Ни то от усталости, ни то от магического влияния неизвестности, поселившейся в доме, ближе к утру я все же провалилась в сон, а когда через несколько часов проснулась, то очутилась в своей привычной спальне залитой горячим полуденным солнцем, где не осталось и следа от произошедших ночью событий. В моей памяти все тоже потускнело. Теперь о странных явлениях напоминали лишь затянутые паутиной зыбкости отстраненные воспоминания, что сами собой стремились забыться.
Боль утраты постепенно ослабевала, и на смену ей скоро пришло другое отвратительное чувство. То была всеядная и неумолимая пустота. Правда, в этот раз она водилась не где-то по темным углам квартиры, а избрала своим домом мое бледное, исхудалое тело. Словно нефть, что безжалостно связывает перья птицы, не давая той взлететь и обрекая её на гибель, сумрачный вакуум проникал внутрь моей грудной клетки через солнечное сплетение и жадно поглощал живые органы, обволакивая их густой чернильной пеной, отчего каждый всхлип сердца становился приглушенным, а каждый глоток воздуха давался с едва различимым, но ощутимым каким-то неизвестным чувством тяжелым стоном. Я больше не чувствовала ни боли, ни грусти. Их место занимала страждущая и болезненная пустота, что вожделенно пожирала остальные эмоции, не позволяя им выкарабкаться наружу. Умри завтра кто-нибудь из семьи, и я не проронила бы и слова. Настолько все мне стало безразлично. Смерть крестила меня и с тех пор тенью бродила по пятам, отгоняя прочь страх замогильной жизни, который больше не смел прикасаться к моей изуродованной душе.
В тот день было тихо и душно. На город медленно надвигались грозовые тучи. Хрупкие солнечные лучи едва пробивались сквозь небесный свинец и тускло ложились на оконное стекло. Свет внутрь квартиры почти не проникал, поэтому атмосфера её комнат полнилась мраком и сквозняковым холодом. Я находилась дома одна, сидела за столом среди зала и завороженно рисовала на бумаге различные узоры, когда услышала какой-то неясный шорох в дальней комнате.
Неизвестный звук, отчасти похожий на легкий хрустящий скрежет, повторялся снова и снова, вынуждая или даже призывая отправиться по неосвещенному коридору и посмотреть что же там все-таки случилось.
Босыми ступнями я отмерила пространство до своей спальни и резко открыла дверь, будто стараясь застать вымышленного призрака или потенциального вора врасплох.
Но комната была пуста. Я вошла внутрь и на уши надавила уже знакомая тишина. Все звуки, и даже тот, что тревожил меня, исчезли, а осталось лишь мое хлипкое дыхание и тихий расчетливый ритм маленького сердца, который в общей тишине, неожиданно, начал свой пугающий отсчет.
– Ух-ух-ух! – филином гудело черное сердце и кровяным потоком стучало в уши, заглушая все иные звуки.
Я обыскала комнату, но ничего не нашла.
– Ух-ух! – заухало снова, когда взгляд мой обратился к кровати, а точнее к тому пространству, что было под ней.
– Ух! – щекотливо сжался трепетный карлик внутри, когда тело опустилось на промерзлый пол, а голова обратилась туда, где оседал хлопьями мрак и куда подальше от солнечного света пряталась пугающая неизвестность.
В последний раз сердце уже не издало звуков, а беззвучно ёкнуло и на миг остыло. Ресницы тоже перестали громко хлопать и тихонько задрожали, зависшие в невесомости. Наступила кромешная тишина.