Ольга Александровна Помыткина
По секрету всему свету
И Олесе, видимо, тоже, она то и дело поглядывала на сидевших, точно кого-то искала.
Мне по-прежнему хотелось вернуться домой. И я обратилась к подруге:
– Что-то мне здесь совершенно неинтересно.
– Давай еще побудем немножко.
– Кого ты все ищешь взглядом? – прошептала я.
– Да так, знакомых.
– А кого? Мы же не будем здесь весь концерт стоять.
– Да, щас. Подожди меня здесь, я приду. На магнитофон. – Олеся кому-то улыбнулась из присутствующих, стоящих на другой стороне и удалилась.
Девушки допели и покинули сцену под бурные аплодисменты. Нарядная и симпатичная молодая женщина объявила следующих участников. Два высоких парня вышли на сцену с гармошками, сели на стулья и заиграли. Но микрофон начал часто отключаться и греметь, и поэтому слышимость была неважной. Но, парни не обращали на это внимания и продолжали играть веселую музыку. Среди зрителей начались возмущения, некоторые вставали и уходили, видимо, потерявшие интерес к концерту. Я села на свободное место с краю, положила на коленки магнитофон и стала искать глазами подругу. Но ее нигде не было.
«Еще этого мне не хватало».
Рядом со мной встал парень лет двадцати и стал проявлять ко мне интерес. Он поглядывал, то на меня, то на сцену. А я косилась на него и только думала об одном: скорее бы пришла Олеся, и мы бы покинули это неспокойное и неинтересное место.
Уже закончили играть гармонисты, вышли клоуны и стали смешить народ. Но мне было совершенно не до смеха. Парень продолжал на меня поглядывать. Он был высок, худощав, с большими глазами и с выпирающими скулами. И кроме того, он был пьян.
Я встала и пошла в ту сторону, куда ушла Олеся. Парень пошел за мной.
– Девушка, а можно с вами познакомиться! – развязно произнес парень неприятным голосом. А я вспомнила красивый тембр Андрея и мне стало тоскливо.
Я очень быстро направилась в сторону выхода, оборачиваясь по сторонам. И, буквально, налетела на юношу в синем костюме. Каково было мое удивление, когда я узнала в нем родственника Андрея, двадцати пятилетнего Василия.
– Ой, вы отдавили мне ногу! – взвыл юноша.
– Ой, извините! – сочувствующе произнесла я.
– И здрасьте! Вот не ожидал такой встрече!
– Здрасьте! – растерялась я.
Парень, преследовавший меня, пошел в другую сторону. Я с облегчением выдохнула.
Василий хотел что-то спросить, но я заторопилась к выходу. Мне не хотелось с ним общаться. Я подумала, что если он расскажет Андрею, то плохая репутация мне обеспечена.
«Пусть только вернется Олеся, уж я ее отругаю. – Я и не думала, что моя давняя подруга решила таким способом мне отомстить за мою дерзость. И вообще, последнее время она стала какая-то странная: смотрит на меня с обидой, косо, сделала прическу, наговорила про меня ерунды своей бабке. А может она влюбилась в кого-то из мальчиков. Может в Женю? А может в Андрея? Да нет, она еще ребенок».
Я решила вспомнить себя в 12 лет. Какой я была и о чем думала. И влюблялась ли я в 12 лет?
Точно, влюблялась в четырнадцатилетнего Антона, который учился с моей сестрой Варей. Варя дружила с ним. Он частенько приходил к нам в гости, и они с сестрой отправлялись на прогулку. Я следовала за ними тайком, прячась, где придется, чтобы они меня только не заметили. Стояла осень. Снега еще не было, но холодная, сырая погода портила настроение. Особенно мне, прыгающей по лужам и по грязным дорогам. А молодые просто гуляли и болтали. Частенько я слышала Варин смех и завидовала, что весело сейчас не мне, а ей, влюбленной и счастливой. Но
тогда мне совсем не нравился Антон. Просто мне тоже хотелось подружить и узнать каково это – встречаться с мальчиком.
Меня хватало ненадолго, я возвращалась домой продрогшая и расстроенная. А где-то через час приходила Варя и сияла.
