Олег Васильевич Северюхин
Я вас поглажу мягкой лапой

Я умру от пронзительных глаз

 
Я умру от пронзительных глаз,
Что встречают меня каждый раз,
Стоит мне лишь куда-то пойти,
Неотлучно они на пути.
 
 
Посетил я друзей-докторов,
Все в порядке, я жив и здоров,
Но шепнул окулист, – в роговице
Вижу древней религии жрицу.
 
 
Эти жрицы красивы, как небо,
Эти жрицы податливей хлеба,
Эти жрицы страстны, как вулкан,
Сладким медом обмазан капкан.
 
 
Мне по нраву такое моление,
Дикой крови живое волнение,
И ловушка – большой достархан,
Оплетут по рукам и ногам?
 
 
Будь что будет, готов ко всему,
Пусть заманят меня на кошму,
Чтоб горячей любовью убить,
Расплетя до конца жизни нить.
 

Мой знакомый кардиолог

 
До Самары путь долог,
Надо ехать на Волгу,
И там живет кардиолог,
Верный врачебному долгу.
 
 
В Самаре губернатор Титов,
Известный всем сердцеед,
В Волге разводит китов,
И осетров больше не ест.
 
 
В Самаре гречанка Таис,
Знакомая Джона Голсуорси,
Все говорят ей «кис-кис»,
Расточая вокруг восторги.
 
 
Иногда она закрывает глаза,
Как нормальная женщина,
Иногда в глазах бывает слеза,
Если в делах трещина.
 
 
Не близкая землячка Ленина,
Не героиня мировой революции,
Но миру станет известна
Синтетическая теория эволюции.
 

Коптилка

 
При свете маленькой коптилки
Вставала утром вся семья,
В углу иконы темнолики,
Пять мужиков и мальчик – я.
 
 
Чего ж мы баб-то не считали,
На них держался дедов дом,
Полы скобленые сверкали,
Скотина, огород, и все бегом.
 
 
Зато как весело все пели,
На зов сходилась молодежь
И долго были слышны трели
Пяти гармошек там, где рожь.
 
 
Домой все возвращались на рассвете,
Глаза закрыл – уже вставай,
Душа объятием согрета
И шепот тихий – ну, давай.
 
 
Промчалось быстро это лето,
Покос, уборка, первый снег,
Читал недавно я про это
В теньке у дома на бревне.
 

Красавица-крестьянка

 
Сани быстро пролетели
Незнакомый хуторок,
Новогодние метели
Не оставили дорог.
 
 
Солнце спряталось за тучи
И закончился денек,
Поворачивай-ка, кучер,
В дом, где светит огонек.
 
 
Заночуем в этом доме,
Тянет всех зимой к теплу,
На перину из соломы
И сверчок поет в углу.
 
 
Вот тесовые ворота,
Справа вход, залаял пес,
Мужской голос со хрипотой:
Что за гостя Бог принес?
 
 
Открывай, хозяин, двери,
Из Москвы я, лейб-гусар,
Не доехал я до Твери,
Путь не видно, конь устал.
 
 
В чистой горнице уютно,
На божнице Спаса лик,
Пахнет щами, очень вкусно,
От порога – половик.
 
 
Из-за яркой занавески
Вышла девушка-краса,
На ушах блестят подвески
И до пояса коса.
 
 
Чарку с водкой мне выносит,
На закуску – огурец,
На поднос кладу целковый,
Улыбается отец.
 
 
Стол накрыли как на праздник,
Каша, щи, грибы и мед,
Труд крестьянина не праздный,
Знает день, что кормит год.
 
 
Звать хозяина Прокофий,
Дочку Аннушкой зовут,
Извините, барин, кофий
В доме нашем не дают.
 
 
Самовар запел нам песню
Про далекие края,
Мне в мундире стало тесно,
Где ты, трубочка моя?
 
 
За степенным разговором
Я узнал про урожай,
Что Прокофий с дочкой, вдовый,
Да и жизнь в глуши не рай.
 
