Ольга Апреликова
Сады Драконов
4. Щели и окна
Утро наступило как-то очень быстро. В семь разбудила бабуля, отругала, что спал на полу, как дикарь, и опять, ворча, напоила бульоном. Через четверть часа за ним пришел Бор. И отвел в такое место, где время перестало существовать, только врачи-специалисты, приборы, экраны, капсулы, всякие медицинские штуки, зеленые и белые ленты анализов, вопросы, тесты на реакцию. Офтальмологи со своими полихроматическими таблицами и цветными фишками, которые нужно расставить по кругу, ранжировав по цвету и тону – Мур был рад услышать, что его цветное зрение на данный момент идеально. Но больше ничего приятного – то яркие комнаты, то темные, боль в исколотых пальцах, «разденься-оденься», несколько прививок, жуткие анатомические картинки на объемных экранах, и между делом опять полечили шов – когда все закончилось, осталось чувство, что ни одна клетка его организма не избегла внимания. Доктора обследовали все, кроме мозга – по детским воспоминаниям он знал, что завтра его ждет обследование куда более серьезное.
– Устал?
– Терпимо.
– Молодец, – рассеянно сказал Бор. – Короче, коллегам ты не понравился – не мог понравиться, сам понимаешь, после такой-то операции. Они тебе пока программу реабилитации составляют.
– У такой программы должна быть цель, до какого уровня развивать.
– Мурчик, ты что хочешь выпытать? Что тебя ждет? Так это только от тебя зависит. А мы все – да разве мы не поможем тебе во всем и всемерно? Еще бы ты сам себе помог… Пойдем, провожу – пообедаешь. Потом погуляешь, если хочешь. А ты хочешь?
– Хочу. Там ведь снег… Ух, уже вечер!
– Нет, просто темнеет рано. Но на сегодня закончим: тебе надо отдохнуть… Вон, ноги заплетаются.
В маленьком кафе Муру принесли столько еды, что он оторопел. А врач только усмехнулся:
– Усиленное питание. Ты признан истощенным. Давай-давай. Ешь. Ты сам дорогу к бабуле найдешь?
– Да.
– Она тебе покажет, где погулять – а что во дворике, так это не потому, что мы тебя караулим – а чтобы в заветрии. Надо поберечься, не гуляй долго, не мерзни, ладно?
Дворик, тихий и белый, с одиноким фонарем и пушистыми деревцами потом снился Муру. Он в этом дворике наконец-то поверил, что зима – это не страшно, если есть дом, и что он тут будет в безопасности. Больше не попадется Близнецам? Крутилась снежком тихая метель, снежинки задевали щеки, цеплялись за ресницы, таяли холодком. Жмурясь из-за них, он подышал снежным воздухом, побродил по дорожкам. Мороз щипал пальцы, и он прятал руки в рукава. Он так устал, что хотелось лечь в мягкий сугроб и уснуть. Едва добрел до своей комнаты с цифрой восемь… Но там такое красивое было окно – зима, метель. Он сел на пол и долго смотрел, как мечется за окном снег. Он любил окна.
Потому что на Гекконе и на кораблях окон нет. Люди не понимают, как это удивительно – просто подойти к окну. Когда внизу, в лесном доме увидел первое в жизни окно – сначала испугался. Очень. Но тогда он вообще боялся. Всего. Всех.
Что тогда происходило вокруг, он не мог понять. Знал, что «списание на грунт» – это позор и ужас. Но вниз его отвозил Вук, которому он верил: и чуть не сошел с ума, когда после посадки Вук взял его на руки и крепко-крепко прижал к себе, а прибежавшие к люггеру врачи стали прямо сквозь комбинезон колоть шприцами. Теперь-то понятно, что они, вогнав его в искусственный сон, спасли ему рассудок – даже Мега трудно было бы без подготовки вдруг оказаться на планете со всеми ее образами, звуками, ветрами, насекомыми… голубым небом… Мур, конечно, до того видел картинки в детских книжках (домики-елочки-облака и тому подобные игрушки), но толком не понимал, что видит. Да и книжек таких было всего две штуки. Близнецы не одобряли разглядывание картинок и бестолковую возню с игрушками. А игрушек было тоже две – деревянная с колесиками, обгрызенная еще когда зубы резались машинка и разборный пластмассовый, как-то подаренный Вуком звездолетик. И все. Играть-то некогда. Еще была ненаглядная, тоже из младенчества, замурзанная, затертая маленькая подушка с нарисованным желтым котиком – он с ней спал в обнимку, если заслужить. А если летал плохо, то Близнецы велели нянькам отбирать. Все это давно утилизировали, конечно.
