Ольга Олеговна Пашнина Министерство мертвых. Отверженный принц

Не удержавшись, я приблизилась и кончиком носа потерлась о его плечо. Как в детстве, когда папа болел. Единственное проявление заботы, на которое была способна пятилетняя девочка. Ткнуться носом, лечь рядом и усиленно стараться не показывать, как ей страшно. Папа редко болел так, что не мог подняться, но каждый раз я запомнила на всю жизнь. Он, думаю, тоже.

Дверь с грохотом распахнулась, и я отпрыгнула от Дэваля чуть ли не к изголовью кровати.

– Эй, Дэв, ты живой? – хмыкнул Самаэль.

– Мы принесли… – Дар осекся на полуслове. – Привет, Аида. А что ты здесь делаешь?

– То, что следовало бы вам, любящим братьям. – Я помахала баночкой. – А вы что принесли вместо этого? Бутылку? Серьезно?

– Эссенция. – Самаэль пожал плечами, опускаясь на диван. – Довольно неплохо заглушает боль.

– И не стыдно? Взрослый иной, глава министерства, а лечится водкой, – фыркнула я, возвращаясь к спине Дэваля.

– Мы же не люди. На нас все заживает быстро. У нас не бывает инфекций и шрамов. Почти. Так что задача – переждать боль и дожить до момента, когда все затянется.

– Но я бы не отказался, чтобы мне наложила мазь симпатичная соседка, – фыркнул Дар.

Задрал штанину и продемонстрировал всем следы от ботинок.

– Это после тренировки, – пожаловался он. – Болит. Намажешь?

– Нет.

– Почему?!

– Твой брат сказал, что на вас все заживает. Хлебни эссенции, и пусть она будет со вкусом братской любви.

Дар смешно засопел и плюхнулся в кресло. Итак, наблюдение номер один: братья все же, несмотря на очень разные взгляды на жизнь (особенно у Самаэля), держатся вместе. Наблюдение номер два: Самаэль и Дар в курсе нравов отца, но предпочитают не вмешиваться.

Пока не знаю, что буду делать с этими наблюдениями, но непременно придумаю.

Меж тем Самаэль разлил эссенцию в три бокала, чем возмутил меня до глубины души. Один бокал забрал Дар, второй он оставил себе, а третий отдал Дэвалю. И его тут же отобрала я.

– Алкоголь препятствует заживлению ран. Поднимает артериальное давление, оно вызывает приток крови, нарушается свертываемость, швы и раны расходятся и кровоточат, не успевая затянуться. А еще он блокирует действие множества лекарственных компонентов. Поэтому выпью сама.

– Удивительное самопожертвование, – фыркнул Самаэль.

Поразительная вещь эссенция: никогда не знаешь, какой вкус у нее будет. Можно пожелать вполне определенный, а можно довериться моменту и…

По телу разлилось тепло. В нос ударил терпко-пряный аромат глинтвейна. Согревающего, наполненного специями и медом. Каким-то таким глинтвейн должен был быть по моим представлениям. Папа иногда варил его для себя и Хелен, но мне не разрешали пить алкоголь. И я наслаждалась запахами, представляя, каким он может быть на вкус. Уже потом, после смерти отца, я не раз пробовала глинтвейн во всех вариациях, но того самого, неповторимого, так и не нашла.

Совсем некстати в голову пришла мысль: а что почувствует Дэваль, если сейчас глотнет из моего бокала? То же, что и я, или у него свои воспоминания и желания? Интересно, как работает эта магия.

Вместе с расслаблением пришло нежелание куда-либо идти. Я могла за пару минут закончить с мазью, распрощаться и отправиться к себе, но вместо этого делала вид, будто ужасно увлечена процессом. И вряд ли Дэваль и остальные в это верили. Мы просто делали вид, что каждый занят своим делом: Дар что-то набрасывал в блокноте, Самаэль погрузился в изучение чьего-то личного дела. Я рассеянно касалась разгоряченной кожи, втирая мазь в красные полосы, а Дэваль просто сидел, уставившись в одну точку, и о чем думал – неведомо.

– Дэв, я тебе сейчас врежу, – сказал Самаэль, оторвавшись от документов. – Неизвестный портал, ведущий на Землю, к затонувшему смертному кораблю «Титаник», лежащему на глубине несколько тысяч километров на дне океана. Скажи мне, пожалуйста, кто тебя писать учил? Смертному кораблю? А бывают корабли бессмертные?