Так продолжалось почти месяц. Антон приходил, конечно, не каждый день, но я уже к нему привыкла и ждала его вместе с Варей. Она, чтобы пойти с ним гулять, а я, чтобы тоже гулять, но только тайком.
Я видела его в школе, здоровалась. Он говорил мне: «Привет!» А я, взволнованная, радовалась ему. Антон не был красавчиком, а даже наоборот… Но в нем было что-то притягательное, приятное. И потихоньку он начинал мне нравиться.
И в конце-концов я влюбилась. Но сестре об этом не сказала, а разболтала о чувствах своей соседке Лене, однокласснице Вари. Лена посоветовала написать ему записку с признанием в любви, тайком от сестры. Я сначала робела и сопротивлялась, но потом написала. И соседка пообещала передать записку прямо в руки Антону.
Я писала: «Я тебя очень люблю и хочу с тобой дружить. Ольга». На что я вообще надеялась: на то, что он будет дружить с нами по очереди или вместе с обеими. Глупо и отвратительно.
Но через два дня я увидела в своем дневнике маленький листочек бумаги, аккуратно вырезанный. Там было написано: «Оленька, я тебя тоже очень люблю. Давай дружить. Антон». Меня это записка сначала сильно обрадовала, а потом насторожила. Во-первых, Антон не мог ее вложить сам, это понятно. А Лена передала бы, так сказать, из рук в руки. Зачем надо было вкладывать этот листочек в дневник. Кто это сделал? А может быть Антон сам решил вложить, чтобы не узнала Лена. Я терялась в догадках.
Но все же я спросила у Лены:
– А тебе Антон ничего не передавал для меня?
– Нет, а что? – как-то странно улыбнулась соседка.
– Да так, ничего.
Но во мне что-то дрогнуло. Мне показалось, что она врет.
Я долго думала и надумала такую штуку: «Антон ветреный и наглый тип. Как он может признаваться мне в любви, так как дружит с моей сестрой». Ведь я все-таки больше склонялась к версии, что записку написал именно он, а не Лена или, кто другой.
Постепенно я разочаровывалась в Антоне. И именно из-за этой записки.
А когда он перестал к нам приходить, я и вовсе к нему охладела.
Оказалось, что Варе тоже он разонравился. Она сказала, что он ветреный и хитрый, и что уже встречается с другой девочкой. Неужели это написал записку он или так пошутила Лена? Кто же?
Я направилась в сторону дома, в надежде, что скоро меня догонит Олеся, и мы пойдем через темный лес вдвоем. Но ее не было. С лагеря слышалась музыка и крики детей. Там было весело, а здесь – страшно. Я остановилась и обернулась назад. Никто не выходил из ворот.
«Где же эта девчонка, как я пойду одна домой».
Мне вспомнился рассказ бабушки о том, что много лет назад в этой местности был замечен волк. И у меня заколотилось сердце. Но, кого мне больше бояться? Волка? Или пьяных мужиков? А может быть приведений?
И тут всплыло еще одно воспоминание. Моя двоюродная сестра Таня, жившая в этом поселке и, которая старше меня на шесть лет, решила с подругами разыграть бабушку Марусю, зная, что летом, в теплую погоду она подолгу сидит на своем крылечке.
Зачем так долго сидит? Уже давно стемнеет, и летучие мыши снуют, оглашая округу тихим свистом, а она все сидит и, видимо, о чем-то своем думает, вспоминает молодость. Вглядывается в прохожих, в надежде, что какой-нибудь знакомый остановится с ней поговорить. Так вот, зная это, они решили над ней подшутить. Взяли белую простынь, свечу и подошли к ограде. Баб Маруся в это время смотрела на березу. Развернули и натянули простынь. Таня взяла свечу, зажгла ее. Подруга взяла белые тапочки и протянула вперед. А Таня, держа свечу и придерживая простынь немного откинулась назад. И вот они пошли. Было такое ощущение, точно плывет по воздуху гроб с телом. Таня, точно лежала в гробу, а подруга несла тапочки впереди. Когда это увидела баб Маруся, она остолбенела, широко открыла глаза и рот. Видя, что бабка вот-вот лишится чувств, Таня перестала фокусничать и крикнула:
– Баб Марусь, это я, Таня!
