Ольга Арнольд
Агнесса среди волков
3.
На следующее утро я встала раньше, чем обычно, чтобы привести себя в форму – и физически, и морально. Вообще-то я привыкла держать себя в форме всегда, но два последних дня я ленилась и с утра не танцевала, как я это делаю уже не помню сколько лет – почти с момента нашей с Мариком свадьбы. Собственно говоря, это он приучил меня заниматься собой – и с тех пор мне практически всегда доставляет удовольствие смотреть на себя в зеркало.
В особняке на Ордынке я была ровно в двенадцать, как и просил Юрий, но тем не менее опоздала – финансист из Нижнего уже сидел у него в кабинете. Гостей из Нижнего Новгорода было двое, но я сразу поняла, кто из них главный. Аргамаков был невысоким мужчиной лет пятидесяти, интеллигентного вида, седые длинные его волосы были зачесаны назад; глаза внимательно смотрели на меня из-за круглых стекол очков в немодной оправе, подстриженные седые же усики очень шли к его округлой физиономии; он был бы похож на профессора, если бы не энергия и сила, которая угадывалась в его холодном взгляде. Жесткая складка у рта говорила не только о силе воли, но и о том, что ее обладатель может быть при случае груб и беспощаден. В общем, именно таким и должен быть в наше время процветающий банкир.
Его спутник, молодой человек лет тридцать с небольшим, не вызвал у меня интереса. С нашей стороны присутствовали Женя Войтенко, старый друг Юрия и его компаньон, к тому же муж моей лучшей подруги, и главный экономист, по совместительству бухгалтер Эльвира Львовна – женщина необъятных размеров и очень ярко и пестро одетая, что придавало ей весьма забавный вид; спасало ее только великолепное чувство юмора.
На этот раз Юрий представил меня как консультанта, я села и приготовилась молчать, слушать и наблюдать. Речь шла об очень большом и выгодном заказе – нижегородский финансовый магнат, глава Верхневолжского банка был настроен организовать свою компьютерную сеть, соответственно ему нужны были компьютеры и программное обеспечение к ним; до меня очень быстро дошло, что этот заказ, если его не упустить, сделает владельцев "Компика" настоящими миллионерами – то есть теперь надо говорить миллиардерами. С нижегородской стороны говорил один Аргамаков; слова его, произнесенные тихим голосом, звучали очень веско. Предварительные переговоры были уже проведены и теперь дело было за малым – а именно, за окончательным решением.
Но вскоре нас прервали – дверь распахнулась, и в дверь вошла молодая женщина замечательной красоты. В каждом романе непременно действует поразительно красивая героиня, но эта женщина действительно была так красива, что у Юрия и Жени перехватило дыхание.
Ей – а это была жена Аргамакова – суждено будет сыграть важную роль в моем повествовании, поэтому я постараюсь описать ее подробнее. Она была младше мужа лет на тридцать; с первого же взгляда я поняла, что она относится к той категории красавиц, которые весьма выгодно вкладывают свой основной и единственный капитал, внешность, под очень большие проценты. У этих дам в головке изумительно изящных пропорций вместо мозгов – компьютеры; они улыбаются, расточают свои чары, а внутри счетное устройство беспрерывно рассчитывает варианты; то, что мужчины принимают за выражения искренних чувств – не больше, чем запрограммированные "эмоции" роботов.
Не думайте, что я так сурова к ней потому, что сама не отличаюсь излишней привлекательностью. Конечно, я бы ни за какие деньги не вышла замуж за человека настолько старше меня, но при этом я никогда не была обделена вниманием мужчин, в том числе и богатых. Просто я органически не выношу хищниц, которые своего ни за что не упустят – ни светских дам в такой элегантной упаковке, ни шумных толстых баб из торговой мафии.