Там, на грунте он проснулся в белой комнате без окон. Мир был тяжелым, воздух – густым от слабых незнакомых запахов. Няни, две золотистые девушки – он такого цвета людей никогда не видел – говорили ласково, называли малышом, выкупали, одели в мягкий белый халатик, потом принесли привычную еду. После завтрака, напугав, пришел доктор, но мучить не стал, лишь послушал сердце, велел показать язык, уколов не делал, только приклеил (куда разрешил Мур) иммуностимулирующие пластыри, объяснив, что надо защититься от атаки планетной среды. Теплые карие глаза и прямой взгляд, шрамик над бровью и нестрашные осторожные руки – Мур поверил, что это хороший человек. Не злой. Еще доктор понятно объяснил, почему так тяжело – сила притяжения, атмосферное давление и все такое. Мур его почти понял: надо приспосабливаться. Зато вернули комбинезон, ботинки – все это пахло домом, Гекконом и напугало: а вдруг Близнецы тоже явятся? С орбиты недолго лететь. От ужаса и тяжести он ослабел, няня отвела спать в кроватку. Проснулся, размышляя, почему ничего не надо делать: ни уроков, ни упражнений. Принесли еду, он попытался поесть, ведь нужно быть послушным, но не смог. Тогда снова пришел нестрашный доктор. Мур спросил, а можно ли увидеть Вука. Ну, того большого мальчика с синими глазами, который его сюда привез.
– Нет, вряд ли.
– А у кого тогда мне все спросить?
– Спроси у меня, – предложил доктор.
– Спасибо. Меня когда заберут обратно?
– Никогда. Не думай об этом. Тебе надо скорей разбираться со всем здешним. Ты читать умеешь? Начнем с природоведения. Я пришлю тебе книжку. А пока поверь, что никто обратно тебя не заберет.
– Никогда?
– Никогда.
Мур не выдержал и улыбнулся. Доктор удивился:
– Ах ты, солнышко. Так ты рад, что тебя забрали с Геккона?
Мур опомнился, но сказал правду:
– Пока – да, очень.
– Пока?
– А вдруг тут будет еще хуже. Что я должен буду делать?
– Сначала – приспособиться к условиям жизни на планете. Это будет трудно, очень, потому что все совсем-совсем другое, чем на Гекконе, но ты справишься.
Мур справился. Шел, куда вели, делал все, что предлагали. Привык к другой, интересной еде, которой постепенно заменили привычную. Привык, когда забрали комбинезон, к другой – штаны и рубашка – одежде. Привык к гравитации. Прочитал (выучил) несколько книг с картинками. Смотрел обучающие мультики для малышей: что такое дождь, туман, снег, что такое сельское хозяйство, что такое дорожное движение… Даже что такое цирк. Играл в игрушки, и сам, и с нянями. Много игрушек – маленьких моделей машинок, люггеров, людей, животных, домиков, кубиков, мячиков. Он раньше даже не то что не видел – представить не мог, что игрушек может быть такая куча и все для него одного. Надо было собирать нарядные, красивого цвета домики и деревья на подставочках в игрушечный город, катать машинки между домиками, расставлять фигурки людей и животных. Сам ничего не спрашивал, но внимательно слушал объяснения и няней, и всех врачей – их теперь много было, разных, тот нестрашный появлялся редко. Остальным он не доверял, но все терпел. Не слушаться ведь нельзя, накажут. Еще пока ни разу не наказывали – потому что он ведет себя очень тихо, послушно и вежливо. Однажды медицинский осмотр длился очень долго, а потом взрослые что-то решили вместе и, улыбаясь, предложили пойти в такую комнату, где будет окно, и посмотреть, если он захочет, наружу. Да, как в иллюминатор. Мур пошел.