– Ой, выдохнула старушка. Как я напужалась. – Она какое-то время сидела неподвижно.
Потом они вместе посмеялись.
Не знаю, почему я вспомнила эту историю. Может быть я представила, что кто-то, вот так же разыграет меня: из кустов выплывает простынь, и я лишусь чувств.
Но долго мне страдать одной не пришлось. Вскоре меня окликнула Олеся с незнакомыми девчонками. Я побурчала немного и успокоилась, так как при посторонних не стоило распаляться. Мы пошли домой.
Бабушка меня отругала. Правда, не сильно. Я сказала ей, что мы смотрели у Олеси кино и поэтому я задержалась.
– Ладно, поешь жареную картошку с соленой рыбой и ложись спать. Завтра поговорим, я устала.
– Хорошо.
Я перекусила, убрала со стола и пошла в комнату, где стояла одна кровать, тумбочка и самодельный шифоньер.
Утро началось, почти, как обычно. Баба Шура с шести часов колготилась на кухне, а я спала до десяти. Но несколько раз просыпалась от шума: то, что-то упадет на кухне, то звякнет, шаркнет. Бабушка явно не желала, чтобы я долго спала. Точно она своим шумом мечтала меня разбудить. И ей это удалось. А какой хороший был последний сон про Андрея. Он хотел меня поцеловать, и тут я проснулась. Надела байковый халат, заправила кровать и раздвинула зеленые шторы на окнах да на дверном проеме. Дверной проем заботливая бабушка занавешивала утром, чтобы уличный свет мне не бил в глаза из кухни, когда я лежу на кровати в зале.
– Доброе утро, баб Шур! – произнесла я и зевнула.
– Доброе, доброе! – суетливо ответила она. – Сегодня пятница, надо баню стопить. Я скоро стирку налажу, попросила Колю (сын бабушки, тридцати трех летний парень, женатый и имеющий двоих детей) натаскать воды.
– Да я натаскаю.
– Да куда, я. И в баню надо и так…
– Да, дяди Коли давно не было.
– Вчерась приезжал на мотоцикле, когда ты ушла.
– А, вчера.
Баба Шура вышла на улицу.
Не успела я допить чай, как услышала за оградой мотоцикл. Приехал, значит, дядя Коля. Я быстренько прибралась на столе и нырнула в бабушкину спальню, чтобы переодеться.
Загремели ведра на кухне. Послышался мужской голос и бабушкин.
Я надела спортивный костюм, вышла на улицу и стала смотреть на худенькую и высокую фигуру дяди Коли, удаляющуюся от ворот. Он шел быстро и ловко, слегка размахивая ведрами.
Когда дядя Коля вернулся, на его лице была широкая улыбка. Это был веселый и работящий молодой человек, очень общительный и добрый. Он являлся последним сыном бабушки, которого она очень любила и очень за него переживала. На Щебзаводе жил еще один сын бабушки и дочка. Но они не так часто навещали свой родной дом, как дядя Коля.
– Здрасьте, дядь Коль!
– При-вет! – нараспев произнес он. – Как дела?
– Хорошо!
– Ну и прекрасно!
Когда водой была наполнена кадушка в бане, машинка стиральная на кухне и стальная ванна, помощник завел мотоцикл и уехал домой.
Баба Шура опустила кипятильник в стиральную машину и пошла собирать белье в спальне. А меня она попросила снять постельное белье с моей кровати и надеть чистое. Все это я проделывала без энтузиазма. В мои планы на сегодня не входила уборка и стирка. Обычно, все это делается в субботу, а у бабушки в пятницу. Мне хотелось увидеть Андрея и прогуляться с ним. Может быть вечером, после бани?
Стирка для бабы Шуры являлась долгим и особенным процессом. Она растягивалась на несколько часов и даже на целый день. Так как моя бабушка не только стирала, но и занималась другими домашними делами. Она могла в это время готовить обед, выбегать в огород, пока стиральная машина крутит белье и полоть грядку или тяпать картошку. Потом возвращаться с огорода запыленной, в грязных калошах и, не разуваясь, пройтись по мокрому полу и наделать следов. Так что, уже через час пол на кухне становился заляпан грязью. А сама баба Шура, сильно вспотевшая и мокрая, как лягушонок, шлепала по грязным лужицам на кухне. На мое: баб, давай помогу, она махала рукой и, молча, продолжала свое дело. А когда я все еще стояла у нее над душой, желая чем-нибудь помочь, она говорила:
– Твоя работа начнется апосля – смоешь пол.
