Олеся Рияко
В его власти
Пролог. И вспыхнет пламя
Огонь повсюду – сполохи пламени, крики, яркие вспышки и пронзительный гул плазменных выстрелов. Она закрыла лицо руками и прижалась к земле сильнее, лишь бы не видеть, не слышать… ниже, как можно ниже, но в том не было толка.
С ужасом вдыхая пыль и золу, девушка думала только об этих перекрестных вспышках в небе, ведь любая могла убить ее или покалечить, и в общем—то не важно, увидит она ее перед тем или нет.
Только бы выжить…
Нет, Она не ожидала, что и после всех лишений, жизнь будет казаться ей таким бесценным сокровищем! Но именно сейчас, когда мир вокруг рушился, горел и вопил от боли, девушка острее всего ощущала потребность просто дышать и знать, что ее «завтра» несмотря ни на что наступит.
– Маат… о, Солнцеликая… – шептала Она одними губами, припав влажным лбом к дорожной пыли, – позволь еще узреть твой восход! Не забирай меня к себе так рано, я не готова встретиться с тобой, прошу…
Но на молитву не было ответа – пылающий мир вокруг казался лишенным божественной благодати. Здесь все творилось по воле лишь одного небожителя. Того, который именовал себя Императором и считал, что владения его – есть весь бесконечный космос.
С момента высадки первой волны имперского десанта на Нарвиби, прошло не больше часа, но от некогда крепкого, как гранит, единого фронта обороны Корпуса Кри остались лишь небольшие, изолированные друг от друга узлы сопротивления.
Люди отчаянно противостояли натиску имперцев, но то, что не могли союзники в течении шести лет, элитные части войска Императора с лёгкостью сделали за неделю, при помощи непрерывных орбитальных обстрелов планеты и всего нескольких решительных боевых операций.
Уничтожение сторожевого флота повстанцев на орбите Луны—1, захват штаба флота и всей противокосмической обороны Навибри на Луне—3… Затем безжалостные обстрелы военных и промышленных центров, падение Дворца Свободы и в конце концов большинства городов планеты. Теперь флот Империи и союзников, от нечего делать, превращал в пыль многочисленные поселения беженцев и другие незначительные объекты, незатронутые недельными обстрелами.
«Осмелившиеся противиться империи не заслуживают пощады» – таково наставление кровавого Бога своей пастве.
Наступление союзников, длившееся все это время, теперь казалось просто игрой детей в шашки, бесконечной кампанией по нецелевому расходованию средств и открытому отмыванию денег. Хотя, именно этим оно и было, раз всего одному кораблю имперцев удалось то, что не удавалось нескольким десяткам боевых эсминцев армии содружества…
Выстрелы стихли, и Она отняла лицо от ладоней, позволив себе оглядеться, не поднимая высоко головы; вокруг полыхали шаткие деревянные постройки, прореженные лазерами и разметанные взрывами тинитовых направленных зарядов. Где—то позади надрывно кричал мужчина, моля о помощи. Воздух мерзко пах жженой резиной, сеном, которым покрывали крыши, и палеными волосами. Ко всему этому примешивался и другой, сладковатый запах, но девушка старалась не думать о нем. Не искать его источник даже в мыслях.
Это был не конец.
За ударом с воздуха всегда следуют наземные силы, это Она успела усвоить за свои неполные двадцать – с небес вот—вот должны были спуститься приближенные слуги самого Императора. Элитные части, созданные сеять смерть и разрушения, исполняя тем самым волю своего Бога.
Им больше некому было противостоять. Судя по тому, что вокруг не было ни души, бойцы местного ополчения были либо смешаны с грязью, либо в панике бежали в леса. Здесь не осталось никого, кроме трупов, редких раненых и Её, ждущей неизбежной смерти, брошенной всеми на произвол судьбы.
Возможно, то были последние минуты, но сознание девушки отказывалось принять правду, смириться со скорой и неизбежной смертью…
Нет, нет и нет! Она прожила слишком мало и слишком много потеряла на этой чужой войне – родителей, братьев и даже свое имя.
