Олег Яковлев
Хроники Червонной Руси
Глава 22
Стремительный Грон, спускаясь с отрогов снежных Татр, шумно втекал в широкий и более спокойный Дунай. Вода в Гроне в любое время года была холодной, почти ледяной. От холода ломило зубы. Склонившись над журчащей рекой, Володарь и его спутники, уставшие после перехода через знойную, раскалённую пушту155, жадно и долго пили.
Вокруг простирались многочисленные слободы, яблоневые и грушевые сады, виноградники. Через Дунай к строениям Эстергома вёл плавучий мост, сооружённый из связанных друг с дружкой крепкими канатами перевёрнутых ладей. Спешившись и ведя за поводья лошадей, путники осторожно, медленно стали переправляться.
Впереди виднелись каменные зубчатые стены, обведённые рвом. В нескольких местах внутрь крепости вели подъёмные дощатые мосты на цепях. Вокруг стен раскинулись предместья. Крытые черепицей домики торгово-ремесленного люда густо облепили низину и склоны окрестных холмов. Сам Эстергом лежал у подошвы уходящих на восход Вишеградских гор. Крепость располагалась на более высоком месте, чем посады, местами стена подходила к самому обрывистому берегу Дуная. Кое-где из-за стены проглядывали высокие башенные строения – там находился королевский замок, а также дома знати и королевских приближённых.
Володарь, хорошо знавший угорскую молвь, первым делом направился на кишевший людьми торг. Кого здесь только не было! Расположенная в самой сердцевине Европы, на перекрёстке торговых путей, угорская столица вбирала в себя самых разных людей, разной веры, разного языка, разных одежд. Жили тут и славяне, и немцы, и франки, и валлоны, и оседлые печенеги, и валахи, и греки. Удивительно мирно в тогдашней Угрии уживались православие и католицизм, никто никого не преследовал за веру. Реки были богаты рыбой, пастбища – сочной травой, земля щедро согревалась солнцем и давала добрые урожаи пшеницы, поэтому в стране почти никогда не бывало голода – этого страшного бича соседних европейских держав.
Купцы из западных и восточных стран, ремесленники – в основном славяне, паломники-монахи, странствующие рыцари, лошади, огромные верблюды, одногорбые и двугорбые, мулы, стригущие длинными ушами ослы – всё это сгрудилось на подобном муравейнику торжище.
В порту чуть пониже переправы теснились ладьи, среди них преобладали ромейские хеландии и лёгкие быстроходные славянские струги. Пристань, как и соседний торг, пестрела разноцветьем одежд. Вдоль берега рядами тянулись деревянные гостиные дворы и харчевни. Ноздри щекотал аромат готовящихся яств.
Володарь, ранее не раз бывавший в Эстергоме, быстро договорился с хозяином одного из постоялых дворов – сутулым широкоусым угром. Своё дело сделали серебряные номисмы-скифагусы156. Дружинников разместили в нескольких просторных помещениях на верхнем жиле. Спустившись вниз, они смогли утолить голод и жажду мясом с острым перцем и белым виноградным вином.
Володарь на гостином дворе задерживаться не стал. Взяв с собой одного только Халдея, направил он стопы в крепость.
– Родичей ближних повидать надобно. Братцев двухродных. В прошлый раз помогли мне, пособили, упредили о ковах Ярополковых, – счёл он нужным сказать хазарину.
Когда шли они мимо лавок менял, Халдей вдруг остановился.
– Дозволь, светлый князь, я расспрошу того менялу в синем халате. Он – мой единоплеменник. Узнаю от него, что творится в городе и в стране. Такие сведения никогда не бывают лишними. Я догоню тебя у крепости, – предложил хазарин.
– Добро, – кивнул Володарь. – Ступай, но поторопись.
…Запыхавшийся от быстрого бега Халдей нагнал его уже внутри крепости.
– Король Ласло сейчас находится в своей резиденции в Фехерваре, – сообщил хазарин. – Объезжает владения. Это он делает каждый год. А старший из твоих двоюродных братьев, о доблестный, здесь. С ним его мать, русская княжна.