Говорят, сейчас в моде блондинки, но эта брюнетка была так хороша собой, что могла бы посрамить любую длинноногую модель с подиума. Она была не слишком высока – около ста шестидесяти пяти сантиметров, как я оценила на глазок, то есть примерно моего роста, и очень стройна – но при этом не выглядела худой. Нет, у нее все было на месте: и тонкая талия, и крутой изгиб бедер, и загадочная ложбинка меж грудей, видневшаяся в глубоком V-образном вырезе ее элегантного и слишком тонкого для холодного осеннего дня платья – такой она предстала перед нами, когда скинула пальто прямо на руки вошедшему вслед за ней охраннику.
Но, конечно, самое лучшее в ней было – лицо. Идеальный овал его напомнил мне знаменитый портрет шумерской царицы Шуб-ад из Ура, какой ее увидела жена археолога Вулли. Но вместо парадного парика и диадемы ее украшали собственные живые волосы – блестящие и пышные, как с рекламы шампуня, они как бы сами по себе укладывались в модное каре, так что кончики их загибались внутрь. Черты ее лица были почти совершенно правильны, как у какой-нибудь мисски с конкурса красоты: нос, рот, лоб – все это укладывалось в классические каноны, но индивидуальность ей придавали глаза: огромные, черные, обрамленные пушистыми ресницами. Такие глаза, злобно заметила я про себя, индусы называют "глазами коровы".
Неудивительно, что наши мужчины остолбенели при виде ее, а когда она улыбнулась и, по очереди окинув их томным взором и совершенно при этом проигнорировав меня и бухгалтершу, произнесла:
– Коля, может быть, ты нас познакомишь? – то все они невольно сделали шаг ей навстречу.
Аргамаков – его звали Николай Ильич – слегка нахмурился: еще бы, она ворвалась в кабинет в самый неподходящий момент – но и он не смог противостоять ее чарам и сказал, как бы заранее не сомневаясь в нашем снисхождении:
– Это моя жена Виолетта. Она думает, что ей все позволено, и почему-то все мои знакомые против этого не возражают. Надеюсь, и вы не будете исключением.
Неловкую последовавшую за тем паузу прервала сама Виолетта:
– Понимаю, что я появилась в самый неподходящий момент. Но что делать, мне было так скучно! В Москве у меня нет ни родственников, ни друзей, это не Рим, – тут она засмеялась, и совершенно непонятно было, шутит она или говорит всерьез: наверняка Аргамаков, при его-то капиталах, купил ей виллу где-нибудь на Апеннинах, к тому же я сразу поняла, что она с ног до головы одета именно во все итальянское: все на ней, от закрытых осенних туфелек на пряжках до дорогой заколки в волосах, так выгодно подчеркивало ее внешность, что казалось неотъемлемой ее принадлежностью, а на русских женщинах так могут сидеть только итальянские вещи.
Аргамаков, казалось, был в затруднении – если банкиры могут быть в затруднении – но тут я перехватила взгляд Юрия и внутренне приготовилась. Мы с братом научились понимать друг друга без слов еще с детства. Я сделала несколько шагов вперед и, надев на лицо самую сердечную улыбку, вплотную подошла к Виолетте, а Юрий при этом произнес:
– Рекомендую вам, Виолетта: Агнесса не только член нашей компиковской семьи, но и на самом деле моя сестра. Собственно говоря, у нее сейчас в офисе нет срочных дел. Насколько я знаю, она собиралась сегодня пробежаться по магазинам. Не хотите ли к ней присоединиться?
Тут красотка наконец обратила на меня внимание. Когда она улыбнулась, обращаясь ко мне, даже я прочувствовала на себе обаяние этой улыбки:
– Я всегда говорила, что мне везет! Подумать только, встретить среди этих зануд интересную женщину! – она говорила со мной, чуть ли не как с давно пропавшей и вдруг объявившейся подругой, как будто признавая за мной кое-какие достоинства и включая в свой интимный круг и тем самым причисляя Эльвиру к лишенным пола занудам.