Всего полгода назад ее, еле живую, вместе со старшим братом эвакуировали из зоны конфликта на Карезии, их родной планете. Это казалось спасением, настоящим чудом! Отец грезил о том, как они всей семьей переберутся на Нарвиби, под защиту могущественного Корпуса Кри. Потом внезапное предательство одного из дипломатов Карезии привело к вторжению, а после и бегству выживших на дипломатическом крейсере в отсеках для отработанной воды. В одном из них ее брат подхватил заражение крови и Она стала круглой сиротой.
У сирот нет выбора – и по прибытию на Нарвиби ее ждала новая жизнь, совсем не похожая на ту, что рисовал в своих мечтах отец. В ее силах было лишь смириться с судьбой и благодарить Маат за то, что все случилось так, а не иначе… что по крайней мере ей самой удалось выжить.
Свободная и независимая Нарвиби была совсем не тем местом, которое рисовал в своих мечтах Ее отец. В условиях тяжелой политической и, как следствие, торговой блокады, на планете был введен чрезвычайный порядок управления, мало чем отличавшийся от людоедского имперского тоталитаризма. Все трудоспособные мужчины без достатка и уникальных умений поступали в Корпус в качестве пехотинцев, а все женщины без семьи отправлялись в поселения – в лагеря, в качестве рабочей силы. Фактически становились рабами, ведь вместо имени им приписывался номер, а к номеру полагался план, не выполняя который, можно было не только остаться без еды, но и отправиться на более тяжелую работу – в урановые шахты, выгребные ямы или на переработку шлама.
С момента прибытия на Нарвиби ее звали 98 1567 и она запретила себе вспоминать свое прежнее имя. Запретила себе жалеть себя, ведь иначе просто невозможно было сохранить рассудок! Но никакие лишения не шли в сравнение с тем, что она испытывала здесь, лежа на земле покрытой пеплом от пожаров и человеческих тел… ожидая прихода солдат, от которых уже некуда было бежать…
На тысячи световых лет изведанного пространства миром правила Империя и содружество ее нобилитетов, главы которых целовали мрамор, по которому ходил Император, а Корпус Кри был последним значимым оплотом сопротивления. Если его вообще можно было так называть, после битвы за Вельскую систему планет. Ведь тогда были уничтожены не только основные силы, но и флагман компании с представителями от всех трех противостоящих Империи систем.
Этот маленький, ничтожный в масштабах империи клочок звездной карты на отшибе галактики, должно быть, даже не интересовал имперцев, пока Корпус Кри не осмелился перехватить один из их визионерских звездолетов – исследовательское судно, неизвестно зачем оказавшееся в данной части космического пространства.
Затишье подошло к концу…
Земля содрогнулась у нее под ногами – где—то со стороны леса раздался низкий протяжный гул. Такой громкий, что Она почувствовала, как каждая клеточка ее тела завибрировала в ответ.
Сигнал к высадке – десант содружества прибыл.
Девушка уже слышала этот звук на Карезии, в тот день, когда в последний раз обнимала отца и видела здоровым единственного выжившего брата.
Обезумевшие инстинкты подняли ее на ноги, и девушка побежала, не разбирая пути в противоположном гулу направлении. Абсолютно не осознавая, что делает, на непослушных ногах, неслась по заваленной обломками тропе меж пылающих построек. В голове совершенно не осталось мыслей, только страшное животное желание выжить. Спрятаться… отсидеться… не дышать и не двигаться, пока все это наконец не закончится!
Сильный удар в спину выбил землю у нее из—под ног – залп из гравитационной пушки сравним с ударом десятикилограммового мешка с песком. Лежа на земле и чудом оставаясь в сознании, она не могла сделать даже маленький вдох – наверняка были сломаны ребра. Спустя мгновение, перед самым ее носом появилась пара высоких черных ботинок.
