Олег Васильевич Северюхин
Серебряный монах. Необъяснимые факты прошедшей войны

Полная версия

© Олег Северюхин, 2023

ISBN 978-5-4474-1433-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Серебряный монах
Пародия на отмеченный многими наградами фильм «Белый тигр» режиссера Карена Шахназарова

Пролог

Шамбала.

Полутемное помещение, освещенное факелом. При внимательном осмотре видно, что это огромная пещера. На обтесанном камне сидит молодой человек в халате, держа в зубах деревянное сито для просеивания муки.

Буддистский монах, распевая что-то протяжное и заунывное, стукает двумя палочками по стенкам сита. Через какое-то время лицо молодого человека исчезло, а вместо него осталось черное пятно. Человек исчез и сам, только черные пятна показывали, что в конце рукавов рубашки есть невидимые руки. Монах взял сито в руки и посмотрел сквозь него на человека. Лицо видно. Убрал сито – лица не видно.

– Ты готов к великим свершениям, иди и служи своему фюреру, – сказал монах.

Темная фигура завела рукав халата за спину и в невидимой руке появился серебряный пистолет «Вальтер». Изумленный монах укоризненно покачал головой.

– Прости меня, учитель, – сказала фигура, – но мы не можем допустить, чтобы твои знания попали к нашим врагам.

Раздались три выстрела и монах упал.

Вдруг ветер пронесся по пещере, сильно колыхнув пламя факелов, и темная фигура исчезла.

Глава 1

1943 год. Атака советских войск на укрепленный пункт фашистов. Впереди наступающих солдат бегут офицеры с пистолетами в руках. В полуразрушенных артиллерийским огнем окопах появляются немецкие солдаты, восстанавливая разрушенную систему огня. Порыв советских солдат остановить нечем. Единственный выход – драться до последнего, чтобы не быть застреленным в спину во время бегства от противника.

Внезапно позади немецких траншей появился офицер в полевой эсэсовской форме с блестящим пистолетом «Вальтер» в руке. Не обращая внимания на стрельбу, он пошел навстречу атакующим, хладнокровно расстреливая бегущих советских офицеров. Те из сержантов, кто принимал командование на себя, тут же падал сраженный пулей из пистолета.

Оставшись без командования, советские солдаты замедлили темп наступления, кто-то залег и стал тут же окапываться, а часть солдат начала пятиться назад, подхватив на руки убитых командиров. Советская атака захлебнулась.

Эсэсовский офицер повернулся и пошел в сторону своих окопов, положив пистолет в кобуру. На него с изумлением смотрели немецкие солдаты и офицеры, не видя его лица под большим козырьком кепи и видя только погоны лейтенанта. Перепрыгнув через окоп и пройдя метров десять, лейтенант исчез.

На командном пункте стрелкового батальона рядовой боец разговаривает по телефону с командиром полка.

– Срочно ко мне командира батальона, – кричит в трубку полковник.

– Нету его, – отвечает находящийся в прострации солдат.

– Где он? – слышится громкий голос в трубке.

– Убитый он, – говорит солдат.

– Срочно к телефону кого-нибудь из офицеров, – слышится приказ по телефону.

– А нету никого, – говорит солдат.

– Да где же они все? – надрывается телефон.

– А все убиты, – бесстрастно говорит солдат.

– Давай кого-нибудь из сержантов, – командует голос.

– И сержантов нету, – говорит солдат.

– Что, тоже все убиты? – грозно рычит полковник.

– Все убиты, – говорит солдат и бросает трубку.

На командном пункте полка.

Командир полка смотрит на замолкший телефон и говорит своему заместителю:

– Бери с собой особиста, взвод автоматчиков из пополнения и бегом в батальон Иванченко. Что-то там неладное. Атака у них захлебнулась и весь полк остановился. Гони их вперед.

Майор вместе с сотрудником Особого отдела во главе взвода молодых солдат из только что прибывшей маршевой роты бегут в батальон.