Я фыркнула, правда, потом тут же покраснела.

– И какие, в задницу, несколько тысяч километров? Это сколько, по-твоему? До орбиты Луны?

– Что такое Луна?

– А что такое две тысячи километров? Мы вроде учили структуру немагического мира. В том числе его размеры.

– Я просто написал то, что сказала эта. – Он кивнул в мою сторону.

– Не «эта», а мисс Даркблум. И вообще, кто сказал, что мне можно верить? Я вместо школы на тренировки ходила, между прочим.

– Ага, а теперь вместо колледжа ходишь скандалить ко мне, – фыркнул Самаэль. – А можно тебя попросить больше не делиться ценными знаниями о Земле? Вообще расстояния – вещь принципиальная. Если мы решим открыть портал к «Титанику», чтобы осмотреть существующий, на основании этих данных, то Селин засосет куда-нибудь… не знаю, куда именно, ваш космос – не наша зона ответственности, он необитаемый.

– Ну засосет и засосет. – Я пожала плечами. – На карнавальных платьях сэкономите. Ой, да хватит душнить! Просто возьми и… не знаю, исправь километры на метры. И все.

– Это что, по-твоему, черновик любовного романа?! – возмутился Самаэль. – Возьми и исправь. Это документ! Подписанный, между прочим, не абы кем, а стражем Грейвом. Когда вы уже научитесь быть взрослыми и ответственными?

– Кстати, а что за документ? – спросила я. – Что-то из архива?

– Материалы дела Харриета и Шарлотты… стоять! Тебе нельзя!

Я даже не успела спрыгнуть с постели, только расплескала эссенцию прямо на Дэваля. К счастью, не попав на ссадины.

– Дай сюда! – Он отобрал у меня бокал и осушил в один присест.

– Так нечестно. Я дружила с ними обоими. Имею право знать, что будет дальше.

Со вздохом Самаэль отложил папку. Надеюсь, он о ней забудет и я суну туда любопытный нос. Даже Дар оторвался от рисунков и навострил уши.

– Будет суд, который решит, кто из них прав и кто сможет остаться в Мортруме, а кого ждет иная участь. Появление Шарлотты сильно осложнило ситуацию Харриета. А ее попытка отомстить ему тянет на Аид. Мы впервые оказались в такой ситуации, поэтому процесс будет очень непростым. Кстати, тебе придется выступить свидетелем, ты единственная, кто знал их обоих и наблюдал всю драму вживую. Уже определилась, на чьей ты выступишь стороне?

– Выбирать? Почему я должна выбирать? Бред какой-то! Харриет ничего не сделал, он честно отрабатывал свое наказание здесь. Нельзя дважды судить за одно преступление! А Шарлотта… да, она поступила некрасиво, но ее можно понять! Она провела столько времени в одиночестве, несчастная… кстати, вы узнали, кто она?

– Достоверно определить невозможно. Но есть предположение, что это один из тех редких случаев, когда у души магия проявилась на Земле. Она не дала Шарлотте погибнуть, но своеобразным способом: превратив ее в чудовище. Есть так же вероятность, что Шарлотта – результат скрещения видов разных миров. Такое тоже редко, но случается. Порталы между немагическими мирами открываются, в них попадают души. Приспосабливаются, живут, рожают детей. Шарлотта не помнит семью, так что это никак не проверить. Их дело отправили на пересмотр. Судьи должны понять, насколько справедливым было решение оставить Харриета здесь и как в этой ситуации поступить с Шарлоттой. Ты дружила с обоими, поэтому о вызове тебя будут ходатайствовать обе стороны, но принять приглашение можно только одной. Решай, у тебя еще есть время.

Застонав, я опустилась на постель и потерла глаза.

– Почему у вас все так сложно?!

– Не бывает простых миров, Аида.

После эссенции мир вокруг приятно покачивался. Я дала себе клятву, что полежу буквально пару минут, отдохну, прежде чем найду в себе силы подняться и дойти до комнаты. Но последнее, что запомнила, – это задумчивый голос Дара:

– А вы зачем лимон раскидали? Сокровище же. Если вам не нужно, можно я заберу?

Я уже привыкла к странным снам, но этот от них отличается.

Мир вокруг серый. И мокрый. Над головой – низкие своды пещеры. Под ногами покачивающийся пол, между досок которого видно темную воду.