Сначала он напрочь не понимал, что видит – несмотря на то, что на картинках вполне даже отличал «небо» от «травы». Все было сине-зеленым. Залитым золотой светящейся энергией от звезды посреди неба. Он посмотрел на звезду, на кожу людей рядом и понял, почему они такого золотистого цвета. Минут через десять его мягко увели от окна. Ноги подкашивались, это заметили и тут же уложили в постель. Он уснул, и ему снилось окно и звезда в голубом небе. Вот бы научиться делать такие окна самому: раз, и открыл окно из скучной белой комнаты куда-нибудь наружу, где все разноцветное… И живое… И звезда, такая добрая… Которую зовут «Всегда». У него поднялась температура. Врачи беспокоились, а он лежал, не шевелясь, притаившись сам в себе за закрытыми глазами, и думал о звезде по имени «Всегда», которая светит там где-то за стенами сверху, и том, как делать окна. Мутило и хотелось пить. Открыть окно отсюда… в какое-нибудь другое место… Чтоб вот прямо в стене открылся проем, и сквозь него видно и звезду «Всегда», и все совсем-совсем другое, какое-нибудь хорошее… Он открыл глаза и увидел в белой стене напротив кроватки окно в чудесное и золотое, где не страшно! Увидел! Вскочил, хотел побежать туда, посмотреть – и мягко накрыло густой тьмой.
Проснулся через много часов. Никакого волшебного окна. Скучная белая стена. Няня, завтрак. Врачи, осмотр. Книжки, игрушки. Новый набор картинок с растениями, и он учил: вот ель, пальма, капуста, фиалка, осока. Скучно. Через два дня он не выдержал и тихонько спросил у няни, как надо себя вести и что еще выучить, чтоб разрешили снова посмотреть в окно. Няня побежала к докторам. Те вдвоем пришли за Муром, отвели в комнату с окном. На этот раз можно было смотреть дольше. Только плохо видно, потому что нос чуть выше подоконника. Но Мур уже различил в пестроте жизни снаружи деревья, их ветки и форму. Осина. Ель. Еще ель. Сосна. Эта, как ее… Береза? Облака, бело-серые на прекрасном и далеком голубом. Когда увели от окна, пошел лег в кроватку, свернулся клубком, спрятавшись сам в себе. Вот правда, как было бы хорошо не просить позволения посмотреть в окно, а открыть свое… Или лучше – не окно, а дверь. Выйти наружу. И убежать туда. От них – от всех. К звезде по имени «Всегда».
…А когда бабуля поутру разбудила, за окном была та же темень, что вечером. Только метель стихла. На завтрак дали такие гречневые блинчики, что Мур едва вслух не замурлыкал – и еще добавку принесли. Но хорошее настроение прошло, едва в кафе вошел маленький мальчишка в белом. Худой, чуть пониже Мауса, рыжий, сердитый, с серебряными буковками ТН на рукаве белой курточки. Нави. Таймнавигатор. На Мура едва глянул, сел поодаль. Принесли блинчики – отодвинул. Принесли кашу – отодвинул. Когда Мур выходил, рыжий капризно отодвигал тарелку с запеканкой. Что ж, имеет право на капризы… Наверно.
Мура на полдня уложили в устройство, похожее на ротопульт, и загрузили заданиями на реакцию, координацию и прочее – выпустили, только когда бок разболелся. Мышцы отвыкшего тела плакали и дрожали, и было трудновато дышать. Но отдохнуть не позволили. Дали стакан молока, надели на башку тяжелый шлем, уложили в темной комнате и напали с тестами, логическими головоломками и каверзными задачками. После обеда – Мур еле заставил себя доесть хотя бы супчик – опять врачи, опять исследования, и куда только не засовывали его башкой, заставляя решать головоломки, слепя вспышками, вкалывая какие-то препараты в вены… Мура мутило, но он терпел. Потом взяли пункцию спинного мозга, дико больно, но перетерпеть можно. Вот только эта процедура напомнила такие подробности из прошлого, что его будто надгробием придавило. Близнецы тоже… Каким только его исследованиям не подвергали… Да и о недавнем, о госпитале, тоже есть, что вспомнить…
– Мурчик, да ты что, – подошел к нему от приборов врач. – Загоревал так – зачем? У тебя все в порядке со здоровьем.
– Надеюсь, – Мур покосился на приборы. Выбросы нейромедиаторов всегда его выдавали, даже если по лицу ничего не видно. – Уже можно встать?