– Конечно, конечно! – отвечала весело я, глядя на мокрую бабушку.
Но вымыть пол – это еще пол дела. Ведь за это время бабушка успевала развести грязь на кухонном столе, пробежаться в грязных калошах по залу, забывшись, что она в калошах, и еще заляпать грязными руками шкафы и посуду. Хорошо, если я успевала собрать самотканые дорожки в зале. Так что я знала, что в этот день мне работы хватит надолго. Хорошо, что в обычные дни она не ходила по дому в калошах, а надевала комнатные тапочки.
Когда согрелась вода в стиральной машине, туда полетел кусок хозяйственного мыла и закрутился.
– А ты только мылом стираешь? – спросила я.
– Да, в порошке я на руках стираю, а в машинке мылом. Оно лучше отстирывает и отполоскать его легче. Давай что-нибудь из твоей одежды постираю.
– У меня нет грязного белья для стиральной машины. Я все на руках стираю.
Несмотря на всю суету и небрежность бабушки, белье у нее было всегда чистое и не застиранное. Даже две белые простыни действительно являлись белыми.
Тут пришла тетя Гутя.
– Здрасьте всем! Стирку затеяла, теть Шура?
– Здравствуй, Гутя! Да вот, собралась…
– Здрасьте! – произнесла недовольная я. – «Ее еще тут не хватало».
– Вон внучку заставляй стирать, уже взрослая.
– Да че она там настират! – отмахнулась бабушка.
– Пусть учится.
– Я умею, – тихо сказала я.
– Я вот что пришла…Если Коля приедет, пусть он мне поможет: там у меня петля на двери в бане отвалилась. Мне одной несподручно поправить. А там только прикрутить шуруп.
– Конечно, Гутя, скажу.
Тетя Гутя говорила все, как-то натуженным голосом, точно на выдохе. Она была деловитой женщиной и хозяйственной. Я шмыгнула в зал, чтобы на меня она не обращала внимания и не смогла больно уколоть словом. Я знала, что она это делает ради бабушки и поэтому не обижалась на нее. Но старалась, как можно реже попадаться ей на глаза.
Я услышала, как хлопнула дверь – ушла соседка. Настроение, конечно, у меня не поднялось. Я назвала себя лодырем, так же думает обо мне и тетя Гутя. А ведь действительно, мне не хочется ничего делать. Я все делаю через силу. А неужели есть те, которые любят трудиться. Вот, например, Олеся, она, кажется, любит. А я лодырь. Нужна ли такая девушка Андрею? Конечно – нет. Да и ладно, проживу как-нибудь одна.
– Оля, поди сюда! – крикнула бабушка.
– Да!?
– Там трава в картошке наросла. Пойди, прополи.
– Хорошо.
– Вон калоши мои надень.
– Хорошо, хорошо!
– И надень что-нибудь погрязнее, запачкаешься.
– Да, нормально, не запачкаюсь.
Я заставила себя выйти в огород. Уже июль. Дни летят. Скоро уедет Андрей. А потом уеду я. Мы будем переписываться так же, как я переписывалась с Олесей. Погода сегодня чудесная.
Мне так захотелось увидеть моего нового друга. Может быть он где-то рядом и смотрит на меня. И мне нужно вести себя прилично и работать хорошо.
Баню затопили в пять часов дня. На веревке, во дворе, висело свеженькое белье, обдаваемое легким ветерком. А я уже к этому времени навела порядок в доме. Я постаралась это сделать, как можно быстрее.
Банька у бабушки была особенная. Особенность ее заключалась в том, что она размещалась в земле. Строил дед Иван ее так: выкопал яму, как копают погреб. Только в человеческий рост. И выложил бревенчатый сруб прямо в этой яме. Сделал крышу. А большой предбанник, служивший, и мастерской, и стайкой для кроликов, получился наполовину в земле, с маленькими окошками. Деду говорили родные: «Разве можно баню делать в земле, она быстро сгниет». – «На мой век хватит!» – отвечал дед. Но больше он ничего не говорил, помалкивал. А дело в том, что лес на баню и на предбанник был спилен нелегально. И за это могли хорошо штрафануть. Вот он и решил схоронить баню в земле.