Я лежу в чем-то, напоминающем спальный мешок, и сквозь щелочку в стене смотрю, как по узкому, наполненному водой тоннелю неторопливо плывут лодки. Стоит мне спуститься, спрыгнуть в одну из лодок – и я смогу добраться до жилища моего друга, с которым так весело прыгать по скалам, играть в истребителей монстров.

Мама снова будет злиться, что я смотрела на балеопалов. Они очень опасны. Стоит тебе коснуться воды, как монстр утянет на самое дно, где безжалостно с тобой расправится. Но я не знаю никого, кто устоял бы перед величественной красотой водных чудовищ. Перед зрелищем, как их массивные тела с легкостью маневрируют меж скалами, то погружаясь к самому дну, то подплывая к жилищам.

Когда очередная лодка подплывает достаточно близко, я осторожно выбираюсь из жилища и прыгаю в нее. Лодочник лишь едва заметно косится, чтобы убедиться, что я не ребенок, а затем продолжает свой путь.

У самого конца тоннеля я спрыгиваю и по выщербленным в скале ступеням выбираюсь наверх, наружу, под шквалистый ветер и низкие серые штормовые тучи.

Кажется, это небезопасно. В такую погоду так легко упасть в воду.

Я лишь бросаю взгляд к горизонту, туда, где виднеются темные фигуры балеопалов.

Откуда они пришли в наш мир? Как появились там, в глубинах бесконечного океана? Кажется, эти вопросы волнуют лишь меня.

Я разворачиваюсь, чтобы юркнуть в тепло тоннеля, однако ноги разъезжаются на мокром камне. Чувствуя, как сердце уходит в пятки, я понимаю: конец. Мне не за что ухватиться. Неумолимо я лечу вниз.

Скала под водой слишком гладкая и скользкая, чтобы я смогла ухватиться и подтянуться.

Рядом я чувствую движение.

Огромная пасть раскрывается подо мной, создавая воронку, в которую меня неизбежно затягивает.

Я проснулась с колотящимся сердцем и несколько минут лежала не шевелясь, вслушиваясь в ночную тишину. Стоило немалых усилий убедить себя в том, что я дома, в своей постели, а не в водном мире, где любая ошибка грозит мгновенной и ужасной смертью.

Лишь заставив себя не думать о сне, я поняла: это не моя постель. И не моя комната. И рядом не хаотично разбросанные подушки, а спокойно посапывает Дэваль.

Черт, я же уснула у него в комнате. И эти гады просто оставили меня здесь!

Тихо, стараясь не разбудить его и не потревожить раны, я сползла с постели и прокралась к двери. Обнаружила, что она заперта, и выругалась: ключа в замочной скважине не оказалось.

– Не можете стырить с Земли нормальные замки, что ли? – в сердцах выругалась я.

Поискала ключ на ближайших полках и столике, но безуспешно.

– Ладно, я честно пыталась дать тебе поспать. Прости, братишка, но жизнь несправедлива, а я – тем более.

Подойдя к постели, чтобы растолкать Дэваля и заставить его дать ключ, я замерла.

Мазь определенно действовала: отек и краснота немного спали. Но следы от хлыста все еще причиняли парню сильную боль. Он спал на относительно здоровом боку практически не шевелясь, в такой позе, что не осталось никаких сомнений: искал он ее долго. Наверняка едва заснул, ворочаясь от боли.

«Ты сволочь. Ты эгоистка. Ты – жестокое существо, думающее лишь о своей выгоде, Аида Даркблум! Соберись и разбуди его!»

Но как бы я ни пыталась заставить себя разбудить его, ничего не выходило. Жалость смешалась со злостью. Как можно такое сотворить с собственным сыном? Пусть нелюбимым, пусть разочаровавшим, но сыном. Да, наверное, порой мы доводим близких до белого каления. И редкий родитель в сердцах не шлепал накосячившее неразумное дитя. Но вот так методично, снова и снова оставляя следы, которые наверняка превратятся в шрамы?

Пожалуй, я не готова быть дочерью Вельзевула. Что бы ни натворил Дэваль, я побью его рекорд в считаные недели.

Так же тихо я вернулась на свою половину кровати и завернулась в одеяло. Хорошо, что Дэвалю оно сейчас было без надобности. Плохо, что нельзя раздеться. Завтра будет веселый денек после почти бессонной ночи.

Как ни странно, на этой мысли я снова уснула. И снова оказалась в воде.

Я не сразу понимаю, где я и что я. Как будто проснулась после долгого сна. Как будто сознанию нужно время, чтобы включиться.

