Олег Васильевич Фролов
Сирень цвела…
I
Сирень цвела… Кусты цветущей сирени сменяли друг друга практически без промежутков, образуя сплошную стену. Крупные цветочные кисти эффектно смотрелись на фоне сочных зеленых листьев.
Каждый раз, приближаясь к очередному повороту, Петр думал, что, уж, теперь-то всё, сирени больше не будет, но вновь и вновь ошибался. Ему даже начинало казаться, что заросли сирени по обочинам дороги нескончаемы, настолько долго он ехал между ними. А, может быть, аромат сирени сказывался, пьянил и слегка кружил голову, проникая в открытое боковое окно автомобиля?
«Сирень… Тогда тоже цвела сирень… Я подарил букет Александре… С тех пор сирень – это наши любимые цветы… Сколько же лет прошло? Много… Двадцать пять. Двадцать пять лет… И за все эти годы я был с Александрой не больше трех лет. Был сразу после нашей встречи на Белорусском вокзале… А после я видел Александру всего один раз… Один раз в течение недели. Видел ее и сына. Виктор Кириллович организовал, – Петр вздохнул. – Да, Виктор Кириллович… Виктор Кириллович…»
Впереди вдалеке на встречной полосе появился «додж».
«Это те, с кем назначена встреча, – понял Петр. – Сколько их? Ясно, что не один. Интересно, а кроме "доджа" другого или других автомобилей не будет? Хотя, они же поставили условие, чтобы я был один, так зачем же им много людей? Мест в "додже" достаточно. Могут обойтись и им одним. И зачем им здесь именно "додж"? Могли бы воспользоваться менее приметным автомобилем. Здесь же Европа, а не Америка. Так, нет, американцы должны даже в Европе ездить на американском автомобиле, что бы все знали и видели: едут американцы … Это их стиль жизни: самоуверенность и наглость».
«Додж» стремительно приближался.
«Ну, что же, сейчас поговорим, а пока посмотрим действительно ли они одни… Или все-таки нет, – Петр начал притормаживать, – пусть проедут как можно больше до меня. Если они заранее договорились о дистанции, то второй автомобиль, если он действительно есть, должен будет показаться. Показаться и или продолжить движение, или резко затормозить, остановившись».
Сближение автомобилей продолжалось, Петр продолжал внимательно вглядываться в «додж».
«Что-то в нем не так… что-то… – подумал он. – Что? Он не притормаживает! Наоборот, он прибавляет скорость! Зачем? Он же должен остановиться. Но на такой скорости? Какие же у него должны быть тормоза? А, если? Если он это делает намеренно? Тогда…»
Петр втопил в пол педаль газа до отказа, мотор взревел и автомобиль, набирая скорость, помчался навстречу «доджу».
«Если сейчас он не сбросит скорость, – решил Петр, – то, значит, я прав! А коли так, то вперед! Вперед!»
«Додж» скорость не сбросил и уже через пару минут автомобиль Петра почти поравнялся с ним.
«Я не ошибся! – Петр увидел, что в боковом с опущенным стеклом окне за водителем «доджа» появился ствол автомата и держащий его человек начал спешно прицеливаться. – Ну, сейчас!»
Он интуитивно пригнулся и на полной скорости скользнул бортом автомобиля по правой стороне "доджа", слегка доворачивая руль влево. Автомобиль со страшным скрежетом бросило вправо с такой силой, что Петр почувствовал боль в руках, крепко держащих руль.
«Только не вылететь! – он вскинул голову и вывернул руль, удерживая автомобиль на середине дороги. – Не вылететь!»
II
Не останавливая автомобиль и постепенно сбрасывая его скорость, Петр посмотрел в зеркало заднего вида. Как он и надеялся, «додж» слетел с дороги и перевернулся, рядом с ним никого не было.
«Так, теперь быстро к нему, – он затормозил, съехав на обочину, и попытался открыть дверь. – Не открывается! Конечно, не открывается. Наверняка вся левая сторона автомобиля деформирована, вот дверь и заклинило».
Петр перебрался с места водителя на соседнее сиденье и, открыв правую дверь, вышел из автомобиля. Повел плечами, слегка присел, поочередно поднял руки, затем ноги, наклонился в разные стороны, покрутил головой.
