молодой директор терпеть не мог актов неуважения. Это знали все.
Мымра неохотно посторонилась, и Паша буквально протиснулся в класс. Пристроился на задней парте рядом с Дэном. Как заблудившийся пай-мальчик под крылом у великовозрастного лоботряса. Достал ручку, блокнотик. Обратил к Мымре необыкновенно кроткий и в то же время инквизиторский взгляд. Класс ликовал. Гека заставлял себя сохранять спокойное выражение лица, но и он чувствовал, как в груди у него шевелится то тёмное и скользкое, что росло против родителей. 10-й «Б» ждал.
Мымра казалась спокойной. Своим старушечьим умом она, конечно, ещё не в полной мере осознала масштабы начинаемой кампании. Усталым голосом объявила тему и цели урока. Отвечать домашнее задание вызвала Смирнову. Серая, как серая тройка, Смирнова замычала что-то о князе Андрее.
Мымра смотрела на класс. Она знала, что Смирнова выше, чем на тройку, не намычит. Видела, как Князев, не скрываясь, роется в смартфоне. Маленький алый рот Линды чуть растянут в победную улыбку. А новый психолог что-то старательно строчит в своём аккуратном блокнотике.
– Кто-нибудь что-то хочет добавить к ответу Смирновой?
Дураков не находилось. Старая карга обратила взгляд своих недобрых глаз на Князева:
– А вы, Князев?
Макс только этого и ждал. С демонстративной неохотой оторвавшись от смартфона, как маленькой, объяснил старой карге:
– Ну, вы же знаете, Марина Владимировна, я принципиально не читаю эЛь эН Толстого.
– Не принципиально, а из-за лени, – резко отозвалась литераторша.
И психолог что-то с удвоенной старательностью застрочил в своём блокнотике. По его резвости Гека понял, что счёт сравнялся.
– Толстой страдает длиннотами. – Князев не изменил расслабленной позы. Но фразы теперь ронял, как короткие удары наносил. – Я не только синтаксис имею в виду. «Войну и мир» следовало сжать. Вчетверо. Вылить воду. Остался бы неплохой роман о жизни нормальных людей. Или оставить сугубо военную тематику. Опять же могло получиться что-то приличное. Конечно, не «На Западном фронте без перемен». Но всё-таки.
– Это хорошо, что вы уже прочитали Ремарка, но с «Войной и миром» тоже придётся познакомиться. В подлиннике. А не в пересказе убогих невежд.
Мымра говорила ровным голосом. Но все знали, что она угрожает Князевой золотой медальке. Хочет, чтоб его родаки одинаковые сны со снами родаков Компьютерной Мыши видели. Князев, конечно, сразу схватил суть своим хорошо натренированным мозгом. Выпрямился. Спросил, высокомерно глядя в холодные глаза старой карги:
– Ну, не прочитаю я этого вашего Толстого, и что будет?
– Что? Вы будете иначе мыслить, говорить другим языком. Вы пойдёте на другую работу. Выберете себе в друзья других людей. Станете другим человеком.
– Круто! – В голосе Макса сквозила откровенная издёвка. Демонстрируя отличное знание высказываний Толстого, Князев спросил: – А если я не хочу рваться и метаться?
– Да, можно не рваться, не зарываться. Вырасти вроде человеком и собирать компромат на своих товарищей.
Это было грубо. Паша, как ни силился держать лицо, не смог сохранить его нормальный цвет. Очень грубо! Маленький рот Линды превратился в красную проволоку. «Забила гол в собственные ворота. Два – один», – усмехнулся про себя Гека. Вот теперь Мымре придётся рваться и метаться. Такие, как Паша, помнят обиды долго и тяжело. Это Гека понял по тому, что багровое лицо «психа» стало особенно добрым. И только глаза на этой раскалённой сковороде серели, как необыкновенно стойкие ледышки.
После звонка, проходя мимо ребят, психолог кивал им «спасибо», «спасибо», точно в цирке за яркое представление благодарил.
Остановился у стола литераторши, заполнявшей журнал.