– Что вы можете делать здесь, в таком унылом месте! Поедемте со мной! – и тут она протянула ко мне обе руки якобы умоляющим жестом: на самом деле этот жест был явно рассчитан на мужское внимание – она таким образом продемонстрировала свои изящные, очень тонкие запястья; браслеты только подчеркивали грациозность ее жестов, не выделяясь сами по себе.
Когда она повернулась к выходу, все мужчины потянулись вслед за ней, как бы притянутые магнитом; за столом осталась сидеть одна только побагровевшая от злости Эльвира – я никогда не видела ее такой, сегодня чувства юмора ей явно не хватило.
Как только я увидела эту сексапильную красавицу с томным взором, до меня сразу дошло, какая роль мне предназначена – быть при ней дуэньей! Теперь понятно, почему Аргамаков заранее обговорил этот вопрос с Юрием еще по телефону – как можно оставлять без присмотра эту молодую своевольную дамочку, уверенную, что все в мире существует для удовлетворения ее прихотей! Что ж, придется все это вытерпеть – хотя бы ради брата.
Куда я с ней поеду? В какие еще магазины? Что за унизительное положение – у меня-то нет ни гроша. Кстати, что может найти в наших магазинах эта Виолетта, у которой есть все! И на чем мы поедем?
В растерянности я остановилась у парадной лестницы, поджидая банкиршу. Я заметила, что мы остались втроем – две женщины и охранник, который держался на полшага позади хозяйки. Это был симпатичный светловолосый парень лет тридцати в цивильном костюме, в руках он держал "выключатель" – тяжелую дубинку в виде старомодного зонтика, которая на первый взгляд казалась совсем легкой, но на самом деле весила немало (такая была у тренера в моем фитнесе). Он все время старался держаться в тени, но я успела заметить, что на его слегка веснушчатой физиономии видны проблески интеллекта.
– Я сейчас выясню, где наш шофер, – сказала я.
– Не беспокойтесь: Витя, – она кивком головы показала на охранника, – все сделает.
Витя молча направился к лестнице, а мы с Виолеттой остались в полутьме на втором этаже. Она, подняв голову, обвела взглядом высокий потолок с лепниной, кое-где по углам осыпавшейся – до него еще не добрались реставраторы – и, понизив голос, сказала:
– Какое странное место для фирмы! Вам не кажется, что тут должны жить люди, а не компьютеры? Мраморная лестница, такие высокие потолки… Наверное, прямо над нами когда-то был расписной плафон… И в то же время, – тут она импульсивным движением схватила меня за руку и потащила направо, в темный коридор, который из освещенного новомодной люстрой холла вел в противоположное от нашего офиса крыло здания, – посмотрите на эту темную лестницу на чердак! Деревянная, почерневшая, изъеденная временем! И половицы скрипят – я пробовала. Она как будто из другой оперы – так и кажется, что здесь водятся привидения.
Она смотрела на меня в упор; в темноте зрачки ее глаз казались бездонными. Мало сказать, что она меня удивила – она меня просто поразила: подумать только, она знает, что такое плафон! Может быть, в ее хорошенькой головке действительно что-то есть? А что касается привидений – значит, я ошибалась, считая, что никому, кроме меня, не могли прийти в голову такие фантазии.
По-видимому, я невольно улыбнулась, потому что она спросила нетерпеливым тоном:
– Разве я сказала что-нибудь смешное?
– Нет, что вы, я просто улыбнулась своим воспоминаниям. Видите ли, мне тоже часто приходило в голову, что этот особняк – прекрасное место для привидений.
Мы дружно расхохотались, и между нами протянулась какая-то тонкая ниточка взаимопонимания. Очень хорошо – ведь в ближайшее время нам с ней придется провести много времени вместе. Тут откуда-то снизу раздался голос Вити, зовущего нас, и мы с Виолеттой осторожно двинулись на свет, стараясь не споткнуться о расшатанные и кое-где выступающие половицы.
* * *
Мы сидели за столиком в итальянской пиццерии на Кутузовском, и я с тревогой всматривалась в Виолетту, с ужасом осознавая, что моя задача оказалась гораздо более сложной, чем я себе это представляла. Виолетта пьянела на глазах.