«Вроде все нормально, все цело и слушается. Только очень болят руки, – он направился в сторону «доджа». – Надо бы как-нибудь поосторожнее подойти. Не хватало еще нарваться на выстрел из него. Хотя, судя по всему, он вряд ли будет»..
Петр осмотрелся. Утренняя дорога была пустынной.
«Для европейцев еще раннее утро, да и день не рабочий… Могут позволить себе поспать… Через час-другой начнут массово выезжать… А пока, если и поедут, то единицы. Но все-таки надо торопиться, – он осторожно спустился на обочину и сзади подошел к «доджу». – Похоже, что все как я и ожидал».
Да, четверо, находившихся в перевернувшемся «додже», ему уже не были опасны. Ни с кем из них он раньше не встречался.
«Нет даже того, кто назначил мне эту встречу, – отметил Петр, внимательно рассматривая салон «доджа». – Интересно, почему? Не было необходимости и он поручил все сделать этим, или он был подставной и эти его убрали? Автомат-то наш, «Калашников»… Решили его использовать, поскольку практически безотказен или …? Если или, то … Ладно, додумаю позднее, а теперь надо поспешать…»
Петр вернулся в свой автомобиль и через правую дверь сел на место водителя. Вытянутыми руками уперся в рулевое колесо, ногами в педали тормоза и сцепления, откинул голову назад на спинку кресла, чуть наклонив ее вправо, и прикрыл веки так, чтобы из-под них было можно наблюдать за дорогой.
«Всё. Когда кто-либо подъедет, решит, что я без сознания. А я ему или им подыграю: то, что я в таком состоянии вполне правдоподобно после случившегося. Да и руки очень болят, любое врачебное освидетельствование подтвердит. А, кто эти в «додже», я не знаю. Ни о какой встрече с ними я не договаривался. На вопрос об автомате у них сделаю удивленный вид. В конце концов, может быть они бандиты, гангстеры? Откуда мне знать? К «доджу» я не подходил, я проверил: трава не примята, к нему и тому, что в нем, – Петр улыбнулся, – я не прикасался. Собаку вряд ли полиция будет использовать: и так все очевидно. Да и у полицейских автоинспекторов собак не бывает. Кроме того, они же и затопчут всё. И вообще, как все же цветет и пахнет сирень! Сирень…»
Петр почувствовал, что его тянет в сон.
«Что это? – удивился он. – Разрядка после нервного напряжения? Или результат того, что поздно лег и рано встал? Раньше такого я как-то не замечал… Возраст, что ли? Как-никак уже под шестьдесят… Хотя, при чем здесь возраст? Я его пока что не очень-то и замечаю… В любом случае спать нельзя. Надо быть начеку. И обдумать, пока никто не приехал, хотя бы предварительно, то, что пришло в голову у «доджа» почему хотели стрелять и почему из «Калашникова». Странно это… Ничего, вроде, не располагало к этому… До этого утра все шло, как и ожидалось. Ничего подозрительного я не замечал. У меня в голове даже не было, что могло произойти подобное. Но оно же произошло! А, раз произошло, значит, для этого должны быть причина или причины… Но что это за причина или причины? Откуда они взялись? Из-за чего? И кому это было выгодно? И почему именно "Калашников"? И почему так демонстративно?»
III
«О причине или причинах, я сразу не докопаюсь, – ожидая, когда его и перевернутый «додж» обнаружат, он, не желая терять время и борясь со сном, решил поразмышлять над происшедшим. – Тем более, что пока никаких мыслей на этот счет у меня нет. Тогда начну с «Калашникова»… Итак, «Калашников» – это наш, советский автомат. Автомат, который не только продается в разные страны, но и подделывается… Интересно, это наш автомат или подделка? Надо будет постараться это узнать.... узнать через моих «друзей» в ЦРУ и БНД. Им я обязан сообщить о происшедшем, а тем более и Центру. А что мне это даст? Пока ничего… Но, предположим, если мне удастся узнать его заводские данные, можно будет попробовать попросить Центр отследить его путь от момента сборки … Возможно, это что-нибудь прояснит… Хорошо бы суметь выяснить это до отправки моего сообщения в Центр о происшедшем, но удастся ли? Предположим, что не удастся или автомат окажется подделкой… Что тогда? Тогда, надо выяснить у «друзей» страну-автора подделки… Может быть, у них будут и данные о возможном изготовителе… Будут же они по своим картотекам проверять… Вот, возможно, что-то и выплывет… В общем, в том или ином случае может появиться хотя бы какая-нибудь конкретная отправная точка для дальнейших размышлений и поиска причины или причин…»
Петр слегка поворочал занемевшей шеей и вновь принял прежнюю позу.