Не церемонясь, брезгливо, солдат перевернул ее носком. Жалкую, корчащуюся от боли и отсутствия воздуха в легких, словно рыбу, вытащенную из воды.
Сквозь пелену асфиксии, застилающую глаза, девушка увидела его серую с красным форму и защитный шлем с эмблемой – хищной птицей, знаком имперской армии.
Последним, что осталось в памяти, был этот стилизованный орел, сжимавший в обеих лапах кольцо, символизирующее весь изведанный и неизведанный мир.
Мир, который принадлежал Императору.
Мир, в котором ей больше не было места.
Глава 1. Имя 98 1567
Яркий свет жег глаза даже сквозь веки. Тело казалось ватным и каким—то не своим. Будто все мышцы распухли и отказывались повиноваться. Девушка чувствовала такую слабость, что не нашла бы сил даже для того, чтобы пошевелить рукой.
Рядом с ней, в этой слепящей белой тишине, что начиналась сразу за непослушными веками, кто—то был. Она отчетливо слышала чужое спокойное дыхание и различала движения тени, прямо над собой.
Постепенно глаза привыкли к свету, и девушка смогла приоткрыть их.
Помещение вокруг было совершенно не похоже ни на что ей известное; обширная прямоугольная комната, больше напоминала коридор. По одной его стороне рядами стояли высокие металлические койки с полупрозрачными неткаными балдахинами, по другой шли ряды полок и шкафчиков с датчиками, которые пульсировали каждый в своем темпе.
И здесь она была не одна. Справа от девушки стоял высокий широкоплечий мужчина, облаченный в белый комбинезон с нашивками на обеих руках. Воротник—стойка плавно переходил в маску скрывавшую половину его лица – только глаза оставались не скрытыми белой тканью. Мужчина что—то сосредоточенно собирал на металлическом приставном столике, у самых ее ног и дышал шумно, словно то составляло для него проблему.
Символы на нашивках были ей не знакомы, впрочем, как и форма, в которую был облачен этот человек.
Почувствовав, что за ним наблюдают, мужчина в белом кратко взглянул на девушку, после чего достал что—то из нагрудного кармана и приложил к правой руке своей пациентки, чуть выше локтя.
Мгновение – и по венам словно пустили сотни острых игл, но вместе с тем тело начала покидать вялость, а сознание вмиг прояснилось, словно бы ее с головы до пят окатили холодной водой. Дыша глубоко и громко, девушка выгнулась и попыталась встать, но руки и ноги оказались притянуты к койке ремнями.
От сонливости и слабости не осталось и следа, но им на смену пришла паника и тот ужас, в момент которого ее совсем недавно покинуло сознание.
Мужчину в белом комбинезоне, казалось, забавляло ее замешательство. Он поднял со стола небольшой полупрозрачный планшет и растянул его, чтобы вывести на экран больше информации. Данные – изображения, цифры, надписи – переливались на поверхности неоново—синим и красным свечением, сменяя друг друга, по мере того, как мужчина смахивал их в сторону или растягивал пальцами на экране, желая рассмотреть подробнее.
У нее никогда не было доступа к такой технике. Но она не раз видела, как работают с похожими устройствами контроллеры, принимавшие норму выработки по сбору каучука, на плантации к которой она была приписана на Нарвиби.
– Имя. – Ровным тоном сказал мужчина, не глядя на нее. Карезийский из его уст звучал грубо и неестественно. – Назови имя. – Каждое слово он произносил с задержкой, вероятно, из—за синхронизатора речи.
– Нет… Нет… имени. – Сипло произнесла она. В горле так пересохло, что каждый звук впивался в него осколком стекла. – У меня нет.
Мужчина оторвал взгляд от планшета и не терпящим отказа тоном вкрадчиво повторил:
– Назови имя.
– 98 1567. – Больше ей нечего было ему предложить. Но он даже глазом не повел, просто записал сказанное. Девушке показалось, что записал.