 
Проезжал недавно Пушкин,
Что-то в книжечку писал,
Дочке дал сережки в ушки,
А недавно услыхал,
 
 
Что издал писатель повесть
О гусаре молодом,
От любви забыл он совесть
И увез в господский дом
 
 
Раскрасавицу-крестьянку,
Бросив батьку бобылем…
Ложись, барин, на лежанку,
Завтра в Тверь тебя свезем.
 
 
Утром выехал я рано,
Светит полная луна,
На груди болела рана
И душа любви полна.
 

Кочевник-кумли

 
У дороги старик,
Старый ватный халат,
Все от солнца горит
И в руке пиала.
 
 
Рядом дети играют в пыли,
Видно в гости приехал кочевник-кумли.
Сын текинский ковер расстелил
И соседи с собой, кто что мог, принесли.
 
 
Эй, начальник-урус,
Выпей с нами кок-чай,
Уважаем мы Русь,
Ты по ней не скучай.
 
 
Я попил с ними чай
И сказал им – рахмат,
Старика я встречал,
Ехал он в Ашхабад.
 

Лора

 
В «Детском мире» сплошная стрельба,
С автоматом девчонка трех лет,
И в парадном мундире стоит лейтенант,
Улыбается людям в ответ.
 
 
Может, купим мы куклу, как все,
На заставе с ней будешь играть,
Пап, купи автомат мне такой, как у всех,
Мне границу идти охранять.
 
 
Вот девчонка, приходит всегда на расчет,
Провожает, встречает наряды,
По «тревоге» всех раньше встает,
Трудно будет на базе в отряде.
 
 
В школе сельской везде командир,
Если надо, пройдется и матом,
Ей военный по нраву мундир
И мужчины, такие как папа.
 

Вперед, в атаку, гренадеры!

 
На свете есть Любви наука,
Где есть немало разных правил,
Любовь не детская игрушка,
Которую в песочнице оставил.
 
 
Урок Любви дает нам Казанова,
Всех женщин любит он подряд,
И хоть он сильно избалован,
0 нем с восторгом говорят.
 
 
Другой учитель Дон Хуан,
Филуменист, играющий с огнем,
В Любви, он скажем, не профан,
Вздыхают женщины о нем.
 
 
А третий – Пушкин Александр,
Он за Любовь пошел к барьеру,
Как будто в фильме кинокадр,
Так нужно делать кавалеру.
 
 
Вот три кита, а формула одна,
Влюбляйся и люби без меры,
Любовь опасна, как война,
Вперед, в атаку, гренадеры!
 

Лунатик

 
Ходил лунатик на свиданья
По крышам к женщине одной,
Не говорил он до свиданья
Ни летом, осенью, весной.
 
 
Он просто спал и шел по крыше,
Затем спускался на балкон
Он говорил и сам все слышал,
И был в ту женщину влюблен.
 
 
Об этом знали все соседи,
Вздыхали женщины в ночи,
И вот решили эти леди
К себе мужчину приучить.
 
 
С балконов толстые канаты
Легко на крышу протянуть,
Но что же сделать, чтоб лунатик
Мог к ним на вечер заглянуть.
 
 
Лунатик даже по канату
Пройдет, не глядя на людей,
Он знает «Лунную сонату»
И танец «Белых лебедей».
 
 
Он молчалив и музыкален,
Ему дана большая власть,
Страсть распахнет запоры спален,
Чтоб получить от встречи сласть.
 
 
И были дамы те в печали,
Шел мимо странник по любви,
С балконов женщины кричали:
Мы здесь, любовницы твои!
 
 
Лунатик вздрогнул и упал,
Он не достался никому,
На мостовой в ночи лежал,
Не видя полную луну.
 
 
Любовь не терпит громких слов,
И ей нельзя ни с кем делиться,
Нельзя лишать влюбленных снов
И пейте чай, когда не спится.
 

А ты кусала марципан

 
Бурун клубился за кормою,
Стоял у рубки капитан,
Он очарован был тобою,
А ты кусала марципан.
 
 
Белы твои, как сахар, зубки,
Алеет роза на губах,
Но прозвучал гудок побудки,
В такую рань ты на ногах.
 