– И вам спасибо, Марина Владимировна. – Она не ответила. Головы даже не подняла. – А насчёт кляуз… Вы всё не так понимаете. Я хочу помочь. Да. И «Войну и мир» я читал.
– А я вас и не имела в виду, – продолжая писать, усталым голосом отозвалась литераторша.
– Что ж, кто не читал Толстого, тот сексот? – В голосе Мишани слышалась обида.
– Тут всё шире. – Паша ещё не знал, что до объяснения чего-либо Мишане опускаться не надо. Они сидели в его кабинете, по форме напоминающем колбу. Обсуждали, так сказать, результаты первого боевого дня. – Ну, это как если бы к вам в группу «ВКонтакте» Толстой затесался. Да ещё бы в авторитеты продвигался. С одной стороны, Марина Владимировна как бы желает вам добра. – Он пощипал себя за бороду. – Кстати… Я тут человек новый… Как вы её между собой называете?
– Старая Мымра! – с готовностью отозвался Дэн.
– Старая, – озадаченно проговорил Паша. – Как вы круто берёте! Этак и я вам стариком покажусь.
И при этом почему-то покосился на Линду. Она улыбнулась короткой улыбочкой. Поднялась со своего места и стала у окна, рядом с психологом, точно брала его под своё высокое покровительство. Гека смотрел на неё, прищурив глаза. Как на солнце.
– Впрочем, в вашем прозвище есть здравый смысл. Да. Она действительно старая, древняя. В том смысле, что учит детей так же, теми же словами, что и двадцать, и тридцать лет назад. Честное слово! Я будто в своём десятом классе на уроке побывал. Те же посылы! Те же выводы! Кошмар! А страна-то, а люди – совсем другие! И те же эпизоды она, я уверен, разбирает. Вот говорила она вам о дубе?
Ребята растерянно запереглядывались. Наконец Макс, не отрываясь от смартфона, бросил:
– Говорила. Роль дуба в духовном преображении князя Андрея. Смирнова, ты ж это сегодня говорить пыталась.
Никто не слушал сегодня Смирнову. Все были поглощены начинающейся великой битвой. Да, впрочем, все старались по возможности каждый день не слушать.
А Паша, блестя глазами, заходил по кабинету.
– Вот на чём мы построим нашу защиту. Да. Мы будем читать. Но и вы, уважаемая Марина Владимировна, потрудитесь. И вы сделайте так, чтобы нам было интересно читать эти ваши батальные сцены, а не тянуло сделать выжимку из романа. Оставить только эпизоды вроде того, как Наташа Ростова сигает в сани к Анатолю.
Паша просто летал по своей «колбе».
– Вы сами как полководец, – из-за смартфона подал ироничный голос Макс.
– В некоторой степени так оно и есть.
– И кем же вы хотите быть на поле брани? Кутузовым? Или Наполеоном? – Макс, как Александр Македонский, всё успевал, продолжал шарить в Интернете и в то же время держал в напряжении класс.
Ребята настороженно смотрели на психолога. «Сейчас срежется!» – со сладостью в груди подумал Гека. Ему хотелось, чтобы «псих» срезался.
Психолог подошёл к Князеву. Пальцем отодвинул в сторону смартфон. И когда парень поднял на него ироничные глаза, произнёс:
– Наполеоном. Конечно же Наполеоном. И думаю, – обвёл сразу размякший класс пристальным взглядом, – все тут мечтают именно о блестящей карьере мировой звезды. А стесняться правды нечего. Да. Высоким призванием гордиться надо. Плох тот солдат и тэ дэ и тэ пэ. А теперь к делу, друзья! Ваши предложения: как нам заставить нашу устаревшую модель работать по-новому?
Дэн почесал за ухом:
– У меня дружбан в седьмой школе. Так их там физкультурник гонял! По-чёрному. Ну, они собрались. Подстерегли его вечером. И… – Козлов двинул себя кулаком по скуле. – Мистер Физ-ра после ночного урока как шёлковый стал.