В предбаннике стоял верстак, стол и небольшая железная печь. Висели самодельные шкафы. Под верстаком имелись клетки для кроликов, но уже давно без кроликов, и не чищенные. Кругом пыль, грязь, хлам, ну, как в стайке или сарае. Пол земляной, и лишь из бани до верстака лежала большая чистая плаха. В самой же бане пол был из струганых плах.
Но, несмотря, на всю несуразность, эта постройка мне нравилась. Сидя после бани на верстаке в халате, я разглядывала клетки, шкафы со старыми вещами и инструментами. Мысленно наводила порядок. Что-то выкидывала, а что-то ставила на видное место. А, впрочем, все можно бы выкинуть, кроме верстака. А клетки здесь уже совершенно ни к чему.
Через часок или больше, я пошла в баню. Разделась на верстаке и пробежалась по доске. Сухой жар обдал мое тело, и легкий холодок ушел внутрь. На какое-то время стало приятно и хорошо. Я села на низенькую скамейку, на которой стоял металлический тазик и стала разглядывать бревенчатые стены, печь с бочком, в котором кипела вода. Париться я не любила, как и баба Шура. Посидела несколько минут, поливая на камешки воды, и приступила к мытью. Шампуня у меня не было, и пришлось мыть голову банным мылом. Я знала, что это очень плохо для химии, но купить шампунь в поселке не так просто. Из магазинов здесь: сельпо с продуктами и хозяйственный с товарами, в котором вряд ли можно найти шампунь.
Помывшись, посидев на верстаке несколько минут и одевшись, я вышла на свежий воздух. Легкий ветерочек коснулся моего лица и волос.
«Как хорошо!»
В доме меня ждала Олеся. Они с бабушкой сидели за столом на кухне и пили чай.
Вот уж не думала ее сегодня увидеть.
– Оля, я в баню пошла, – произнесла баба Шура и поспешила в спальню за бельем.
– Хорошо, там не жарко. Я не подкидывала дрова.
– Я и не люблю париться, – сказала старушка и вышла из дома.
– Оля, ты не хочешь прогуляться? Представляешь, мне сегодня позвонил Женя, попросил, чтобы я с тобой поговорила о прогулке. У него такой красивый голос по телефону. Ну, ты пойдешь сегодня на улицу?
– Я даже не знаю, ведь баба Шура мне не разрешает с мальчиками гулять.
– Да мы тут на полянке посидим. А еще мне Женя сказал, что я очень красивая стала с этой прической. Представляешь, я ему, кажется, нравлюсь.
– Это очень хорошо.
– И Андрей на меня очень внимательно смотрел сегодня, когда мы встретились с ним дорогой.
– Андрей смотрел?
– Да и улыбался. Че к чему? Как ты думаешь?
– Не знаю. А когда они придут? И куда придут?
– Они подойдут к нашей ограде через два часа, в девять.
– В девять? Хорошо.
– Я пошла домой. Я приду за тобой в восемь тридцать.
Когда ушла Олеся, я подошла к трюмо в спальне и попыталась расчесать волосы. Но они стали жесткими, а челка стала очень курчавой и тоже жесткой.
«О, господи, еще не лучше… Что делать с волосами?! – у меня даже навернулись слезы. – А парикмахерша говорила, что после мытья курчавость немного спадет… А она только усилилась. И что мне делать, я как баран, – я побежала на кухню к умывальнику. Намочила волосы и снова стала их расчесывать. – Да, что это такое, они не слушаются. Мне не придется идти на улицу. Я же не хочу, чтобы надо мной смеялись. А, где-то у меня были заколки». Собрав волос в тугой хвост и закрепив челку заколками, я стала рассматривать себя со всех сторон. В конце-концов, сделала вывод, что сойдет, так как ничего больше сделать не получается.