– Кто семья. – Снова без интонации и с акцентом произнес он. – Кто жив, не знаешь, мертв или жив.
В ответ на ее молчание, мужчина не глядя пнул койку, так что все внутри девушки сжалось от неожиданности.
– Все мертвы. Никого не осталось! – почти выкрикнула она и внутри, словно что—то оборвалось, слезы неудержимо полились из глаз.
– Сколько жила на Нарвиби?
– Меньше пяти месяцев…
– Сколько жила на Карези?
– Всю свою жизнь…
Снова резкий пинок и девушка сжалась, лихорадочно прикидывая точный срок.
– Двадцать три года… и… и четыре месяца. И еще год на орбите, я родилась на орбите! – прокричала она, давясь слезами. – Что со мной теперь будет? Прошу, скажите где я?
Вместо ответа мужчина вновь вытащил тот продолговатый предмет, но на этот раз приложил его не к руке, а чуть повыше ключицы моментально потушив вокруг свет, ощущения, звуки…
***
Словно лишь моргнув, она открыла глаза в совершенно другом помещении. Это явно была жилая комната. Просторная, но с невысоким потолком. Такая, какие бывают на кораблях. Огромное продолговатое горизонтальное окно и неравномерная обшивка стен, состоящая из пластин со встроенной голубоватой подсветкой, указывали на то почти наверняка.
На Карези ее отец работал механиком на разборной базе. На «кладбище космического хлама», как он ее называл. Владелец базы жил и вел дела на одном из имперских крейсеров, от которого мало что осталось, кроме кают компании. Но именно то, что видела маленькая девочка, приходившая с отцом в день оплаты, навсегда осталось в ее сознании синонимом к слову роскошь.
Эта комната была точно такой же, только вещей и мебели в хоромах владельца разборной базы было в разы больше, а вот световых панелей едва ли набрался бы десяток.
Девушка лежала на кровати посреди большой комнаты обставленной минимумом предметов, каждый из которых на Нирвиби стоил бы целое состояние. Здесь были почти только одни необходимые вещи: кровать, письменный стол и два кресла – одно для хозяина, другое вероятно для гостя. Несколько раритетных светильников на потолке и стенах, размещенных там именно что для украшения. Света в комнате и без них было достаточно. Но и кровать, и стол, и кресла были сделаны из удивительного материала – черного дерева, лоснящегося в свете старых ламп и стеновых панелей.
Страшно было даже подумать, сколько за него сейчас можно выручить на черном рынке! Тот же владелец разборки озолотил бы девушку, принеси она хоть ножку вон от того кресла…
Девушка поднялась и обошла комнату. Одна из стеновых панелей при ее приближении отъехала в сторону, открыв индивидуальную уборную. Не чувствуя ног, бедняжка бросилась к раковине и прильнула к крану с ледяной и безумно вкусной водой. Она так хотела пить, что не могла остановиться, даже когда почувствовала, что воде больше уже некуда литься!
Повторный осмотр комнаты не дал других результатов. Ни одна из панелей не походила на дверь. Даже иллюминатор не разблокировался при ее приближении, как бы девушка не пыталась с ним взаимодействовать. Письменный стол и кресла были именно тем, чем являлись, только вот в столе не оказалось ящиков и полок. Просто стол и просто кресла.
Красивая, почти роскошная комната, на самом деле являлась клеткой. Главный вопрос состоял в том, зачем кому—то сажать в такую клетку именно ее. Дочь механика, сборщицу каучука с Нирвиби, планеты которой вероятнее всего больше нет.
Подумав, и решив, что ответы наверняка должны ждать ее впереди, девушка посчитала нужным сделать единственное, что могло помочь скоротать время в этой клетке – пошла в душ.
Простое человеческое желание очистить тело и расслабить напряженные мышцы – давно она не позволяла себе даже мечтать о таком, казалось бы, обыденном, ничтожном…
На Нарвиби душ представлял собой большую бочку с водой, к которой была приделана лейка. За день ее нагревало солнце, и можно было смыть с себя пот и грязь после работы. Но, на то, чтобы помыться выделялось лишь пять минут – две на то чтобы намылиться, и лишь три на то, чтобы совершить омовение. Где уж тут думать о расслаблении!