 
Даря рассвету страсти ночи,
Кидая радость в небеса,
Душой ты благодарна очень
За вкус шампанского в усах
 
 
Как волк седого капитана,
Как песняра в делах любви,
За скрип пружинок у дивана,
И пели где-то соловьи.
 
 
Всего лишь час до остановки,
И там стоят твои друзья,
И уходить тебе неловко,
И оставаться здесь нельзя.
 

В метро в час пик переполох

 
В метро в час пик переполох,
Дверями девушку зажало,
А рядом парень был неплох,
Хоть без усов и без кинжала.
 
 
Он как Геракл раздвинул двери,
На руки деву нежно взял,
И каждый взгляд ему поверил,
Как парень деву обожал.
 
 
И в две секунды пролетела
Дорога к дому у нее,
И больше тело не болело,
И было ласковым белье.
 
 
Об этом дома на диване,
Отпив из кружки сладкий чай,
В каком-то сладостном тумане
Нам рассказала невзначай.
 
 
Одно лишь только омрачает,
Быть может, память подвела
Тот номер ей не отвечает,
Такие, братцы, вот дела.
 
 
У этой сказки есть начало,
Но нет у сказочки конца,
Захочешь, дерни сам мочало
Послушать песню молодца.
 
 
И эта новость две недели
Мелькала в лентах новостей,
О ней еще «нанайцы» пели
И ей встречали всех гостей.
 
 
А телефон потом ответил,
Хозяин просто был в отъезде,
Он эту девушку заметил,
Живет в соседнем с ним подъезде.
 
 
Об этой свадьбе много слышал,
Гуляло триста человек,
В пяти домах слетели крыши,
Такого не было вовек.
 
 
Потом, однако, оказалось,
Что замуж вышла не она,
Гуляли парни с трех вокзалов,
Торговцы водки и вина.
 
 
А наша дама на диване
Пила с какой-то травкой чай,
Потом помылась на ночь в ванне
И улеглась в кровать на край.
 
 
Все было тихо, благородно,
К утру затих и улиц шум,
И только где-то за дорогой
Светил огнями старый ГУМ.
 

Подарит монетка случайное счастье

 
Подарит монетка случайное счастье
И радости нашей забрызжет фонтан,
А, может, на улице просто ненастье
И капельки грязи прилипли к ногам.
 
 
А, может, монетка имеет две решки,
И выбора в жизни твоей уже нет,
И годы твои, как в пакете орешки,
Осталось с десяток непрожитых лет.
 
 
А, может, пуститься дорогою тяжкой,
Попробовать все, что еще не видал,
Карман оттопырен коньячною фляжкой
И другом мне станет неспящий вокзал.
 
 
Не буду считать я в пути километры,
На север ли ехать, на юг, на восток,
На станции встретят бродячие ветры
И каждому нужен из фляжки глоток.
 
 
В краю незнакомом, далеком, холодном
С тоскою я вспомню домашний уют,
Когда-то я был молодым ветрогоном,
Пора и домой, где любимые ждут.
 

Здесь начало Амура

 
В закоулках амурской тайги,
Где река изгибается в кольца,
Поздней ночью не видно ни зги
И не слышно вблизи колокольца.
 
 
Здесь такие морозы стоят,
Что в стекло превращается сталь,
А на сопках изюбри трубят,
Говоря что-то родичам в даль.
 
 
Здесь начало Амура, Якутии юг,
И багульник огнем расцветает,
Здесь товарищ спасает от вьюг
И снега только в мае растают.
 
 
Не забыть нам амурских красот,
Здесь наш край, здесь граница России,
Может быть, это раньше был Рай,
Пока льды этих мест не достигли.
 

Отгоняем нечистую силу

 
Много в жизни нечистой силы
И вся лезет в открытый карман,
Отгоняет ее, друг мой милый,
Только с водкой граненый стакан.
 
 
Когда звякнешь стаканом разик,
Черти сразу к другому бегут,
Будто колокол грянул на праздник
И святые хвалу нам поют.
 