Пока у меня было время, я решила полежать на кровати и почитать тетрадь со стихами, которую мне подарила сестра Таня, разыгравшая когда-то бабушку Марусю. Стихи, конечно, писала не сама Таня, а ее подруги. И кое-какие она просто переписала из журнала. Они были про любовь и смысл жизни. Таня жила в своем маленьком домике с мужем и дочкой далековато, поэтому я ходила к ней не так часто. Да и у семейных людей мало свободного времени.
Вскоре пришла баба Шура и легла на свою кровать.
– Баб Шур, хочешь я тебе стихи почитаю?
– Почитай, я люблю стихи, – с радостью согласилась она.
Я присела на ее кровать и прочитала несколько стихов.
– Это ты написала?
– Нет, это написали подружки Тани.
– Какие они молодцы, хорошие стихи. А ты сама пробовала писать?
– Да так, кое-что. Может попробовать, – меня как-будто осенило. – Точно, надо что-нибудь эдакое состряпать. Баба, а можно мы сегодня на полянке посидим с Олесей и мальчишками? – спросила я тихо, но в ответ лишь услышала бабушкин храп. Она уснула.
Пол девятого пришла Олеся. С порога она стала меня громко звать, но я ее быстро пресекла, так как боялась разбудить бабушку. Я полазила в своей спортивной сумке, где лежали вещи и достала спортивный костюм. Переоделась.
– Мальчишки зовут нас на скамейку в ихний двор.
– Да ты что? – испугалась я. – Я не хочу туда идти.
– Пойдем, посидим часок и вернемся. Музыку послушаем.
– Ладно.
Мы вышли на улицу.
При виде Андрея, меня бросило в жар, точно с ног до головы меня окатили кипятком. Андрей тоже был растерян и взволнован, я это сразу поняла.
Шли мы с Андреем молча. Олеся разговаривала с Женей.
И даже сидя на скамейке, я чувствовала напряжение и волнение Андрея. Он больше молчал, а болтал Женя, поглядывая на меня очень внимательно. Даже это заметила Олеся и поджала губки. Потом Андрей меня о чем-то спросил, я взглянула на него и меня опять бросило в жар. Взгляд Андрея был наполнен любовью и в тоже время тоской. Его алые губы припухли, а глаза наполнились слезами. Не отрываясь, он смотрел на меня, а я на него. Мне показалось, что все вокруг перестало существовать, были только мы одни.
– Может мне уйти домой? – обиженно спросила подруга, вернувшая меня на землю.
Я взглянула на Женю и поняла, что он тоже смотрит на меня очень пристально. Я даже растерялась.
– Пойдем домой, а то меня бабушка потеряет, – спохватилась я.
Олеся поспешила к воротам. Я следом за ней. Мельком взглянула на мальчишек. Они, молча, сидели и грустно смотрели на меня. Если честно, я ничего не понимала.
Я видела, как подруга вытирала слезы и торопилась домой. Догонять я ее не стала, дала ей возможность уйти.
Весь вечер я вспоминала происходящее в чужом дворе и мне становилось неловко.
«Как же теперь мне вести себя с Олесей»
Весь следующий день я просидела дома. И Олеся не приходила.
Я попросила бабу Шуру научить меня вязать гольфы с рисунком. Она дала мне спицы, цветные клубочки и потрепанный листочек со схемой, на котором был изображен рисунок в виде крестиков и ноликов. Носки я уже как-то раз вязала.
Баба Шура набрала мне петли и показала вязку. Я вспомнила и приступила к работе. Да так увлеклась, что не заметила бег времени. Мне даже на душе стало легче. Бабушка тоже вязала. Мы сидели в зале, возле окон и молча колупались.
Потом я помыла посуду, пол на кухне, в сенях, подмела крылечко и села на скамейку отдохнуть.
К воротам подошел Андрей. Я даже испугалась, когда, подняв взгляд, увидела его улыбающегося. Просто никак не ожидала его увидеть.
– Привет! Испугал?
– Привет! Немножко. Заходи.
– Давай прогуляемся.
– А.. – растерялась я. «Как мне отпроситься у бабушки. Она расстроится. Ведь она сегодня так рада, что я дома. Ладно, уйду потихоньку». – Давай прогуляемся.