Воды было немного, недостаточно для количества желающих, и лишние минуты в душе даже являлись в их женском трудовом лагере своеобразной разменной монетой. Правильно уступив их, можно было получить что—то необходимое и дефицитное, например, лекарства или пачку сигарет.
Вода на Нирвиби добывалась долго и тяжело, ведь это планета подземных рек и морей.
Впервые, должно быть за всю жизнь, она ни в чем себе не отказывала и просто стояла под теплыми струями воды. Вероятно, полчаса или даже больше, все удивляясь тому, что та не заканчивалась ни на минуту… нет, удивляясь тому, что все еще дышит, несмотря ни на что. А может и нет? Может все это – просто сон умирающего разума?
Девушка тщательно вымылась ароматным мылом, найденным там же и вытерлась мягким полотенцем. Удивительно мягким – ничего подобного она прежде даже не касалась. Одна из панелей возле полки с полотенцами отъехала, и девушка поначалу действительно испугалась, пока не удостоверилась в том, что перед ней не другой человек, а ее собственное отражение.
Разумеется, она и раньше видела себя… в стеклах кабин, в металлических деталях корпусов различной техники. Было на Нарвиби и медное зеркало, сделанное женщинами из расплющенной гидропрессом шестерни, которую затем отполировали до блеска и повесили при выходе из общего душа. Но это было не тоже самое, что смотреться в настоящее, чистое зеркало, созданное из специальным образом обработанного стекла.
Из него на нее смотрела изможденная, очень худая, но все же красивая девушка с большой непослушной копной рыжих волос. Она и не подозревала, что выглядит именно так!
Разглядывая себя впервые, по—настоящему, девушка отметила, что ей нравятся свои большие зеленые глаза и не нравятся пухлые губы, а также большой розовый шрам над пупком, который она получила еще в детстве, когда упала на арматуру, неудачно сыграв с братьями в догони—запятнай.
Покинув душ, девушка еще немного побродила по просторной каюте, после чего вернулась в постель. Теплая вода расслабила мышцы и это странным образом сгладило тревогу… усталость, а может и остаточное действие препаратов, которые были введены ей тем человеком в белой форме, туманили сознание. Сопротивляться накатывавшей дреме было сложно и, едва позволив себе закрыть глаза, она тут же уснула.
Девушке снилась Карезия и братья, которые никак не соглашались пойти вместе с ней, посмотреть на чудесную комнату с душем, в котором можно было мыться сколько угодно долго…
Сон оборвал резкий звук отъезжающей в сторону панели – от него девушка очнулась быстрее, чем вспомнила где находится. Когда же зрение наконец сфокусировалось, возле одной из стен она увидела высокого мужчину в имперской форме и инстинктивно вжалась в спинку кровати.
Глава 2. Красное на красном
Он смотрел на нее, не отводя взора пронзительных карих глаз. Не моргая, что безмерно пугало. Было в его взгляде что—то хищное, словно он видел перед собой не ее, живое существо, а смотрел на одно из кресел в своей комнате.
Мужчина был еще молод, вероятно, не старше тридцати лет. Резкие, словно высеченные в камне черты лица только добавляли сходства с хищной птицей; длинный прямой нос, высокие скулы, широкая челюсть с сильным подбородком, яркие карие, почти черные глаза и густые брови. Его темные волосы едва не доходили до плеч, что было странно, ведь в рядах имперских войск было принято стричься очень коротко, почти полностью сбривая затылок.
Форма, в которую мужчина был одет, не показалась ей знакомой. Штурмовики и просто солдаты в основном носили серые куртки, жилеты и комбинезоны с черными берцами и черным же шлемом. Но этот мужчина был облачен в черное с головы до пят. Только нашивка на правой руке была обычной… за исключением цвета эмблемы – орел на ней был золотым, а не красным.