Увидев офицеров, солдаты отступившего батальона успокоились и стали наперебой говорить, что у немцев есть какой-то призрак в форме офицера, которого не берут пули и который как в тире расстрелял всех офицеров батальона, а в младшего лейтенанта Метелкина он стрелял раз двадцать, все никак не мог попасть в сердце.

– Неужели никто не мог попасть в этого призрака? – допытывался майор.

– Не попадали, – чуть ли не хором говорили солдаты, – вот он почти что рядом, а стреляем в него и пули будто сквозь проходят.

– Ладно, – оборвал их майор, – у страха глаза велики, а руки трясутся. Пока я вступаю в командование батальоном.

Вскоре прибывает автомашина за убитыми офицерами. При погрузке убитых один из них вдруг застонал.

– Смотри-ка, живой, – сказал один санитар. – Товарищ майор, один живой оказался.

– Кто такой? – спрашивает майор.

– Младший лейтенант Метелкин, – отвечает санитар.

– Везите его в госпиталь, – махнул рукой майор, – все равно он не жилец, но раненых положено оставлять докторам.

Убитых офицеров похоронили на поле в районе командного пункта полка, а младшего лейтенанта Метелкина отправили в госпиталь на той же машине.

– Вы бы его хоть перевязали, – укоризненно сказал командир полка, только что вернувшийся на командный пункт.

– Нельзя его перевязывать, – сказал военфельдшер с погонами старшины, – кровь спеклась и закрыла раны, а в него пуль двадцать попало, вон весь в дырах. Если до госпиталя довезем, то врачи все сделают, что нужно.

Метелкина в сопровождении фельдшера вместе с легкоранеными на той же автомашине везут в госпиталь.

Операционная. Идет операция.

– Надо же, – говорит хирург, – изрешечен как дуршлаг, а все жив. И все потому, коллеги, что не задет ни один жизненно важный орган. Вернее, задеты, но не сильно, а вот выживет ли, это вопрос и вопрос большой. Все ранения сквозные, кости не задеты, а вот и пулька нашлась. И пулька белая, не хромированная, а как будто серебряная.

– Что вы, Павел Иванович, – сказал ассистент, – серебряные пули бывают только в детективах, когда охотятся на оборотней или на вампиров. Да и, кроме того, серебро является антисептиком, раны обеззараживает.

– Ага, вот и вторая пулька, – сказал хирург, бросая кусочек металла в эмалированную чашку, – и эта такая же. А вот и третья. Больше, похоже, нет. Будем лейтенанта отправлять в тыловой госпиталь, пусть там на рентгене посмотрят. Кстати, взгляните сюда. Впервые вижу человека с ртутным синдромом внутренних органов.

– Что это за синдром, – удивился ассистент, – впервые о таком слышу.

– Это вы, батенька, получили современное образование, – усмехнулся хирург, – а нас учили профессора, пользовавшиеся мировым медицинским опытом и рассказывавшие нам обо всем, что когда-то было. Ртутный синдром проявляется в перетекании внутреннего органа в сторону от места приложения силы. Смотрите сюда. Я нажимаю на почку, и она перетекает в сторону. Видели это когда-то? Нет. И я не видел. Говорят, что таких больных практически невозможно пропальпировать¹, органы ускользают.

Ассистент с удивлением ткнул пальцем в разрезанном животе в какой-то орган, и он как ртуть перетек в сторону.

– Интересно, – сказал с восхищением ассистент, – на этом больном можно сразу докторскую аттестацию защитить.

– Защитишь, если жив останешься, – сказал хирург, – зашивайте его и давайте следующего раненого.

Тыловой госпиталь. Заседание военно-врачебной комиссии. Перед комиссией в одних трусах стоит младший лейтенант Метелкин. Врачи всей группой осматривают его раны.

– Это практически невозможно, – говорит пожилой врач с большими усами, – за две недели не излечиваются люди с двадцатью двумя огнестрельными ранениями.