«Никак, начинается шейный остеохондроз… – подумал он. – Этого мне еще не хватало… Ну, хорошо, с автоматом более или менее понятно… Теперь, почему так демонстративно? Не могли же они не понимать, что о «додже» могут узнать… Мог же кто-нибудь его видеть… Например, подойдя к окну дома, выходящему на шоссе… Это же элементарно: более-менее точно определить время происшествия, опросить возможных свидетелей, проживающих или находившихся примерно в это время до и после места происшествия. А, может быть, кто-то и проезжал мимо «доджа»… Да и, экспертиза установила бы, что патроны от «Калашникова»… Если бы они захотели, они могли бы это сделать по-тихому. А здесь как будто нарочно, открыто, я бы даже сказал нагло, чтобы было широко известно. Но для чего? Показать силу? Зачем и перед кем? Не понятно… Вернее, не известно… Было бы известно, стало бы понятно. Так, что остается только строить гипотезы. Вот, например, такую: те, кто в «додже» выполняли заказ в отношении меня… Но чей? А, если они же и были заказчиками? Вряд ли… Не логично: сами себя бы подставили… И почему появился этот заказ? Опять, не понятно… Ну, хорошо, попробую по другому… Предположим, те, кто ехал в «додже» на встречу со мной, – простые исполнители и им удалось бы исполнить задуманное. Что было бы дальше? Они постарались бы скрыться… Их бы искали и, вполне вероятно, нашли бы и арестовали… Они могли бы рассказать о заказчике или заказчиках. Заказчику или заказчикам это надо? Нет. А, раз, нет, то заказчик или заказчики сделали бы все, чтобы эти в «додже» в случае успеха, ничего и никому не смогли рассказать, то есть просто бы убрали их как не нужных свидетелей. А, если я ошибаюсь? Если заказчик или заказчики как раз и рассчитывали на то, что исполнители будет арестованы? Могло такое быть? Маловероятно, но все жё… Хорошо, допустим, что расчет был именно таким. Но что бы это им дало? Известность! Именно известность! И их бы стали искать… Неужели они могут быть уверены в том, что их не найдут и они останутся безнаказанными? Если могут, то кто же они? Представители верхних эшелонов власти? Власти продажной и коррумпированной. А, если не власти, а коррумпированных с нею кругов? Например, каких-то крупных корпораций… Нет, корпорации вряд ли… как не крути, пятно на репутации всё-таки может остаться… Им этого не надо. Тогда кто ещё? Ещё… ещё… ещё мафия! Но причем тут я и мафия? Хотя… возможно так и есть. А, может, и нет… Надо вспомнить…»
IV
Всё началось в один из дней более полугода назад. Утро того дня не предвещало ничего необычного. Я, как обычно, приехал в офис за пятнадцать минут до начала рабочего дня. В приемной за своим столом меня уже ждала секретарь, перед ней лежали две кожаные папки коричневого и зеленого цветов. В коричневую папку складывалась вся зарегистрированная входящая корреспонденция, в зеленую – документы, которые необходимо было подписать.
– Доброе утро, Элеонора, – поздоровался я. – Много сегодня почты?
– Доброе утро, сэр, – ответила она, улыбнувшись, – все как всегда. Ни больше, ни меньше. Вам приготовить кофе?
– Нет, не надо. Спасибо.
– Извините, сэр, – покраснела секретарь, – я давно уже работаю у вас…
– Я помню.
– Вы не подумайте, – краска не сходила с ее лица, – я не о повышении заработной платы. Я только хотела спросить…
– О повышении заработной платы мы тоже можем поговорить, – ответил я, – но позднее. А спросить, спрашивайте…
– Я каждое утро предлагаю приготовить вам кофе, и вы каждый раз отказываетесь.
– Да.
– А почему? – лицо Элеоноры стало еще краснее.
– Просто я привык пить кофе в другой обстановке, – улыбнулся я.
– Только поэтому? – удивилась секретарь.
– Конечно.
– А я-то решила…
– Что именно? – поинтересовался я.
– Что вам нельзя или вы… – Элеонора замялась. – Вы…
– Скажем так, – пришел ей на помощь я, – вы решили, что я не доверяю вам. Я прав?