– Можно посидеть у нас на скамейке. Бабушки с дедом нет дома. А Женька у тетки.
– Хорошо.
Мы зашли во двор и сели на скамейку. Маленький домик показался мне каким-то старым и обветшалым. Крылечко покосившееся. Летняя кухня очень низенькой. Собаки во дворе не было.
Мне стало как-то неловко в чужом дворе, несмотря на то, что в доме никого не было. Разговор у нас не клеился. Я не знала о чем спросить и что рассказать. Андрей, видимо, тоже. Мы какое-то время молчали. Я слышала легкое его дыхание.
– Скоро твой отец приедет? – вдруг, спросила я.
– Да, должен, может даже завтра, – сказал он как-то грустно.
– Ты дашь мне свой адрес?
– Конечно, дам.
И опять молчание. Андрей посматривал, то на землю, то вокруг, но только не на меня. От этой неловкости я совсем растерялась. Мне захотелось встать и уйти домой. Я даже разозлилась.
«Зачем ты меня позвал сюда, чтобы помолчать?»
Но молчание наше прервали Женя с теткой, которые зашли в ограду.
– Здрасьте! – поздоровалась я с женщиной средних лет, симпатичной и худенькой.
– Здрасьте, молодые люди! – произнесла весело она. – Что сидите грустите? Пригласил бы гостью в дом чаю попить.
Женя искоса посмотрел на меня и нырнул в летнюю кухню. Он даже ничего не сказал. А Андрей как-то строго взглянул на него.
– Нет, спасибо, – отказалась я.
Андрей молчал. Его лицо стало каким-то бледным.
Женщина зашла в дом.
– Я, наверно, домой пойду, – сказала я.
– А я тебя провожу, – сразу предложил мой друг.
– Нет, не нужно, я сама дойду.
– Хорошо, – как-то холодно произнес он.
«Да ну тебя, тоже мне, джентльмен» – эта выходка меня очень расстроила.
Я шла дорогой и все думала, зачем я вообще пришла сюда. Так хорошо заканчивался день и на тебе…
На следующий утро приехал отец Андрея на машине «Жигули». Я увидела ее во дворе, когда ходила за хлебом.
«Он же уедет скоро. Мне же надо взять его адрес. И как это сделать?» – я запаниковала.
Олеся ко мне не приходила. И тогда я пошла сама к ней.
Я подошла к воротам и стала кричать. Ворота открыл ее брат, не высокий, худощавый парнишка с русыми волосами. Мне нравилось то, что он был всегда в хорошем настроении и улыбался.
– Здрасьте! – поздоровалась я.
– Приветики! Проходи, Олеся в огороде.
Моська заворчала, но не вышла из будки. Я прошла в огород. Олеся полола грядку.
– Привет!
– Привет! – ответила грустно она.
– Ты на меня обижаешься?
– Нет.
– А почему не приходишь?
– Некогда, – соврала она.
– Хочешь я помогу тебе полоть?
– Не знаю.
Я присела над грядкой лука и приступила к работе. Настроение у Олеси сразу поднялось. Я увидела на ее лице вялую улыбку.
– Отец Андрея приехал, я видела машину в ограде. Он скоро уедет. И мне кажется, что он даже не попрощается со мной. Может быть даже завтра уедет.
– Можно ему позвонить от нас.
– Правда? Давай позвоним, – обрадовалась я.
– Грядку дополем.
Звонила Олеся. К телефону подошла бабушка мальчиков.
– Здрасьте, а можете позвать Андрея?
– Хорошо, Андрей! – крикнула бабушка.
– Да, слушаю, – серьезно ответил Андрей.
– Это Олеся. С тобой хочет поговорить Оля. На трубку, – произнесла подруга.
– Я не знаю, что говорить, – зашептала я.
– На, говорю!
– Алло, Привет! Это Ольга.
– Привет! Как дела? – спросил Андрей.
– Нормально. Отец приехал. Ты завтра уезжаешь?
– Да, уезжаю.
– Мы разве не попрощаемся? И ты мне обещал дать адрес свой.
– Я приду проститься. Давайте мы к вам придем с братом в часов семь вечера.
– Хорошо.
– Тогда, до вечера.
– Пока.