После ужина опять надели на голову шлем, правда, полегче, и ввели в виртуальную игру, красивую, безумно интересную, трудную, каверзную. Мур знал, что в игре он выдаст все свои потаенные особенности психики и ума, но играл честно, старался. Полночи снились все эти закоулки игры, летающие острова и мягкие облака – он проснулся оттого, что сильно замерз, особенно голая голова, уши как ледышки. За глубоким окном комнаты шел снег. Ночь, полюс, холод. Мур завертелся в одеяло с головой, закрыл ледяные уши ладонями и дышал в коленки, чтоб согреться. Без толку. Болели спина, бок и исколотые руки. Да еще пришлось встать и выйти в туалет. Возвращаясь, он заметил, что из темного проема в какой-то другой мир веет теплом, и не выдержал, остановился погреться.
Оттуда пахло летней ночью, водорослями, сырым песком, слышался отдаленный шум прибоя. А правда, поплавать бы в теплой соленой водичке, ведь, как из госпиталя вернулся, там в школе еще и ни разочка выкупаться не успел. Он оглянулся на дверь – может, за ним и сейчас наблюдают? Зачем? Вздохнув, он улегся было. Холодно… Одеяло легкое, не греет… В полумраке он видел свои летние сандалии на полу у шкафа. Проем в лето начал потихоньку светлеть – там скоро рассвет. Совсем близко, будто в комнате, сонно чирикнула птичка. Мур сам не заметил, как оказался на ногах. Штаны, сандалики… Он только до моря и обратно!
Море!
Завтрак ему особенно понравился – после купанья-то. Уж накупался он вволю, повалялся в теплом бархатном песке совсем крохотного островка, погрелся под лучами раннего солнышка, поиграл с ракушками, потом опять накупался, и, когда вернулся, оказалось, что спать уже и некогда. Он даже в душ сбегать не успел, и теперь боялся, что все унюхают, как от него пахнет морем.
В холле его ожидал Игнатий. Мур остановился и чуть поклонился. Игнатий, без улыбки, задумчиво кивнул, оглядывая его; поманил к себе.
– Иди сюда… Капюшон сними. Наклонись… Ниже… И правда, соль и песок в башке… Что, Мурчик, живешь полной жизнью?
Мур не знал, что ответить. Не хотелось выкручиваться. Но и правду – как сказать… Он уставился в пол. Игнатий вздохнул:
– Молчишь… Тебя, дорогой, с первого мига, еще на Ореаде, взяли под плотную охрану. Это предполагает, что с тебя глаз не сводят вообще… Ну разве что когда ты направляешься на горшок. Вот так отвели глаза ночью – и потеряли сокровище… Часа на три с половиной. Но я, в общем, верил, что ты вернешься. Спасибо, что не подвел. Что имеешь пояснить?
– Что… Прямо тут? – Мур, надевая капюшон, оглядел холл. Мимо спешили врачи, а со стороны, прислонившись к стене, мрачно и холодно смотрел Тарас.
– Идем, – Игнатий двинулся так быстро, что Мур поспешил за его креслом почти бегом. – Опять поговорить пора… О многом.
Мур не знал, как себя вести, поэтому вел, как велели: шел, куда направлял Тарас, сел, куда он показал. Полутемная комната без окон с ярко освещенным столом, пустая, выстывшая, слегка напугала. Это что, кабинет Игнатия? Мур смирно сидел на деревянном неудобном стуле и боролся с нарастающим страхом. Тарас придвинул стул и сел совсем рядом. Не доверяют… И зачем он поддался тоске и попросился «в дело»? Правды захотел? Стать собой захотел? Жил бы в школе у теплого моря… Особого мягкосердечия в Игнатии никогда не замечалось, а сейчас он, как обещал, запросто вскроет Мура. Как консервную банку. Нужно собраться с духом.
– Почему убежал? – хмуро спросил Игнатий.
– Замерз.
– …Замерз?! Убежал потому, что замерз?
Мур промолчал.
– А сейчас-то чего боишься? – выждав, спросил Игнатий, перебирая полупрозрачные, посверкивающие непонятными символами ленты и квадраты документов на большом столе. – Я уж было порадовался, что ты ведешь себя открыто, разговариваешь со мной… Неужели начнешь отпираться ото всех способностей, что мы в тебе заподозрили?
– Хочу, – проворчал Мур. – Но не буду.
– Эта способность исчезать… – Тарас был зол, но спокоен. Это пугало больше, чем если б он ругал. – Нет, Игнат, его пора под прямую охрану. Я за это утро чуть не поседел. Где ты был?