– Да, – ее лицо стало пунцовым. – Спасибо, что вы подобрали такие деликатные слова.
– Ну, положим слова не такие, уж, и деликатные, – возразил я. – Но за то, что вы задали мне этот вопрос, спасибо.
– Спасибо? – удивилась секретарь. – За что? Не понимаю…
– Вы подали мне интересную идею, – улыбнулся я, – относительно степени взаимопонимания и доверия босса и подчиненных…
– Я? – лицо Элеоноры стало терять пунцовую окраску и приобретать обычный цвет. – Вы считаете, что я …
– Вы молодец, – перебил ее я. – И вы вполне можете рассчитывать на повышение заработной платы… Еще раз спасибо.
Я открыл дверь своего кабинета и вошел в него.
«Она действительно помогла мне… – садясь в кресло у письменного стола, подумал я. – Она обратила внимание на мелочь, над которой я особо не задумывался: любая привычка может породить массу вопросов и может так статься, что сразу убедительных ответов на них дать не удастся. А это уже зацепка для тех, кто наблюдает, особенно по роду своей деятельности… Вот так зацепятся и начнут шаг за шагом двигаться… В общем готовая пусть и малюсенькая, но реальная предпосылка для провала. Да, надо больше придавать внимания своим привычкам… А еще лучше менять их. Конечно, не сразу все, а постепенно… Менять, хорошо мотивируя каждое изменение или каждый отказ от привычки. В общем, все, как и всегда, должно быть естественным и понятным для наблюдающих».
V
"Кстати, а она сама не из их числа? – Ведь, вполне может именно так и быть… Будучи моим секретарем, она очень много знает о моих контактах и поездках, не говоря, уж, о почте… Вот, только кто ее мог мне подсадить: американцы или немцы? Или и те и другие? Может же она работать одновременно и на тех и на других. Может. Вполне может. Ну-ка, ну-ка, что я знаю о ней? – я начал вспоминать. – Так, ей немногим более сорока, на собеседовании она рассказала, что разведена, детей нет, приехала из маленького захолустного городка, живет одна на съемной квартире. Стоп! Вот это-то мне и показалось тогда странным: симпатичная женщина и одна… Я даже спросил ее тогда об этом. Она… Она покраснела примерно, так же как и сегодня и ответила, что разочаровалась в мужчинах. Точно! Именно так все и было! Я не стал продолжать эту тему. Да и рекомендации, которые она предоставила, были хорошими. В общем, и в испытательный срок, и после него до сегодняшнего дня она вполне успешно справлялась со своими обязанностями секретаря. Почему до сегодняшнего дня? Она и сейчас продолжает и будет продолжать работу у меня, и зарплату я ей прибавлю. Обязательно прибавлю. Но на всякий случай надо будет присмотреться к ней, особенно к ее съемной квартире. Вполне может быть, что именно эта квартира поможет прояснить ситуацию: относится ли Элеонора к числу наблюдающих за мной и на кого она работает…"
В проеме открытой двери кабинета появилась Элеонора с двумя папками в руках.
– Разрешите зайти, сэр? – спросила она.
– Да, заходите.
"Она совершенно спокойна, – я посмотрел на нее, – как будто и не краснела. Или у нее действительно крепкие нервы, или она умеет управлять ими. А, может быть, и то, и другое?"
– Ваши документы, сэр, – секретарь привычно положила папки на край письменного стола слева от моего кресла.
– Спасибо.
– Что-нибудь еще, сэр?
– Нет, спасибо. Пожалуйста, переведите все телефонные звонки на себя.
– Хорошо, – Элеонора повернулась и вышла из кабинета, плотно прикрыв дверь за собой.
Я специально попросил ее перевести телефонные звонки, поскольку еще со вчерашнего вечера хотел обдумать новое задание Центра.
Оно заключалось в том, что мне поручалось установить контакт с одним из видных деятелей оппозиционного движения в одной из латиноамериканских стран, но таким образом, чтобы он не знал, какая именно страна проявила к нему интерес и предложила сотрудничество. Прямой контакт с ним мне был запрещен.