– Воистину добрая весть! – Володарь заметно оживился. – Стало быть, вовремя я.
– Ещё… Меняла сказал… В Эстергоме недавно побывал посол из Киева. Король Ласло и князь Всеволод заключили мир. Князь не стал воевать с королём, хотя его просил об этом германский император Генрих. Вот… такие имею новости.
Смуглое лицо Халдея было испещрено капельками пота. Он снял с кудрявой головы войлочную шапку и отёр ею чело.
– Мир, выходит. Ну, это не к худу для нас, думаю, – произнёс Володарь. – Не будет никто мешать нам пустить в дело серебро и нанимать ратников.
За толковнёй они свернули направо и по одной из узких улочек вышли на довольно обширную площадь. Возле неё возвышался двухъярусный дом, сложенный из серого камня, с толстыми округлыми башнями по обоим краям.
– Ну вот. Это и есть хоромы королевича Коломана и его матери, – молвил Володарь.
Они не спеша поднялись по ступеням всхода. Два рослых воина-иобагиона с копьями в руках перегородили им дорогу.
– Пошлите к королевичу Коломану. Скажите: я – его двухродный брат, Володарь, сын Ростислава, – потребовал князь.
Как только один из иобагионов скрылся в дверях, он огляделся по сторонам. Подул лёгкий ветерок, и внезапно обдало Володаря отвратительным запахом гнили. Он заметил, что перед одним из окон на верхнем ярусе к стволу дерева привязана толстая верёвка, на которой висит человек в монашеской сутане и с куколем на голове. Вокруг повешенного с хищным клёкотом кружили чёрные враны.
– Господи! Это ещё что?! – пробормотал неприятно поражённый Володарь.
На крыльцо, ковыляя и опираясь на деревянный посох, выскочил горбатый уродец Коломан в лиловом, украшенном узорочьем длинном кафтане. Чёрные волосы на голове у него были всклокочены, самую макушку покрывала маленькая лёгкая шапочка, обшитая парчой. Невидящий левый глаз королевича закрывала чёрная повязка.
При виде Володаря смуглое скуластое лицо Коломана расплылось в радостной улыбке.
– Кирие элейсон! Брат мой! Как рад я тебя видеть!
Приставив к стене посох, он широко развёл руки и заключил Володаря в объятия. Двухродные братья горячо облобызались. Малорослый Коломан не доставал высокому Володарю даже до плеча и потому стоял на пару ступенек выше.
– Пойдём в дом мой! Добро пожаловать! И знай: для меня ты всегда желанный гость.
– Дозволь, светлый князь, я покину тебя, – шёпотом попросил Володаря Халдей. – Побуду в помещении для иобагионов. Может, узнаю ещё что-нибудь важное и ценное.
– Хорошо. Ступай.
Юркий хазарин тотчас исчез за поворотом стены.
Через безлюдный переход и лестницу двоюродные братья проследовали в большую камору. За слюдяными окнами видна была крепостная стена и кусочек Дуная с островами и низким левым берегом.
В каменном дворце было не так жарко, как на улице, но мрачно и сыро. В одном месте по стене сбежала водяная струйка.
Обстановка в покое выглядела довольно простой, хотя стены украшало несколько шпалер с рисунками на библейские темы. Посреди каморы стоял большой дубовый стол, по обе стороны которого находились обитые рытым157 бархатом скамьи со спинками. Коломан указал Володарю на одну из них, сам же расположился напротив, удобно умащивая горб и больную ногу.
– Сколько лет мы не виделись? – стал прикидывать он в уме. – Кирие элейсон! Грехи тяжкие! Три года! С тех самых ловов, во время которых я упредил тебя и твоих братьев об угрожающей вам опасности! Да, Гертруда и Ярополк – неважные соседи для страны мадьяр. Король, мой дядя, предпочёл бы видеть во Владимире тебя с Рюриком. Но… – Коломан усмехнулся и заключил: – Думаю, наступит и ваше время.
Он зазвонил в серебряный колокольчик. На пороге возник холоп.