 
Будем праздники праздновать реже
И для водки возьмем мы хрусталь,
Ох, скривятся нечистые рожи,
Чистый звон – как булатная сталь.
 

Русская немка

 
Стройна. Статна. В хорошем теле.
Едва сдержусь не ущипнуть.
Мои глаза на самом деле
Сейчас ее откроют грудь.
 
 
Я знаю, это ей приятно,
Ее улыбка, блеск в глазах,
Давайте встретимся приватно,
Лишь восемь стукнет на часах.
 
 
Пошел я в восемь на свиданье,
А место встречи не сказал,
Возможно, это есть прощанье
И место встречи – наш вокзал.
 
 
Ее я встретил на перроне,
Без всяких слов поцеловал,
Ее лицо в восьмом вагоне
Я долго взглядом провожал.
 
 
А через месяц на почтамте
Письмо в конвертике цветном:
Давай начнем мы жизнь zusammen,
Где ты захочешь – все равно.
 

Темы Омска

 
***
тема Сибири трудна, необычна, город, что был колчаковской столицей,
старым зеленым театром украшен, всюду гуляют веселые лица,
здесь Достоевский томился в палате, делали танки, как булки, сторицей,
здесь свиноводство, свинарки в халатах, и по ночам мне чего-то не спится.
 
 
***
 
 
может быть, пушки мои устарели, их и не слышно, знать мало калибра
или запели везде менестрели, хором сибирским кричат в мои уши,
я под дождем, как в гигантской купели, люди не любят такого верлибра,
просто от грохота все отупели, жду вас на площадь стихи мои слушать.
 
 
***
 
 
осень пришла, журавли улетели, листья дорогу мою устилают,
в каждом листочке четверостишие, дворник метлою по кучам сгребает.
скоро поблекнут упавшие буквы, станут обычным от листьев скелетом,
будто летали небесные рыбки, с моря сюда прилетевшие летом.
ветер сентябрьский опять каруселит, лето пригонит, весну и зиму,
так по секундам года пролетели, черные кудри спрямив в седину.
 

О ведьмах

 
За светлячком шагал в тайге,
Путей-дорог не разбирая,
Луна за мной шла вдалеке,
Как будто ничего не зная.
 
 
И вдруг я вышел на поляну,
На ней стоял красивый дом,
Он весь украшен вензелями,
Объят спокойным нежным сном
 
 
И лишь в одном окне светилась
Свеча на маленьком столе
И девушка в обличье милом
Уже сидела на метле.
 
 
В воздушном платье с капюшоном
Глядела трепетно в окно,
Шла на свидание с влюбленным
И дверь раскрылась, как в кино.
 
 
Она меня не испугалась,
За руку в дом к себе ввела,
И нежно в губы целовала:
В углу стоит твоя метла.
 
 
А мне метла, что конь для строя,
Но без седла и без стремян,
Скорей летим, ведь нас же двое,
Я от любви к тебе уж пьян.
 
 
Взлетели резко мы над лесом,
Нога к ноге, рука к руке,
И стал я сразу её Бесом,
Манеры сбросив вдалеке.
 
 
И что хотел, то я и делал,
Читал стихи, ласкал её,
Хмелел от вкуса ее тела,
Везде бросал ее белье.
 
 
Так прилетели мы на праздник,
Минут на пять лишь опоздав,
И дев там много, телом дразнят,
Себя любви большой отдав.
 
 
И что там было, не опишешь,
Какой-то в поле фестиваль,
Как будто лес устало дышит
Устами Тань, Ларис и Валь.
 
 
Мы ночью столько танцевали,
Что с места сдвинулась Луна,
И по росе мы все купались,
Чтобы прогнать остатки сна.
 
 
Домой вернулись мы с рассветом
И с маху бросились в постель,
Проснусь, узнаю с этикетом,
Как же зовут мадмуазель?
 

Сижу у печки изразцовой

 
Сижу у печки изразцовой,
А в ней трещат, горят дрова,
В письме подруги чернобровой
Читаю милые слова.
 