– Это если простыми пулями, товарищ генерал, – говорит один из врачей, – а вот серебряные пули вообще чудеса делают. Есть международная конвенция, которая запретила разрывные пули, сейчас нужна конвенция, которая бы обязала воюющие стороны применять только серебряные пули.

– Вы что, предлагаете и в фашистов стрелять серебряными пулями? – вкрадчиво спросил какой-то маленький человечек с крысиной внешностью. – Вы что, думаете, что товарищ Сталин будет расходовать на фашистскую мразь тот металл, из которого делают ордена за храбрость?

– Не кипятитесь, майор, – примирительно сказал медицинский генерал Бурденко², – речь идет всего лишь о том, что одной из причин быстрого излечения младшего лейтенанта являются серебряные пули. Ну, и сильный, русский организм.

– Да вы знаете, что есть указание держать в секрете информацию об этих серебряных пулях? – не унимался майор.

– Знаем, знаем, голубчик, – пробасил генерал, – здесь собралась комиссия, которая должна доложить в высшие сферы об этом феномене и не вздумайте влиять на принятие решения по этому вопросу, а не то вам не поздоровится, кем бы вы ни были под медицинским халатом. Этот лейтенант нужен нам живым в институте для изучения свойств его внутренних органов, которые ведут себя не так, как у всех.

– А как они ведут себя эти органы? – начал допытываться майор с крысиной мордочкой. – Вдруг они напичканы антисоветчиной.

Махнув на майора рукой, генерал сказал:

– Предлагаю младшего лейтенанта Метелкина перевести в команду выздоравливающих и подготовьте отношение в организационно-мобилизационное управление фронта о его переводе во вспомогательный состав института медицины в городе Куйбышеве. Это золотой фонд нашей медицинской науки. Не только медицинской, а вообще науки.

И профессор торжествующе поднял вверх указательный палец.

Глава 2

Командный пункт полка.

– Ну, что, товарищи командиры, будем делать? – спросил командир полка. – Что вы там понаписали в свои органы? – обратился он к замполиту и сотруднику Особого отдела.

– Я правду написал, – живо откликнулся замполит. – Все как есть, что атака захлебнулась из-за меткого огня снайперов противника, подстреливших весь командный состав батальона. Прошу помочь с комплектованием батальона подготовленными офицерами.

– У меня тоже самое, – буркнул особист.

– А вы не думаете, что солдатское радио разнесло всю правду по всему фронту, – сказал командир полка, – а нас с вами отдадут под суд как укрывателей стратегический информации?

– Нас в дурдом отправят, – буркнул особист, – а замполита вообще из партии вычистят, то есть из жизни вычеркнут за связь с потусторонними силами.

– Хрен с ним, – твердо сказал командир, – дальше передовой не пошлют. Переписывайте донесения, так как я сейчас буду докладывать командиру дивизии все так, как оно случилось. Семь бед – один ответ, – и он пошел к стоящему на столе телефону.

– Соедини первого, – приказал он телефонисту.

– Первый на связи, – сержант протянул трубку полковнику.

– Товарищ первый, докладываю о чрезвычайном происшествии на участке полка, – торжественно начал он докладывать. – Во время вчерашней атаки перед фронтом батальона Иванченко с немецкой стороны появился эсэсовский офицер с серебряным пистолетом и стал почти в упор расстреливать наших офицеров. Все офицеры и сержанты, принимавшие на себя командование, были убиты серебряными пулями. Выжил только лейтенант Метелкин, в которого немец стрелял раз двадцать. Попытки уничтожить немецкого пистолетчика результатов не имели. Он исчез в немецком расположении так же внезапно, как и появился. Информация о данном случае докладывается письменно по линии политического и Особого отделов.

– Вы понимаете, что вы говорите? – зарокотала трубка голосом командира дивизии. – Вы что, перепились там все. Да я вас отстраню от командования и поставлю на ваше место вменяемого командира. Где ваш заместитель?