– Купался… Я не хотел… Сбегать, – Мур съежился.
– Но сбежал. Мы ведь знаем, что это за навык, – сказал Тарас. – Это порталы. Таких, как ты, гонцов – полно. Шныряете из одной точки пространства в другую. Мы подозревали раньше, но ты всегда был такой вялый, никуда не исчезал, ни к чему не стремился. Думали, на такое у тебя нет сил.
– Но сегодня ты себя выдал, – добавил Игнатий. – Может, нарочно? Мол, смотрите, что я могу?
– Нет. Просто забыл сделать петлю.
– Что?
– Ну, вернуться в ту же секунду, что ушел.
– Лихо, – большие переглянулись. – Так ты и раньше… Гулял? Ну, вот в школе?
– До болезни – да. После… Что-то некогда было. А пока болел – нор не было.
– «Нор не было»… А сейчас, полагаю, есть?
Мур кивнул:
– Да. Ну и что? Я же не собираюсь сбегать насовсем.
– А если ты передумаешь? – нежно до жути спросил Тарас. – Как мы сможем тебе помочь, если в любой миг можешь исчезнуть неизвестно куда? Ну, расскажи хоть, куда тебя уносит. На Архипелаг?
– Нет.
– Куда же?
Мур молча пожал плечами.
– Лучше сам расскажи, – сказал Тарас. – Мы не имеем права тебя терять. Ты должен быть под присмотром всегда.
Мура замутило. Игнатий долго молчал, наконец заговорил хмуро:
– Слушай внимательно. Ты вправе проживать такую жизнь, какую хочешь и где хочешь. И сперва ты, в общем, был настолько… Вялым, жалким, замкнутым, что особого интереса не представлял. «Провал проекта», помнишь? Инвалид. Моя задача была – поберечь, поддержать. Хотя бы жизнь тебе продлить, насколько возможно. В тебя никто больше не верил, даже те, кто тебя создал. Если б ты смылся… Ну, пожали бы плечами и забыли. Мол, живи как решил. Но – обстоятельства сразу изменились, когда ты сказал, что хочешь жить по правде. У тебя сразу появилось будущее. Хотя ты все еще… Очень, очень слабый. Уязвимый. Поэтому тебя нельзя оставлять без присмотра. Тебе надо помогать и растить с заботой. Чтоб ты развивался до своего максимума. А не бродяжничал по пляжам. Ох, Мурашка… А ты все еще этого хочешь? Правды?
– Да.
– …Замолк опять, – вздохнул Игнатий, выждав полминуты. И снова занялся документами. Прервался: – Мур, ну, может, это ты с нами про эти свои норы говорить не решаешься? Может, будешь говорить тогда с Вуком своим?
– Какой же он мой, – испугался Мур. – Это ж было-то уже сколько лет назад. Какое ему до меня дело. И потом, Вук – это Геккон; если я не интересую Геккон, значит, чего Вуку время на меня тратить. Я ему не нужен.
Игнатий и Тарас переглянулись. Тарас спросил:
– Может, лучше поздно, чем никогда? Может, тебе надо с ним встретиться?
– Зачем? – совсем струсил Мур.
– Поговорить, – хмыкнул Игнатий. – С нами-то не хочешь.
– Хочу. Но боюсь. Вука – тем более. Вы б еще Юмиса позвали.
– Ну, что ж с тобой поделаешь… – Игнатий потер глаза и лоб. – А Юмис сам приходит. Если ему интересно. Думаю, ему правда интересно, что у него в твоем лице получилось.
– Игнат, не пугай ребенка еще больше, – вмешался Тарас.
– Хватит воспитывать, пожалуйста, – попросил Мур. – Я сам скажу… Норы эти… Ну… Да, я выхожу из этой точки пространства, – вдруг сказал правду Мур и стал невесомым от ужаса. Но подумал про Юмиса и успокоился. Юмису нужно, чтоб он умел шмыгать в норки? Раз он таким его создал? Он будет. Если Юмис не отдаст его обратно Близнецам. Все что угодно. Только не Близнецы. – Вот как ночью. Замерз, а оттуда – тепло, да еще море шумит… Я и не выдержал, убежал купаться. Обычно я выдерживаю. Могу даже не смотреть… Что б там ни было… Интересное. Но обычно там мало интересного.
Игнатий собрал все документы в стопку, отложил:
– Мало интересного?