 
Накинул ментик на рубашку,
Приятен мне от печки жар,
Сегодня дам себе поблажку,
В душе устрою я пожар
 
 
Мечтой о встрече в шуме бала,
Полета в вальсе в облаках,
Нам вместе места будет мало
Я унесу вас на руках
 
 
В чертоги Евы и Адама,
Я знаю вход в небесный рай,
Откроем дверь, три шага прямо
И будет виден левый край.
 
 
Я запишу свои мечтанья
Вчера очиненным пером,
И вам в крещенские гаданья
Явлюсь в тумане голубом.
 

Я влюбился в полуденный сон

 
Я влюбился в полуденный сон,
Что пришел ко мне девушкой моря,
Словно легкий прохладный муссон
С обещанием страсти и горя.
 
 
Она тихо присела на ложе моё
И рукой прикоснулась к щеке,
Ты скажи, молодец, как же имя твоё,
И не твой ли корабль вдалеке.
 
 
Я любимая дочь у морского царя,
И сказала, что ты мой жених,
И придем мы, как вспыхнет заря,
Приготовлен нам трон на двоих.
 
 
Нас дельфины домчат до дворца,
Встретит нас мой любимый отец,
У него есть посох в три зубца
И из золота царский венец.
 
 
Он подарит тебе мировой океан,
Даст ключи ураганов и бурь,
Мы объездим с тобой много стран,
Добавляя в моря синь-лазурь.
 
 
Я поднялся пойти вслед за ней,
Но проснулся, открылись глаза,
Видел тень на воде в темноте
И на грудь чья-то пала слеза.
 

Прощание

 
Считал меж нами расстояние
И что-то пел мне стук колес,
Твой поцелуй при расставании
Холодный ветер вдруг унес.
 
 
Былое время не вернется,
Случится встреча, но не та,
Пройдешь и даже обернешься,
Не веря в то, смогу ли так
 
 
В твоей стране вдруг появиться
В толпе совсем чужих людей,
Представь, что это только снится
В одну из грустных нам ночей.
 

Скажу – совсем я не Есенин

 
Скажу – совсем я не Есенин,
В Рязани в жизни не бывал,
Но помню в доме деда сени
И лестницу на мягкий сеновал.
 
 
Мне снится милая Россия,
Она, как мама, а, бывает – мать,
У русских всюду ностальгия
И жажда землю целовать.
 
 
Поет задорно русская березка,
Как девушка в узорчатом платке,
И со ствола от сока слёзку
Слизнул мужик в суконном армяке.
 
 
Мягка у нас трава у леса,
Дрожит всегда осины лист,
И елочка, как юная принцесса,
И дуб, как оперный артист.
 
 
Пришли в Россию перемены,
Но неизменна русская душа,
Дождусь и я последней смены,
Пойду домой с работы не спеша.
 

Прощание с конем

 
Мой старый конь стоит устало,
Жует овес в своем станке,
Служил в войсках мой конь немало
При неизменном седоке.
 
 
Он помнит дрожь перед атакой
И свист клинка над головой,
Затем в загон походкой шаткой,
А ночью слышен волков вой.
 
 
Он помнит шумные парады,
Когда гремит оркестров медь,
Овес отборный как в награду
И настроенье – песни петь!
 
 
Затем опять идет рутина,
Манеж, направо, рысссью – марш!
Сюда приходят как картины
Весь дамский свет и шляп плюмаж
 
 
Нам будто силы добавляют
И конь с поднятой головой
Орлом пред дамами летает
Или танцует перед той,
 
 
Что сводит всадника с ума
Лицом красивым, томными глазами,
А на балах – дерзка, умна,
Но пленена гусарскими усами.
 
 
Все это было так давно,
Течет неумолимо наше время,
И конь уйдет мой с табуном,
Последний раз ступаю в стремя.
 
 
Прощай, мой старый конь,
Не плачу я, соринка в глаз попала,
К твоим губам я приложил ладонь,
Иди, где наша не пропала?
 

Я вас поглажу против шерсти

 
Я вас поглажу против шерсти,
Не выпуская сильно когти,
Я не на вас поставил сети,
Вы не ушибли сильно локти?
 
 
Я зверь, невидимый при свете,
И к вам неслышно приду в гости,
Я самый ласковый на свете
И у меня пушистый хвостик.
 
 
Хотите, стану я гусаром,
С усами, в ментике с шнурами,
Или в чалме красивым мавром,
Синдбадом с красными штанами.
 
 
Хотите, вам приснюсь сегодня,
Часа в четыре, рано утром,
Скажу тихонько: спишь, засоня,
Я не один пришел, с амуром.
 
 
Тебя уколет он стрелой
И улетит обратно в небо,
Меня оставит он с тобой,
Смешав во сне и быль, и небыль.
 

Дева незнакомая в платье голубом

 
Дева незнакомая в платье голубом
Плачет безутешно под моим окном.
 
 
Кто ее обидел, в чем ее вина,
Почему осталась во дворе одна?
 
 
Очень горько плачет девушка в саду,
Я ее за руку в дом к себе веду.
 
 
Разожгу в гостиной я большой камин,
В доме в воскресенье я совсем один.
 
 
Приглашу я даму к длинному столу,
Будто королеву в гости к королю.
 
 
Для стола и скатерть, словно снег бела,
И сидит девчонка, личиком мила.
 
 
Я ходил в походы, брал Иерусалим,
И домой вернулся рыцарем седым.
 
 
Может, Провиденье за мои труды
Дало мне в награду кустик резеды.
 
 
Назову по цвету деву Резедой,
Ох, и обернется это мне бедой.
 
 
Меч мой не ржавеет и крепка рука,
Надо донжуанам наломать бока.
 

Cказочный сон

 
От усталости на ночь конфетка.
И от грусти из мяты таблетка.
Только сердце мне неподвластно,
То замрёт, то забьётся ужасно.
То в ночи запоёт громко песню,
То заплачет – в груди стало тесно.
Я повсюду искал нам лекарство,
И нашел я волшебное царство,
Там сердца все поют в унисон,
И там жизнь, словно сказочный сон.
 

Снегопад

 
Утром падал снег неслышно,
Непривычный в феврале,
И ложился слоем пышным
На изогнутом стекле.
 
 
Он мне молодость напомнил,
Тихий вечер, поздний час,
По манежу мчатся кони,
На меня кося свой глаз.
 
 
Я не всадник, на свиданье
Я иду в соседний парк,
Снег ложился белой тканью,
Разгоняя ночи мрак.
 
 
Но не вышло нашей встречи,
Видно, снег всему виной,
Может, был я первый встречный,
Чтоб смеяться надо мной.
 
 
В старом парке очень тихо,
На дорожках ни следа,
Затаилось где-то лихо,
Заманив меня сюда.
 

На старой пластинке царапины щелк

 
На старой пластинке царапины щелк
Как будто секунды в огромных часах,
Вот время двенадцать и бархат, и шелк,
И блеск бриллиантов при ярких свечах.
 
 
Их говор французский понятен вдруг мне,
И сам я француз, капитан де Тревиль,
А в призрачном парке при ясной луне
Две пары порхают, танцуя кадриль.
 
 
Я парень не робкий, но в День всех святых
Хотел бы сидеть за накрытым столом,
И женщины рядом, и в вазах цветы
И с кем, не поймешь, мы шампанское пьем.
 
 
Мне крестик нательный поможет найти
Подругу на счастье в телесной плоти,
Под утро разносит петух всем пути,
А кто не успел, так тому и платить.
 

Свое горе – самое горькое

 
Свое горе – самое горькое,
Своя боль – всех больней,
Мне нет дела до города Горького
И меня не волнует Бомбей.
 
 
Пусть пишу не стихи я, а плачи,
Пусть не складно, а так, как хочу,
Это лишь для меня что-то значит,
Я в стихах своих громко кричу.
 
 
Не хочу, чтоб меня пожалели,
Чтобы все причитали со мной,
Чтобы сдвинулись все параллели
И по швам затрещал шар земной.
 