– Принял на себя батальон Иванченко, товарищ Первый, – доложил командир полка, – по одному офицеру взял из других подразделений, нескольких сержантов временно назначил на должности командиров взводов.

– Ты хоть понимаешь, что ты докладываешь? – спросил генерал. – Ты не думаешь, что меня за такой же доклад могут снять с должности так же, как я хотел снять тебя?

– А что делать, товарищ генерал, – устало сказал полковник, – как бы солдатская молва не обогнала нас, тогда и спросят по полному счету, а мы на поле боя не нашли ни одной серебряной гильзы, люди себе расхватали в качестве талисманов и ведь никому не отдадут.

– Так, значит, – сказал генерал, – информация эта секретная, никому ее не рассказывать, разговоры об эсэсовце пресекать, а я буду думать, как доложить наверх.

В этот же день информация дошла до самого верха, и при каждом докладе вышестоящий начальник выражал сомнение в нормальности докладывавшего, а затем сам думал о том, как бы половчее доложить еще выше.

Конечная информация застряла на уровне Генштаба и министерства внутренних дел и представляла собой доклад о том, что на немецкой стороне появился снайпер, стреляющий серебряными пулями и только по офицерам.

– Чего все всполошились? – удивился генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия³. – Американцы убили мексиканского полковника Панчо Вилья золотой пулей. Ну и что? Если хотите, то в войсках НКВД найду хорошего снайпера, который и подстрелит вашего серебряного специалиста.

В этот же день было отдано указание о подготовке двух снайперов для уничтожения немецкого аса.

Дальний Восток.

– Сержант Улусов, – скомандовал начальник Дальневосточной пограничной заставы.

Я! – откликнулся сержант.

– Командируетесь в действующую армию для охоты за немецкими снайперами, – сообщил начальник заставы.

– Есть пойти на охоту, – заулыбался сержант, в чертах лица которого можно было узнать представителя одного из многочисленных народов Севера, промышлявших пушнину и вообще живших в таких условиях, в которых нормальные люди погибают.

Недавно освобожденные от оккупации советские районы.

– Младший сержант Копейкин, – скомандовал командир роты отдельного полка по охране тыловых рубежей действующей армии.

Я! – откликнулся младший сержант.

– Командируетесь в действующую армию для охоты за немецкими снайперами, – сообщил командир роты.

– Есть на охоту, – сказа сержант и поправил на ремне десятизарядную и самозарядную винтовку системы Токарева.

Главное политической управление Красной Армии. За столом для совещаний три генерал лейтенанта. Члены Военного Совета Центрального, Воронежского и Степного фронтов. Во главе стола гражданский человек по фамилии Щербаков⁴ в полувоенном кителе маоцзэдуновского типа с отложным воротничком.

– Товарищи, – сказал Щербаков, – по некоторым данным, поступающим из передовых частей, среди наших военнослужащих наблюдается боязнь немецких снайперов и сочиняются небылицы о том, что немцы стреляют серебряными пулями для того, чтобы убить в советском человеке коммунистический дух и преданность нашему любимому вождю и учителю товарищу Сталину. Необходимо развернуть работу по поощрению наших снайперов и постоянно сообщать в боевых листках и политинформациях агитаторов о количестве немцев, уничтоженных нашими снайперами. И не жалейте наград снайперам. Каждый орден на груди – это как постоянное напоминание о том, что наш солдат самый преданный и самый лучший.

Глава 3

Управление контрразведки «СМЕРШ» фронта. Идет допрос немецкого военнопленного в звании майора.

– Слышали ли вы об эсэсовском офицере, стреляющем из серебряного пистолета «Walther» серебряными пулями? – спрашивает майор из контрразведки.

– Это очень секретная информация, – и пленный майор стал оглядываться по сторонам, как бы разыскивая того, кто бы мог его подслушать.

– Вы чего-то боитесь? – спросил советский майор.

– Да, они могут быть везде, – испуганно сказал военнопленный.

– Кто они? – не понял контрразведчик.

– Они, Аненербе, – неопределенно махнул рукой майор в сторону и замолк, глядя на одну точку в углу.

– Никак спятил, – подумал контрразведчик, но продолжил допрос. – Так кто же стреляет серебряными пулями? – спросил он.

– Это чудо-оружие нашего фюрера, – сказал внезапно успокоившийся майор. – Он стреляет по нашим и по вашим.

– Как это по вашим и нашим? – не понял смершевец.

– Он стреляет наших офицеров, если те отводят свои подразделения без приказа, – сказал майор.

– Кто им командует? – спросил офицер, быстро записывая вопрос в протоколе.

– Не знаю, – ответил военнопленный.

– Где он живет? – спросил контрразведчик.

– Не знаю, – как-то равнодушно произнес майор, – ничего не знаю. По нормам довольствия нет серебряных патронов. И ничего нельзя сделать в полной тайне, всегда есть много людей, которые что-то и где-то видели. И никто из наших офицеров так и не узнал об этом лейтенанте. Кто-то сказал, что он приходит из загробного мира и уходит туда.

– Привидение что ли? – смершевец снова засомневался в том, в своем ли уме сидящий перед ним майор.

– Может и привидение, – устало ответил майор.

– А что такое Аненербе? – спросил смершевец.

– Это кунсткамера Гиммлера, – сказал майор, – туда собирают все самое таинственное.

Вызванный автоматчик увел военнопленного.

– Ерунда какая-то, – подумал контрразведчик, – чудес на свете не бывает. Бога нет. Человека создала природа из обезьяны. Религия – опиум для народа, а привидения – это сказки бабок непослушным внукам, которые спать не хотят.

Ночь. Комната смершевца. Громкий стук в дверь. С пистолетом в руке офицер подходит к двери.

– Кто там? – спрашивает контрразведчик.

– Товарищ майор, это я, посыльный, – доносится голос из-за двери. – Вас срочно в штаб вызывают. Офицер пленный в камере повесился.

Помещение для содержания задержанных. На веревке висит пленный майор.

– Откуда в камере взялась веревка? – спрашивает смершевец.

– Не знаем, товарищ майор, – говорит лейтенант из охраны, – после допроса снова тщательно обыскивали. Кроме носового платка ничего не было.

– Ночью что-нибудь странное было? – продолжал расспросы контрразведчик.

– Происшествий не было, – доложил лейтенант, – только после полуночи был сильный ветер, который задул дежурное освещение в караульном помещении. Кто-то дверь открыл, вот и получился сквозняк.

– Да, – подумал смершевец, – не будешь же объяснять сквозняком смерть интересного языка, который давал серьезную информацию.

Глава 4

В полутемном кабинете, освещаемом только светом большой настольной лампы с зеленоватым стеклянным абажуром, сидел тридцатипятилетний генерал-лейтенант Абакумов⁵ и внимательно перелистывал документы дела в красных корочках с завязками.

Начальник всего СМЕРШа читал дело, которое никак не было озаглавлено и на корочках которого было поставлено три ХХХ. Сейчас это показатель самой крутой порнографии, а тогда обозначало высшую степень секретности.

В деле были подшиты донесения с фронтов о таинственных случаях, которые могли являться свидетельством применения противником новых видов вооружения и форм борьбы с Советской Армией, теснившей немецко-фашистские полчища с русской земли.

– Интересно получается, – размышлял Виктор Абакумов, – свои территории мы отдали в течение одного квартала и уже несколько лет не можем их освободить. Отчего это так? Немцы, конечно, вояки хорошие, но и мы не лыком шиты. Все у нас хорошо, да что-то мы где-то недорабатываем, то наступление подготовили, а вот про многие мелочи и забыли. Там, где надо противника обойти, бьем в лоб до тех пор, пока силы не иссякнут и пока самим же не приходится отступать при превосходстве сил и средств. Тухачевского расстреляли, а вместе с ним и всю радиосвязь к стенке поставили и чуть реактивное оружие не уничтожили за компанию. Есть здесь какое-то вредительство. Враг укрылся в высоких кабинетах и потихоньку, исподволь уничтожает наши самые лучшие кадры и делает нас отстающей страной в вопросах техники. Я же сам занимался арестами и допросами врагов народа. Ломал им кости и видел, что они не так уж и виноваты, а что поделаешь? Партия приказала мочить всех в сортире, я и мочил по мере возможности со всей пролетарской ненавистью и комсомольским энтузиазмом.

Ага, а вот тут что-то странное. Какой-то призрак с одним пистолетом перестрелял всех офицеров батальона, а в одного лейтенанта выпустил целых двадцать пуль, и он жив остался. Младший лейтенант Метелкин. Пометочку. Собрать все данные на этого Метелкина.

Призрак стрелял из серебряного пистолета системы «Вальтер» Pi-38 серебряными пулями. Гильз от патронов не нашли, но есть предположение, что их собрали участники того боя и прячут у себя в качестве амулетов и оберегов от вражеской пули. Тут никакая агентура не расколет людей, желающих остаться в живых. Да и сама агентура навербована из людей.

Донесение от агента «Аргентум». И здесь тоже серебро. Тибетскими монахами подготовлен неуязвимый стрелок, который специализируется на уничтожении офицеров противника. Месторасположение и порядок обеспечения жизни стрелка засекречены. Разгадка тайны может быть только в горных районах Тибета.

Так, протокол допроса военнопленного. И тоже связано с призраком. Пленный после допроса удавлен в своей камере, потому что эксперты в один голос говорят, что сам человек так повеситься бы не смог и не смог бы где-то достать веревку и завязать ее узлом в виде шести петель, окружающих ромб. По заключению экспертов, узел этот называется «кишки Будды» и символизирует собой внутренности убитых врагов.

Ничего себе. От органов НКВД никакой информации и политические органы молчат. И, как мне кажется, самому главному тоже никто и ничего не докладывал. А зря, товарищи наркомы. У нас обороной занимается товарищ Сталин, вот я ему и доложу обо всем этом, пока Берия со Щербаковым меня не обскакали. А то скажет Сам:

– Чего это ви, товарищ Абакумов, мух не ловите на таком важном посту, какой мы вам доверили?

Повернувшись к приставному столику, генерал лейтенант снял трубку и попросил соединить его с Бурденко, главным хирургом Красной Армии.

– Николай Нилович, это Абакумов, – сказал генерал в трубку, когда раздался звонок, – хотелось бы встретиться по делу того серебряного лейтенанта. И учтите, дело это весьма секретное и весьма срочное. Хорошо и мы с вами обязательно выпьем по рюмочке прекрасного армянского коньячку, мне тут недавно прислали новую партию. Всего хорошего.

Неслышно вошедший адъютант положил на стол тоненькую папочку.

– Оперативная подборка на Метелкина⁶, – доложил он.

– Оперативно, – удовлетворенно отметил про себя Абакумов и раскрыл папочку.

– Ну и имечко у лейтенанта, – улыбнулся про себя генерал-лейтенант, – Исай. Исайя. Спасение значит. Был в стародавние времена лет за семьсот до Рождества Христова один еврейский пророк по имени Исайя. Даже в исламе его почитают за пророка, хотя имя его в Коране не помянуто. Исайя отрицал возможность изображения Бога. «Кому уподобите вы Бога?» Отрицал и возможность постижения Бога. «Разум Его неисследим». Исайя отстаивал идею о том, что каждый народ достоин власти, которая над ним, а персидского царя Кира называл помазанником Господа. В сегодняшних школах этому не учат, но вот то, что «каждый народ достоин власти, которая над ним», знают все, хотя и не знают, кто и когда это изрёк. И правителя постичь тоже нельзя, потому что и он от Бога. Даже Сталин нам дан в награду самим Богом. И Ленин был от Бога. А вот кто были у него родители? У Метелкина, конечно, а не у Ленина.