Не говоря ни слова, имперец разглядывал ее некоторое время, а потом, все так же безразлично отвернулся и направился к панели на стене, за которой скрывался душ. Та послушно отъехала, скрывая высокого человека в маленьком помещении.
Оставшись снова одна, девушка почти слетела с кровати и бросилась к той стене, возле которой появился незнакомец – принялась ощупывать ее и водить руками в поисках сенсоров, но все безуспешно. Ни один сантиметр не давал и намека на дверь. Должно быть, датчики движения были запрограммированы на генетический ключ, а значит для нее выхода нет…
Звук отъезжающей панели повторился за ее спиной – мужчина вышел из душа. Его тело покрывало только полотенце, сцепленное краями на бедрах.
Все внутри у девушки в тот момент сжалось – было ясно, что просто так ни один имперец не стал бы вести себя таким образом в ее присутствии…
О том, что штурмовые отряды насилуют женщин на захваченных территориях, сопротивленцы любили рассказывать в своих агитационных речах не меньше, чем те же имперцы о сопротивленцах. И те, и другие регулярно проводили работу с населением своих дистриктов, по профилактике оппозиционных настроений, вбивая хтонический страх в глотки людей чуть ли не сапогами.
Вот только захват территории, что на Крезии, с которой она бежала еще девочкой, что на Нарвиби, больше походил на зачистку, без цели оставить кого—то на потеху солдатне. Было абсолютным чудом одно то, что она сама выжила и было безумно странным, то, что для доставки ее, бесправной, грязной беженки сюда, было приложено столько усилий.
Этот имперец явно не был простым солдатом, в том было даже глупо сомневаться; дорогая каюта, необычный, вычурный мундир, не по форме длинные волосы… и этот взгляд…
В ужасе осознания, девушка смотрела, как мужчина, обнаженный по пояс, направляется к стене у рабочего стола и наливает что—то в металлический бокал, извлеченный из панели, отъехавшей при его приближении.
Этот имперец был высок и хорошо сложен, но все тело его было испещрено следами минувших боев. Сильные руки имели много шрамов от порезов, от левого плеча до поясницы извивался шрам со следами от швов, словно на тряпичной кукле наспех зашитой детской рукой. Но самым страшным было большое розовое выпуклое пятно, между грудных мышц – такой шрам мог остаться только если бы из его тела вырвали кусок, который затем заполнился рубцовой тканью.
– Я… я… – девушка начала говорить, не продумав, что скажет. Ее мгновенно бросило в ледяной пот, а к лицу и шее прилила краска, сделавшая цвет волос еще более ярким.
Мужчина обернулся на свою гостью и, не отводя взгляда, залпом выпил налитую в бокал жидкость.
Этот взгляд… так смотрят хищники на своих жертв, если знают, что тем некуда бежать. Так ничего и не сказав, он просто убрал бокал обратно в потайной бар и вернулся за стол.
Будто девушки и не было в комнате, он принялся за какие—то свои дела; провел ладонью по гладкому дереву, от чего его поверхность подсветилась синим и над ней воспарили несколько экранов с рядами цифр и символов. Мужчина стал сосредоточенно их изучать и вводить данные, при помощи панели, которая материализовалась следом – он всем видом давал ей понять, что она в этой комнате не более, чем вещь.
Не зная, что делать… что она должна делать, что может делать, девушка, двигаясь почти по стенке, вернулась к кровати и села на ее край.
Мужчина работал не отвлекаясь, должно быть, около часа. За это время она успела рассмотреть каждый сантиметр вокруг, потому что старалась не смотреть на то, что ее пугало больше всего. На хозяина этой комнаты. А теперь, наверно, и ее хозяина.
Но чего же он хочет добиться от нее, демонстрируя эту отстраненность? Того, чтобы приняла свою безвольность? Смирилась с ней?
Но было ли с чем смиряться? Ведь девушка лишилась каких—либо прав еще когда только покинула родную планету!