Мишаня хмыкнул:
– Бить тётку… – и покачал большой своей тупой головой.
– К сожалению, в наши дни в школах зафиксированы случаи рукоприкладства. Причём – не со стороны педагогов, как в былые дни. А именно – со стороны воспитанников. – Паша говорил с нотками оратора, слегка дурачась, потому что после предложения Козлова все как-то слегка призадумались. – Но, я думаю, вы другого поля ягоды. Настоящий эффект будет, если вы победите Старую Мымру в подкованном, как конь Александра Македонского, споре. Если сумеете доказать, почему вы отказываетесь читать тексты девятнадцатого века в полном объёме. Не оттого, что у Толстого борода неровно подстрижена, а по глубоко продуманным веским причинам.
Все повернули головы к Максу. Прямо – спаситель класса! Впрочем, Гека тоже понимал, что доказывать и аргументировать на высоком уровне способен только Князев. От осознания этого темнота, копившаяся внутри его в последнее время, стала гуще.
– Ладно. Рассчитывайте на меня. – Макс не рисовался. Он был просто невыносим в броне из своей самоуверенности.
– Но ты понял суть? – Паша наклонил голову. – Нужно заставить её сделать непростительную ошибку.
– Конечно, я всё понял. – Макс говорил с психологом как с маленьким.
Голос подал молчун Егор:
– А если она не поддастся? Не сделает этот самый ход?
– Никуда она не денется. – Психолог перестал кружить по кабинету. Сел. Вытянул на столе руки. Сцепил пальцы. – Уж я-то хорошо знаю эти устаревшие модели.
И глаза его снова стали как две серые ледышки. Гека видел: психолог уязвлён выходкой Старой Мымры гораздо больше, чем пытается показать. А Линда улыбается ему своей очаровательной короткой недоброй улыбкой. Чувствуя, как его начинает бить сильная внутренняя дрожь, Гека подался вперёд:
– А чего больше всего боялись ваши мама и папа?
Он так и сказал: «мама» и «папа». Линда метнула на Генку злой уничижающий взгляд. Психолог посмотрел на него очень внимательно, точно видел впервые. Да и вправду, наверно, только разглядел в мелькании интересных лиц непрезентабельную его физиономию. Воронкой раскрылась тишина, в которую по песчинкам сползал холм, и на нем Наполеоном высился Паша.
Наконец психолог открыл рот и будто неохотно ответил:
– Потерять партбилет.
– Что? Серьёзно? – гоготнул Дэн.
– Шучу, – улыбнулся Паша. – Это я о деде. А родители – люди уже другого времени. Без этой… – он покрутил у виска, – мути.
Все загалдели радостно, захохотали. Нет! Он всё-таки крутой, их плюгавенький Паша. Только Гека заметил, как ловко психолог обвёл всех вокруг пальца: и посмешил, и тайну вроде раскрыл, и от ответа ушёл. Да, у этого парня действительно есть чему поучиться.
Сегодня литературу ждали. Сегодня все приготовились, как могли, чтобы, если возникнет нужда, подстраховать Макса. Он, конечно, не нуждался в жалких ассистентах, но те жаждали занять своё место на сцене. Только Гека не стал заниматься ерундой. Как всегда, сунул так и не раскрытый им том в рюкзак. Лежит на столе – и пусть Мымра радуется, что он его до школы дотянул.
– Может, кто-то хочет ответить? – Литераторша произнесла дежурную фразу.
Макс поднял два пальца:
– Я.
Старая Мымра неодобрительно уставилась на эту букву V. Гека видел, что ей мучительно хочется сделать Князеву замечание, но она овладела собой, кивнула сухо:
– Пожалуйста.
Макс встал, стройный, красивый, самоуверенный. Речь его полилась легко и плавно, как полноводная река. Ну хоть сейчас на кафедру в какой-нибудь вуз. Он повторил статью учебника. Расцветил её дополнительным материалом. И наконец перешёл к главному – к своему собственному мнению.
– Критики высоко ставят Толстого за поднимаемые им нравственные вопросы. Но я с ними не согласен.