– Я пойду в огород, – сказала Олеся.
– Спасибо. Я пошла домой. До вечера.
В семь часам Андрей и Женя подошли к лавочке. Андрей был в том же спортивном костюме. Я ниразу не видела его в рубашке или майке. Точно он стеснялся своего тела, натягивая на себя объемную кофту. Даже, когда было тепло, он ее не снимал. Женя же появлялся в коротенькой рубашке и штанах. Один раз пришел даже в шортах. И вел себя раскованно.
Мы сели на скамейку. Разговор не клеился. Все молчали.
Я думала, что Андрей запишет мне свой адрес на листочек и передаст, но он молчал. Значит, не принес. А может быть решил потом передать тайком. Но остаться наедине нам не удастся. Не можем же мы спровадить Олесю и Женю. Надо было мне написать свой адрес и передать Андрею. И тут я решила сказать:
– А мы переписываться с вами будем?
– Точно, я же адрес забыл написать свой, – вдруг спохватился Андрей. – Не найдется ли у вас листочка и ручки? – спросил он у Олеси.
– Да, сейчас принесу. – Подруга побежала домой.
Молчание.
Вернулась она скоро.
Андрей разорвал листочек на несколько частей и написал адрес мне и Олесе. Потом тоже самое сделал Женя.
– А ваши адреса? – спросил Женя.
– Хорошо! – Я написала свой адрес. А Олеся свой.
– Ладно, нам нужно идти, мне еще вещи собирать, – произнес Андрей очень тихо и грустно.
Они с Женей встали, как по команде и быстрым шагом направились в сторону своего дома. Я смотрела им вслед и мне становилось очень грустно. Что же я буду завтра делать без своего друга.
Поздно вечером, когда почти стемнело, мне захотелось в последний раз увидеть Андрея. Я подошла к их ограде. Там стояла белая «Жигули» и ни одной живой души. Я постояла несколько минут, в надежде, что Андрей вот-вот выйдет из дома. Но этого не случилось. Я пришла домой со слезами на глазах. Баба Шура готовилась ко сну. Она ничего не сказала, хотя поняла, что я куда-то уходила. У меня наворачивались слезы, но я пыталась их всячески скрыть.
Легла на кровать и стала думать. И тут на меня нашло вдохновение. Я соскочила с кровати, свет еще горел, нашла обломок карандаша, листочек и стала писать стихотворение:
Слабый ветер листья трепетал.
Воздух обдувал ресницы.
Ты, тогда, в тот вечер мне сказал:
«Уезжаю, нам пора проститься».
Звезды тихо на небо легли,
На машине блеском отражая.
Вот из этой белой Жигули,
На меня посмотришь, уезжая.
Мне раньше несколько раз удавалось рифмовать слова и складывать их в стишки. Но сейчас это получилось, как-то ловко и быстро.
На следующий день уехали Андрей с отцом. И не посмотрел он на меня из «Жигули», как было написано в стишке, а уехал не попрощавшись. Видимо, рано утром. Так как в одиннадцать часов я ходила за хлебом, машины уже не было.
Женя остался, но я его больше не видела. Олеся поговаривала, что он отправился домой следующим утром. И тоже не попрощался ни со мной, ни с ней.
Я затосковала по Андрею. У меня пропал аппетит. Я подолгу сидела на скамейке в ограде и смотрела на дорогу, а потом на одинокие деревья во дворе. Мне хотелось плакать. Я страдала. Олеся же повеселела. Она старалась меня успокоить, рассказывая смешные анекдоты, но меня это не веселило. Ее преображение меня удивило. У меня даже возникла какая-то ревность. Но, кто именно нравится подруге, я так и не узнала. Больше склонялась к версии, что Женя.
Через неделю приехала моя мама, и мы отправились домой. Сначала ехали на автобусе, около часа, а потом на электричке два часа.
Жили мы тогда в однокомнатной квартире, которую получили от совхоза. Отец в этом совхозе работал столяром. Родители уже достраивали дом, и там часто ночевали. Перегородок еще не было в доме, но стояла печь из кирпича. Мы же тогда ночевали одни в квартире.
Я собиралась идти в девятый класс, Варя в одиннадцатый, Маша во второй.