– …Вселенная прекрасна, – тихо сказал Мур. Взгляд Игнатия успокаивал. – В детстве я даже думал, что это – дверки в сказки. Но там – просто жизнь. Вряд ли даже это другие миры. Другие планеты – да, это я проверял.
– Другие планеты? – зачем-то переспросил Тарас.
– Ну, кроме Дома – еще легийские, хоть на тот край галактики. Это, в общем, близко. Бездна тоже, вся наша сторона. Еще бывает, что очень далеко куда-то открывается, но… Я теперь не решаюсь, если очень далеко. Или если слишком глубоко по времени. А если долго живешь на одном месте, все проемы стабилизируются; если хоть по разочку заглянуть – вообще как на якоре стоят. Можно гулять… Главное – на той стороне не потеряться и вернуться петлей, чтоб Сеть не засекла и вы не заподозрили, – Мур перестал удивляться, что так легко говорит правду. – Я много где побывал. Почти на всех годных для человека планетах. И у меня бывало много… Приключений. Разных.
– Опасных? – Тарас протянул свою медвежью руку, будто хотел зачем-то потрогать Мура за капюшон, но не стал, только положил ладонь на спинку его стула. – И часто?
– Риск есть всегда, – пожал плечами Мур, покосившись на что-то побледневшего Игнатия. – Но я стараюсь ходить только туда, где точно нет людей. Лучше бродить по лесу, рыбу в речках ловить, спать в траве… Ну, и все такое.
– Кто тебя научил выживать в природе?
– Сам потихоньку научился. В лесах ведь хорошо. Я ведь и впервые ушел в детстве именно в лес. Когда с Геккона наконец-то отправили вниз, то по каким-то там правилам адаптации вообще не пускали наружу. Но это ведь был дом с окнами. Я тогда первый раз и окна-то увидел. А там за окном – лес, деревья. Очень красиво, но туда нельзя. И тогда я себе сам… Мечтал: чтоб взять и открыть прямо в белой стене окошко… А оно взяло и открылось. Само. А там – ЛЕС. И я ушел. Сразу.
– Знаю, – хмуро сказал Тарас. – Исчез бесследно. Босиком ушел – сандалики у кроватки остались… Я видел. Думали даже, что тебя Близнецы забрали обратно. Или Вук, или даже сам Юмис куда-то дел. Вук нашел след от портала… Тогда и заподозрили, что ты гонец. Но искать тебя… На Вука было страшно смотреть. Долго считалось, что ты погиб. Вероятность самостоятельного выживания – ноль.
– Инстинкты, – пожал плечами Мур. – И… Там в ЛЕСУ было всегда тепло. Не страшно. Очень… Очень красиво. Ел сначала только ягоды и орехи, которые на картинках раньше видел. Еще там яблоки… Ночью звезды громадные. Немного, но зато такие!!… Тишина, никого нет, даже белок каких-нибудь. Я привык к деревьям, к небу… Там-то было безопасно. Трудности начались, когда я сдуру в другой портал вышел. Там тоже был лес, но настоящий, обычный. По ночам холодно, насекомые, ежики, змеи… Дожди. Осень. Страшно и есть почти нечего. Так что впервые-то я недолго бродяжничал, я заболел и вышел в портал к людям. В первый же город. Там была зима… Но у меня уже не было сил искать другой проем. В общем, я спер в магазине куртку, меня поймали и как беспризорника пристроили в приют. Так я научился жить среди людей тоже. А потом вы меня из приюта забрали, и я снова сбежал.
– Тогда никто не знал, что это ты, – словно бы через силу сказал Игнатий. – Это ж было за полвека до твоего рождения. Никто даже не понял, что ты за существо… Как ты ориентируешься во времени?
– Надо знать, где звезда по имени «Всегда», – пожал плечами Мур. – Это не сложно. Но это я теперь умею, не так давно. А сначала я про эту звезду почти ничего не знал, хоть и сам ее придумал, и просто старался убежать как можно дальше от своего времени. И от Дома. Поэтому ушел далеко. Очень. Еле выбрался потом в свое время.
– Тебе удалось невозможное.
– Это простые расчеты.