Макс не сказал: «И с вами». Но фраза витала в воздухе. 10-й «Б» пристыл.
– Аргументируйте, – скучным голосом предложила литераторша. И все видели, что ей совершенно неинтересен ответ Князева. И сам он – со своей будущей блестящей карьерой. И весь класс, который ей повесили, как гирю, на шею.
– Потому что литературой никого и ничему научить нельзя. Вы предлагаете нам Толстого как некую таблетку. Но разве из тех преступников, что сегодня в тюрьме, нет таких, что среднюю программу одолели? Давайте объявление в соцсетях дадим: кому помог Толстой? Думаете, кто-нибудь отзовётся?
Класс одобрительно загудел. Во даёт! И Гека с мучительной завистью отметил: Макс, конечно, первый номер. Блестящий Макс! А тот, поддержанный восторженным урчанием за спиной, вдохновился:
– Или возьмём наш класс. Кого и от чего может излечить старик Толстой?
Смирнова восхищённо ахнула. Этот «старик» был в её недалёких глазах фигурой высшего пилотажа.
– Разве он добавит Дэну доброты, а Геке – открытости? Да и в идейном плане однообразно всё, скучно. Ищет князь, ищет Пьер, ищет Наташа… Сколько можно?! Ну что они всё ищут?!
– Но вы же тоже что-то постоянно ищете в соцсетях.
В какой-то момент с лица Мымры исчез серый налёт усталости. В какой-то момент она словно помолодела. Будто выше ростом стала, ещё прямее. И Гека понял, что литераторша вот-вот совершит тот неправильный ход, о котором туманно им говорил Паша-Наполеон. Но Макс, упоённый спором и своей ролью в нём, не отыграл, пока ещё оставалась возможность. Вскинул подбородок, уже приобретавший твёрдость брутального киношного героя:
– Я ищу информацию.
– А они – себя.
– Ну, знаете, в их возрасте… – Макс улыбнулся героям Толстого как маленьким. – Несерьёзно.
– Это вам сейчас так кажется. Но может, постепенно, не сразу, годам к сорока, Толстой вылечит вас от цинизма. – Старая Мымра как-то неуверенно взяла ручку. Ребята переглянулись: оценкой запугать хочет. – В школе дети не всегда понимают Толстого. Зато в зрелые годы перечитывают его с удовольствием. Я и сама…
Но Макс не дал ей закончить. Вспыхнув, он быстро произнёс:
– Я не ребёнок. И это не цинизм, а здоровый скепсис. У меня всё.
Князев сел.
– Что вы ему поставите? – Линда приподняла острые плечики. Улыбка короткая, недобрая.
– А что бы вы поставили? – Впервые за год она спрашивала их мнение. «Как бы спрашивала», – мысленно поправился Гека.
– «Пять», конечно, – отозвался Ник. – Он всё прочитал.
– Но ничего не понял, – развела руками литераторша.
– Он высказал своё мнение. – Голосом Линды можно было брус железный перепилить. Она уже не улыбалась. Маленький рот превратился в алый бутон.
– Что, ему нельзя сказать, что думает? – с задней парты грубо крикнул Дэн. – Только вам можно?
– При чём тут я? – недовольно отозвалась Старая Мымра. – Он с Толстым спорит.
– Идиот, – процедил в сторону Дэна Макс, и у его губ легла упрямая складка. – Да, я спорю с непротивлением злу насилием! Со всеми этими князьями и графинями!
– Вот что, – сказала литераторша, – за сегодняшний ответ я вам оценку ставить пока не буду. Возможно, глубинное понимание ещё придёт.
Мымра как бы пыталась пойти на мировую. Стул под нею как бы зашатался, хоть она и не сидела, а стояла. Но треск падающего трона явственно расслышали все. Особенно громко он прозвучал в ушах оглушённого собственным блестящим ответом Великолепного Макса.
– А на какую же оценку я, по-вашему, ответил? – требовательно спросил он.