 
Я читаю стихи как молитву
И с надеждой гляжу в монитор,
Слышу песни далекой мотивы,
Стук копыт и мелодию шпор.
 

В любом романе есть Татьяна

 
В любом романе есть Татьяна,
И для нее есть добрый гений,
Печальный демон без изъяна
С известным именем Евгений.
 
 
Татьяне в жизни беззаботной
По нраву быт имений сельских,
Летать ли птицею свободной
Среди лесов, берез карельских.
 
 
Что было дальше, всем известно,
О том поведал миру Пушкин,
А наш герой еще ребенок
Ломает на полу игрушки.
 
 
Он смог родиться в прошлом веке
В последний день, в последний час,
И все же новым человеком
Мы назовем его сейчас.
 
 
Малыш наш русский по рожденью
С французским именем Николь,
Неравнодушен он к варенью,
В его руках большой пистоль.
 
 
Он станет точно офицером,
А, может, крупный бизнесмен,
Кто будет мальчику примером,
Сказать не можем мы совсем.
 
 
Но точно знаем, что покоя
Не будет знать огромный дом,
Забудут, что это такое,
Поскольку вместе мы живем.
 
 
А где-то рядом дочка Настя
В восторг приводит пап и мам,
Она сама по жизни счастье
И скоро будет в гости к нам.
 
 
Николь и Настя в том романе
Найдут себе свою судьбу,
Об этом в книжечке в кармане
Я чуть попозже напишу.
 

Тост

 
Завяжите мне руки рубашкой
И заклейте мне пластырем рот,
Виртуально я буду с рюмашкой
И скажу удивительный тост
 
 
Про Сократа, Геракла, Сизифа,
Что в палате со мною лежат,
Про врачиху – ужасная фифа,
На меня не поднимет свой взгляд.
 
 
Я нормальный во всех отношениях,
Я танцую, пою и пишу,
Даже в белых своих облачениях
Я совсем ни о чем не прошу.
 
 
Знаю, просто никто не поверит,
Что я ночью летаю во сне,
Что я взглядом открою все двери
И на улице выпадет снег.
 

чего-то вдруг в какой-то год

 
чего-то вдруг в какой-то год
мела поземка и бродила гадость
я прикрывал от зева рот
была в глазах вечерних радость
за поворотом дальним дом
скрипит в дверях моих пружина
деревья голые кругом
и цвета белого машина
в короткой шубке шла она
моей души совсем не слыша
светила ей с небес луна
и на земле лежала крыша
куда ушел в семнадцать лет
чего искал в пути романтик
того мальчишки уже нет
и ходит во дворе лунатик
вся жизнь была как дивный сон
в ней были взлеты и паденья
мы с нею пели в унисон
и каждый день был днем рожденья
я не люблю букет цветов
прекрасна только единица
и аромат твоих духов
мне часто тихой ночью снится
 

Я люблю считать моих верблюдов

 
Я люблю считать моих верблюдов,
По ночам, когда совсем не сплю,
Вот урюк на старом медном блюде,
Я со смаком есть его люблю.
 
 
За моей спиной поют барханы,
Мне кальян подаст моя ханум,
Вот в тени сидят седые ханы,
Обсуждая тайны Кара-Кум.
 
 
После двух затяжек из кальяна
Мне открылся сладостный Эдем,
Все вокруг покрыто кашей манной,
Я один ее никак не съем.
 
 
Я по жизни много где полазил,
Нюхал в городах я жизни дым,
Только лучше всех Европ и Азий
Маленький уютный мой кильдым.
 
 
Я молил в обед вчера Аллаха,
Чтоб не слал мне гурий по частям,
Будет целой, и на ней рубаха,
За нее я жизнь свою отдам.
 
 
Нет в саду моем цветочков,
В нем живет любимая жена,
Я купил ей сто платочков,
Чтобы быть красивой для меня.
 
 
Я люблю считать своих верблюдов,
Словно деньги в пухлом кошельке,
Как фисташки на любимом блюде,
Как красавиц в нашем кишлаке.