Вокруг тьма. Она давит со всех сторон, но при этом почти не ощущается.

Мое тело огромное, массивное. Оно выдерживает невероятную глубину и ужасный холод воды у самого дна океана. Я так давно не поднималась на поверхность. Я почти забыла облик, который когда-то был моим.

Я – балеопал.

Чудовище из бездны.

И я умираю. Мое время подходит к концу.

Лишь одно заставляет уставшее тело шевелиться: низкий гул, от которого дрожит само мироздание. Это не звук и не движение, это что-то внутри меня отзывается на зов братьев, сообщающих благую весть.

Солнечный день.

Сегодня День Солнца.

С усилием я отрываюсь от дна и стремлюсь наверх. Туда, где виднеются – сначала едва-едва, потом все ярче и ярче – лазурные огни.

Самое прекрасное, что я когда-либо видела в жизни.

Я вижу лишь цветок, раскрывающийся на поверхности воды. Не знаю, как это возможно, но я почти наяву вижу, как его лепестки тянутся к солнцу.

Последние рывки до ослепительного света дарят мне абсолютное счастье. Я чувствую, как тепло цветка охватывает мое тело, обжигает, но я счастлива стать частью этого света.

Мой путь в глубинах бесконечного океана окончен.

Спустя бесконечную темноту я вновь открываю глаза.

Мир вокруг серый. И мокрый. Над головой – низкие своды пещеры. Под ногами покачивающийся пол, между досок которого видно темную воду…

В реальности я увидела все тот же темный потолок. Второе пробуждение вышло не таким болезненным, но я словно и впрямь несколько сотен лет провела в одном гигантском заплыве. Будь проклят Тордек со своими сказками! Разбудил любопытство, запустил фантазию, а сам наверняка спит себе спокойненько, отдыхает перед новым актом насилия над студентами и мной персонально.

Дэваль спал в той же позе. Судя по часам на стене, прошло несколько часов. Мне страшно захотелось взять мазь и еще раз пройтись по ссадинам в надежде, что так они заживут быстрее, но я не решилась. Да и сил, честно сказать, вряд ли хватило бы. Беспокойный сон совсем не подарил ощущение сил и бодрости. Глаза закрывались, но я усиленно старалась не проваливаться в сон. До завтрака оставалось всего несколько часов. Мне страшно не хотелось снова нырять в кошмары.

– А можно мне нормальный сон? – прошептала я, сдаваясь под натиском измученного организма. – Про что-нибудь хорошее?

И словно издеваясь, повелитель снов без лица и имени снова и снова бросает меня в один и тот же сон.

В поцелуи с кем-то, лица кого я не вижу. В торопливые обжигающие ласки на грани запретного. В такое, что стыдно даже представить.

Я чувствую горячее дыхание на шее, у самого основания, там, где кожа уже горит от поцелуев. Выше, у мочки уха, затем – на своих губах. Как искра, стремительно разгорающаяся в пламя. Я чувствую его руки на спине, кончики пальцев рисуют неведомый узор, который я с большим трудом все же узнаю.

Там, где проходят его руки, раскрываются шрамы.

Низ живота сводит от наслаждения, а сердце неистово бьется от нарастающей боли.

Я чувствую, как по спине бежит теплая кровь.

Моя кровь.

– Хватит!

Но руки снова и снова рассекают нежную кожу.

Все! Хватит! Никакой больше эссенции перед сном, никакого сна в комнате Дэваля! Ни разу еще за все пребывание в Мортруме у меня не было такой отвратительной ночи.

Я открыла глаза, намереваясь на этот раз окончательно встать и отправиться в душ. И если для этого придется разбудить Дэваля… что ж, я честно дала ему поспать, а рано вставать иногда даже полезно.

Зевая, я села в постели и потянулась. А потом завизжала, увидев у окна нечто настолько жуткое, что самообладание просто отказалось слушаться разума, оставив бразды правления неконтролируемому страху.

У страха было паучье тело с венчающимися стальными наконечниками лапами и женский торс.

– Дэваль, – холодно произнесло существо, – твоя девушка удивительно визглива и невоспитанна.

– Она не моя девушка, – буркнул парень, которого мой крик все же разбудил. – В остальном все верно. Что ты здесь делаешь, Ева?

– Твой брат вызвал меня. Говорят, у вас появилась девочка, которая не должна была умереть. Надеюсь, это не она?

– Что это… – От шока я забыла, как разговаривать полными предложениями.

Тварь посмотрела на меня укоризненно.