– Простые для навигатора. Не искали мы тебя. Очень долго не искали, – мрачно сказал Тарас. – Никто не верил, что ты жив. Пока ты сам не объявился в приюте на Айре, и уже такой – ростиком побольше, крепкий, дикий, недоверчивый. Но опять не в своем времени, и мы уж только потом вычислили, что это был ты. В тот раз с тобой опять не сумели поладить. Забрали из приюта, напугали, и ты опять исчез. Говорят, стащил одеяло и детский учебник… Юмис был в ярости. Вот тогда и начался поиск. Да только как найдешь… И никому в голову не пришло искать тебя в Доменах. Не говоря уже о Бездне. Таких гонцов – нет. То есть не бывало.
– Мур, ты видел порталы, когда еще воспитывался на Гекконе? – спросил Игнатий.
– Нет, не видел. Не умел. Порталы в космосе открываются трудно. Позже-то я мог и на ходу, с более-менее большого корабля открыть, но они очень нестабильные, мгновенные, прыгать в них, когда не видишь, куда летишь, да еще с риском раскромсаться на два куска… Или в атомарную пыль… Тогда я еще думал, что мне нужны корабли. Не верил порталам, вернее, не очень умел ориентироваться, особенно в пространственных слоях.
– Какая-то у тебя нездешняя физика.
– Я мало знаю, чтоб толком в ней разобраться, – пожал плечами Мур. – А с норами и лазейками все началось в том доме в лесу. С перепугу, я думаю. Хотя и раньше, из таймфага, я видел… сам не пойму что. Такие искры, которыми эти проемы оборачиваются в яви. Эти искры будто прожигают мозг, когда так велика скорость. В стабильной системе, на большой планете, искры превращаются во что-то вроде сосудов. Но перемещение по ним мгновенно. Это такая… Невидимая сеть капилляров, которая пронизывает все пространство. И все время. А вы знаете еще таких людей, кому эти проемы открываются?
– Мур, обычно гонцы перемещаются в пределах ста-ста двадцати километров. Кто посильнее – в пределах материка. Юмис может перемещаться по всем своим планетам. Но – навылет через космос… На страшные расстояния… Запредельно. Да еще через время? Таких не бывает.
– То есть это мы так думали! – хмыкнул Тарас. – Потому Служба столько раз и упускала тебя прямо из рук. Мурашка, да как же ты уцелел вообще… Котенок бестолковый? Как же ты один со всем этим? Без помощи, без подстраховки, один… Не пропал, не заблудился…
– Заблудиться можно в два счета, – Мур поправил капюшон. И на всякий случай покрепче застегнул его под подбородком. – Но, во-первых, все порталы обычно открываются в такие места, что мне… Ну, как бы подходят. Где легче. Или о которых я мечтаю. Всегда с подходящим составом атмосферы. Во-вторых, я никогда больше не ухожу на той стороне далеко. Не заигрываюсь с пластами и лентами времен. Слежу, где звезда Всегда.
– Ах да, звезда Всегда, – хмыкнул Тарас. – Такая разве есть?
– Есть. Я придумал ее, а потом оказалась, что она на самом деле есть. Я ее нашел. Она равна самой себе во всех временах. Вроде оси сквозь Бездну. Если чувствуешь ее – никогда не собьешься с курса.
– Как можно чувствовать звезду?
– Они же излучают полно во всех диапазонах, – удивился Мур. – Воют или скрежещут. Иногда поют. Я в таймфаге это все различаю и использую. Но звезда Всегда – она живая. Я с ней даже говорил.
– Живая говорящая звезда? – усмехнулся Тарас.
– Мурашка не сумасшедший, – посмотрел на него Игнатий. – Это Юмис воткнул посреди Бездны такой маяк в виде звезды. И с разумом такого маяка вполне можно общаться. Но если только ты – наш тайм-навигатор последних поколений.
– …Я это себе по-другому объяснял, – беспомощно усмехнулся Мур. – В общем, я чувствую, где Всегда. И никогда не прохожу во вторые проемы, если не увижу звездного неба и не пойму, где я и когда. А то однажды заблудился… Мало не показалось. Тогда-то я и решил вернуться.
– И это, похоже, было непросто. Дикие флоты, да?