Но на Нарвиби у нее, по крайней мере, все еще оставалось что—то свое – право на достоинство. Да, она работала на каучуковой плантации, но это давало ей кров и пищу, а также дело и место в жизни, пусть оно и ограничивалось кроватью и тумбочкой в общей женской комнате, но зато никто никогда не обращался с ней, как с собственностью. Она была вольна уйти с плантации, и свободно умереть от голода и болезней в лесах Нарвиби или, пойдя в противоположную от них сторону, обезуметь от жажды и зноя в Нарвибской пустыне. Теперь же ее положение было однозначным: этот человек владел ей, как вещью и было уже не так важно, для чего она была ему нужна – для удовлетворения потребностей, жертвоприношения или даже ужина.
Что же оставалось… сопротивляться? Но попытаться напасть на него было бы самым бессмысленным поступком из всех: она меньше этого верзилы в два раза и, при том, тут не приходилось сомневаться в его боевом опыте.
Даже если бы ей удалось неведомым образом подкрасться к имперцу сзади, и даже если бы нападение застало его врасплох, она ни за что не смогла бы покинуть эту каюту. А значит, остается только сидеть и молча ждать своей участи.
Сопротивление – это самоубийство… на такое она была пойти не готова. Ведь уйти из жизни по своей воле, значит больше не увидеть братьев и отца!
Ее вера была строга на этот счет: ни простой женщине, ни мужчине нельзя перейти границу миров по своей воле. Сделать это может только воин или жрица, но и то, не при любых обстоятельствах.
Девушка почувствовала на своей спине чужой взгляд и медленно обернулась. Мужчина действительно смотрел на нее. Хищно, сосредоточенно, как и раньше… это ужасало ее просто до боли в напряженных мышцах!
Сказать ему что—то? Но что? Вдруг он не говорит на ее языке? Или вообще не говорит? Или ей нельзя говорить с ним?
Страх смерти странно перемешался в сердце девушки с готовностью к худшему и мысль о том, что мужчина не собирается ее убивать, пугала еще больше. Каких только историй женщины из ее поселка не рассказывали об имперцах и том, что они делают с пленными!
– Что за странное имя? – Его голос был низким и невероятно четким, словно говорил он, а звуковые волны отдавались в ее собственной груди. В ее перепуганном сознании родилась совсем абсурдная мысль, что голос и вовсе не принадлежит его обладателю, так мягко и глубоко он звучал.
– Это мой номер прибытия. Я беженка с Карези…
– Я спросил не это. – Недовольно оборвал он ее. – Почему ты назвалась этим номером, а не своим именем?
В голосе имперца не было и намека на беседу, это был даже не командный, а допросный тон. Девушка сжалась еще больше – внутри нее все окончательно заледенело от страха. Было страшно осознавать, свою беззащитность и то, что любое слово, сказанное не так, может привести к неизвестным последствиям.
– Когда… когда умирают все члены семьи, – попыталась объяснить девушка, – женщина не может взять имя, пока не найдет новую семью, которая ей его даст.
– Глупее ничего в жизни не слышал. Как тебя звали при рождении?
Девушка почувствовала, как немеет лицо и руки. После смерти близких нельзя больше называть себя старым именем, это может привести к страшным последствиям – проклятью. Поэтому она решила придумать другое, чего делать было тоже нельзя, но это все же лучше, чем ничего.
– Агна.
Мужчина усмехнулся, но ухмылка эта не имела ничего общего с весельем.
– Насколько ты глупа… Агна? Скажи, зачем ты здесь?
Ее лицо снова залила краска, взгляд остекленел. Было страшно выдать любую из тех версий, что вертелись у нее в голове с того самого момента, когда она проснулась и увидела его.