Отправились мы в поход по магазинам на опеле с нижегородскими номерами; за рулем сидел Витя. Целый день Виолетта без устали носилась от прилавка к прилавку и измотала меня в конец. Надо отдать ей должное: она отличалась безупречным вкусом и покупала только очень дорогие вещи – но такие, которые и я сама бы с радостью приобрела для себя. От всех этих бутиков и фирменных магазинов, от шума и бесконечных диалогов с продавщицами у меня разболелась голова. К тому же за это время мы выпили только по чашечке кофе в каком-то захудалом кафетерии. И когда она, наконец, заявила, что не прочь перекусить, то я в пику ей предложила эту пиццерию, где когда-то мы вдвоем с подругой не раз потягивали сухое, а проще сказать – кислое – кьянти, посмеиваясь над переодетыми неаполитанцами пузатыми официантами. К моему удивлению, Виолетта без звука согласилась.
И вот теперь я поняла, почему. Элегантная красавица, венец создания, существо, которое создано было для того, чтобы повелевать – эта женщина после первой же рюмки не владела сама собой. Если бы я только знала об этом заранее! Но как я могла знать?
Мы подъехали прямо ко входу, и Витя должен был отъехать подальше, чтобы припарковаться. Виолетта прошла мимо швейцара, как королева, и небрежным жестом сбросила пальто на руки подбежавшему гардеробщику. Потом она направилась в зал и выбрала столик на двоих в углу за кадкой с каким-то растением. Официант с выпирающим из-под пиратского красного шарфа-пояса брюшком подошел к нам, ускорив шаг – в этом кафе это означало высшую степень почтительности. Я совершила ошибку, не обратив внимание на то, что она заказала водку со льдом в качестве аперитива – сама я выбрала мартини. В начале все было нормально, мы вели с ней легкую светскую беседу; пиццу все не несли, и она небрежным жестом подозвала официанта и попросила принести еще водки. Увы, за короткое время от второй рюмки до прибывшего вместе с пиццей кьянти ее развезло окончательно. В ее глазах появился нездоровый блеск, она заговорила так громко, что все немногочисленные посетители пиццерии тут же обратили к нам головы. Боже, о чем только она не говорила! Позже я убедилась, что в пьяном виде она почти всегда возвращается к одной и той же теме: ей надо было сообщить всем окружающим, что ее муж – сволочь, каких мало, и испортил ей жизнь. Странно при этом было то, что в трезвом виде она вела себя по отношению к нему совершенно лояльно, чуть ли не ласково, называла его нежно "Коля" (в состоянии опьянения он был исключительно "Аргамаков") и казалась если не преданной женой, то довольной жизнью наложницей.
Когда она говорила, было плохо, но еще хуже, чем ее монолог (меня она уже совершенно не слушала), был ее смех – громкий, визгливый, истерический. К тому же юбка ее почти вечернего платья задралась так, что ноги были видны чуть ли не до трусиков, что немедленно превратило ее из элегантной дамы в вульгарную девицу. Опьянение придало ее жестам какую-то развязность, и меня очень обеспокоило пристальное внимание двух мужчин весьма подозрительного вида, стриженных ежиком и с перекачанными бицепсами, сидевшими у окна. Я нервничала, и, судя по всему, Витя, занявший место за стойкой бара недалеко от выхода, тоже чувствовал себя неспокойно. Он не отрывал от нас взгляда; я надеялась, что он вот-вот подойдет и выручит меня. Но развязка оказалась совсем иной.
Внезапно Виолетта вскочила и потребовала, чтобы я пошла с ней в дамскую комнату. Она направилась к выходу, но походка ее показалась мне неверной, и я быстро догнала ее и подхватила под руку. Я боялась, что ей будет плохо, но ничего страшного не произошло; она умудрилась даже не только намазать губы помадой, но и обвести их контуром – это мне обычно не удавалось сделать с первого раза даже в самом трезвом виде.
Перекалывая заколку перед зеркалом, она вдруг обратилась ко мне:
– Агнесса, а не хотите ли вы прогуляться пешком?
Я посмотрела на ее элегантные осенние туфельки и хмыкнула – они явно не предназначались для прогулки по московским лужам. Хотя кто знает – может быть, десять минут на свежем воздухе, и она более или менее придет в себя?
– Хорошо, давайте предупредим Витю и выйдем подышать.
– Причем здесь Витя? – и она уже тащила меня к выходу. Гардеробщик кинулся к ней с пальто, и как выяснилось, не прогадал: я видела, как она, открыв кошелек, сунула ему зеленую бумажку (в магазинах за нее расплачивался Витя). Я тоже оделась, и мы вышли.
К моему ужасу, в намерения Виолетты отнюдь не входило продефилировать взад-вперед на пятачке перед пиццерией. Оказывается, ей захотелось удрать от охранника. Я забеспокоилась и пыталась уговорить ее вернуться, но она меня и слушать не желала. В конце концов я поняла, что если я не хочу шумного скандала, то лучше всего мне смириться и проводить ее до дома, где Аргамаков снимал квартиру специально для своих наездов в столицу. Конечно, совсем небезопасно идти по вечерним московским улицам столь разодетой красавице с бриллиантами в ушах и на пальцах – в таком виде дамы могут только ездить в иномарках – но если держаться освещенного пространства и людных мест, то все еще может кончиться благополучно. К тому же я надеялась, что она скоро устанет и позволит мне поймать машину. Тем более что Аргамакова, казалось, протрезвела. Мокрый снег кончился, но воздух все еще был насыщен влагой. Мы бодро шагали по лужам, направляясь к набережной Москвы-реки; оказывается, квартира Аргамаковых находилась в очень престижном месте, неподалеку от гостиницы "Славянская". Было еще не очень поздно – чуть больше восьми, в сентябре как раз в это время темнеет, и я надеялась, что мы доберемся до ее дома без приключений. Виолетта, казалось, приходила в себя на глазах, походка ее становилась все более уверенной, а голос – все тише.
Увы, надежды мои оказались тщетны. Когда мы уже подходили к гостинице "Украина", со стороны Украинского бульвара на проспект вдруг высыпала толпа цыганок. Очевидно, они как раз окончили трудовой день и возвращались домой со своего рабочего места на Киевском вокзале. В мгновение ока нас окружила галдящая толпа женщин и чумазых ребятишек; с криками: "Постой красавица, погадаю!" и "Позолоти ручку" – они хватали нас за рукава пальто. Инстинктивным движением я крепко зажала свою сумочку под мышкой, но больше всего меня волновала Виолетта – в том состоянии, в котором она находилась, она была очень доступной добычей. Я знала, что у нее в кошельке есть доллары – видела в пиццерии. Дама в сверхмодном пальто и бриллиантах – какая находка для этих попрошаек!
Но тут вперед выступила пожилая цыганка, видно, главная среди них – ее товарки попритихли и перестали за нас цепляться. Черты лица ее в резком свете уличных фонарей казались особенно заостренными, а подол длинной юбки весь был забрызган грязью.
– Дай я тебе, красавица, погадаю, всю правду расскажу, – цыганка обращалась прямо к Виолетте, не обращая на меня внимания – она совершенно точно почувствовала, кто из нас слабое звено.
Виолетта еще не слишком хорошо соображала и только захихикала. Я сама дернула ее за рукав:
– Виолетта, пойдемте быстрее!
Но в ней взыграл дух противоречия, и она заартачилась:
– Я все равно собиралась идти к ясновидящей – так пусть она мне тут погадает, раз встретилась на дороге!
Дальше мы услышали стандартные призывы позолотить ручку; Виолетта уже собиралась открыть висевшую у нее через плечо сумочку, но я успела перехватить ее руку и сунула старухе смятую десятку, которую я на всякий пожарный случай положила в карман пальто (не люблю, когда все деньги лежат в одном месте).
Цыганка смерила меня презрительным взглядом и снова переключилась на Виолетту; мельком взглянув на ее ладонь, она речитативом завела обычную речь:
– Вижу, красавица, ждет тебя червонный король, и будет у тебя с ним взаимная любовь, но кто-то черный стоит на вашем пути… – тут она исподтишка снова оглядела Виолетту с головы до ног и добавила:
– Это твой муж, он из ревности причинит тебе много зла.
При этих словах Виолетта заметно вздрогнула, и обрадованная прорицательница, попавшая в точку, продолжала:
– Не скупись, красавица, позолоти еще ручку – я расскажу тебе, чем все это закончится.
Виолетта не сделала даже попытки дотронуться до сумочки; вместо этого она расстегнула золотой браслет на левом запястье и протянула его цыганке; старая гадалка протянула уже за ним руку, но не успела его схватить – я оказалась быстрее и выхватила дорогую вещицу у нее из-под самого носа. Реакция у меня до сих пор превосходная – недаром я в юности неплохо стреляла по тарелочкам.
Мне, естественно, было плевать на драгоценности Аргамаковой, но кто их знает, этих богатеньких буратино! Что ей взбредет в голову завтра, что она расскажет о сегодняшнем вечере своему мужу -"злодею" и как он посмотрит на то, что его жену ограбили при моем попустительстве? Нет, я не имела права рисковать. Я вцепилась в Виолетту и с силой потащила ее за собой назад, поближе к мостовой и к свету, одновременно показывая левой рукой куда-то вглубь проспекта и не слишком убедительно, на мой взгляд, приговаривая:
– Не приставайте к нам и убирайтесь, вон идут милиционеры!
По счастью, мимо действительно проходили какие-то молодые ребята в форме; цыганки их испугались и отступили в темень скверика. Не не отстала от нас только старуха в заляпанной юбке. Она оставила Виолетту, и теперь уже я стала объектом ее "благосклонного" внимания. Крепко и больно ухватив меня за руку, она зашипела:
– А ты думаешь, что умнее всех? Думаешь, что ты все знаешь? Я тебе и бесплатно предскажу судьбу: тебя ждет смерть, и скоро. И причинит ее тебе тот, кого любишь. Ты примешь смерть от любимого. И когда ты будешь мучиться, умирая, ты вспомнишь меня и пожалеешь, что пожадничала…
Лицо старой цыганки было искажено злобой и ненавистью; она, казалось, не собиралась дожидаться предсказанной мне кары и готова была испепелить меня взглядом. На нее действительно было страшно смотреть, и Виолетта, не выдержав напряжения, громко вскрикнула; несколько прохожих повернули к нам головы, и гадалка поспешила ретироваться. Я потащила Виолетту к краю тротуара и отчаянно замахала, не зная, чего опасаться больше: того, что никто не остановится, или того, что остановится развеселая компания на иномарке. По счастью, к бордюру подъехали жигули-шестерка; водитель только спросил "Куда?" и "Сколько?" и потом молчал, как в рот воды набрал, пока я затаскивала внутрь Виолетту, и весь короткий путь – пять минут до ее дома на набережной. Виолетта тоже молчала – она действительно была очень напугана. Позднее я узнала, что она почти по-детски верила в возможности разных экстрасенсов, ясновидящих и прочих шарлатанов. Она совсем присмирела, и мне удалось без приключений доставить ее до дверей квартиры; на мой звонок дверь открыл сам Аргамаков. Выражение его лица, когда он нас увидел, показалось мне странным; я быстро распрощалась, повернулась и ушла, впрочем, войти меня и не пригласили.
Так прозвенел первый звонок, но я тогда этого не поняла; я не из тех людей, кто придает значение словам какой-то злобной цыганки, да еще и рассерженной из-за того, что от нее ускользнула богатая добыча. Примешь смерть от любимого? Какая чушь! Как она могла только придумать такое?
Только много позже я вспомнила об этом пророчестве.