"Если Центр поручает это мне, практически все время находящемуся в США, это означает, что других путей у него на данный момент нет. Это первое. Второе заключается в том, что Центр понимает, какому риску он подвергает меня, но вынужден на это идти, поскольку этот деятель крайне важен. И третье: мне нужен человек, которому я могу доверять, и который вступит в контакт с этим… – я почувствовал, что даже упоминание об этом деятеле, мне почему-то интуитивно неприятно, – этим… ну, пусть он будет, скажем, Диего… с этим Диего. А такого человека у меня нет, и Центр это знает. Знает, но поручает… Значит, мне надо найти и такого человека. Но это большой риск! Любая вербовка может закончиться или удачно или нет… А неудачи я допустить не имею право! И еще риск в том, что задание связано с Латинской Америкой… И, понимая это, Центр все-таки поручает мне. Да, для него я точно единственный вариант…"
VI
Я понимал, что в Латинской Америке, причем не только в той стране, которую я вынужден был покинуть, вполне могли быть те, кто знал и помнил меня по событиям более чем четверть вековой давности, и могли бы опознать меня. Это было бы концом легенды о том, что я не существую, с соответствующими нежелательными последствиями для Федора и всех, кто с ним связаны.
"Я, правда, не знаю, по-прежнему ли там Федор, но даже, если он и уже покинул эту страну, все равно появится нежелательная зацепка. Зацепившись, можно будет попытаться отследить все перемещения и связи, контакты. А это будет означать, что работать будет еще более сложно, еще более рискованно. Поэтому мне в латиноамериканских странах даже показываться нельзя. Любая случайная встреча может стать началом для контрразведывательной операции… Следовательно, я должен найти человека для контакта с Диего или здесь, в Штатах, или в какой-то из не латиноамериканских стран. И этот человек не должен быть выходцем из какой-то из них. Он может быть американцем, канадцем… а, может быть, и европейцем: например, англичанином, французом, немцем… Хотя, немцем, наверное, не стоит… Диего не может не знать, что в Латинской Америке укрывается много бывших фашистов. Еще решит, что именно от них к нему и направлен человек для установления контакта, а для оппозиционного деятеля, претендующего на роль лидера, это может быть компрометирующим фактором… Но с другой стороны, поддержка, естественно, не афишируемая, богатыми выходцами из фашистской Германии, а то, что они успели вывезти достаточно финансовых средств, это бесспорно, могла бы значительно укрепить позиции Диего… Вдруг, да и захочет он этого? Ну, что же, как один из возможных вариантов пока принимается, – усмехнулся я. – Один? А разве уже есть второй? Второй? Есть! А, может быть, тот, кто выйдет на контакт с Диего будет итальянцем? Итальянцем, но американизированным… Но тогда, Диего может подумать, что этот итальянец представляет интересы мафии… Может? Может. И что тогда? Самое разумное – это отказаться от контактов, но с другой стороны, почему бы и не продолжить? У мафии денег много, связи обширные, да и влияние на часть населения велико… Но, что захочет мафия от Диего взамен за поддержку? Да, мало ли что… Придумаю. Так, еще варианты есть? Похоже, пока нет. Теперь надо продумать, как обеспечить надежное прикрытие этим вариантам и откуда взять немца или итальянца, а может быть, кого-то другого… И как осторожно собрать возможную информацию об этом Диего".
Я знал, что США давно уже взяли под контроль все политические режимы в странах Латинской Америки, постоянно отслеживают все изменения, происходящие на политических аренах латиноамериканских стран, поэтому был уверен, что у американцев есть интересующая меня информация о Диего.
"Но не могу же я прямо спросить их об этом. Нужна причина для проявления с моей стороны такого интереса. И причина настолько веская, что американцам нельзя будет просто отказать мне. Они будут вынуждены пусть не всё, но все-таки сообщить мне. А это уже не плохо. Но с другой стороны, если Диего находится под их контролем, а так, скорее всего, и есть, то и я невольно попадаю под него. Хотя, они и раньше и сейчас за мной наблюдают… Действует правило контрразведки: никому не верь и всех контролируй, даже своих собственных партнеров… А я, как ни как, был и остаюсь, и сделаю все, чтобы еще долго оставаться, связным звеном между БНД и ЦРУ, – я задумался. – Остаюсь-то, остаюсь, но являюсь ли единственным? Вряд ли, сейчас не те времена, когда все начиналось… Да и не в правилах разведок постоянно полагаться только на один канал связи или информации… Наверняка, есть и другие, о которых я не знаю… Значит, надо быть самым необходимым из всех! Самым-самым!"