– Принеси чего-нибудь поесть! – приказал королевич. – Заморим червячка, дорогой братец! Обед у нас будет позже.
– Слышал, ты оженился? – спросил Володарь. – И у тебя уже двое чад народилось с тех пор, как мы виделись.
К удивлению его, лицо угорца передёрнулось от недовольства.
– Об этом поговорим после! – отрезал он. – Сперва расскажи о своих делах.
Володарь подробно поведал о своих мытарствах и о тмутараканском княжении. Выслушав его, Коломан сказал:
– Ты не огорчайся. Слишком большая сила вмешалась в ваши дела. Что там этот Олег? Кирие элейсон! Он – всего лишь пешка в большой игре. Алексей Комнин, базилевс ромейский – вот кто стоит за ним!
– Тоже так полагаю, – согласился Володарь.
– И догадываюсь, что ему нужно там, на Боспоре Киммерийском. Ведь империя ромеев непрерывно ведёт войны у всех своих границ. На востоке идёт война с турками, на севере – с ордами печенегов, а на западе нурман Роберт Гвискар158, дядя моей дражайшей супруги, здорово потрепал ромейскую рать у Диррахия159. А чем сильна империя? Огнём Каллиника, который изрыгают медные трубы на их кораблях. Говорят, ужасная штука. Кирие элейсон! Не дай мне Господь когда-нибудь увидеть её в действии! Так вот: для этого огня нужна нефть. А она как раз и имеется на Киммерийском Боспоре.
– О таком я, скажу честно, и не помыслил. – Володарь развёл руками. – Что нас с Давидом прогнали греки – это я уразумел. Мыслил, хочет базилевс подчинить Тмутаракань власти своей, а Олег – удобный для того человек. Почитай, всем обязан Комнину. Тот его из ссылки возвернул, нашёл знатную супругу-красавицу, дал войско.
– Да императору ваш клочок земли не столь важен, поверь. Здесь иное – то, о чём я тебе сейчас сказал. Впрочем, ну его к чёрту, Комнина! Ты, братец, главное, не отчаивайся. Здесь, в стране мадьяр160, а у меня – тем более чувствуй себя, как дома. За зиму без труда наймёшь дружинников. Поверь мне – за серебро найдётся немало желающих помочь тебе добыть удел в Червонной Руси.
На столе вскоре появилась нарезанная тонкими ломтиками копчёная колбаса, пахнущая дымом костра, сыр из козьего молока, оливки, фрукты и белое виноградное вино, которое молодой стольник разлил в окованные серебром чары.
Коломан ел жадно и быстро, рвал пищу острыми зубами. Володарь, хоть и голоден был, едва за ним поспевал.
После еды королевич и гость омыли руки водой из поданной холопом большой чаши.
– Пошли за матерью на женскую половину дома. Скажи: мой брат, князь Володарь, приехал к нам в гости, – приказал Коломан стольнику.
– Что у тя, братец, за дела тут такие? На дворе зловоние стоит. Какой-то монах в петле на древе болтается? – спросил Володарь.
– Это один преступник. Получил по заслугам, – отмахнулся угорец.
– Что же ты не велишь убрать из-под окон его труп? Погляди: вокруг него на древе гнездятся хищные враны!
– Пускай повисит ещё немного, в назидание некоторым неверным жёнам! – Коломан злобно осклабился.
В палату вплыли несколько женщин в богатых одеждах. Зашуршала парча. Впереди всех держалась старая Софья Изяславна, мать Коломана.
Володарь, вскочив на ноги, отвесил ей поклон. Изяславна прослезилась, обняла и расцеловала его.
– Господи, Володарь! Я знала тебя ещё таким маленьким! Ты подолгу гостил с братьями у нас в доме! Яко сын ты мне! Полоцк и Червенщина – две земли Святорусские, окраинные! Помнишь, как вы с Коломаном и Альмою плавали на тот берег Дуная, как учились держаться на воде?! А как лодку утащили и на берегу Грона развели огромный костёр? Как дохлую мышь подложили в постель герцогине Восточной марки161? И я извинялась потом! – Вдовая королева ударилась в воспоминания.
Они проследовали из каморы в просторную залу со сводчатым потолком и высокими полукруглыми окнами.
По пути Коломан шепнул Володарю:
– Сейчас говори по-славянски. Я и мать понимаем, а остальным знать ни к чему!
«Остальным», видимо, относилось прежде всего к рослой белокурой особе лет далеко за тридцать, в волосах которой поблескивала усеянная жемчугами герцогская диадема. Володарь догадался, что это и есть жена его двоюродного брата – Фелиция, дочь властителя Сицилии Рожера Готвиля. Она была довольно привлекательна, хоть уже и не молода. Всё в её наружности: тонкие губы, большие светлые глаза, крючковатый, сильно загнутый книзу нос, ниспадающие вниз прямые волосы – отличалось какой-то породистостью и сразу выдавало её знатное происхождение. На Фелиции было длинное платье – котт багряного цвета, на шее горело золото и самоцветы, руки, несмотря на летнюю жару, обтягивали чёрные кожаные перчатки.
– Скоро время обеда, – сообщила Володарю Софья Изяславна. – Я распорядилась приготовить твой любимый гуляш.
– Мы будем хлебать его с Володарем из одного котелка, как в детстве! – заявил Коломан.
– Ты поросёнок, что ли? – недовольно заворчала на него вдовая королева. – Не малое дитя, чай! Не пристало так вкушать пищу державным мужам! Дозволь, дорогой Володарь, представить тебе мою сноху, супругу Коломана. Фелиция – дочь герцога Сицилии, – с гордостью указала она на высокую женщину в диадеме.
– Рад видеть тебя, принцесса. – Володарь приложил руку к сердцу и чуть наклонил голову.
Фелиция ответила ему таким же лёгким кивком и неожиданно спросила:
– Кто из вас старше? Ты, князь Володарь, или мой супруг, герцог Коломан?
Голос у нурманки был немного грубоват, но говорила она на языке мадьяр очень чисто, без акцента.
– Я старше двумя летами. Ныне мне двадцать четыре стукнуло, а ему – всего лишь двадцать два, – поспешил утолить любопытство женщины сын Ростислава.
– Совсем мальчишки ещё оба, – вздохнула сокрушённо Изяславна.
Когда они сели за столы и Володарь очутился рядом с Коломаном, он тихо спросил королевича по-русски:
– Вижу, твоя супруга превосходит тебя летами?
– Ну да, она старше.
В разговор тотчас вмешалась Изяславна.
– Что с того? Я тоже была старше твоего отца, короля Гезы.
– Вот так. Слышишь, Володарь? В нашей семье, оказывается, такая добрая традиция, – насмешливо изрёк королевич. – Жёны старше мужей! Ещё говорят, что якобы моя бабка, княгиня Полоцкая, была самой настоящей ведуницей, босорканью162. Собирала по утрам росу и травы, готовила зелья разноличные! Прямь какая-то Вашорру-баба! Или Баба-яга, по-вашему! Заколдовала, приворожила молодого князя Изяслава, вот с него это всё и пошло. Кирие элейсон! Грехи тяжкие! Что только люди ни напридумывают! А ведь, вообще говоря, такого явления, как ведьма или босоркань, не существует. Они – плод людского воображения! И не более того! Вот если я стану королём, то непременно издам указ о прекращении преследования за ведовство! Впрочем, мы немного отвлеклись от предмета нашей беседы. Лучше ответь мне, мать, как я должен теперь жить с этой дойной нурманской коровой?!
Разговор вёлся на славянском наречии, и Фелиция ничего из сказанного не понимала.
– Прекрати! – зашипела на Коломана раздражённая мать. – Тебе сыскали лучшую невесту со всей Европы! Самую богатую! Самую красивую!
– И самую старую! – добавил с издёвкой Коломан. – И ещё самую блудливую! Представь себе, дорогой братец, её вытащили из какого-то монастыря и доставили мне на корабле из города Палермо в Сплит163. Альма ездил за ней к герцогу Рожеру. Я сам встретил её в Сплите. Ну, потом обвенчался в аббатстве Святого Доминика в Пече. Честно говоря, всё равно было, с кем и как. Понимал, что женитьба моя выгодна и дяде-королю, и герцогу Сицилии, и даже самому римскому папе. И вдруг замечаю, что у моей дражайшей начинает расти живот. И вскоре на белый свет появилось некое отродье, наречённое Ладиславом в честь короля! Ну, я-то знаю, что в такой короткий срок, какой минул после нашей первой ночи, люди не рождаются. Только кошки разве!
– Прекрати немедля! Какой позор! Дорогой Володарь, не слушай сей бред, прошу тебя! – Изяславна в отчаянии всплеснула руками. Словно крылья, взметнулись в воздухе широкие рукава её платья русского покроя.
– Разумеется, я стал искать виновного, – продолжал, не обращая на неё внимания, Коломан. – И что ты думаешь? Нашёлся один блудливый монах, который сопровождал наше сокровище в пути по Ядранскому морю164. Я приказал повесить его перед окнами спальни моей драгоценной жёнушки. Пускай повисит ей в назидание!
– Снял бы ты его, схоронить велел. К чему зверства сии? – нахмурился Володарь. – Кстати сказать, она тебя намного ли старше? На сколько лет?
«Вот и Таисия была меня старше. Господи, почему опять о ней думаю?! Пора уж забыть!» – пронеслось у сына Ростислава в голове.
– Ну, лет на десять, верно.
– Ты что, точно и не знаешь?
– А на что мне это надо? Вижу, перезрелая жёнка. Вся златом увешена, яко кукла, яко идол поганый! Но король убедил меня, что как раз такая вот мне и нужна. И приказал мне жениться. Державный союз – что поделаешь? Её отец знатен, богат, имеет много золота, воинов и кораблей. Мадьярии нужны сильные друзья. Кирие элейсон! Грехи тяжкие! А вообще, я тебе скажу так, дорогой Володарь – не женись никогда! Ну их к чертям, этих баб! Я вот оженился – и всякий покой потерял. Приезжаю из Нитры, там, из Пожони165 или Унгвара. Часто приходится бывать в разных городах. Устаю в пути, нога болит, горб ноет, хочется поспать. Но ночью эти дети начинают громко орать на весь дом и мешают моему отдыху! Лежишь, плюёшься и молишь Всевышнего, чтобы всё это поскорее прекратилось!
– Перестань городить чепуху! – перебила сына Изяславна. – Дорогой Володарь, хоть ты повлияй на моего первенца! Он вовсе становится невыносим!
– Зато ты знаешь, Володарь, моя жена, оказывается, хорошо вышивает, и ещё у неё очень сильные руки. Яко у мужа. Кроме того, она – знатная охотница. Метко бросает копьё в зверя, – продолжал, не обращая внимания на материны сетования, сын Гезы.
– Гляди, как бы она в тебя копьё не метнула, – шутливо заметил Володарь.
Софья Изяславна, не выдержав, властным голосом потребовала:
– Немедля переходите на угорскую молвь, мальчишки вы негодные! Королевна Фелиция не разумеет по-славянски. А по-угорски баит добре. Экая умница! За три года так выучить неведомый доселе язык! Я токмо лет чрез десять стала всё понимать!
– А что нам?! Мы и по-угорски, и по-латыни. Так ведь, братец? – Коломан с лукавой усмешкой подмигнул Володарю своим единственным видевшим глазом. – Учителя у нас были хорошие – латинские и греческие монахи. Когда розгами, когда за ухо оттаскают! Кирие элейсон! По крайней мере, что положено знать княжеским и королевским отпрыскам, усвоили мы оба довольно хорошо.
Мало-помалу столы в зале уставляли яствами. Перед Володарем возник горшок с угорским гуляшом – густо наперченным супом с клёцками и луком. За трапезой говорили мало. Володарь обратил внимание, что на обеде не было никого из духовных лиц – одни знатные дамы и несколько молодых баронов из свиты королевича.
«Правду, верно, говорят, что Коломан недолюбливает латинских попов», – подумал он.
После еды гостю был показан отведённый для него покой с мягкой пуховой постелью и столиком с иконами греческого письма, на котором горели свечи.
Едва Володарь уложил в ларь дорожный вотол и переоблачился в багряную шёлковую рубаху, как в дверях покоя возник Халдей.
– Светлый князь! – заговорил он шёпотом. – Мне удалось кое-что выведать. Внизу, в подвале, в клети каменной, томится один русский, с Волыни. Его поймал на торгу Жольт – лазутчик Коломана. Говорят, что три года назад этот русский захватил и пытал Жольта.
– Что? – Володарь насторожился. – Какой-такой русский? Вопрошу-ка я Коломана.
– Я бы на твоём месте не торопился, светлый князь. Успеешь, спросишь. Сейчас ты нуждаешься в поддержке своего двоюродного брата. Кстати, не намекал ли он тебе…
– Намекал, что хотел бы видеть меня князем на Волыни? Было, – подтвердил Ростиславич.
– Вот видишь. А твои вопросы могут не понравиться.
– Пожалуй, ты прав, Халдей. Обережёмся от ненужных догадок и слов. Не время, – раздумчиво промолвил Володарь. – Вот что. Сходи на пристань, сведай, как устроились мои отроки и гридни. Не имеют ли в чём нужды. Потом воротишься назад. Уразумел?
– Всё сделаю, светлый князь!
Халдей исчез в дверях. Меж тем за окнами послышались громкие голоса. Володарь выглянул во двор. Трое иобагионов в кожаных доспехах снимали с дерева труп монаха.
– Слава богу! Внял просьбам нашим, – прошептал князь.
Вечерело. На Эстергом надвигалась сумеречная мгла. Вскоре в покой к Володарю явился Коломан, да не один, а с женой и служанкой – молодой угринкой в белом льняном платье, которая держала на руках большой свёрток.
– Вот, полюбуйся, – указал на него Коломан. – Дочь. София. Второе имя имеет – Мартина. Твоя двухродная племянница. Совсем мала. Уже крещена, но ещё не научилась ходить. Моя мать от неё без ума. Считает своей внучкой, возится с утра до ночи.
Угринка передала Володарю свёрток. На Ростиславича уставились два больших светло-карих глаза.
– Мартина, – тихо пробормотал Володарь. – Диковинное имя.
– Так звали одну из ромейских базилисс, – подала голос Фелиция.
Она была уже в другом платье, изумрудного цвета, шитого из дорогого бархата, но по-прежнему руки её обтягивали перчатки.
– Жену императора Ираклия166, – подтвердил Володарь. – Она жила четыреста лет назад.
– Ты хорошо знаешь историю, – уважительно закивала головой сицилийка.
– Я же тебе уже говорил: нас обоих учили основательно, – заметил Коломан. – По многу часов корпели мы над хрониками.
Володарь вернул крохотную девочку обратно угринке. Мартину унесли, а Коломан с супругой остались в покое. Холоп поставил на стол вино в небольшом бочонке и две чары.
– Доброе вино. Старое, из погребов, ещё при деде моём и твоём разлито было. Отметим нашу встречу, – Коломан поднял чару.
…Лёгкий хмель кружил голову. Улучив мгновение, Володарь тихо спросил сына Гезы по-русски:
– Почему твоя жена не снимает рукавиц?
– Потому что такие рукавицы для неё – не просто предмет одежды, они – знак благородного происхождения. Вот мой прадед был кочевником, скотоводом, и длани у него были черны и грубы от мозолей. Твой пращур – скиф, верно, шёл за плугом. И тоже сдирал в кровь руки. А предки нашей Фелициечки только мечом работали. И в жилах у неё течёт, как говорят, голубая кровь. Ручки у дочери герцога Сицилии беленькие, яко лепестки ромашки. Она их бережёт, мажет мазями и не снимает рукавичек, чтоб не повредить кожу. И чтоб, не допусти Господь, не оцарапаться. Вот так. Длани нежные, а манеры грубые. Что ты хочешь – нурманка, дочь викинга. – Коломан сначала говорил тоже по-русски, но в конце перескочил на латынь.
– О чём это вы? – спросила королевна.
– О тебе, моя радость, о чём же ещё, – съязвил Коломан.
Фелиция презрительно хмыкнула. Пальцем в кожаной перчатке движением снизу верх она потёрла свой крючковатый нос.
– Обрати внимание, Володарь, что жёнки гораздо чаще мужей чешут своё тело. Почему это происходит, я не ведаю. Для меня это загадка, но это так, – заметил с кривой ухмылкой Коломан.
Кажется, королевич выпил многовато вина. Будучи столь тщедушен, он быстро пьянел и начинал нести всякую околесицу.
– У меня есть кое-что рассказать нашему гостю, – неожиданно заявила нурманка, прерывая его болтовню. – Сказ мой будет короток. Жили на свете два соседних народа. Один народ пас коней. Другой – выращивал хлеб на земле. У каждого из народов было много красивых мужчин и женщин. И вот однажды правитель того народа, который пас коней, взял в жёны дочь правителя другого народа. Была весёлая свадьба. Люди радовались, видя красоту этой пары, желали молодым радости в жизни и долголетия. Пришло время княгине рожать, и она с замиранием сердца ждала, когда же на свет божий появится малыш, такой же прекрасный, как и она сама, и её муж. Но вдруг вместо красивого младенца родилось нечто отталкивающее, отвратительное, гадкое, с одним глазом, как у циклопа, с горбом на спине. Это существо скалило непомерно огромные зубы и злобно хохотало над несчастной матерью…
– Довольно! – перебил жену Коломан. – Ещё скажи, что ребёнок сей был весь покрыт шерстью, что вместо стоп у него имелись копыта, а сзади болтался хвост. И что прозвали этого негодяя Коломаном. Так?
– Примерно да. – Фелиция внезапно громко расхохоталась.
– Как будто наш гость сразу не понял, к чему ты клонишь. Сказ твой, я думаю, вовсе не короток и содержит многие из тех моих проступков, о которых тебе рассказала моя мать. Как я подкладывал жабу в постель киевской княгине Гертруде, как дохлую мышь подвесил под дверь герцогине Восточной марки, как вместе с детьми колонов167 разорил грушевый королевский сад. Да, хорошими разговорами развлекаешь ты моего двухродного братца, нечего сказать!
Коломан налил себе ещё вина.
– Довольно тебе пить. Без того уже пьян! – возмутилась нурманка. Рука в перчатке решительно легла на чару. – Опять будешь жалок и беспомощен в постели! Горбун хромой!
– Не обзывайся! Перезрелое яблоко! Гнилая сицилийская маслина! – Коломан злобно осклабился, но чару послушно отставил в сторону.
– Я слышала, у тебя двое братьев, князь Володарь. Рюрик и Василько. Ты средний из них. Где они сейчас? – спросила Фелиция.
– В Перемышле. Пока они не имеют достойного удела и живут милостями старших князей. Вот думаю им помочь. Собрать войско, занять города, принадлежащие нам по праву, – ответил ей Володарь.
– Война. Опять война. Вот и у нас дома тоже сплошные войны. Все воюют: графы, герцоги, короли, даже римский папа. Все ищут власти, ищут уделов. – Фелиция горестно покачала головой. – У меня, князь Володарь, тоже есть брат, Симон. И ещё сестра, Констанция, совсем ещё девочка. Я очень люблю свою сестру. А теперь у меня сын и дочь, и я буду любить их так же горячо.
– Во как! Слышал, Володарь? Запомни мой совет: никогда не женись! – возгласил, вставая со скамьи, Коломан. – Наставят тебе рогов, поднимут на смех, нарожают детей от каких-нибудь блудливых попов! А тебе потом расхлёбывайся с ними! Впрочем, понимаю. Надоели мы тебе своей глупой болтовнёй! Отдыхай, устал с дороги! И набирай воинов! Забери то, что тебе по праву принадлежит!
Королевич явно был пьян. Фелиция подхватила его, сильными руками сгребла в охапку и потащила к двери, на прощание одарив Володаря обворожительной улыбкой.
«Да, любезные родичи! С вами не поскучаешь! Развлечёте паче скоморохов!» – думал сын Ростислава, качая головой и глядя на закрывшуюся дверь.
Холоп убрал со стола вино. Быстро разоболочившись, Володарь упал на постель и забылся глубоким, беззаботным сном усталого человека, который наконец-то обрёл на некоторое время надёжное пристанище.
* * *
Спустя несколько дней случилась у Володаря одна неожиданная встреча. В Эстергом прибыло на богато убранных ладьях пышное посольство из Константинополя. Хитрые ромеи договаривались о будущем браке императорского родственника с одной из дочерей короля Ласло.
Володарь как раз был на пристани вместе с Халдеем и Юрием Вышатичем, когда вдруг кто-то окликнул его по имени:
– Архонт Володарь!
Обернувшись, молодой князь сразу узнал яйцеголового безносого примикария168 Татикия, бывшего спутника князя Олега в Тмутаракани.
– Я рад тебя видеть здесь! Немало удивлён! Никак не ожидал, что ты, архонт, окажешься в земле мадьяр! – Татикий развёл руками и улыбнулся, выставив наружу свои огромные лошадиные зубы.
Хоть и не было большого желания, а пришлось Володарю принимать у себя в покое высокого гостя.
Татикий почти не притронулся к вину, зато с удовольствием отведал чечевичной похлёбки и жареной щуки. Полыхал золотом в свете свечей его протез на месте носа.
После трапезы ромей завёл серьёзный разговор.
– Это ведь я, архонт, спас твою голову. Я убедил архонта Олега отпустить вас с архонтом Давидом на Русь, – гнусавил он.
– Благодарен тебе за это, светлый примикарий, – сказал Володарь. – Однако, вижу, не одна Тмутаракань волнует твоего базилевса. Далёкие у него замыслы.
– Да, ты прав, архонт. И вот что я тебе скажу. Послушай меня. Никогда никому не повредит добрый совет. – Татикий снова скалил в неприятной улыбке зубы. – Ты молод, и я надеюсь, что в скором времени ты наконец-то получишь на Руси княжеский стол. Догадываюсь, что в стране мадьяр ты оказался неслучайно. Так вот. В будущем тебе предстоит, и не раз, делать выбор. Выбор противников и друзей. Ибо у тебя будут свои взгляды, свои интересы, ты будешь искать в запутанных делах и отношениях между правителями сопредельных стран и земель пользу для себя. Так вот, для любого правителя всегда важно бывает правильно обрести союзника. А союзники, как известно, нужны и важны всегда. Запомни, молодой архонт. Крепкий и сильный союзник – половина удачи.
«Почему он говорит со мной? Чего хочет добиться? Или знает что-то, чего не знаю я?» – напряжённо размышлял Володарь.
Он пытался догадаться, что же скрывает за словами о союзниках лукавый примикарий, но не мог.
Тем временем Татикий продолжал:
– Сегодня ты слаб, гоним, а завтра купаешься в ореоле славы. Бывает так, но случается и обратное. Всегда помни, как легко можно упасть вниз с заоблачной высоты. Чтобы этого не произошло, тоже нужны союзники. Те, которые помогут в трудный час гонений. Или подставят плечо и не дадут споткнуться и упасть.
Володарь решил спросить прямо:
– Ты хочешь сообщить мне что-то важное? Прости, но не могу понять, почему у посланника великой державы возникла такая тяга к безудельному князю?
– Потому что жизнь меняется, архонт. Конечно, я не способен предвидеть будущее, но… питаю надежду: наша сегодняшняя встреча – не последняя. А теперь позволь тебя покинуть. Завтра меня ожидает трудный день – предстоит приём у короля Ласло. Помни, архонт, мой совет. Смею думать, он пригодится тебе.
Исчез за дверями яйцеголовый примикарий с золотым протезом на месте носа, а в ушах Володаря долго ещё слышался его вкрадчивый, тихий голос, звучали осторожные слова: «Обрести союзника».
Совет опытного царедворца не раз поможет сыну Ростислава в его полной внезапных поворотов жизни.