– Рискну предположить, что у тебя есть пара идей на счет этого, так? – ее ответ тут вряд ли требовался, но девушка все же кивнула, испытав немного облегчения от того, что ей все же не придется озвучивать свои версии. – Тебе посчастливилось остаться в живых из—за цвета волос. В империи есть глупое суеверие о том, что рыжеволосые женщины приносят удачу. Забавно, правда? К сожалению, проходят столетия, а люди так и продолжают возвеличивать чушь и верить в неслучайность совпадений. Поскольку я все еще не обзавелся цифией, за все мои пятнадцать лет на этом крейсере, мой понтий решил преподнести мне подарок в честь взятия Нарвиби и сокрушения Кри. К сожалению, отказаться я не могу.
Сказав это, он на мгновение замолчал, оценивающе оглядев девушку, будто взвешивая свои дальнейшие слова или принимая важное решение. Нервно постучав длинными пальцами по столу, мужчина продолжил:
– Тебе важно запомнить правила, поэтому слушай внимательно – я никогда не повторяю. Я не хочу слышать тебя. Я не хочу видеть тебя, поэтому, когда я нахожусь с тобой здесь, ты должна занимать как можно меньше пространства и дышать как можно тише. Здесь я бываю редко и не долго, поэтому это не составит для тебя большой проблемы. Я также не хочу думать о тебе, поэтому даже не начинай размышлять о побеге или прочей блажи. Это имперский крейсер – ты покинешь его только через люк для отходов. Ты должна понять, что все еще жива только потому, что тебе повезло родиться рыжей, и какой—то солдат решил, что перед тем как смешать твой пепел с землей, неплохо было бы удостовериться в том, что ты действительно не представляешь ценности. Поэтому лучше для тебя будет считать себя почти что мертвой. Если тебе удастся соблюсти все эти правила, на протяжении нескольких последующих лет, я избавлюсь от тебя при первой же возможности. Поверь, именно этого я хочу на самом деле… Если не доставишь проблем – живой, но, если решишь усложнять мне жизнь, я придумаю способ более практичный. Кивни, если согласна.
Она сразу же кивнула, чувствуя, как мелкая дрожь сотрясает руки. Это не было надеждой на жизнь… но все же было на нее похоже!
– Еще одно, твои предположения верны, тебе все же придется быть цифией, хотя я и не вижу в этом необходимости. Но вас обслуживает персонал из медкорпуса и я не хочу, чтобы понтий считал, что я недоволен его подарком.
Струна внутри нее натянулась и оборвалась. Он говорит о том, что будет с ней спать. Она не знала, что делают цифии, и кем они вообще являются, но разговор подводил именно к этому. Девушка посмотрела на него и пунцовый румянец сменила бледность. Во взгляде мужчины не было ничего даже отдаленно похожего на то, как иные представители его рода смотрят на женщин. И да, у нее никогда не было какой бы то ни было связи. Единственным мужчиной в их поселении был надзиратель – старший распределитель, которому было больше семидесяти лет. Старого ворчливого мужика интересовало только выполнение плана и табак, который он против правил растил в делянке за своим домом.
– Мне не интересно. – Сказал имперец, словно она своим взглядом задала какой—то вопрос. – И не думай, что ты мне интересна. Я считаю, что легионер любого порядка не нуждается ни в чем кроме мундира, оружия и устава. А все эти позументы, – он брезгливо обвел взглядом свою каюту, – все эти животные потребности, не более чем пыль в глаза новобранцам и малодушным. А теперь раздевайся и ложись.
Теряя грань между реальностью и каким—то больным кошмаром, девушка поднялась на негнущиеся ноги и, трясущимися руками, принялась расстегивать на себе одежду.
Длинное платье из простого материала имело около двух десятков пуговиц по позвоночнику. Он не собирался помогать, даже не смотрел, когда девушка стягивала с себя белую ткань, не смотрел и когда ложилась на кровать, совершенно онемевшая и будто обескровленная, при том, что сердце в груди билось, как сумасшедшее. Имперец просто сидел за столом и разбирался в записях на экранах, словно она вновь слилась с интерьером его комнаты, в которой сейчас вовсе не происходило ничего необычного.