Мур кивнул:
– Дикие флоты – тоже. Расстояние – не так сложно. В конце концов, я всегда почти мог попасть на Айр, в леса за Лигоем. Там кедры, орехи. Ягод много. Змей, волков, ехидн каких-нибудь – нет. Безопасно. Всегда можно отдышаться, прийти в себя… Сложно – попасть в правильное время. Сначала я от страха так все запутал, чтоб Близнецы не нашли, что сам перестал понимать, в «когда» я. А в не своем времени все как будто понарошку, тоскливо, муторно, одно только хорошо: Сеть меня не видит. И Служба тоже. Как будто я невидимка. Так что домой, но не в свое время возвращаться – это не домой. Не вжиться никак… А когда наконец нашел истинное время, свое, то это оказалось очень далеко от Дракона. Можно, я не буду рассказывать? Дальше – тупые, бессмысленные приключения. Пустая трата времени и сил.
– Резкая оценка. Значит, ты решил вернуться домой для того, чтобы жить по правде?
– Я перестал расти. Во всем нормальном мире существ моего роста никто не принимает всерьез.
– Даже в Бездне нави из Дракона – существа, о которых все слышали, – сказал Тарас.
– Но никто сразу не верит, если говоришь, что вот он ты, навигатор, – усмехнулся Мур. – К ротопульту еще надо попасть. В Доменах, конечно, проще, а Дикие флоты сами навигаторов и бустеров перекупают, крадут… И вообще разбираются в скоростях. Там-то, на Навете, сразу поняли, что я пилот. Но… В общем, мне быстро стало ясно, что мое существование и какой-нибудь труд будет иметь смысл только там, где меня такого создали. И захотелось Домой. Как колдовство какое-то. Решил: вернусь честно. Сразу скажу, кто я. И если меня Близнецы сразу заберут и попробуют прикончить, я убегу ведь все равно, через первую же нору, и тогда уж – безвозвратно.
– Ах, Мурашка, Мурашка… А сейчас у тебя есть какой-нибудь проем?
– …Пять, – повертев головой, ответил Мур.
– …Сколько?!
– Пять, – повторил Мур. – Один – на Айр, три – не знаю.
– А про Айр почему знаешь?
– Там воздух особенный. Я там часто бываю. И там сейчас осень. Пахнет… Кедрами и мокрыми осинами. Да это ваш проем, он за вами тянется, как я вас увидел в холле. Понимаете, люди, недавно переместившиеся на большое расстояние, тянут за собой что-то вроде следа. Если мне интересно, откуда они, проем стабилизируется.
– Невероятно.
– Но вы не удивлены.
– Нет. Я – поражен. Мне неизвестно, чтоб были… Прецеденты. Такие расстояния…
– А чем вообще гонцы занимаются? Они тоже видят проемы и перемещаются по ним? Что-то вроде секретной фельдъегерской службы?
– Мурашка, да нет таких гонцов, как ты, – с усмешкой кивнул Игнатий. – Самые гениальные могли перемещаться в пределах одной планеты. Трудно поверить…
Мур поднялся и пошел в сторону проема на Айр. Игнатий и Тарас не подумали его останавливать. Либо не верят еще, либо – наоборот… Не оглядываясь, Мур вошел в душистый и светлый, пахнущий кедрами и ночным дождем мир Айра: раннее утро. Осень. И никого вокруг. Рассвет. Знакомый лес над широкой рекой. Мур подошел к обрыву, обнял добрый громадный кедр и прислонился лбом. Жаль, что долго тут быть нельзя. Не надо, чтоб Игнатий волновался. Он еще посмотрел, как в лесных далях, синеющих за рекой, розовеют под встающим солнцем белые строения Венка, как медленно-медленно, качаясь будто золотая лодочка, падает с березы лист. Тут осень. Что же им принести в доказательство, что он тут был? Осенние листья? Он посмотрел вокруг – а под ногами-то сколько шишек… Кедры и кедровые шишки были одним из символов этой покрытой густыми лесами планеты. Он и сам их любил. Подобрал шишку, свежую, смолистую, понюхал, ежась от удовольствия, спрятал в карман для себя, поднял еще три штуки покрупнее.
Шагнуть в полутемный проем, из которого тянуло искусственно согретым воздухом, было неприятно. А раз неприятно, пришлось прикладывать усилие. Когда он вошел, то едва не столкнулся с Тарасом. Тот молча отступил, цепко разглядывая его, потом очень осторожно снял с плеча Мура крошечный желтый в коричневом узорчике березовый листок и убрал в маленькую коробочку. Мур усмехнулся и протянул ему одну из шишек. У Тараса расширились зрачки. Он взвесил шишку на ладони и прошептал:
