Ольга Андреевна Муравьева
Мармеладный тест
– Это кто же тебя таким словам научил, а? Кто дома матерится? Мама? – допрашивала меня Евгения Константиновна уже при маме, которая приехала на дачу в субботу навестить меня. – Или может быть, папа? Бабушка?
Я молчала и лишь отрицательно мотала головой на каждый её вопрос, а мама стояла напротив, и я видела только подол её розового летнего платья и босоножки на высоких каблуках, потому что боялась посмотреть ей в глаза. Однако, когда я, наконец, подняла взгляд, я поразилась: и мама, и Евгеша улыбались, да просто едва сдерживали смех. Смешно им было. Никому и в голову не пришло поинтересоваться, почему я стала выражаться плохими словами… Никого не волновало мое душевное состояние. Мама вручила Евгеше пакет с моей чистой одеждой и бельем, скормила мне клубнику с сахаром из стеклянной банки и снова уехала.
А мне уже совсем не хотелось оставаться на этой дурацкой даче. Хотя начиналось всё так замечательно… В первый же день после приезда воспитатели повели нас на прогулку в самый настоящий лес, и там я впервые в жизни увидела самые настоящие грибы. До этого я видела их только на картинках в книжках, а еще – когда родители водили меня в ТЮЗ на спектакль «Приключения Сыроежки». И теперь, здесь, в июльском лесу я увидела эту милую Сыроежку собственной персоной: в кокетливой, нежно-розовой шляпке…
Вскоре – ещё одно чудо: перед нашим корпусом был сделан большой бассейн, и в одно прекрасное утро на дачу приехала чья-то бабушка – скульптор по профессии, и под её руководством рабочие стали выкладывать стенки бассейна цветной мозаикой. Когда они закончили, и бассейн, наконец, наполнили водой, весь яркий мозаичный подводный мир ожил: водоросли и осьминожки, морские звезды и морские коньки, медузы и крабы, и, конечно, рыбки всевозможных форм и цветов, – все, казалось, шевелились под толщей прозрачной, пронизанной солнечным светом воды. На следующий день, после полдника, нас запустили в этот бассейн купаться. Боже! Я просто задохнулась от восторга, спускаясь по лесенке в тёплую, играющую золотыми бликами воду, – к этим замечательным морским обитателям. Плеск, смех, радостные взвизгивания… И тут – громкий, перекрывающий весь детский гомон голос воспитательницы:
– Та-ак! Кто намочит свою панамку, сразу же выйдет из воды!
Вода в бассейне доходила нам всего до пояса, и надо было очень уж постараться, чтоб намочить панамку. И я подумала, что уж я-то точно её не намочу. Но я и глазом моргнуть не успела, как чья-то рука мелькнула почти у самого моего лица, и сорванная с головы панамка – уже в бассейне, уже набирает влагу, темнеет, тяжелеет и медленно-медленно начинает опускаться под воду….
– Воробьёва! Сию же минуту вышла из воды и села на бортик!!!
Я покорно подчиняюсь. Сидя на нагретом солнышком бортике и купаясь уже в собственных слезах, потоками льющихся из глаз, я старательно выжимаю и расправляю панамку, в надежде, что она быстро высохнет, и мне снова можно будет вернуться к крабикам и звёздам. А ещё – сквозь пелену слёз я всматриваюсь в счастливых купальщиков, пытаясь понять, кто же сделал мне такую пакость. Противный белобрысый мальчишка – лицо совсем незнакомое – смотрит на меня из воды и кривляется, как макака, а рядом с ним хихикает Леночка, которая, судя по всем, и вдохновила героя на сей славный подвиг. Смотреть на них мне противно, я опускаю голову как можно ниже, и одна лишь мысль, странная, отчаянная, вертится в мозгу: «Ах, если бы вернуть всё назад, всего на минуту назад, и успеть – заметить, отойти, оттолкнуть, отобрать, …не дать случиться тому, что случилось…Если бы!». И впервые в жизни – осознание, горькое-прегорькое: «Нет, вернуть ничего нельзя. Что случилось, то уже случилось. Ничего не изменишь». Эти отчаяние и горечь намного сильнее, чем ненависть к Леночке. Осознание необратимости событий – новый страшный инсайт в познании мира… И с ним надо как-то справиться, как-то смириться.