– Увы, выше двойки поставить вам не могу. Формально вы выучили урок. Но если вызубрить английский текст, не понимая в нём ни слова, это не блестящий ответ.
Литераторша нервно покрутила ручку.
– Не ставьте! – не вскрикнула, а вспикнула, как попавшая в ловушку мышь, Бурбан. – Ну не нравится ему Толстой, Марина Владимировна! Что же делать? Ведь от двоек он его всё равно не полюбит. А медаль сгорит.
Гека поморщился. Слабо аргументирует. Вот что значит настоящая золотая медаль и вызубренная.
– Ставьте, – подался вперёд Макс. – Если я заработал всего лишь двойку, не кривите душой! Толстой же научил вас честности и бескомпромиссности.
Но она колебалась. Дэн и Ник переглянулись: директора боится. Зарубит блестящего золотого медалиста – понизит рейтинг школюги. Поставит «пять» как миленькая. Или на балл снизит, чтоб уж совсем откровенно в грязь не плюхаться. Но её оправдания уже не играют роли. Класс под предводительством Паши-Наполеона выиграл свою первую битву.
Литераторша нахмурилась. Лицо её снова как бы постарело. Ни слова не говоря, Мымра вывела в журнале жирную двойку.
Сидевшая на первой парте Компьютерная Мышь увидела «пару» с особенно ужасающей чёткостью. Бурбан повернула к Максу потрясённое лицо. Она смотрела на него… как на Яна Гуса какого-то! Князев побледнел. Красивое лицо его сделалось злым и упрямым. Принёс себя в жертву классу. Герой! Гека усмехался про себя. Да не супермен Князев никакой! Обычный дурачок, который ещё носит нелепые детские штанишки. Макс только сейчас скумекал, что имел в виду психолог, когда советовал им спровоцировать литераторшу на ошибку. А в «колбе» Князев другой был – гигант, уверенный: всё понял. Да ни черта он не понимал в тот момент! А теперь до него наконец-то дошло-доехало, что старые модели не знают новых фокусов.
На перемене они гурьбой бросились разыскивать Пашу. Он кашу заварил – ему и разруливать ситуацию. Да и к кому им было обратиться? Не к классному же? Классные руководители у них после бегства Нонны менялись, как времена года. Кто только в авангарде не шёл! Уж такие несерьёзные педагоги, что сроду классной работой не занимались: и физкультурник, и логопед… На завхоза их ещё только не навесили! Сейчас за неуправляемым 10-м «Б» числился обэжист.
Паша торопливо шёл по коридору с какими-то бумажками. С анкетами, наверно. Он во всех классах анкеты с провокационными вопросами раздавал: «Комфортно ли ты чувствуешь себя в школе?», «На какой урок тебе не хочется идти?»… Вроде бы ничего страшного, но учителя ёжились. Устаревшие модели!
– Павел Викентьевич! – В глазах Компьютерной Мыши за стёклами очков стояли слёзы. – Она Максу двойку поставила!
Психолог нервно обернулся на Князева. Тот уже утратил облик героя. Стоял бледный и неловкий, беспомощно опустив крупные руки. Гека прислонился к стене, наблюдал. Он наслаждался чужим несчастьем, как собственной победой.
– А у него золотая медаль, – простонала Мышь.
– Ну и что?
– Как что? Двойка! Ему же нельзя.
– Будет у него золотая медаль.
– Боюсь, что нет. – Голос Макса звучал хрипло, будто он успел поплакать, когда на пять минут отлучался в туалет.
– У тебя отец где работает?
– В мэрии.
– Ну вот.
Гека окончательно уяснил себе, что «псих», когда затевал этот погром, уже всё знал: и про двойку, и про крутого Князева папашу. Быстро работает. А главное – основательно. Гека усмехнулся. Почти в открытую. Когда они пришли в первый класс, среди их родаков не мерцало звёзд. Но потом Князев-старший как-то очень стремительно сделал карьеру. Администрация школы не раз предлагала родителям Макса перевести его в нормальный класс. Но он почему-то упрямо отказывался. За это его ещё больше уважали.