– Что? – фыркнула она. – Показатель твоего интеллекта, милая. Взрослые люди не теряют дар речи при виде кого-то, кто от них отличается.

Отличается?! Отличается – это когда у «кого-то» другой цвет кожи или нет ноги, а не гигантская паучья задница!

– Это Ева, – повторил Дэваль. – Моя тетя. Она арахна. Это мертвая раса из глубин вселенной.

– Тетя? То есть… сестра мамы?

– Поразительные познания! – фыркнула Ева. – Что с тобой, мой мальчик, ты стал удивительно неразборчив в девушках на ночь. Не понимаю, в чем удовольствие каждую минуту следить, чтобы она не ляпнула что-то неуместное.

К этому моменту первый шок уже спал вместе с сонливостью и вернулась стервозность.

– Слушайте, женщина-паук, смените тон, а не то найду для вас женщину-тапку, понятно?

Кажется, представителю расы из глубин вселенной еще ни разу не хамила еда. А я рядом с этой Евой смотрелась как мошка, зачем-то подлетевшая к паучихе и не подозревающая, что часы ее сочтены.

– Так, спокойно! – Дэваль на всякий случай сел между нами, пока знакомство не переросло в дезинсекцию. – Аида, Ева – одна из приближенных Повелителя, проявляй к ней хотя бы почтение, если не можешь разобраться с дружелюбием. Ева! Это Аида Даркблум.

Выражение лица паучихи изменилось. До сих пор она смотрела на меня с недоуменной брезгливостью, но, услышав имя, удивленно подняла брови. Боги всех миров, как странно смотрелась шикарная брюнетка с половиной паучьего туловища!

– Теперь вопросов еще больше, – хмыкнула Ева. – Что Аида Даркблум делает в твоей постели?

– Сидит и действует мне на нервы вместе с неожиданно нагрянувшей родственницей. Ева, давай ты пока позавтракаешь, а мы переживем совместное утро. Сестричка отправится учиться, а я с удовольствием проведу с тобой весь день.

– Договорились, мой дорогой. Заскочу пока к твоему брату. Безумно по вам соскучилась!

– Главное, постучи сначала, а не то его сердечный приступ хватит, – буркнула я себе под нос.

В дверях Ева обернулась.

– У тебя вкусные кошмары, Аида. Вот тебе мой совет: запирай дверь, когда сегодня отправишься ко сну.

В спину ей полетела подушка. Кстати, запущенная не мной: Дэваль с утра не щадил даже самых близких. Ева звонко рассмеялась и исчезла в коридоре, цокая лапами. Меня передернуло.

– Что это было?! – спросила я.

– Одна из способностей Евы – поглощать энергию из снов. Она питается кошмарами. Наверное, зашла ко мне поздороваться, увидела тебя и не смогла удержаться. Самые вкусные кошмары всегда под утро. Я с ней поговорю, она больше не будет.

– Она же… насекомое! Наполовину! То есть… как это вообще возможно?

Дэваль пожал плечами. Его ссадины выглядели куда лучше, чем накануне, но наверняка все еще причиняли боль. Однако я не решилась предложить помощь. Почему-то подумала, что сейчас он ее в любом случае не примет.

– В нашей вселенной не один мир. Ты же видела Тордека.

– Да, и отреагировала примерно так же.

– Это уже вопросы не ко мне. Просто прими тот факт, что в мире существуют не только люди. Мир Евы давно погиб, она одна из последних.

– Печально. Но в каком смысле Ева – сестра твоей мамы? Нареченная? Такая близкая подруга, что почти сестра?

– Нет. Сестра – это как ты и я. Общие родители. Хотя бы один. Понимаешь?

– То есть твоя мама, Лилит, арахна?

– Ага. – Дэваль пожал плечами.

– А почему ты нет?

– Кровь отца сильнее.

– А как он… нет, это я знать не хочу. А ты вылупился из яйца?

– Я тебя сейчас из окна выброшу!

Я со смехом скатилась с кровати.

– Тогда все узнают, что я ночевала в твоей комнате.

– Да все и так знают, ты уснула прямо при Самаэле и Даре. Эти сволочи отказались уносить тебя отсюда.

– Так, погоди. Ева сказала, что ее вызвали из-за Олив? Что не так с Олив? Она не должна была умереть? Что делает твоя тетя помимо поедания странных снов?

Но Дэваль, не намеренный больше общаться, почти силком выставил меня из комнаты. В холодный коридор, туда, где пряталась непонятная арахна. Клянусь, я почти ожидала увидеть знакомые интерьеры, опутанные паутиной. Но дом был тих.

Однажды я привыкну к странностям этого мира. Но точно не сегодня и не к таким.

– Вкусные кошмары… – бурчала я, направляясь в свою ванную. – Главный мой кошмар – гигантский паук, подсматривающий эротические сны. Теперь вся эссенция будет пахнуть дихлофосом.

***

– Слышал, ты познакомилась с Евой, – сказал Самаэль, когда мы шли к колледжу.

Меня все еще конвоировали, куда бы я ни собралась. И я даже скучала по Харриету. С ним было как-то проще, от Самаэля прямо таки исходили волны недоверия, словно он опасался, что я в любую минуту с криком «Э-ге-гей!» брошусь в Стикс.

– Познакомилась – не то слово. «Поседела и начала заикаться» больше соответствует действительности.

– В интерпретации Евы это звучало как «невоспитанная девица, которую вы приютили, мне нахамила».

Я прикусила язык, чтобы не съязвить на тему «приютили».

– Да, я боюсь насекомых. Что поделать? У нас нет таких гигантских паукоженщин. Хорошо, что она хотя бы не бабочка. Те вообще мерзкие. Усики такие… брр-р!

– И все же тебе придется привыкнуть к Еве и реагировать менее остро. Хотя бы на людях. Потому что Ева немного задержится. И она часть семьи.

– Как вообще ее сестра сошлась с вашим отцом? Это же разные… даже не расы, виды! Они по всем законам биологии скрещиваться не должны! А еще самки пауков съедают самца после этого самого дела…

– Вообще, зачатие – не та тема, которую я обычно обсуждаю с отцом. Можешь при случае все свои вопросы задать Еве, любознательная моя. Ведь вас ждет увлекательное путешествие в Виртрум, на заседание по делу Харриета и Шарлотты. Ева будет тебя сопровождать.

– Почему она?!

– У всех в Мортруме есть работа. Эта – ее. Ева сопровождает на суды.

– Я думала, это из-за Олив. Она так сказала. Что Олив не должна была умереть.

– Да, и это тоже. Ева обладает властью над кошмарами. А смерть – самый страшный кошмар. Она заглянет в лабиринты разума Олив и выяснит, почему она умерла.

– Значит, Олив не должна была умереть. И что-то пошло не по плану в вашем идеальном королевстве мертвых душ.

– А еще это значит, что ты несправедливо обвинила меня в подлоге и намеренной попытке над тобой поиздеваться, сведя с давней соперницей. Не хочешь извиниться?

– Не очень.

Самаэль усмехнулся.

– Даже не сомневался.

Мы подошли к колледжу, где уже бурлила жизнь. Сколько я уже здесь? Дни слились в единый временной поток, разделенный лишь знаковыми событиями. Встреча с темной душой в баре и попадание в Аид казались такими далекими, а ведь все это – моя жизнь на протяжении последних… недель? Дней?

– Учись хорошо. Когда придешь в министерство, я тебе расскажу один секрет.

– Хороший? – Я с подозрением прищурилась.

Самаэль сделал вид, что задумался.

– Многообещающий.

– Ловлю на слове… – Я осеклась. – Блин! Тордек!

– А что с ним?

– Дал задание на дом. А я про него забыла.

– Да-а-а… нас ждет большое будущее, – вздохнул Самаэль.

– Так, до пары еще пятнадцать минут, пойду экстренно наколдую лимон и скажу, что ничего другого не получилось. Все, пока!

И я понеслась навстречу приветливо расступившимся горгульям.

Облом подкрался незаметно: в обычно пустой лаборатории меня уже ждал магистр Тордек. По виноватому виду и отсутствию аквариума с иномирским цветком он сразу все понял.

– Вы ведь даже не пытались, так?

– Много всего случилось. – Я виновато вздохнула.

– А когда было иначе? Что ж, тогда будете пытаться прямо сейчас. Прежде чем двинуться дальше, я хочу оценить границы ваших возможностей.

Подозреваю, границы в основном лимонные, но если магистр хочет надеяться, почему бы и нет? Даже в таком мире, как Мортрум, есть место светлому и многообещающему чувству.

– А можете придумать мне новую мотивацию? – спросила я.

– В каком смысле?

– Ну… вы обещали рассказать секрет своего мира, но, кажется, я догадалась. И теперь мне нужна новая интрига.